Абрахам Рисмен
True believer: взлет и падение Стэна Ли
Однако стоит только чуть глубже копнуть в архивах, можно обнаружить жалобы Стэна на то, каким несчастным он себя чувствовал. Возможно, он излишне мрачно оценивал свое прошлое, но в черновике к своей автобиографии 1978 года Стэн называет главу о своей жизни в 1950-х «Годами забвения». Рваные фразы, которые Стэн написал под этим заголовком, описывая повседневную агонию жизни в пригородах, являются одними из самых депрессивных и удручающих строк, которые он когда-либо написал в комиксах или сказал в интервью, и чем-то напоминают прозу Апдайка. «Замкнутый круг – мы тратили деньги, потому что чувствовали, что должны извлечь что-то полезное для себя из моей писанины, а я продолжал писать, чтобы быть в состоянии поддерживать тот стиль жизни, к которому мы привыкли благодаря тому, что я писал, – вот что мы читаем в черновом варианте его автобиографии. – Моим главным хобби было смотреть на подержанные автомобили. И ездить в центры обслуживания автомобилей, где можно было потрепаться, как будто там было что-то вроде моего клуба. Кроме этого, я любил ходить с Джоан куда-нибудь поужинать. Вот так выглядел мой график. Идешь в офис, приходишь домой и пишешь – по выходным и вечерам».
Он получал зарплату за то, чем занимался на посту редактора, но все, что он писал, чисто технически оплачивалось как фриланс. Это означало, что Стэн получал дополнительный доход, однако денег не хватало для того образа жизни, к которому начинала привыкать его семья. «Не скопил $, – писал он. – Я был слишком глуп, чтобы понять, что мои $ пошли на налоги, – я продолжал получать прибавки к зарплате и ставку за фриланс, но это ничего не означало – просто стала выше ставка подоходного налога, и трудно что-то накопить, если не изменить стиль жизни, – но тогда какой смысл зарабатывать хорошие бабки, если не можешь воспользоваться этим?» Не добавляло радости и то, что волосы все быстрее начали убегать с его головы. Раздел «Годы забвения» заканчивался на минорной ноте: «Как бы там ни было, но что-то хорошее я все-таки сделал. Я наконец решил, что ненавижу быть лысым и купил тупей. Тем не менее я чувствовал, что попал в тупик, – ну как я могу становиться старше и, несмотря на это, продолжать писать комиксы? Где и когда я перестану это делать?»
Складывается ощущение, что Стэн считал свою профессию крайне унизительной. Они с Джоан посещали роскошные вечеринки и устраивали их сами. Позже Стэн рассказывал, как пытался сделать все возможное, чтобы избежать разговоров на тему работы. «Иногда ко мне подходил не особо знакомый человек и спрашивал: “Ну, а ты чем занимаешься?” – вспоминал Стэн. – О, бог ты мой, как же я не хотел отвечать на этот вопрос! Поэтому я говорил: “А-а, я писатель” – и продолжал идти дальше, но он шел за мной по пятам. “Чего пишешь?” Я отвечаю: “Эм-м, детские рассказы”. Я уходил снова; он – следом. “А что за рассказы?” И в какой-то момент мне приходилось сказать: “Комиксы”. И тогда уже он разворачивался и уходил». Порой вечеринки в их доме попадали на страницы местных газет, однако – по крайней мере, среди тех отрывков, которые сохранились до наших дней, – ни в одном из них не упоминают о том, что глава семьи был автором комиксов.
Конечно, в том, что Стэн не хотел говорить, чем занимается, был элемент чисто профессионального смущения. Но присутствовал также и инстинкт самосохранения. В пятидесятые годы комиксы превратились в объект национальной моральной паники среди населения, и ни один здравомыслящий и уважающий себя член здорового общества не хотел иметь с ними ничего общего. Критика по отношению к индустрии комиксов началась уже с конца сороковых, когда количество комиксов о преступлениях и ужасах росло, как грибы. Недовольство комиксами в то время высказывали эстеты, наподобие критика Джона Мейсона Брауна, назвавшего комиксы «марихуаной детсадовцев», однако более громкие нападки слышались от психологов.
