Алек Владимирович Рейн
Алька. Вольные хлеба
***
Киев всегда запаздывал с требованием повышения оплаты за поставленную водку, и нам удавалось продавать её на доллар дороже, чем требовали с нас, оставляя, естественно, эту часть дохода себе. При этом мы работали и с пивом. Тогда и произошло моё знакомство с Андреем Михайловичем Долгополовым, который стал моим партнёром в следующем бизнесе на десять лет.
Помнится, тогда я сидел за своим столом, корпел над какими-то бумагами. В кабинет вошёл невысокий разбитной мужичок.
– Хозяин, можно отвлечь на минутку?
– Ну, попробуй.
– Слушай, я пиво у тебя беру двадцать коробок, дай скидку побольше. Я грузовик нанял, надо будет с водителем расплатиться, то-сё, себе ничего не остаётся. Сделай доброе дело, я совсем на подсосе, надо хоть чуть-чуть заработать.
По разработанной мною таблице скидок при покупке двадцати коробок скидка была минимальной, но что-то меня в мужике этом подкупило. Что не знаю, вообще-то такой разбитной стиль в общении мне не нравился. С другой стороны, было видно, что это больше напускное, мужик не в самой лучшей ситуации, в сущности, просит о помощи – почему не помочь? Убытков мы же, помогая ему, не несём, просто чуть меньше зарабатываем, и я отдал распоряжение продать ему с той скидкой, которую мы даём при покупке больших партий.
Решение моё вызвало возмущение у Риты Легчилиной, которая оформляла покупки пива и принимала деньги за товар. Она пришла ко мне в кабинет разобраться лично, что это за вольности с моей стороны. Рита была снохой Аркадия Ивановича Легчилина, серьёзного учёного и хорошего человека, с которым мне посчастливилось трудиться на одной кафедре в бытность мою в МВТУ им. Баумана. Я нарушил установленный мною же порядок, и Рита строго указала мне на моё упущение. Молодец, была хорошим работником, я её ценил.
Андрей Михайлович стал нашим постоянным клиентом, пока существовал «Рус-Рингдейл».
***
Наш устойчивый спортивный коллектив продолжал рубиться в теннис, я был самоназначенным старостой. В мои функции входила аренда кортов и сбор денег с участников банкета. Собственно, собирать надо было только с Мишки Цимуса, по нашей договорённости каждый платил за себя и партнёра. Я платил за себя и сына, а Мишка Цимус – за себя и Мишку Блинова. За Мишку платил, надо сказать, безрадостно, но желание играть пересиливало. Да и аренда в спорткомплексе МВТУ была невелика.
Зная Мишкину слабость – он неохотно расставался с деньгами, я заранее наменивал долларовой мелочи и после первой игры в начале полугодия походил к нему.
– Михал Давыдыч, пожалте за полгода предстоящих физкультурных занятий денежку.
– Алик, давай в другой раз, что-то устал сегодня.
– Михал Давыдыч, Москва – Динамо, извольте ручку позолотить.
– У меня только крупные, у тебя сдачи не будет.
– Не извольте беспокоиться. – Я доставал из бумажника пачку однодолларовых, пятидолларовых и прочих купюр.
Мишка, недовольно кряхтя, доставал лопатник, извлекал пару сотенных купюр, расплачивался. Закончив с этой неприятной для него процедурой, он снова веселел.
Однажды он не пришёл на первое занятие сезона. Такое бывало с нами – дела, надо было встречаться с кем-то, да мало ли чего бывало. Отыграв втроём, я позвонил ему вечером, решил немного позубоскалить, мол, так платить не хочешь, что даже тренировку пропустил. Услышав в трубке голос Марины, его жены, я сказал:
– Мариш, где там твой-то прогульщик? На тренировку не пришёл, корты оплачивать не хочет. Я ему буллит назначу.
– Алик, он в аварию попал.
– В аварию? Какую, с кем столкнулся? Как он сам? Что с ним?
– С грузовиком столкнулся. Он в больнице, но с ним всё в порядке.
– А где он? Я завтра подъеду, надо друга поддержать.
– Пока нельзя, я тебе потом всё расскажу. Ты извини, я не могу больше говорить.
