Ал Ри
Секреты сов
Утро
Софи так и не смогла сомкнуть глаз. Она думала о том, что все это значит. Тогда, в темноте ночи, она не придавала значения, что голос, звучащий в ее голове, звал наружу. И для чего? Сказать одну фразу? – рассуждала Софи. С другой стороны, поверила бы она голосу, не увидев бабушку в обличии волка? Могла ли она сейчас верить, что это была бабушка Ванархи? А дети? Дети на картине казались очень счастливыми, как будто они знали, что спасение близко. Как будто лиса рассказала им всю правду, которую ожидала услышать и Софи. Может быть это была ее мама? Она каждый раз забирала детей и приходила смотреть на Софи. Софи словно слышала мамин голос, который успокаивал, просил потерпеть, пока не заберут и ее. По спине пробежал холодок. За окном светлело. Наступил седьмой день осени.
Арест
Софи собиралась выходить, когда в дверь нетерпеливо постучали несколько раз. Потом стук сменился яростными ударами, от которых тряслись стены и стекла. После очередного сотрясения дверь распахнулась, на пороге появились Тим и мистер Суфиер. Лицо мистера Суфиера от ярости покрылось красной сыпью, вены на шее распухли.
– Посмотри на ее лицо, – выпалил он, подскочив к Софи, и попытался оторвать ее ладонь, закрывающую раненую щеку. – Она выходила этой ночью. Смотри!
Софи пыталась отступить назад, но Суфиер крепко вцепился в ее руки.
– Я вижу, – спокойно ответил Тим.
Он тоже зашел в комнату.
– Я вижу, что ее ранили. Это действительно значит, что она была ночью на улице, но мы не можем ничего утверждать.
– Близнецы пропали. Чьи дети на очереди, Тим? – заорал мистер Суфиер. – Кто еще должен пропасть, чтобы вы что-то начали делать?
– Мы пока не можем доказать ее причастность, – парировал Тим, внимательно разглядывая Софи. – А тебе следовало бы переодеться, – он кивнул на девушку.
Только сейчас Софи заметила грязные подтеки на ее платье и отсутствие снегирей, некогда живших на ветвях деревьев. От замечания она залилась краской и уставилась в пол. Тон Тима скрывал ярость, охотник мастерски держал себя в руках. Они так злились, потому что в них поселилась осень, она засеивала тоской, как чертополохом, поля их душ. Эти сорняки прорастали быстро. Мужчины переживали и за детей, но осень преумножала их чувства. Софи увидела на лицах Тима и Суфиера такую глубокую грусть, что ощутила точно такую же и у себя внутри. Глаза ее тут же намокли, то ли из-за осени, то ли от того, что два взрослых человека угрожали ей, загнав в ловушку, как какого-то лесного зверька на охоте.
– Я решил, – произнес Тим спокойно. – Подождем еще пару дней. Ты, – кинул он Софи, – это время будешь под домашним арестом. Если дети будут так же пропадать, а волки нападать на охотников, то ты – не виновна.
– Тим! – рявкнул мистер Суфиер, в то время как его глаза вылетали из орбит. – Она же ведьма. Ей не нужно выходить из дома, чтобы все это делать.
Тим грубо толкнул Суфиера к выходу. Софи смотрела им вслед.
– Не выходи из дома! – пригрозил Тим Софи перед тем, как захлопнуть дверь.
Лязгнул ключ: похоже, на дверь повесили амбарный замок. За каждым окном теперь неподвижно, словно статуя, стоял охотник и отстраненно смотрел вдаль.