19 марта 1948 года Американская ассоциация содействия развитию психоанализа провела в Нью-Йорке симпозиум под названием «Психопатология комиксов», на которой специалисты по недугам ума заявляли – и надо признать, что не совсем безосновательно, – что комиксы развращают американских детей. «Детские фантазии, возникающие под воздействием изображений комиксов, заставляют их думать, что насилие – это единственный выход и решение проблемы, – заявил один эксперт на конференции. – Даже когда “добро” побеждает “зло”, оно делает это при помощи насилия. Никто никогда не живет долго и счастливо. Алекс переворачивает страницу и знает, что там будет новая история с теми же людьми, решающими те же проблемы слегка иными методами открытого и кровавого насилия». Другой эксперт говорил: «Вместо того чтобы учить соблюдать закон, Супермен прославляет “право” человека взять закон в собственные руки. Вместо того чтобы быть смелым и бесстрашным, Супермен живет в непрекращающемся кошмаре чувства вины, проецируя внутреннюю агрессию своих читателей». Тогда в Соединенных Штатах многие были озабочены так называемой детской преступностью, и комиксы считались одной из ее причин.
Всего восемь дней спустя в еженедельном журнале Collier’s появилась статья об этих мнениях по поводу комиксов, а также об организаторе симпозиума, человеке, который практически в одиночку изменил индустрию комиксов на несколько поколений вперед, – психиатре Фредрике Вертаме. Он родился в Германии, был последователем Фрейда, получил блестящее образование и сделал завидную карьеру. Вертам учился в престижном Вюрцбургском университете и после иммиграции в Соединенные Штаты преподавал в университете Джонса Хопкинса. Несмотря на то что поклонники комиксов часто называют Вертама консерватором из-за того, что он выступал за цензуру комиксов, на самом деле тот был стопроцентным прогрессивным либералом. Он был сторонником равноправия черных и белых, лечил черных во времена, когда большинство белых докторов отказывалось это делать, а его труды на тему психологического ущерба, который приносит расизм, цитировали в эпохальном антисегрегационном деле Верховного суда «Браун против Совета по образованию»[2].
Однако место в истории Вертаму обеспечил его повышенный интерес к комиксам, который объяснялся верой в то, что за улучшение участи всего человечества надо бороться. Статья в Collier’s была озаглавлена «Кошмар в детском саду», и в ней на понятном простому читателю языке излагались воинственные взгляды Вертама. «Благодаря заложенным в комиксах идеям, а также влиянию, которое эти идеи оказывают, можно утверждать, что эти издания отрицательно влияют на нравственность молодежи, – цитировали доктора в статье. – Комиксы носят аномально сексуально-агрессивный характер. В них насилие изображено привлекательным, а жестокость – героической. Они не являются образовательными, а лишь отупляют молодежь. Если ответственные за выпуск этих изданий откажутся изменить свою редакторскую политику – а большинство из них, судя по всему, так и намерены поступить, – тогда стоит рассмотреть вопрос законодательного запрета продажи этих книг в газетных киосках и магазинах сладостей». Эти настроения нашли отклик в душах многих американцев, и к концу 1948 года как минимум в пятидесяти городах запретили или значительно ограничили продажу комиксов.
Стэн прекрасно понимал, к чему все идет. Любопытно, что все эти разговоры о запрете или цензуре комиксов в определенном смысле пошли ему на пользу: 9 мая 1948 года в New York Herald Tribune (и снова газета появляется в его жизни) появилась статья, в которой цитировали следующие слова «Стэнли Либера»: «Мы не принимаем решение о выпуске и продаже комикса, исходя из размера женской груди на картинках или обилия крови. Мы – бизнесмены, и на нас не стоит перекладывать задачу присмотра за трудными и плохо приспособленными подростками, на фантазию которых могут повлиять истории про грабителей и полицейских. Мы уверены, что используем строгие методы самоцензуры». В последнем предложении действительно содержалась доля правды. В редакционной статье в одном из комиксов Timely, выпущенном осенью 1948 года, писали о том, что психоаналитик доктор Джин Томпсон проверила все комиксы издательства, чтобы «убедиться в том, что наши издания не содержат ничего, что могло бы вызвать возражения ваших родителей, учителей или друзей». В этот период появляется несколько редакционных статей, которые, вполне вероятно, были написаны самим Стэном. В них звучали следующие слова: «Пусть те, кто сейчас критикует комиксы, обратится к урокам истории. Пусть они сами решат, хочется ли им, чтобы их запомнили как людей, похожих на тех, кто в свое время называл Робинзона Крузо “помоями”». «Просто существуют хорошие и плохие люди, хорошие и плохие радиопрограммы, хорошие и плохие фильмы, и хорошая и плохая литература» и так далее. На какой-то период времени этих доводов было вполне достаточно: издательство Timely публиковало намного меньше потенциально оскорбительного контента, чем их становившийся все более популярным конкурент EC. На начальном этапе «крестового похода» против комиксов прибыль Гудмана практически не изменилась. Более того, по некоторым данным, к 1952 году Timely являлось самым успешным комиксным издательством, общий объем продаж которого был приблизительно в два раза выше, чем у DC.