– Конечно, конечно. Давай держись.
Мишка пропал. Я несколько раз звонил Маринке, но её объяснения были невразумительны, и она постоянно изменяла их. Что-то произошло, но что? Было неясно.
Всю зиму и весну мы играли в американку – втроём, но на последнем занятии, перед летней паузой, нас ждал сюрприз – явился Цимус, свежий, прекрасно выглядевший. На тренировку он явился не один, а с крупным парнем, который простоял всю игру в сторонке, больше поглядывая по сторонам, чем на корт.
Было очевидно, что это охранник или телохранитель.
Я не преминул подколоть его:
– Ты чего, зассал, что наваляем за то, что платить не хочешь? Подмогу привёл?
Мишка мой шутливый тон не поддержал, тогда я спросил:
– Где пропадал? Что случилось?
– Стреляли в меня.
– Кто? Где?
– Вечером домой возвращался, у самого дома дорожка узкая, не разгонишься, и поворачивает на девяносто градусов. Я в повороте притормозил и вижу, что стёкла левой двери бьются. Решил, что какая-то шпана камнями кидается, притормозил, вылез, думал разогнать. А в этот момент от гаража в мою сторону машина подъехала, осветила меня и кусты фарами, остановилась, из неё тоже мужик вылез. Я собрался уже по кустам шантрапу эту гонять, а он мне говорит: «Вы лучше домой езжайте – вы весь в крови». Ну, я и поехал. Уже в воротах гаража ко мне старший подошёл, спрашивает: «Что случилось, Михаил Давыдович?» Я ему: «Да шпана какая-то камнями швырялась, стёкла все побила». А он мужик опытный, в милиции раньше служил, в окно всё осмотрел и говорит: «Это не камень. Вы паркуйтесь, а я вызываю милицию и скорую».
Менты и врачи приехали быстро. Оказалось, стреляли в меня. Четыре выстрела было, две пули мимо, третья чикнула по левой скуле, вот, видишь – маленький шрамик. А четвёртая ударила в стойку подголовника, отразившись, рикошетом вошла прямо под кожу головы и проползла под ней до макушки. Повезло, чуток иначе бы – и привет, речь бы у меня на похоронах говорил.
– Кому ж ты так насолил-то?
– Да начнёшь думать – найдётся немало. Да взять хоть тебя, тоже задолжал за полгода за корты – чем не повод?
– Не думал, что ты так быстро на хвост мне сядешь. Имей в виду: если что, у нас длинные руки.
– Это понятно.
– А кого ещё предполагаешь в числе недругов?
– Ты помнишь, я рассказывал, как мне здание на Павелецкой досталось?
– А как же. Я выпитому счёт веду в свою неведомую книгу.
– Тогда, кроме здания, мне на набережной площадка перепала. Место фантастическое, но освоить его – миллионов пятьдесят долларов надо, это минимум. Там здание надо строить этажей в тридцать, а у меня таких денег нет. Держал так, рассчитывал либо когда-нибудь деньгами разжиться, либо продать по хорошей цене. А где-то полгода назад пришли ко мне люди и сказали: «Мы знаем, как ты эту площадку получил и за сколько. Денег у тебя всё равно нет на то, чтобы её освоить, так что договоримся так: дадим тебе две цены от твоих фактических затрат. Понятно, что это несоизмеримо с её фактической стоимостью, ну так что ж? Не согласишься – вообще ничего не получишь». Ну, я подумал: чего бодаться, да и ребята явно крутые, ударили по рукам. Деньги мне передали сразу, а с оформлением документов я немного замешкался. Не знаю. Может, и они.
– А что за люди, откуда?
– Да ты не знаешь.
– Ну, примерно.
– Ресторан у них недалеко от метро «Измайловское», дичь подают. Мы там беседовали с ними, обсуждали, что и как.
– А на стенах фотки, где они на охоте в Африке рядом с тушами слонов, носорогов, львов?
– Ну да. А ты что, знаешь их?
– Лично, конечно, нет. А так их весь восток и северо-восток Москвы знает, это ж Измайловские. Ну, тогда всё понятно, да они круче и Ореховских, и Солнцевских, их менты стороной обходят. Нашёл кого динамить. А документы-то отдал?
