Ал Ри
Секреты сов
Птица осени
На закате Софи вышла в маленький садик позади дома, чтобы подышать свежим воздухом и, возможно, поднять себе настроение, глядя на оранжевое солнце. Оно напоминало слепленный в шар огонь в камине. Словно кто-то имел такую силу –собирать все тепло и доброту в одном месте. Последние лучи дарили столько же радости, сколько и грусти. Никто не знал, окажется солнечный день последним или нет. После него начинались дожди. Наступала осень. Серость. Запах гниющих сырых листьев. Поэтому-то люди не грустили летом, они просто не могли позволить себе этого. Карие глаза Софи вобрали в себя теплые лучи. В этом завораживающем свете, где солнце укрывалось за стеной деревьев, по небу летела огромная птица. Птица осени. Она делила небо на две половины – что оказывалось за ней, тонуло в тусклых оттенках, листья деревьев на той стороне мгновенно краснели и желтели, а потом чернели и улетали с внезапно поднявшимися ветрами. От лета не осталось и следа. Так заканчивался первый день осени. Софи побрела домой меж голых деревьев, шаркая ногами по опавшим листьям.
Дожди
Софи проснулась от того, что дожди рассекали иглами окна, настойчиво колотили по крыше. В дом сквозь щели проникала влага. Она цеплялась полупрозрачными крючковатыми пальцами за ножки мебели, облизывала холодным языком стены и пол, тянулась к человеческому теплу. Софи укрылась одеялом, чтобы спрятаться от хандры. Внутри нее игралась с мыслями и чувствами осень. Тепло согретой кровати не отпускало ее, но Софи понимала, что, если сейчас не сделает усилие, ее заберет к себе грусть и будет держать взаперти еще три месяца, играя исключительно по своим правилам. В конце концов Софи собралась с силами и встала. Холодный пол обжигал ступни. Дождевая влага приближалась. Она перевернула вазу с полевыми цветами, и та, упав на пол, разлетелась на осколки рядом с кроватью.
Софи быстро разожгла огонь в печи, а потом бросила туда яблоко. Оно сразу же взорвалось теплом, разнося во все уголки комнаты яркий свет. Словно волной вынесло наружу и влагу, и грусть, и тоскливые мысли об осени, об Алане, о бабушке и родителях.
Мысли
Софи так и не вылезала из кровати после того, как разожгла огонь и завернулась в одеяло. Мысли тяготили ее, и она пропитывалась ими под треск пылающих поленьев. Раз за разом она прокручивала в голове последние слова бабушки Ванархи, о ее полубредовом сне, обо всем необычном и странном, что произошло за последние дни. Еще Софи думала о том, кому могла бы довериться теперь. Уж точно не Уиллу, решила она. Уилл всегда с добротой относился к ней, но часто водился с охотниками: слушал их рассуждения и делился мыслями, перенимал повадки. Потому оставался только один человек, к которому судя по посланиям на листках, ей нужно было отправиться на седьмой день осени – дядя Брок. Он воспитывал ее, когда родителей не стало. Мысль о скорой встрече с дядей придавала немного уверенности, но, когда за окном шумел дождь, а у нее забрали практически всех близких, сложно было отогнать чувство глубокого одиночества. Время от времени ее посещали сомнения, стоит ли доверять загадочному посланию. Не мог ли тот сон оказаться простым сном? Может, это бабушка Ванархи пыталась общаться с ней с того света. А может, Софи просто увидела воплощение своих надежд в лице дяди Брока.
Дядя Брок был охотником. Его не очень-то любили – отчасти из-за дружбы с Ванархи и родителями Софи, да и женщин в деревне пугало его изуродованное лицо. Как-то раз он пошел в Лес Оленьих Деревьев и пропал. Его не стали искать. Дядя Брок выжил, он вернулся в деревню хромой, со сломанной рукой и израненным лицом. По слухам, на него напали медведи, но сам он никогда не распространялся о том, что произошло.