Тем не менее Вертам продолжал бороться против комиксов, а Стэн все так же давал ему отпор – хотя, вероятно, не так усердно, как он будет позже утверждать. «Для меня Вертам был самым настоящим фанатиком, таким, что и клеймо негде поставить, – писал Стэн в своих мемуарах. – Я частенько вступал с ним в спор и вел диспут, и это было весело, потому что обычно я его побеждал, но это редко публиковали. Однажды он заявил, что провел исследование, результаты которого показали, что большинство детей в исправительных учебных заведениях читают комиксы. И я ответил: “Если вы проведете еще одно исследование, то обнаружите, что большинство детей, пьющих молоко, являются читателями комиксов. Так что, нам теперь нужно запретить молоко?”» Все это прекрасно, однако с «дебатами между Ли и Вертамом» существует одна проблема. Как писал Стэн, их не печатали. Историки перерыли архивы, чтобы найти хоть какие-то следы этой полемики, но так их и не нашли.
Единственной полемической статьей, которую мы можем с большой степенью вероятности приписать Стэну, была история, вышедшая в двадцать девятом номере гудмановской серии «Саспенс»[3] (Suspense) под названием «Буйный маньяк». В этой истории полоумный мужчина врывается в офис редактора комиксов, очень похожего на Стэна. Он возмущен «ужасными журналами», которые издает редактор. Мужчина указывает на страницы комиксов с изображениями вампиров, оборотней и прочей нечисти, вопрошая: «Да как вы только можете печатать такие истории?» Псевдо-Стэн беззаботно отвечает: «Легко! Мы просто отправляем их в типографию и вуаля… все готово!» Тем не менее псевдо-Стэн высказывает маньяку вполне здравый контраргумент: «Я покажу тебе, почему людям нравится читать наши журналы! Посмотри на эту газету!» Он указывает на статьи о голоде, убийствах и ядерной войне, затем говорит: «По крайней мере, наши читатели знают, что наши истории – выдумка! Они могут отложить наш журнал и забыть о нем! А вот читая современные газеты, можно до смерти напугаться!» Маньяк отвечает, что ему все равно не нравятся комиксы, которые выпускает редактор, на что тот отвечает: «Ладно! Тогда не читай их! Никто тебя не заставляет! Мы живем в свободной стране, в которой каждый волен делать то, что хочет… Если только это не вредит окружающим!»
Как выяснилось, упорную веру в прелести свободы слова не разделяла остальная часть индустрии комиксов. В апреле 1954 года в войне против комиксов произошло два титанических сдвига. Вертам выпустил книгу под незабываемым названием «Совращение невинных», в которой подробно изложил свои аргументы против индустрии комиксов, а сенатор Соединенных Штатов Эстес Кефовер провел слушания в Конгрессе на тему связи подростковой преступности и комиксов. Timely наряду с большинством крупных издателей комиксов оказались в затруднительном положении – один из экспертов комитета, Ричард Кленденен, обратил внимание конгрессменов на то, что в выпускаемой Гудманом серии «Странные истории» (Strange Tales), в которой «в пяти рассказах насильственной смертью умирают 13 человек», есть доктор, «совершивший самоубийство, воткнув скальпель себе в грудь». На слушания Гудман отправил своего бизнес-менеджера Монро Фроэлиха-мл., который заявил следующее: «Неужели наша страна и ее культура не пострадали бы, если бы Гарриет Бичер-Стоу не написала “Хижину дяди Тома”? Ведь в этом романе тоже много экшен-сцен, а также описаний пыток, насилия и смерти».