– Да нет ещё, не успел, я ж только вчера приехал.
– Я тебе советую: завтра же отдай, сам не ходи. Найми юриста, чтобы всё сделал красиво.
Вечером следующего дня Мишка перезвонил мне:
– Алик, я документы отдал.
– Это правильно, а мне-то зачем звонишь? Ты что, решил, что я у них на полставки для того, чтобы за тобой приглядывать?
– Да нет, просто вчера говорили, я так, по инерции.
По голосу я понял: всё же думает, что если не на полставки, то на четверть точно.
Похоже, рассосалось: Мишка месяц-другой походил с телохранителем, потом стал приезжать на теннис один. Как-то после тренировки он спросил меня:
– Я помню, ты рассказывал, что у тебя какой-то мент знакомый есть, который крышует тебя. Ты и сейчас с ним сотрудничаешь?
– Есть такое дело.
– А сколько он берёт?
– Тут такая интересная история – с меня ничего не берёт. Я предлагал даже, но он отказался, я здоровьем расплачиваюсь.
– Это как?
– Мы с ним бухаем вместе, он говорит, что ему интересно беседовать со мной. Пьём и разговариваем за жизнь.
– А ты можешь меня с ним познакомить?
– Легко. Я спрошу, готов ли он с тобой встретиться. Скажет «да» – дам тебе его телефон. А что, наехали?
– Похоже на то. Завтра у меня с ним встреча, не составишь компанию? Беседовать с ним в одиночку не то, чтобы стрёмно, но тоскливо как-то, незнакомый человек, о чём с ним мы тереть будем?
– Договорились, говори где, я буду.
На следующий день я сидел в ресторане в компании Мишки, незнакомого мужика и девушки лет тридцати, очень красивой, стройной. Единственным её недостатком были кисти рук, будто бы искалеченные неимоверным трудом или артритом. Мужик был лет сорока, весёлый, приколистый, очень любопытный, с острым глазом. Предполагая, что я выпью, в ресторан я приехал на такси и на расспросы мужика ответил, что у меня машины нет, никогда не было и не будет в силу тяжёлого материального положения. Выпив, рассказал, как Коля Симкин два раз забыл отвезти в аэропорт моего приятеля. Мужик поинтересовался:
– А кто такой Коля Симкин?
– Да наш второй водитель.
– О, машины не было, нет и не будет, а двух водителей содержит.
Было весело, когда разъезжались, я хотел заказать такси, но мужик спросил:
– А тебе в какую сторону?
– На проспект Мира.
– Э, зачем тебе такси? Сам говоришь – дэнег совсем нет. Мне туда же, могу довезти тебя до дома.
– Отлично, поехали.
– Дорогу покажешь?
– Конечно.
Жигулёнок его был застелен коврами, эдакий грузинский шик того времени. Довёз меня до дома, я собрался выйти – не тут-то было.
– Э, дорогой, зачем обижаешь? Я тэбя до подъезда довезу.
– Да не вопрос, вон мой подъезд, поехали.
Ну, узнал адрес, и чем тебе это помогло?
Семёнов согласился крышевать Мишку, какое-то время они сотрудничали.
***
Перед Мишкиным днём рожденья мы с Милкой сбежали на дачу привести её в порядок к приезду гостей. Провозились три дня, ухайдакались напрочь, в числе прочих дел перенесли бассейн с центральной площадки вбок, напротив старого домика.
Двадцатишестилетие сына провели весело.
После дня рождения нам привезли нашу главную радость – внука. Плавали в бассейне, играли, читал ему сказки, всё время проводили у нас на участке. Через две недели внук вдруг сказал:
– Дед, как мне здесь всё надоело.
Я обмер, скажет это же матери – у неё будет железобетонный повод забрать его с дачи – и ку-ку. Заберёт и просидит всё лето в душной квартире.
– Солнышко, а что тебе не нравится?
– Да всё вот здесь. – Тоха обвёл ручонками вокруг себя.