За грозной внешностью Брока пряталась настоящая человеческая доброта. Мало кому он открывался, но Софи-то знала, с каким человеком жила. Она прекрасно помнила тот день, когда дядя Брок пропал второй раз, прекрасно помнила и то одиночество, которое неожиданно появилось в ней. Что-то схожее Софи находила в себе и теперь. Софи предстоял путь через осенний лес, который таил в себе много опасностей, и чем дольше Софи думала об этом, тем чаще она пыталась себя отговорить. Это всего лишь сон, – внушала она себе, – нет никакой хижины в лесу и дяди в живых тоже нет давно. Правда, сколько бы Софи ни повторяла себе эти слова, они уходили в тень, прочь от света надежды.
Третий день осени
Судя по холоду и сырости в комнате, огонь в печи давно потух. Софи долго не могла открыть глаза. Хуже второго дня осени мог быть только третий. Дождь не прекращался ни на секунду. Он выколачивал монотонно по крышам и стенам и впускал влагу внутрь дома. Та, помня вчерашний случай, не решалась ползти дальше порога и запускала свои пальцы в щели, шарясь в поисках пищи. Осень, словно невидимое неподъемное существо, сидела на грудной клетке Софи, не позволяя ни подняться, ни пошевелиться. Уилл не заходил за два дня ни разу. Скорее всего, он тоже не мог встать, возможно он плакал.
Лиса и Алан
На четвертый день стало полегче, но есть по-прежнему не хотелось. Дожди продолжались, они лили теперь не только на улице, но и в душе. Софи поднялась с кровати ближе к трем и направилась к столу, чтобы хоть чем-то себя занять. Она очень захотела написать письмо Алану, но вспомнила о его пропаже. Софи почему-то не почувствовала себя хуже. Грусть и так тянула ее на дно, заполняя легкие дождевой водой. Софи остановилась посреди комнаты, которая словно уменьшилась в тусклом свете, проникающем сквозь залитые ливнем окна. Только картина по-прежнему массивно нависала над кроватью. Софи несколько секунд настороженно ее рассматривала и только потом заметила еле уловимое движение в правом ее углу – среди стволов сосен стояли две небольшие фигурки: мальчик или девочка и лиса. Софи подошла поближе и прищурилась, пытаясь разглядеть гостей. Она узнала лицо мальчишки. Алан улыбался и махал ей рукой. Рядом с ним стояла ярко-красная лиса. Ее глаза-бусинки следили за Софи. Спустя мгновение эти двое повернулись и ушли, скрываясь в глубине леса, нарисованного на картине.
– Алан! – крикнула Софи в чувствах и прильнула к картине щекой и ладонями.
Больше всего на свете она хотела уйти вместе с ними. Она сползла вниз и свернулась калачиком на кровати.
Близнецы исчезли
На пятый день дождь временно прекратился. Уилл зашел к Софи в полдень. Он застал ее за приготовлением похлебки из кролика.
– Проходи, Уилл. Как твои дела? – спросила она.
– Как и у всех – грустно.
На Уилле не было лица. Кажется, в этот раз осень проникла слишком глубоко, заменив собой все тепло, которое он пытался собрать за лето.
– Да, – согласилась Софи. – Будешь обедать? Похлебка скоро будет готова. Мне кажется, в этот раз я превзошла себя.
– Не откажусь.
Софи разлила горячую похлебку по глубоким тарелкам и накрыла на стол. Кухню наполнил мясной, немного пряный аромат. От него становилось тепло и уютно. Уилл жадно уговорил всю тарелку за один присест. Похоже его родители до сих пор не пришли в себя и ничего не готовили. Многие за первую неделю осени теряли по десять килограмм, словно таяли на глазах.
– Спасибо, – поблагодарил Уилл, отодвигая тарелку. – Неплохо, конечно не так вкусно, как приготовила бы моя матушка.
Софи очень захотелось его ударить. Такое она могла услышать только осенью – гнусные и глупые мысли поднимались на поверхность, и осеннему ветру ничего не стоило сорвать их и показать миру. Софи подавила агрессивный порыв, но злость прорывалась в словах. Осень взялась в этом году крепко.
– Добавку в таком случае, приготовит тебе мать, – съязвила Софи.
