Юрий Михайлович Орлов
Оздоравливающее саногенное мышление

В данном примере главным управителем выступает жажда. Посмотрим, как она действует в социальном плане бытия человека. Представим, что ситуация такова, что воды нигде нет и лишь у субъекта с опухшим лицом, стоящего рядом, в руках бутылка с соком. Человек отдает ему бутылку водки в обмен на воду и утоляет жажду. Итак, в последний момент к управлению поведением жаждой подключается личность, функцией которой является корректировка поведения с учетом социальных отношений. Вместо того чтобы отбирать воду у другого, человек совершил акт обмена, а не грабежа. Легче было бы отобрать эту воду, но требования личности не позволяют. Итак, кто же управитель? Ответ один. Потребность, а не мозг и тем более не личность.

Личность, мозг только обслуживают программу, запущенную потребностью. Потребность взяла управление на себя и реализовала программу удовлетворения жажды, привлекая для этого высшие психические функции человека, его сознание и самосознание, личность. Точно так же может взять на себя управление и эмоция, у которой тоже есть свои специфические программы.

Начатую программу остановить труднее, чем выполнить ее до конца или начать другую программу, не закончив этой.

Поэтому-то Отелло, герой трагедии Шекспира, не может остановиться, пока не доведет до конца свою программу ревности, которая взяла управление на себя. Только увидев задушенную жену, его сознание начинает объективную ориентировку в ситуации, так как управление берет на себя его самосознание, обеспечивающее управление в более широком контексте обстоятельств. А до этого сознание его занималось только тем, что обслуживало программу ревности и работало над тем, как бы эффективнее задушить неверную жену.

Во время ревности его сознание было занято по меньшей мере двумя вещами. С одной стороны, оно использовало высшие психические функции и оправдывало всеми способами психической защиты свое деструктивное поведение, считая свое поведение естественным поведением мужчины в такой ситуации. Сознание оценивало жену как существо аморальное и гнусное, заслуживающее смерти. С другой стороны, его сознание занималось активным подавлением обычных для нормального человека импульсов жалости, сочувствия, стремления оказать помощь человеку, попавшему в беду, и других чувств, которые, конечно, вне ситуации ревности были свойственны и Отелло.

Шекспировский герой мыслил патогенно. Описываемые нами автоматизмы ума он не осознавал. Точно так же не осознают их зрители в театре, с захватывающим интересом следящие за ходом событий на сцене. Однако им кажется, что в подобных ситуациях они поступали бы со своими женами иначе.

Осознание работы ума является мудростью, которая возможна только вследствие специального изучения саногенного мышления. Мудрость, как известно, состоит в осознании причин как собственного поведения, так и поведения других. Однако мудрость дает только общие ориентиры поведению. Для изживания ревности требуется еще и приобретение навыков управления работой ума. Эти навыки могут образоваться вследствие умения саногенного размысливания эмоции обиды, стыда, оскорбления, ущемленного достоинства, чувства потери любви, гнева, составляющих ревность. А главное в саногенной работе ума – умение совершать интроспекцию эмоции.

Эмоция как источник автоматизма

На примере ревности мы увидели, что автоматизмы, порождаемые эмоцией, приводят человека к особому состоянию, когда человек находится как бы «вне себя», «не в своем уме». Чтобы осознавать эти состояния и контролировать их, важно знать, как осуществляются автоматизмы эмоций.

Акт принятия к выполнению программы любого поведения может происходить сознательно. Например, Отелло решил убить Дездемону, или я решил, к примеру, взобраться на дерево. Но эти же поведения могут происходить не как следствие сознательного принятия решения, а как реализация программы какой-либо эмоции.

Оставим Отелло. Представьте меня в благодушном состоянии. Гуляя с дамой и испугавшись собаки с обрывком цепи на шее, которая была принята мною за бешеную, я, к удивлению ошеломленной спутницы, через пять секунд нахожу себя уже взобравшимся на дерево. Что же произошло?

Приступ страха в данном случае подчиняет мое сознание, суживает его, создает ориентировку, определяет цель, выбирает момент и мгновенно создает программу и все внутренние условия, необходимые для ее реализации. При этом страх действует, с одной стороны, как спусковой крючок, запускающий унаследованное первобытное поведение, а с другой – как фактор, отключающий мое самоуважение, которое является элементом личности. Все понятно.

В эволюции выживали и успевали оставить потомство только те из моих предков, начиная, скажем, от динозавров, у которых эмоции быстрее и эффективнее брали управление поведением на себя. Если это тогда способствовало выживанию, то сегодня, в условиях сложных человеческих отношений, эти же автоматизмы могут вредить. Представим на минуту, что будут думать обо мне моя дама и ее родственники, которые наделяли меня положительными качествами.

Я привел довольно-таки утрированный пример, чтобы обратить ваше внимание на то, что подобное происходит много раз в обыденной жизни, когда мы попадаем во власть эмоции. Но, мысля патогенно, мы не привыкли, в силу обыденности, обращать внимание на эти умственные механизмы и тем более пытаться их понять.