Стало понятно: надо выбираться с наших хилых семи соток. На следующий день мы вышли на прогулку. Прямо за оградой нашего садового товарищества начинается большущий пологий холм, и, выйдя за ворота, Тоха прямиком направился к нему. Он пёр как танк через высоченную траву, не останавливаясь, шёл, шёл, шёл прямо вверх. На верхушке холма трава была чуть ниже и открывался великолепный вид на три стороны. Тоха остановился, огляделся и сказал:
– Дед, как же мне здесь нравится.
С этого дня мы прекратили свой затворнический образ жизни, ходили купаться в Истринское водохранилище, гуляли в лесу, перемежая наши прогулки с домашними занятиями.
Тоха был тощ и худосочен, взвесив его, мы обомлели – он весил меньше десяти килограммов, явно меньше нормы для трёхлетнего ребёнка. Мама, видно, свою борьбу с весом перенесла и на сына, а откуда у малыша резервы для роста? И бабка начала его кормить, спокойно так, без надрыва, кормила, кормила, кормила. Он через какое-то время понял, что бороться с бабкой бесполезно, и стал потихоньку прямо во время кормления сползать от бабки прямо под стол. Спокойно так, не скандаля, не споря вдруг раз – и соскальзывал на пол самым конкретным образом. Вроде бы сидят рядом за столом, она его кормит, чуть отвернулась, а он – нырь под стол. Но не тут-то было, бабка так же потихоньку лезет под стол с тарелкой, где Тоха уже во что-то играет, и снова его кормит.
Внучек настолько привык, что бабка его постоянно пытается накормить в любой ситуации, это так впечаталась в его память и инстинкты, что однажды, когда ему было лет десять, он, погостив у нас, одевался, собираясь домой, увидев боковым зрением что бабка протянула руку к нему, он инстинктивно открыл рот, привычно полагая, что она собирается что-то сунуть ему в рот. Увы, привычка-с. А бабуля хотела поправить ему шарф на шее.
Хохотал он так, что свалился с диванчика в прихожей на пол.
За лето раздобрел, набрал килограммов пять, приобрёл вальяжность, иногда даже присаживался отдохнуть, поразмышлять.
Пару раз его мама забирала его домой под предлогом того, что соскучилась. Тоха, зараза такая, никогда ничего не рассказывал, как он там отдыхал и что делал. Через много лет, когда ему было за двадцать, как-то сидели вместе, и он рассмеялся, что-то вспомнив. Я спросил:
– Чего рассмеялся?
– Да так, вспомнил.
– Расскажи.
– Да лан те.
– Ну, Тончик, повесели дедулечку. Ну пожалста.
– Да вспомнил: мама меня с дачи забрала, мне тогда совсем немного было, года три-четыре, сказала – к бабушке Вале поедем, она соскучилась очень. Сама спешила очень, оставила меня у бабы Вали, сказала, что бабуся скоро будет. Сколько времени прошло, не знаю, сидел, играл, проголодался. Вдруг слышу – дверь в квартиру открывается, ну, думаю, бабка пришла, сейчас покормит. Поворачиваюсь к двери. Дверь в комнату открылась, баба Валя вошла, стоит, улыбается, говорит: «Тошенька» – и как стояла, так столбом на бок и упала. Я так испугался, а она лежит, не шевелится. Я реветь: бабушка, бабушка, а она лежит и молчит. Потом успокоился, что делать? И есть охота. Пошёл на кухню, хлеб нашёл в хлебнице, вода из крана. Перекусил, залез на кровать и заснул. Сам спать лёг. Утром она в себя пришла – просто пьяная домой явилась.
Услышав эту историю, меня так затрясло, как будто ему снова три года. Сейчас понимаю, что даже хорошо, что он нам ничего не рассказывал тогда, в возрасте трёх лет, по моему характеру, я бы мог натворить страшных глупостей.
Бабуля его по линии матери пила как лошадь полковая. Мишке, в бытность его в Красногорске, приходилось не раз поднимать её в квартиру, когда её доставляли пьяную к подъезду. Лифт у них частенько не работал, а она то ли могла дойти только до подъезда, то ли её таксисты там выбрасывали, то ли дружки её – такая же пьянота.
А тем летом маменька его в понедельник привела снова к нам, весёлая такая, а чего не веселиться? Добрая бабушка с любимым внучком свиделись – идилия, всё хорошо.