– Прости, Софи, – понурившись пробубнил Уилл, – Осень просто.
Осень, подумала Софи, отличная возможность говорить первое, что придет в голову, и сваливать это на хандру.
– Настроение у всех хуже, чем обычно, – продолжил Уилл виновато. – Вчера исчезли близнецы. Все вещи на месте, только открытое окно.
– Близнецы Хорли?
– Ага, они самые. Люди взволнованы. Суфиер сказал, что это проклятие рода Срэдов. Сейчас, секунду, как же он сказал, – Уилл нахмурился, пытаясь вспомнить. – «И осенью вместе с дождями польются слезы. Осенью будут исчезать дети, ибо они не виновны».
– Что еще говорят про проклятие?
Софи с интересом посмотрела на Уилла, забыв про похлебку.
– Больше ничего. Люди мало говорят. Они внутри себя. Осень ведь.
– Да, – согласилась Софи. – Осень.
Черные волки
Софи… Софи… Софи…
Голос отчетливо звучал где-то поблизости.
Софи… Софи… Софи…
Только спустя минуту Софи поняла, что он эхом повторялся не где-нибудь рядом, а в ее голове. Он казался таким знакомым, но она не могла понять, кому этот голос принадлежал.
Софи… Софи… Софи…
Повторялось только ее имя, но Софи поняла, что ей нужно делать. Голос звал ее, он чертил в голове направление. Голос становился настойчивее, но сохранял в себе тепло.
Софи… Софи… Софи…
Из-за низких серых туч темнело быстрее, чем летом. Софи на скорую руку нацепила на себя первую попавшуюся теплую одежду поверх платья и выбежала на улицу. Голос прокладывал ей маршрут к центру деревни, окольными путями, избегая широких дорог. Тот, кто ее звал, определенно хотел, чтобы она осталась незамеченной для чужих глаз. Софи дергалась, все время оглядывалась, стараясь пригибаться к земле, когда полоса высокой травы вдоль дорожки прерывалась. Главное, чтобы ее не заметили другие, только не сейчас, думала она. Когда луна пряталась за тучами, все вокруг погружалось в непроглядную темноту, и только в такие моменты Софи могла немного расслабиться.
Время от времени тишину прорезали одинокие голоса. Иногда Софи узнавала в них голоса охотников. Слишком много их находилось сейчас на улице. Похоже, они действительно готовились к нападению черных волков. Непонятным оставалось лишь то, зачем черным волкам нападать на деревню, ведь в лесах водилась более безобидная добыча, чем мужчины с ружьями. Уилл что-то скрывал, и охотники тоже.
Софи… Софи… Софи…
Голос в голове приближался, приближалось и место встречи с его владельцем. Софи выбежала на тихую дорогу, которая упиралась в забор из сруба. За ним оседал, разрушаясь, заброшенный, когда-то сгоревший дом Реми. Детям запрещали гулять в этих окрестностях. Где-то не так далеко журчала река. Софи побежала прямиком к дому. Ноги напрочь промокли, каждый шаг сопровождало холодное хлюпанье. Пару раз Софи споткнулась, потому что в темноте не могла разглядеть ни камни, ни глубокие лужи, хотя знала все эти дороги как свои пять пальцев. Только приблизившись к забору, Софи заметила огромную черную фигуру, возвышающуюся над ним в свете выглянувшего месяца. В темноте горели два красных глаза, слышалось тяжелое дыхание, пасть приоткрылась, обнажая ряды сероватых острых зубов, которые мерцали в полутьме. Почему-то Софи не испугалась: внутренний голос уверенно внушал ей, что опасности нет. Морда гигантского волка приблизилась к Софи, из открытой пасти ее обдало теплым дыханием.
– Софи, – раздалось в ее мыслях. – Я рада, что ты пришла. Твои родители гордятся тобой. Храбрая девочка!