Но этого было явно недостаточно. Успех книги «Совращение невинных», а также то, что представители индустрии комиксов неубедительно выступили на слушаниях в Конгрессе, вылились в PR-катастрофу для всех, кто зарабатывал производством комиксов себе на жизнь. Издательства объединились, чтобы организовать группу под названием «Ассоциация издателей журналов комиксов Америки» и приступили к созданию Кодекса комиксов, отраслевого стандарта цензуры, похожего на Кодекс Хейса в Голливуде и ставшего в 1934 году неофициальным действующим национальным стандартом нравственной цензуры кинематографа в США. В 1960-е годы киностудии отказались от соблюдения устаревшего кодекса, в 1967 году его отменили. Основные положения Кодекса комиксов были до крайности пуританскими: «Ни один рисунок не должен содержать изображение, показывающее женщину непристойно или чрезмерно оголенной, как минимум в купальном костюме, который обычно носят в Соединенных Штатах Америки». «Преступление не должно быть представлено таким образом, чтобы вызывать антипатию к закону и справедливости или внушить читателям желание подражать этому действию». «Никогда не должны использоваться грубые и непристойные выражения». «Развод не следует изображать с юмором или представлять как что-то гламурное или привлекательное» и так далее. Больше десяти компаний обанкротились, и большее количество профессионалов больше никогда не работали в этой области. Количество продаваемых в киосках комиксов урезали вдвое. Позже Стэн вспоминал, что спустя пару месяцев после слушаний, во время отпуска он встретил человека, в разговоре с которым упомянул, что редактирует комиксы, после чего мужчина произнес: «Ты делаешь комиксы? Да это абсолютно противозаконно и совершенно недопустимо. За все преступления, которые ты совершаешь, тебя нужно посадить в тюрьму».
Несмотря на нападки на индустрию комиксов, Стэн продолжал ходить на работу; правда, по договоренности с Гудманом имел право писать и из дома, но лишь по средам. Комиксы, которыми он тогда занимался, по большому счету не были особо выдающимися. Это были рассказы о ковбоях, рыцарях, фантастических существах, целомудренных романах и тому подобное. Гудман, как и любой другой издатель комиксов, в то время стремился «прокатиться на волне успеха» незадолго до этого появившегося журнала Mad, поэтому Стэн также запустил юмористический журнальчик под названием Snafu, делая в нем комические надписи в списке авторов («Основан Ирвингом Форбушем… Загублен Марвином Форбушем») и глупые подписи под фотографиями (включая ту, где Джоан позирует с чизкейком подобно модели, которой она стремилась стать до того, как превратилась в домохозяйку). Но даже эта более или менее стабильная работа компании была нарушена опрометчивым деловым решением со стороны Гудмана. После массовых увольнений в 1949–1950 годах Гудман стал самостоятельно распространять свои комиксы через компанию Atlas News и постепенно восстановил ограниченный штат сотрудников. Но уже в 1956 году по не совсем понятным причинам, которые, вероятно, были связаны с желанием сократить расходы, чтобы компенсировать спад продаж, последовавший за слушаниями в Конгрессе, Гудман решил закрыть Atlas и стал распространять комиксы через компанию под названием American News Company. Потом в начале 1957 года American News Company неожиданно закрылась. В панике Гудман заключил контракт с дистрибьютором Independent News. Единственной проблемой этой сделки было то, что данная компания принадлежала его конкуренту, DC. Independent News вынудила Гудмана сократить количество издаваемых комиксов до восьми в месяц. Это означало сокращение выпуска комиксов примерно на 80 процентов. Настали трудные времена.
«Я помню тот мрачный день, когда Мартин сказал мне: “Стэн, нам придется распустить весь штат. Я хочу, чтобы ты всех уволил”, – писал Стэн в Excelsior. – Я возразил: “Я не могу этого сделать!” На что Мартин ответил: “Придется. Я уезжаю в отпуск во Флориду, и кто-то должен это сделать”. На этом тема была закрыта». Одного за другим, как и семь лет назад, Стэн вызывал сотрудников в свой кабинет и сообщал, что компания больше не нуждается в их услугах. «Это было самым тяжелым, что мне приходилось делать в жизни, – говорил он позже. – Я был вынужден сообщить им эту новость, а ведь все они были моими друзьями. У многих из них я бывал в гостях и ужинал. Я знал их жен, детей, а теперь мне приходилось сообщать людям такие новости». Он упоминал еще одну деталь, в которой, возможно, стоит усомниться, а именно то, что между увольнениями ему приходилось уходить в туалет, где его рвало. После массовых увольнений в компании практически не осталось сотрудников. Позднее Стэн будет часто писать о «веселой атмосфере в компании Marvel» (уже после начала так называемой «революции Marvel»), хотя веселого в этом, скорее всего, ничего не было. «Я был словно мигающий сигнал автопилота, – писал он позднее, – оставленный на всякий случай для того времени, когда мы когда-то в будущем возобновим производство». Если раньше работать с комиксами ему было стыдно и тоскливо, то сейчас работа в этой области представлялась полным жизненным тупиком. Настало время что-то менять.