Мы с Тохой собирали Lego, играли в игры, которые он выдумывал сам. Я в его играх в основном принимал участие в виде какого-то атрибута или безмолвного персонажа. Он частенько, приведя меня куда-нибудь за дом, говорил:
– Дед, стой здесь.
И я стоял, это продолжалось до того момента, когда мне находилось другое место или новое занятие. Если он не появлялся довольно долго, например, минут двадцать, то я старался подыскать место, где можно было прислониться или присесть, но не тут-то было. Тут же откуда-нибудь из-за угла появлялся Тоха и возмущённо говорил:
– Ну дед! Я тебе где велел стоять?!
На его день рожденья мы пригласили человек десять поселковой детворы, пили чай со всякими вкусностями. После этих посиделок у него появились два друга: Даня и Таня. На его трёхлетие мы подарили ему двухместную машинку с аккумуляторным приводом, трёхскоростную – две вперёд и одна назад.
Весной, зная, что Тоха будет гостить у нас довольно длительное время, я понял: нам необходимо приобрести сотовый телефон. Маленький ребёнок за городом, мало ли чего может случиться. Долго перебирая, я выбрал Philips, который обошёлся где-то в тысячу долларов. Тёща оповестила весь посёлок, хлебосольно объявив, что если кому-то нужно позвонить, то они смогут прийти к нам в любое время. Мало того, она каждодневно стала приводить домой экскурсии, своих товарок, желающих глянуть, как живут современные буржуи.
На работу я ездил через день. Так и прошло наше первое лето с Тохой.
***
Ко мне заехал Долгополов, сказал:
– Алек Владимирович, есть разговор.
– Есть – значит, поговорим.
– У меня знакомая есть, она директор и владелец продуктового магазина на Чонгарском бульваре.
– Чонгарский? А где это?
– Метро «Варшавская».
– Так, и что?
– Неблизко, но место хорошее, рядом с метро. Она собирается продавать магазин. Я пытался подкатиться, но она мне сразу отказала. Говорит: «Ты меня обманешь, с тобой даже говорить на эту тему не буду. Приведи нормального человека, я посмотрю на него и скажу, буду я с вами беседовать или нет». Алек Владимирович, давайте съездим, поговорим. Хорошее место, я не думаю, что она много запросит, жалко терять такой шанс.
– Почему нет, давайте съездим. Как договоритесь с ней, звоните, я подъеду.
***
Молва донесла, что дела Георгия резко пошатнулись. Дело было в том, что деньги для создания водки «Айсберг» Жоре дал владелец фирмы «Каскад» Андрей. С Андреем этим мы были шапочно знакомы, он в какое-то время тоже стал арендовать номер в «Сенеже». Компания у них была весёлая, приезжали они всегда с девчонками, которые иногда терялись в Сенежских просторах.
Как-то летом, ночью, в дверь нашего номера постучали. Милка мирно посапывала, и мне пришлось выползать из кровати и открывать дверь. Открыв её, я обомлел. И было от чего – передо мной стояла полностью обнажённая девушка, блондинка лет двадцати – двадцати пяти с идеальной фигурой, красавица, которая, улыбнувшись, поинтересовалась:
– Я здесь сегодня ночую?
Она была абсолютно естественна, заблудился человек, бывает. Я тоже был вполне естественен – потеряв дар речи, что-то пытался произнести, жестикулировал, оборачиваясь в сторону спальни, где мирно посапывала моя супруга. Не дождавшись членораздельного – очень уместное слово в данной ситуации – ответа, красавица развернулась и двинулась в поисках прибежища. Я стоял на пороге с пересохшим горлом, провожая взглядом её грациозные телодвижения.
Через несколько лет мы с этой девушкой оказались в одной компании – на дне рождения моей племянницы. Они оказались подружками, закончившими один вуз.
Девушка эта была из развесёлой компании Андрея. Так вот, Андрей, дав деньги Георгию на создание бренда и производство водки, вполне резонно рассчитывал, что после того, как продукт будет создан, он начнёт получать свою часть прибыли от продаж, но эта мысль была совсем не близка Громбовскому. Не знаю точно, может быть, он и вернул выданную ему сумму, но если даже это и произошло, это вряд ли могло устроить «Каскад».