Снова дожди
За окном вновь полил дождь. Извивающиеся руки влаги с первыми каплями протискивались в щели под дверью. Даже в крошечных отверстиях оконных рам появлялись маленькие когтистые пальцы. Софи взглянула в окно – широкая спина охотника сотрясалась от рыданий. Каждый из ее смотрителей сгибался пополам, не в состоянии противиться грусти. Вторая волна хандры – самая тяжелая пора осени. Софи не стала ждать, когда влага доберется до нее и посеет в ней смертельную тоску, и подошла к скудным запасам яблок. Пары корзин не хватило бы и на первый месяц, но впереди мерещилось изменчивое будущее, потому Софи, борясь с привычкой экономить, подняла одно яблоко и бросила его в печь. Тепло волной вынесло из дома и грусть, и попытки осени захватить Софи в заложники. Охотники за окном продолжали содрогаться, по их щекам скатывались слезы вперемешку с каплями дождя.
Лилиат ждет друга играть
Уилл зашел через пару часов.
– Проскользнул мимо охотника – украл у отца ключи от двери, – прошептал он. – Я ненадолго, нужно вернуть их на место, пока никто не заметил.
Его глаза, наполненные слезами, как будто потускнели. Софи стало его очень жаль, и она почти машинально потянулась еще за одним яблоком.
– Не нужно, – остановил ее Уилл. – Все в порядке. Просто осень, верно?
Его тихий голос дрожал. Уверенность пропала, как пропали все теплые воспоминания. Осень топила рисунки лета в каше из грязи, гниющих листьев и холодной дождевой воды. Запахи витали в воздухе, как призраки, проникшие в дом через волшебное отверстие, которым послужила дверь.
– Мне рассказали, что произошло, Софи. Я очень расстроен. Скажи, ты ведь не связана с этими событиями?
– Какими событиями, Уилл? Я знаю меньше, чем ты. Ты мне все рассказываешь, помнишь?
– Но все-таки. В деревне все серьезно думают, что ты во всем виновата. Они подозревают, что ты связана с миссис Ванархи, что ты ее внучка или что-то вроде того. Я знаю, знаю, – заметив скривившееся в недоумении лицо Софи, произнес Уилл, – я так не считаю, правда.
– Тим сказал, что меня продержат тут несколько дней, он не врет?
– Да, говорят, что так, но он тоже уверен, что это ты делаешь. Не знаю, почему они все так ополчились против тебя, – сказал он, неуклюже присаживаясь на стул.
– Потому что людям нужно найти виновного. Они считают, что ничего не может происходить само по себе.
– Да, – произнес Уилл, нахмурившись. – Но ведь так и есть, разве нет? Послушай историю, которую я услышал сегодня. Это про Лилиат, ту девочку, которая живет на окраине в милом сказочном домике с отцом.
– Да, – нетерпеливо ответила Софи, но она уже поняла, о чем расскажет Уилл.
– Сегодня утром отец Лилиат зашел в ее комнату перед тем, как уйти на рынок за едой. Лилиат сидела в обнимку с игрушечным деревянным кроликом и смотрела в открытое окно. Она не могла бы дотянуться и открыть его сама. На вопрос отца, куда ты смотришь, она ответила, что ему пора уходить, что к ней скоро придет играть друг. Какой друг посреди осени? Понимаешь, о чем я? Это ведь все не может происходить само по себе. Этим кто-то управляет.
– Не знаю, – произнесла Софи, облокотившись о стол и внимательно глядя Уиллу прямо в глаза, так остро, что тот не выдержал и уставился в пол. – Может быть люди…
Она запнулась. Внутри нее кипело столько негодования от того, что ее заточили в собственном доме, а все ее планы крошились на части, что она по неосторожности могла бы съязвить. А Уиллу в полной мере нельзя было доверять. Софи снова явственно чувствовала одиночество, и мысли о том, что ей нельзя сидеть взаперти, не давали покоя.
Уилл как будто ничего не заметил или сделал вид, что не заметил, но в комнате повисло напряженное молчание. Ни он, ни Софи не знали, что сказать. Наконец Уилл поднялся. Он сказал в точности то, что ожидала услышать Софи, потому что осень говорила абсолютно за всех людей без исключений.
– Ладно, Софи, мне нельзя здесь долго оставаться, иначе и меня могут заподозрить.