Наибольшее влияние на автоматизм мысли оказывают древние эмоции, такие как страх, гнев, отвращение. Эмоции, возникшие позже, в индивидуальной жизни, также выступают в качестве стимулятора привычных реакций. Стыд или обида легко могут проявляться автоматически через выражение лица или через позу и тоже являются автоматизмами, управляющими поведением тела.

Плохая эмоция конвертируется в гнев. Гнев может возникать по различному поводу, и для каждой типичной ситуации существует готовая программа реализации гнева. Когда ущемлено ваше достоинство, гнев проявляется в словесной агрессии, в виде критики. Если же вы сдерживаете внешние проявления гнева, то появляются агрессивные и гневные мысли. Стыд и вина легко преобразуются в гнев, что облегчает исполнение актов воспитания в виде критики. В условиях нашей культуры семейной жизни имеются готовые программы гневного поведения: шлепок, подзатыльник, ругательство, замечание, упрек.

Самосознание и эмоции

Гнев родителя на неподобающее поведение ребенка автоматически включает агрессивные программы, которые берут управление на себя, и лишь после их исполнения мать оказывается в состоянии осмыслить ситуацию. Она останавливается, пораженная неожиданно всплывшим из глубин ее бессознательного ума чувством вины. Ситуация стрессовая: мать любит ребенка и, казалось бы, должна приносить ребенку радость, а она причинила ему боль. Ее можно простить и не судить строго, так как в этот момент она была «не в своем уме» и энергия ее сознания была полностью подчинена реализации программы, включенной справедливым гневом. Ее самосознание не работало, отключилось. Получается круг: эмоция возникла от автоматизма мысли, и потом она включает автоматизм реализации гнева на фоне суженного или иногда даже отключенного сознания.

Эмоция – психическая функциональная система

Любая функция имеет смысл только в связи с целым. Часть, в поведении которой выполняется постоянная функция для целого, может быть названа функциональным элементом. Функция эмоции – в изменении поведения в направлении согласия с другими людьми. Обида побуждает изменить поведение обидчика. Вина дает сообщение о необходимости изменения поведения в соответствии с ожиданиями человека, которого мы обидели. Эти и другие эмоция призваны обеспечивать социальное выживание человека. Однако те же эмоции, став длительными, навязчивыми, становятся источником конфликтов и болезней. Что при этом происходит?

Неадекватное поведение

Обиженный человек оказывается во власти обиды, все видит и оценивает через обиду. В этом случае сознание подчиняется эмоции и реализует, как мы видели на примере гнева, ее программу. Каждый, наверное, видел, как обидевшийся человек глупеет и становится ненормальным прямо на ваших глазах. Если бы это было не так, люди в состоянии аффекта не совершали действия, в которых потом, после трезвого размышления, сожалели.

Потеря реальности и мудрости

Мысли, возникающие под влиянием эмоции, не дают информации, как это ожидают, а только способствуют реализации программы эмоции. Это бесполезные с точки зрения познания мысли. Кроме того, они не только глупые, но и вредные. Обидные или стыдные мысли ослепляют нас, отрывают от реальности и превращают нас в живых автоматов.

Эмоциональный человек теряет связь с реальностью. Это похоже на его временное помешательство. Он не задумывается над последствиями своего поведения, будет ли оно облегчать, его состояние или ухудшать его. Отелло превратился в инструмент ревности и мог освободиться от наваждения, лишь задушив жену. Находясь под управлением ревности, он ни минуты не мог думать реалистично. Он мыслил патогенно. Когда театралы, наблюдая гнусные сцены развертывания эмоции, думают, что они так бы не поступили, то они просто не замечают того, что у каждого из них ревность развертывается по тем же правилам, описанным Шекспиром. Но утоление их ревности сдерживается правосознанием и наличием угрозы тюрьмы.

Инфантильность

Поскольку эмоция – самостоятельная функциональная система, то она имеет свою историю и развитие. Поэтому структура обиды и ревности пятилетнего ребенка в прошлом не отличается от структуры и ревности этого человека сегодня. Человек имеет не сто или тысячу обид, а одну и ту же, которая варьируется с изменением ситуации. Психические структуры обиды, вины и ревности возникли в детстве. Ребенок, обижаясь, учился управлять поведением матери. С помощью обиды он наказывал мать чувством вины и побуждал удовлетворять ее свои желания. Вызывая чувство вины у ребенка, мать создавала более эффективную схему управления ребенком.

Когда эмоции приобретают над нами власть, мы поневоле мыслим патогенно. Саногенное мышление не должно уничтожать эмоции, а наоборот, обеспечить их правильное и полезное функционирование и, соответственно, повышение благополучия человека.