Вдалеке вновь раздались крики охотников. Софи вздрогнула. Теперь она поняла, что этот навязчивый голос принадлежал бабушке Ванархи. Ну конечно, как она могла не узнать его раньше. Вещи с трудом угадываются, когда не веришь в них. Она радостно выдохнула, сбросив тяжелый груз тоски и грусти. Одиночество, затянувшее цепь на шее Софи, немного спустило натяжение, а ответственность словно разделилась надвое. Софи улыбнулась, и на глазах заблестели слезы.
– Софи, – вновь заговорила Ванархи. – Слушай меня внимательно, девочка. На седьмой день осени беги в Лес Оленьих Деревьев. Хижину Брока ты найдешь легко. Когда перейдешь реку, ищи место, где в нее впадет ручеек. Он родится только для тебя и приведет тебя к дяде Броку. Ты все поняла, Софи?
Софи кивнула, в ней росла готовность. Остался всего один день. Завтра она соберет часть вещей и побежит ночью в лес. Будет искать реку. Найдет Брока, а потом встретится с родителями.
Раздался выстрел. Софи отшатнулась. Что-то горячее обожгло ее правую щеку. Бутон острой боли раскрылся огромным цветком. Черный волк одним прыжком загородил ее от охотника, а вторым добрался до стрелка. Софи ничего не увидела. Волк растворился в темноте, оставив за собой пустоту, черноту и мгновения абсолютной тишины.
Жгучая боль расползлась по правой половине ее лица. Она была настолько острой, что Софи с трудом держала себя в руках, чтобы не заскулить. Вдалеке раздались крики охотников, нарушив тишину, и вырвали Софи из оцепенения. Она побежала прочь, шатаясь от боли. Ноги запутывались, а ухабистая дорога вела ее то вправо, то влево, провоцируя потерять равновесие. Щека горела, а тело бросало в холод. Софи не помнила, как она добралась до дома. Дорога казалась бесконечной, то тут, то там мерещились охотники, но на деле оказывались высохшими стеблями какого-то сорняка или ветками низкорослого дерева. Темноту за ее спиной пронзали вспышки, после которых раздавались выстрелы, отдававшиеся эхом. Совсем без сил, не раздеваясь, Софи упала на кровать. Она спала плохо, боль то и дело вырывала ее из кошмаров, в полубреду она стонала, подушка мокла, и приходилось постоянно ее переворачивать.
Трое в картине
Софи очнулась, когда за окном еще властвовала ночь, и прикоснулась к щеке. Боль тут же напомнила о себе. Скорее всего задело дробью, подумала Софи. Охотник вряд ли целился в нее, он пытался убить волка, и стрелял в бабушку Ванархи. Софи поднялась с кровати и с трудом добрела до зеркальца. Со второй попытки зажгла свечу. В свете дрожащего огонька она разглядела на щеке глубокие ссадины, тянущиеся до уха, шеи и виска словно смерть пыталась добраться до нее, но оставила лишь отпечаток костлявой ладони. Софи дотронулась пальцами до глубоких царапин и взвизгнула от боли. Внутри еще оставались маленькие осколки дроби. Софи, морщась и крепко стиснув зубы, пальцами выдрала три кусочка. Оставался еще один, но до него невозможно было добраться. Взгляд Софи опустился на лежащий на столе нож для конвертов. Нет, подумала она, я не смогу, и потому решила пойти утром к лекарю, чтобы тот обработал рану. Софи зевнула, и тут же вскрикнула. Усталость валила с ног. Судя по темноте, до рассвета оставалось еще несколько часов. Софи затушила свечу и, пошатываясь, на ощупь направилась обратно к кровати. Только подойдя к ней, она заметила, что от картины исходит теплый танцующий свет. Там между сосен горел костер, а рядом с ним стояли, держась за руки, близнецы. Мальчик и девочка. Софи хорошо знала их. Они словно почувствовали ее любопытный взгляд, отвлеклись от костра, и тут же, весело улыбаясь, энергично замахали. Из темноты выглянула ярко-красная лиса. Она некоторое время смотрела на Софи черными глазами-бусинками, напоминающими капли чернил, а потом повернулась и ушла в лес. Близнецы уставились ей вслед, а спустя мгновение встали и тоже растворились в темноте среди стволов сосен. Костер продолжал танцевать на ветру.