Осень кричала внутри, Софи захотелось прогнать Уилла из комнаты, заорать “убирайся”. Осень имела все больше власти, и яблоки уже не спасали.
– Если меня заподозрят, – словно что-то увидев на лице девушки, добавил Уилл, – то некому будет тебе помочь.
С этим словами, он с опаской посмотрел в окна и, увидев, что охотника все еще нет на посту у входа, прошмыгнул в дверь. Клацнул замок.
Лилиат и ярко-красная лиса
Софи сидела на полу напротив стены, где над кроватью висела картина. На ней царило беззвучие, словно лес замер в ожидании чего-то важного. Софи тоже этого ждала, раздумывая о том, что ей делать, ведь седьмой день осени подходил к концу, а она оказалась под стражей. Охотники больше не отходили от дома, постоянно маяча за окнами. Они страдали от влаги каждую секунду. Уиллу каким-то чудом повезло выхватить момент, когда входную дверь оставили без присмотра, но ей может так не повезти. Каждый раз, когда Софи думала, что делать, по спине пробегал холодок и руки начинали подергиваться. Сама мысль о побеге заставляла ее сердце бешено колотиться: ведь, если ее поймают, еще одного большого костра не избежать. С другой стороны, ей казалось, что люди все равно рано или поздно попробуют избавиться от «ведьмы». Она вспомнила мистера Суфиера, который готов был еще при первой встрече приговорить ее к смерти.
На картине тем временем задалось движение. Из-за правого края из темноты выскользнула девочка со светлыми волосами, собранными в длинные косички, и следом – лиса. Девочка помахала. Она улыбалась. Софи на секунду показалось, что и лиса, сидящая рядом, ей улыбнулась. Через мгновение они утонули в черноте леса.
Совы сказали: «Есть выход»
Дождь трезвонил еще уверенней: осень словно поняла, что война с летом выиграна. Все больше и больше фантомных рук вылезало из трещин и щелей. Они тянулись к Софи, но встречаясь с теплом беспомощно опадали на пол и растекались лужицами. Софи не замечала ничего, крепко зажмурившись на полу. Десять яблок за семь первых дней осени встретились с огнем – так бессмысленно расходовать их раньше не приходилось. Софи словно обрубила ленты прошлого, которые тянулись за ней, беспомощно извиваясь и спутываясь. В день, когда родители оставили ее, словно стерлась линия жизни. Софи блуждала в темноте все эти годы, не видя ничего, не способная притронуться к миру. Ее много раз нагоняло ощущение, что она проживает чужую жизнь. Поэтому-то Софи так решительно отрекалась от прошлого, подбрасывая яблоки в огонь. Она понимала, что в них больше нет ценности, ведь дожить до зимы вряд ли удастся, останься она в деревне. Пока Софи размышляла, в комнате раздались знакомые голоса.
«Вставай»
«Есть выход»
«Выход под ковром»
Софи не сразу заметила трех сов, сменивших на этот раз сосну и выбравших ветку повыше.
«Вставай»
«Есть выход»
«Выход под ковром»
Софи подскочила от радости так резко, что голова ее слегка закружилась, а перед глазами на долю секунды появилась серая пелена. Она широко улыбнулась птицам. Тепло разрослось внутри, как будто она съела сразу дюжину яблок. Три совы появились именно тогда, когда Софи ждала чуда больше всего на свете. Она вспомнила ковер, о котором, должно быть, говорили птицы: он в доме был всего один, и находился в спальне родителей. Схватив светильник, Софи устремилась туда. Красивый алый ковер, украшенный зигзагообразными символами по краям и вышитыми снегирями на ветках, покрывал ровный прямоугольник посередине комнаты. Под ним оказалась дверца в полу. Софи поставила светильник на ночной столик и потянула за кольцо. Со скрипом, но дверца в конце концов поддалась. Софи поднесла свет к отверстию в полу, чтобы немного рассеять тьму и проверить, куда ведет ход. Вниз спускалась, извиваясь, пологая кольцевая лестница. Темнота внизу словно жила своей жизнью – время от времени посвистывал ветер и раздавался глухой шепот. По спине пробежал холодок, Софи вздохнула и подумала, что возможно едва слышный голос ей просто мерещится. Она знала одно: несмотря на пугающую темноту, этот ход – единственный путь на волю. Софи потратила немного времени, чтобы собрать маленькую дорожную сумку. В нее поместилось теплое покрывало, спички, несколько яблок, вяленое мясо, хлеб и сыр. Завязав крепко узел, Софи вздохнула еще раз, глядя в черную дыру в полу, накинула теплую кофту и шагнула на первые ступени лестницы.