Я думаю, что скорее все их договорённости были осуществлены в устной форме, тогда такое бывало сплошь и рядом, и Георгий решил, что это позволит ему трактовать их сделку в выгодной для него плоскости. Это было распространённое заблуждение бизнесменов тех пор – сделка, заключённая в устной форме, давала больше преимущества «авторитетным» бизнесменам, сиречь бандитам, поскольку их аргументы были убедительнее. И действительно, как может защитить лист бумаги с печатью против стального прутка вечером в подъезде?
В первый раз, что он ведёт себя неправильно, Георгию намекнули ещё в Киеве – пара быков отходила его прутьями из арматуры. Гоша отлежался, но, видно, не поняв, откуда прилетело, поведение своё не изменил. Андрею это, надо полагать, показалось забавным, и он пригласил его на беседу в Москву.
Находясь в офисе «Каскада», Георгий, пытаясь обосновать свою невозможность выполнения обязательств перед инвестором, достал нотбук, чтобы Андрей воочию убедился в правильности его аргументации. Андрею всё это показалось скучным, увидев его приготовления, он произнёс:
– Пусть в этом мои юристы разбираются, – и вышел из кабинета.
Вслед за этим в кабинет вошли юристы, извлечённое устройство пришлось им весьма кстати. В начале беседы они разбили его об Гошину голову, потом пошли в ход другие доводы. По ходу беседы юристы втолковали Георгию, что дальше он в развитии водочного бренда не участвует.
Марк Риес, чтобы не попасть под замес, Гошу во всей этой истории не поддержал. Не знаю, по этой причине или было ещё что-то, но Георгий, будучи директором «Рингдейла», запретил пускать Марка на «Оболонь».
Марк, взяв в компанию юриста, заказал себе пропуск в дирекцию и явился на приём к генеральному директору «Оболони» Слободяну Александру Вячеславовичу, где предъявил устав Ringdaie Co. Из устава вытекало, что господин Марк Риес является владельцем семидесяти пяти процентов уставного капитала, то есть он полновластный владелец фирмы. Там же он, как хозяин, отстранил от руководства компанией Г. Громбовского и назначил директором себя. Первым своим распоряжением он попросил не пускать больше на завод Георгия Громбовского и его родню, что Слободян немедленно и исполнил.
Я про всю эту историю в разных вариациях узнал примерно через неделю, а пока получил распоряжение от Георгия, который сказал:
– Алек Владимирович, впредь при покупке пива осуществляйте предоплату не на «Рингдейл», а на фирму Fagro.
Мне что «Фагро», что «Агро», начальник сказал – я оплатил поставку двух фур пива, перечислив деньги на счёт, указанный Громбовским.
Неделю не было поставок ни пива, ни водки, но я не беспокоился, такое бывало и раньше, просто ждал, были и ещё какие-то дела. А на следующей неделе ко мне в кабинет вошла делегация из шести человек. Марк Риес, с ним пара парней лет тридцати и три мелких бойца. Все они, за исключением Риеса, были сотрудниками «Каскада». Марк рассказал мне свой, правовой, вариант грустной истории, приведенной мной выше. Неправовую часть, но очень правдиво прозвучавшую, рассказал смачно, с подробностями и уточняющими комментариями и дополнениями, переводчик, один из тридцатилетних сотрудников Андрея. Он явно имел к Георгию какие-то личные счёты, поскольку рассказ его выставлял Георгия в весьма невыгодном свете.
По окончании рассказа Марк заявил:
– Ringdaie Co находится в стадии ликвидации, как следствие, выходит из состава всех совместных предприятий, созданных при его участии. Что будет дальше с этими фирмами, меня интересует мало. Но я понимаю, что для вас это неожиданность, и готов как-то сгладить ваши финансовые потери, поскольку вы понесли какие-то затраты при создании СП. Я знаю, что нынешняя цена на водку «Айсберг» на московском рынке достигла своих значений благодаря вашим усилиям.