Стэн уже несколько лет пытался вырваться из мира комиксов. «Я постоянно фрилансил в других областях», – писал он в черновых набросках своей автобиографии. Судя по всему, часть его фриланса была в области телевидения и радиовещания. В тех же набросках к автобиографии Стэн также упоминал, что писал тексты для радио, а позже, во время интервью, Джоан сообщила журналисту, что Стэн «занимался телевидением на раннем этапе его становления». В перечне своих достижений, составленном в конце 1950-х годов, Стэн утверждал, что был членом Американской телевизионной академии, однако в самой Академии не осталось записей о его членстве, хотя в этой организации и утверждают, что документация тех лет сохранилась далеко не полностью. Невозможно обнаружить какой-либо информации о том, над какими радио- и телепрограммами работал Стэн, хотя вполне вероятно, что он действительно трудился в этой области. Он несколько раз упоминал, что как фрилансер писал для рекламных агентств и газет. Периодически Стэн пробовал свои силы в прозе более развернутого формата для разных журналов Гудмана. Мы уже упоминали статью о проституции, кроме которой его перу принадлежат рассказы «Сумасшедший из Пикскилл-Пойнт» и «Где твое жало?». Однако эти работы не стали постоянным заработком в области, не связанной с комиксами.
Тем не менее Стэн успешно работал в области, схожей с журнальными комиксами, а именно в сфере газетных стрипов. Возможно, современному читателю эта информация может показаться странной, но в период нападок на журналы комиксов газетные стрипы продолжали пользоваться популярностью из-за того, что читатели воспринимали их как что-то традиционное и имеющее долгую историю. Поэтому совершенно неудивительно, что Стэн пытался работать именно в этой области. В начале 1950-х периодически, когда у издателя возникала необходимость, он писал сценарии для таких юмористических стрипов, как «Моя подруга Ирма» (My Friend Irma) и «Хауди Дуди» (Howdy Doody), но опять же это не привело к занятости на постоянной основе. В середине 1950-х годов Стэн уговорил Гудмана разрешить ему заняться довольно туманным подразделением компании под названием Timely Illustrated Features, которое частично должно было разрабатывать и продавать газетные стрипы. (Удивительно, но, кажется, Гудман согласился на то, чтобы Стэн развивал это как собственный проект, не приносящий прибыль для его компании, поскольку в появившихся позднее контрактах на создание стрипов не фигурирует название издательской империи Гудмана.) Многие исследователи игнорируют работу Стэна в области создания стрипов, что довольно странно, потому что трудно понять характер человека без того, чтобы не отследить и не оценить его отчаянные и частично успешные попытки проявить себя в этой области.
Значительную часть информации о работе Стэна с газетными стрипами мы знаем благодаря переписке и документам из архивов агента по продаже стрипов Тони Мендес, хранящимся в Библиотеке мультфильмов и комиксов Билли Айрлэнда в штате Огайо, которые за последние несколько лет изучил историк комиксов Гер Апельдорн. Во время работы в архиве Апельдорн обнаружил переписку Стэна и Мендес, которую Стэн нанял в приблизительно в 1956 году после успешного крестового похода Вертама против комиксов и незадолго до исчезновения издательства Timely. Мендес сама по себе была довольно занятной дамой. Она родилась в Нью-Йорке, некоторое время училась в Колумбийском университете, после чего стала танцовщицей в Rockettes[4]. Позже Мендес стала хореографом и членом Американской театральной ассоциации. Это, в свою очередь, привело к тому, что она стала все активней участвовать в культурной жизни, познакомилась с создателями стрипов и стала представлять их права в качестве агента. У нее было много клиентов, включая известного карикатуриста и автора приключенческого комикса «Стив Кэньон» (Steve Canyon) Милтона Каниффа. Мендес была женщиной с обширными связями, поэтому неудивительно, что Стэн обратился именно к ней.