Тоннели памяти
Лестница выпустила Софи из своей спирали в темный тоннель. Судя по очертаниям, которые появлялись обрывками в свете огонька, стены его не сужались. Софи уверенно пошла вперед. Каждый шаг отдалял ее от тюрьмы, в которую превратился дом, и приближал к дяде Броку и ответам на вопросы, которые роились, как комары. От этих мыслей Софи почувствовала крепкую уверенность в том, что она шагает в отведенное место на карте, а не неизвестно куда, окруженная мраком. Совы приглядывали за ней – возможно и заточение было частью хорошо продуманного плана. Неизвестно, куда вел тоннель, но непременно в правильное место – Софи уже привыкла доверять совам.
Проход все еще позволял идти в полный рост. Под ногами шуршали истощенные листья, которые сюда занесло с того конца, где ожидался выход. Пол на удивление был ровным и гладким, словно его утрамбовали тысячи прошедших тут людей. Стены мерцали в свете фонаря, которому не за что было зацепиться – ничто не отбрасывало теней. Софи в какой-то момент даже показалось, что она не двигается с места – каждый новый шаг не открывал ничего отличного, а тоннель казался бесконечным. В какой-то момент она почувствовала запах гари. Софи взволнованно обернулась, но увидела лишь непроглядную темноту, от которой по телу пробежала дрожь. Это ощущение настолько сильно выделялось среди надоевших одинаковых стен и пола, что Софи непроизвольно пошла быстрее. Ее мысли словно проваливались в другой мир с каждым шагом. Перед глазами в свете огня вперед устремлялся тот же тоннель, но Софи видела его иначе – уверенность сменилась страхом, тревогой и скорбью. Впереди чувствовалось чье-то присутствие – словно кто-то вел ее к выходу. Страх скрутил легкие, Софи глубоко вдохнула, но продолжила быстро идти, переходя на бег.
Чужие чувства пытались парализовать ее. Чужие, но такие настоящие и глубокие, что срастались с Софи. Она вспомнила это место. В детстве она убегала по такому же тоннелю с держащей ее за руку женщиной. Воздух словно формировал очертания ее спасительницы, а в голове звучал голос бабушки Ванархи – это она держала за руку Софи. Воспоминания кружили голову. Софи побежала быстрее, чтобы оторваться от прошлого.
Ручей
Софи вылезла из неглубокого высохшего колодца, а может быть это место всегда лишь изображало колодец, пряча под собой тоннель. Небо над стеной елей и сосен светлело, предупреждая о наступающем утре. Казалось, что Софи провела там внизу лишь часа два, но на деле шла практически всю ночь – время в тоннеле текло по своим правилам. Скорее всего в деревне ее уже хватились. Софи вспомнила, что могла закрыть комнату родителей изнутри и пожалела, что не сделал этого. Она так же могла хотя бы закрыть за собой дверь в полу. Дуреха, корила себя Софи, теперь кто угодно мог найти вход в тоннель и попытаться догнать ее. У охотников имелись собаки, которые с легкостью нападут на ее след. Радовало лишь одно – если время в тоннеле действительно шло медленнее, то они смогут пройти тот же путь лишь к вечеру. Софи огляделась: деревня осталась далеко позади. Маленькие, будто кукольные, домики, они словно потеряли краску. Люди сидели в них, спрятавшись от печали, обнимались и тихо плакали. Софи очутилась в низине, окруженная яблоневыми садами. Хорошо, что дождь перестал, подумала она и, не теряя больше ни минуты, направилась в сторону леса, до которого казалось рукой подать. Ели и сосны были такие огромные, что захватывало дух. Софи не слишком часто бывала здесь, а дальше реки, перекрывающей путь в чащобы, не забиралась никогда. Все вокруг замерло в безмолвии. Капли, собравшиеся на деревьях, неподвижно ожидали, когда смогут наконец испытать падение и издать звук.