При словах о своих потерях я состроил печальную гримасу, которая должна была изображать горечь от понесённых мной денежных утрат. Сказать по совести, я ничего не потерял, но что ж не подыграть? Однако Марк продолжал:
– Поэтому предлагаю вам на реализацию две фуры водки «Айсберг» по цене доллар за бутылку. – При этих словах Марк протянул мне визитку. – Договор присылайте на эту почту. В дальнейшем я намерен всю свою продукцию реализовывать через фирму «Каскад».
Это было гуманно по отношению ко мне, поскольку «Каскад» мог просто послать меня подальше и не заморачиваться, но что это за размер потерь для фирмы такого масштаба? Наверняка пробивали меня и узнали, что ни одна бандитская группировка меня не крышует, но есть информация, что у меня какая-то ментовская поддержка, так что они решили подсластить пилюлю. Я ответил:
– Спасибо, это приятно. Я понимаю, что это шаг, который вы могли бы и не предпринимать. У меня единственный вопрос: я тут неделю назад по указанию Громбовского деньги за две фуры перечислил. Получается, что я денежки свои потерял?
Марк говорил на английском, ему переводил один из пришедших. Говорил он довольно коряво, но, насколько я понял, близко к смыслу. Услышав мой вопрос, Марк произнёс:
– It’s not my shit.
Что-то я в аглицкой мове размовляю, и то, что он сказал «Это не моё говно», я понял без переводчика. Второй тридцатилетний парень, тот, что комментировал рассказ Марка, спросил меня:
– А как название компании?
– «Фагро».
– Фа…гро. ФАмилия ГРОмбовский. Вы понимаете, где ваши деньги?
Что интересно, до этого я даже не подумал об этом.
– Да, похоже, плакали мои денежки.
– Увы, это не наша вина.
Вся компания встала с места, дружелюбно распрощалась со мной и удалилась.
На следующий день я состряпал договорчик на покупку двух фур водки и отправил его на указанную на визитке Марка почту. Через час пришёл счёт, который я оплатил в тот же день. Фуры пришли дней через пять, ушли по очень хорошей цене. Жаль, что для нас эта тема закончилась.
***
Позвонил Долгополов, напомнил, что мы собирались съездить в магазин. На следующий день, часа в два, мы сидели с ним в кабинете директора магазина «Рассвет» по адресу Чонгарский бульвар, 10. Кабинетик был малюсеньким, в него с трудом втиснулись непонятного назначения шкаф, продавленный раскладной диван, стол и стул заведующей.
Андрей Михайлович представил нас друг другу:
– Это Алек Владимирович. Это Нина Семёновна.
Хозяйка кабинета, женщина неопределённого возраста, предположительно лет пятидесяти – пятидесяти пяти, с лицом то ли испитым, то ли болезненным, молча, ничего не говоря, разглядывала меня минут пять-семь. Обратившись к Долгополову, произнесла:
– Вот с ним я буду иметь дело. – Потом повернулась ко мне. – И что вы хотите?
– Если можно, посмотреть ваше хозяйство.
– Глядите, Андрей Михайлович тут всё уже пронюхал, он вам покажет.
Глядеть особенно было нечего, площадь магазинчика была двести метров: сто метров – торговый зал и сто – подсобка. По ощущениям ремонта не было со дня сдачи в эксплуатацию в шестидесятых годах. Убито всё было напрочь, вид торгового зала вызывал оторопь. Вернувшись в кабинет, я продолжил начатую беседу:
– Всё, конечно, производит печальное впечатление, но место у вас неплохое. Если не секрет, почему продаёте?
– Не секрет – хочу сыну квартиру купить. А иначе придут такие, что отберут, и вообще ничего не получу. А место у нас просто отличное – мы первый магазин от метро. Вечером и утром все у нас.
– И сколько вы хотите?
– Сорок тысяч.
Торговаться мне с женщиной, которая лет тридцать в этом бизнесе, показалось мне затеей малоуспешной, а место явно очень хорошее. Да мне почему-то и не хотелось с ней бодаться. Хочет человек сорок тысяч – это как раз двухкомнатная квартира в хорошем доме в этом районе, вряд ли она уступит, наверняка и квартира уже найдена, вопрос только в деньгах. Деньги у меня есть, надо соглашаться, вдобавок у меня снова появится дело. Всем будет хорошо, у её сына появится квартира, у меня – новая игрушка.