К сожалению, не сохранилось документов, проливающих свет на обстоятельства первого общения Стэна и Мендес, которое, скорее всего, произошло по телефону. Судя по всему, Стэн пытался продать ей стрип под названием P (Clay Murdock, V.P.), который чуть позднее рисовал карикатурист и арт-директор Винс Коллетта (который также потом сотрудничал с Marvel). Это был стрип о буднях рекламного агентства – «что-то вроде “Безумцев”[5], только без ретро-сарказма», – как выразился Апельдорн. Мендес разослала предложение в Chicago Sun-Times Syndicate, Синдикат издателей, King Features и Chicago Tribune – New York News Syndicate, с воодушевлением прокомментировав его фразой: «Это лучшая серия стрипов, с которой я столкнулась за последнее время». Никто из вышеперечисленных организаций не захотел купить и печатать материал. Так бесславно завершилась история с Клэем Мёрдоком. Впрочем, Стэн не унывал, потому что у него появилась новая блестящая идея.
Следующий ход Стэна был связан с ключевой (хотя и незаслуженно забытой) фигурой эпохи до появления Marvel. Это Джо Манили – прекрасный художник, которого Стэн очень любил. В течение 1950-х годов Стэн и Манили сотрудничали по целому ряду комиксных проектов. Джо был родом из Филадельфии, у него был элегантный стиль, и ему очень хорошо удавалось изображать динамику движения. Стэну очень нравились работы Манили, и они стали близкими друзьями. Когда Стэн хотел запустить новую серию и удивить читателей, он часто обращался за помощью именно к Манили. У художника отлично получались вестерны («Парень из Рохайда» (Rawhide Kid)), сказочные сюжеты о средневековье и волшебстве («Черный Рыцарь» (Black Knight)) и шпионские истории («Желтый Коготь» (Yellow Claw)). В общем, Манили был талантливым арт-директором, одинаково качественно умевшим рисовать совершенно разные сюжеты. Он даже создал чудесную пародию на стрипы про Денниса-Мучителя – плагиат Стэна с журнала Mad, чем доказал, что может легко работать в стилистике юмористического жанра.
Поэтому было совершенно логично, что Стэн обратился к Манили с идеей стрипа, который он планировал предложить Мендес. Стрип назывался «Логово Мистера Лайонса» (Mr. Lyons’ Den) и представлял собой некий рисованный вариант семейного ситкома, в котором периодически появлялась группа мальчишек – членов американского мальчишеского клуба бойскаутов[6] для детей младшего возраста. Несмотря на то что у Стэна не было никакого личного опыта общения с бойскаутами (хотя у него была дочь), это нисколько не останавливало его от разработки придуманного сюжета. Вместе с Манили они быстро сварганили несколько презентационных стрипов, которые Мендес отправила в Ассоциацию американских бойскаутов с вопросом о том, хочет ли организация выступить спонсором проекта.
Ответ функционеров организации бойскаутов оказался не самым обнадеживающим. Некто Джордж Фрикел написал, что креаторы неправильно отобразили целый ряд важных деталей («По стрипу № 3 складывается ощущение того, что маленькие скауты вышли в туристический поход с палатками, что совершенно не соответствует политике и установкам организации»). Фрикел предложил перенести акцент с мистера Лайонса на его жену, а также изменить название комикса на «Детенышей миссис Лайонс» (Mrs. Lyon’s Cubs). Предложенные изменения были приняты, и ответственный за PR бойскаутов одобрил доработанный вариант. После этого, к величайшей радости авторов, осенью 1957 года Chicago Sun-Times Syndicate взялся продавать комикс в газеты, что оказалось делом отнюдь не простым. Один из представителей синдиката писал следующее: «Думаю, что это достойный продукт, но в нем чего-то не хватает. Единственное, что в нем есть, – это одетые в униформу мальчики, которые ведут себя точно так же, как и все остальные дети, не важно, бойскауты они или нет». Резонный аргумент и вполне справедливое замечание.