Скоро до Софи начал доноситься зачаровывающий шум реки. Она тянулась серой лентой вдоль леса. Несмотря на ее спокойствие, в реке скрывалась чудовищная глубина и сила. Были случаи, когда молодые охотники, слишком сильно веря в себя, пытались переплыть ее и тонули, лишившись сил где-то на середине. Ходили слухи, что река обладает душой. Софи долго шла вдоль нее, раздумывая о том, что скажет дяде Броку, встретив его, пока не увидела впереди долгожданный брод.
Пройдя брод, Софи какое-то время всматривалась в черно-коричневые стволы деревьев в поисках ручейка. Ничего не происходило. Беспокойство росло. Где-то упали капли с дерева, где-то зашелестели листья. Подул ветер и поднял тяжелые листья в воздух. Софи отвернула лицо и машинально наклонилась. Нужно было решать – идти налево или направо. Где-то недалеко разлетелось эхом уханье совы и словно послужило знаком, который потянул Софи в ту же сторону. Река мерно гудела, сопровождая Софи. Трава под ногами впитала влагу и пружинила при каждом шаге, крошечные ручки влаги пытались уцепиться за ноги. Тучи выжимали одинокие капли, которые встречаясь с водной гладью рисовали окружности. Из реки так же тянулись полупрозрачные руки, хватались за траву, но слабое течение сносило их. В какую-то минуту Софи померещилось, как они взывают о помощи, складывая ладони в мольбе. Она не знала, сколько уже прошла, глазу не за что было зацепиться – лес продолжал стоять стеной, неподвижный и тихий, а река читала монолог на собственном языке. Что-то внутри Софи подсказывало, что стоит уже повернуть и попробовать пойти в другую сторону, но ее разум сопротивлялся. Она думала, что потеряет время, ведь прошла уже очень много и все будет зря. В какой-то момент Софи остановилась. Она с досадой посмотрела на деревья, тянущиеся вдоль реки.
– «Ищи место, куда впадает приток», – выпалила негодующе, – нельзя было как-то поточнее?!
Софи посмотрела на свои промокшие ботинки, исписанные грязью и обрывками гниющей травы, и почему-то на мгновение очень разозлилась на бабушку Ванархи, но вовремя одернула себя. Все-таки бабушка пыталась помочь ей. Внутри Софи скручивалась, как ядовитая змея, осень.
В конце концов Софи повернула обратно, прошла мимо брода… Снова ухнула сова, и Софи зло посмотрела назад, откуда только что пришла. Ее все больше и больше раздражало это бессмысленное блуждание из стороны в сторону. Она теряла драгоценное время, которое смогла выиграть у охотников. Мысли о том, что за ней в любой момент может начаться погоня не давали расслабиться ни на секунду.
Скоро Софи услышала шорох сухой листвы и журчание. Ручей осторожно огибал стволы сосен и спускался к реке, словно серая змея, извиваясь на земле. Поток жил своей жизнью, прокладывая дорожку, и то и дело зависал в воздухе над землей. Губы Софи изобразили букву «О» от удивления – она привыкла к вещам, которые ее окружали: картина, платья со снегирями, яблоки, влага и метели, но такого она никогда не встречала. В один момент тяжесть опрокинулась с плеч, позволив Софи выпрямиться и вздохнуть свободно. На осунувшемся лице расплылась улыбка облегчения. Софи, не дожидаясь, когда ручей впадет в реку, направилась глубже в лес, устало шаркая подошвами.