– Согласен. Когда приступим к оформлению документов?
– Как деньги привезёте.
– Да деньги я могу и через полтора часа привезти, всё же надо соблюсти некоторые процедуры. У вас какие документы на помещение?
– У меня договор аренды с Москомимуществом на двадцать пять лет с правом пролонгации. Вы, после того как выкупите у меня помещение, можете его на льготных условиях выкупить у Москомимущества.
– А с кем договор у Москомимущества?
– ООО «Рассвет».
– И сколько у вас учредителей?
– Я одна.
– Тогда всё просто. Мы с Андреем Михайловичем готовим устав ООО «Рассвет» с новым составом учредителей: я, он – и договор купли-продажи ООО «Рассвет», детали нам юристы растолкуют. Потом садимся, кладём на стол сорок тысяч долларов, вы подписываете договор купли-продажи, кладёте в карман свои деньги, и мы становимся владельцами вашего магазина, вы – заместителем директора в своём бывшем магазине, до той поры пока вы или мы не сочтём, что пора что-то поменять. Как вам такая схема?
– А сколько у нас времени всё это займёт?
– Точно не могу сказать, может быть, дней пять, от силы неделю.
– Скажите, а кто у вас главным будет?
– Андрей Михайлович, не возражаете, если я старшим партнёром буду?
– Да ни в коем разе, я как раз хотел вас об этом попросить.
– Как, Нина Семёновна, вас такой расклад устраивает?
– Очень устраивает, теперь я спокойна. Готовьте документы.
Уйдя из магазина, мы с Андрей Михайловичем встали обсудить доли в уставном капитале, я спросил:
– Андрей Михайлович, доля каждого, как вы понимаете, определяется не только стоимостью магазина, которую нам определила Нина Семёновна. Придётся делать капитальный ремонт, заказывать проект, покупать оборудование, монтировать. Вкладываться в оборотный капитал – это будет наверняка изрядно за сотню. Оплата десяти процентов затрат с увеличением вашей доли в уставном капитале – это моя плата вам за приглашение, поскольку тема явно хорошая. Сколько вы суммарно сможете потянуть, по вашему мнению? Обо мне речи нет, я по-любому справлюсь.
Михайлович, подумав, сказал:
– Тридцать пять потяну.
– Хорошо, заказываем на фирме новый устав «Рассвета» с долями 35 на 65 процентов, после того как запустимся, сядем, посчитаем. Если вложения совпадут с прогнозируемыми, то так и живём, если нет, то корректируем. Идёт?
– Идёт.
За неделю мы подписали договор, расплатились с Ниной Семёновной и отдали в регистрационную палату первый вариант устава. В начале сентября мы получили его из регистрационной палаты и стали владельцами небольшого магазинчика на Чонгарском.
Директором оставили Нину Семёновну, поскольку своей кандидатуры у нас всё равно не было. Магазин продолжал работать, торговал каким-то дерьмом. Однажды мне позвонила Нина Семёновна:
– Алек Владимирович, у нас женщину током ударило, она жаловаться на нас собралась, что делать?
– Как током ударило? Она что, в подсобку куда-то забралась?
– Да нет, в торговом зале. У нас прилавок один током бьёт, но мы-то сами за него стараемся руками не браться. А она на него облокотилась, её и ударило.
– Ну, что ж тут поделаешь, извинитесь, дайте денег. Если её не устроит, то пусть меня подождёт, я через час у вас буду.
По приезде Семёновна доложила, что покупательница была удовлетворена тортом, который получила в качестве компенсации морального и физического ущерба.
– Ещё и благодарила, – гордо произнесла директриса.
У меня от её слов аж сердце защемило – до чего ж народ наш святой оскотинили. Женщину током шарахнули, а она, сердечная, ещё благодарит, что её не обматюгали вдобавок, а тортик сраный впихнули.
Я нашёл фирму под названием «Сухаревка», которая разработала нам проект универсального продовольственного магазина с площадью сто квадратных метров и подобрала, и поставила соответствующее оборудование.