В качестве рекламы своего продукта было решено дать совместное интервью посвященному газетной индустрии журналу под названием Editor & Publisher. Статья в этом издании была одним из первых упоминаний Стэна в СМИ и, как и во всех остальных, которые выйдут в последующие десятилетия, в ней было отмечено, каким он был харизматичным. «Стэн – высокий, типичный представитель рекламной Мэдисон-авеню с улыбкой, способной осветить всю комнату», – восторгался автор, также отмечая существование крепкой дружбы между писателем и художником: «Очень сложно понять и охарактеризовать этих двух парней. Они находятся в постоянном возбуждении и все время смеются, в них кипит жизнь». Несмотря на то что несколько крупных газет печатали комикс «Детеныши миссис Лайонс», особой популярностью у публики этот стрип все равно не пользовался. По словам Стэна, Джоан предложила позвонить в несколько местных отделений организации бойскаутов и узнать, нравится ли им комикс, а если нравится, то попросить их написать об этом письма в газеты. Так и произошло. Стэн говорил, что результаты опроса были неоднозначными: некоторые руководители бойскаутов видели этот стрип, и он им понравился, а другие даже понятия не имели, о чем идет речь. Одновременно с этой историей Стэн пытался продать еще один, напоминающий мыльную оперу стрип (на этот раз созданный вместе с Коллеттой), под названием «Во имя любви к Линде» (For the Love of Linda). Сюжет истории был следующим: «Потрясающая красавица и сирота по имени Линда Хейл заканчивает колледж и получает судьбоносную телеграмму», в которой сообщается, что умер ее двоюродный дядя, завещавший ей небольшую газету в «маленьком захолустном городишке». Она приезжает туда, знакомится с разными людьми и начинает работать главным редактором издания. В середине 1958 года два синдиката отклонили предложенный им новый стрип, после чего креаторы бросили бедную Линду.
Так или иначе, стрип «Детеныши миссис Лайонс» продолжал выходить в ряде ежедневных газет, хотя далеко не в том количестве изданий, как хотелось бы его создателям. Стэн поспешил официально зафиксировать свой успех и стал членом Национального общества карикатуристов и Совета газетных комиков и юмористов. Впрочем, стрип было сложно назвать юмористическим. Например, сюжет одной серии, состоявшей из трех кадров, был следующим: молодой человек одевался и прихорашивался, после чего за кадром звучит голос одного из родителей: «А теперь пора спать, молодой человек», – после чего на последнем кадре расстроенный парень произносит: «Что? Столько сил потрачено впустую!» Возможно, со временем стрип мог бы стать более интересным, но это уже вопрос чисто гипотетический. Проект закончился после трагической гибели Манили. Ранним утром 7 июня 1958 года художник упал между двумя вагонами пригородного поезда и скончался. Смерть коллеги стала большой потерей для Стэна, который потом часто гадал (точно так же, как и историки комиксов), какой бы вклад мог привнести его любимый художник в революцию Marvel, если бы остался в живых. (Смерть Манили повлияла и на Джека Кирби, который, по словам своего будущего ассистента Стива Шермана, периодически говорил о том, что Манили упал под поезд исключительно потому, что был чрезмерно измотан Стэном, и что сам Кирби никогда и ни за что не позволит Стэну так плотно сесть ему на голову.) Вместо Манили в качестве арт-директора на этот газетный стрип Стэн взял художника Timely Эла Хартли, после чего проект кое-как просуществовал еще пару месяцев и был закрыт в декабре. Печальный и позорный конец.
Но, как говорится, надежда умирает последней. Незадолго до трагической кончины Манили и сразу после нее Стэн и Мендес пытались продать целый ряд творческих идей. Среди них было предложение создания книги под названием «Художественный почерк» (Art Script), в которой бы размещались иллюстрации известных художественных произведений с юмористическими подписями. Была также идея творческого продукта под названием «Мужской взгляд» (Stag Line), подробности которого остаются туманными, но, судя по всему, это было предложение иллюстрированной колонки жизненных советов на разные темы, сделанных с мужской точки зрения. Кроме этого была идея о создании стрипа под названием «Плохая репутация» (Li’l Repute) о приключениях очень привлекательной девушки. Предполагалась сотрудничество с художником Дэном Декарло, которому в будущем суждено было прославиться комиксами о проделках любимого подростка всей Америки Арчи. С Дэном планировалось создать историю под названием «Мэйн-стрит». Стэн и Мендес даже хотели выпускать книжку-раскраску. Однако ни один из предложенных проектов не был принят. В конце концов Стэн, Декарло и Мендес продали идею стрипа о буднях нью-йоркского полицейского под названием «В ритме Барни» (Barney’s Beat), однако вскоре идея переросла в дурашливый стрип о провинциальном почтальоне по имени Вилли Лампкин. Проект оказался «ударным», в декабре 1959 года его стали печатать в более чем пятидесяти газетах, в том числе и достаточно крупных. Однако очень быстро проект «стух» и к концу 1960 года исчез со страниц прессы.