Стереотипы культуры

Программы готовых образцов поведения и мышления существуют не только в виде привычек данного человека, но и в виде культурных стереотипов, хранящихся в коллективной «мудрости» народа. Программа – это определенный код поведения. Он может храниться в слове или в наборе слов. Коды, упакованные в идеях вроде «плохому должно быть плохо, а хорошему – хорошо», «наказание должно быть соразмерно проступку», «хорошие дети должны быть послушны», «непослушание должно быть наказано», «хороший родитель должен заниматься воспитанием детей», «человек создан для счастья» и другие хранятся в общественном сознании, ожидая своего момента. Проникая в сознание человека, эти идеи немедленно распаковываются и реализуются в соответствующих ожиданиях. Если оказывается, что поведение другого человека не соответствует им, то субъект идеи немедленно получает эмоцию в виде вины или стыда, чаще всего эмоцию гнева.

Культурные стереотипы являются величайшими достижениями духовной эволюции человека. Они вполне нормальны, и в них самих по себе нет ничего патогенного. Воспитание как раз состоит в том, чтобы люди разделяли эти стереотипы и следовали им. Без этого общество существовать не может. Но человек живет не для общества, а для себя. В патогенном мышлении общественное и индивидуальное не сбалансированы. Это создает стресс.

Возьмем императив справедливости. Мы должны быть справедливыми. Справедливость как раз состоит в том, что мы разделяем и следуем стереотипам: «дал слово – держи», «наказание должно быть соразмерно проступку» и, наконец, «хорошему человеку должно быть хорошо, а плохому – плохо».

Если человек разделяет эти формализованные требования культуры, имеет убеждения, то в определенных ситуациях они автоматически программируют его мышление и поведение. Это хорошо, ибо позволяет другим предвидеть, как он будет вести себя в типичных ситуациях. А с другой стороны – плохо, так как автоматическое следование этим правилам часто порождает стресс. Например: виновный должен быть наказан, но оказывается, что я виновного люблю. Как быть? Действовать по любви или в соответствии с культурным требованием?

Рассмотрим детальней такой ход мысли: «Я люблю своего ребенка. Он совершил плохой поступок. Любой проступок должен быть наказан, иначе произойдут два ущерба: нарушится закон справедливости и ребенок испортится, будет склонен к неподобающему поведению. Нельзя потворствовать порокам. Я – хороший родитель и должен выполнять свой долг».

Итак, вы – хороший родитель, вы наказали виновного, и справедливость восторжествовала. Но вы причинили страдание ребенку, которого любите. Вы оказываетесь сами наказанными страданием любимого человека!

Получается так, что ваше патогенное мышление, хотите или не хотите, в данной ситуации автоматически порождает чувство вины. Следовательно, вы действуете как автомат, побуждаемый и бичуемый эмоциями, хотя считаете себя свободным. Только саногенное мышление позволяет без ущерба обществу разорвать железную цепь стереотипного мышления.

Черты личности и эмоции

Наше умственное поведение автоматизируется не только социальными стереотипами, но и чертами личности. Черта личности, говоря строго, это некоторый готовый код программы поведения, который приходит в движение с определенной вероятностью в некоторых типичных для данной черты ситуациях. Можно сказать, что личность – это психическое образование, которое корректирует программы поведения в соответствии с требованиями культурных стереотипов.

Требования культуры и патогенное мышление порождают стресс неминуемо, так как обстоятельства более гибки, изменчивы, чем программы, которые «встроены» в наши черты личности. Если бы родители не считали себя обладателем черты «хороший родитель», то были бы более осмотрительны в отношениях к провинившемуся ребенку и их поступки протекали бы иначе, чем мы описали выше.

Личность автоматизирует не только наше поведение, но и наше мышление. Без учета обстоятельств и времени она присваивает вашему оператору такие программы мышления и поведения, которые, к примеру, обозначены словами «я – умный, я – справедливый, я хороший отец и т. д.». Личность не интересуется обстоятельствами, а следит за тем, чтобы ваше реальное поведение соответствовало чертам вашей личности. Личность обладает достаточной властью наказать вас за непослушание виной или стыдом. Иногда достаточно поймать нас на каком-то предосудительном действии, как нам вдруг оказывается стыдно или мы чувствуем грызущее чувство вины или отвращения.

Потребности как источник автоматизма мышления

Когда я хочу есть, мой ум обдумывает планы удовлетворения голода. То же происходит, когда возникает потребность в безопасности, которая автоматически включает программу или бегства, или защиты. Когда я стремлюсь к успеху, чувство голода подавляется. Чем сильнее желание, тем в большей степени оно подчиняет себе мое сознание мысли и чувства. Следовательно, пока мы находимся во власти желаний, привычек, эмоций, потребностей и социальных стереотипов, для нас нет надежды приобрести свободу от самих себя. Каждый из нас становится рабом своих желаний, ибо мы мыслим патогенно. Саногенное же мышление направлено на управление своими потребностями и желаниями. Важно только этому научиться.

Путь освобождения и приобретения власти над самим собою лежит не в тренировке воли, а в приобретении способности управлять своими желаниями и эмоциями. Это возможно на пути расширения сознания, в выработке саногенного мышления. Этому мешает то, что патогенное мышление постоянно воспроизводится нашими дурными умственными привычками, бессознательностью и действием социальных стереотипов. Как это происходит?

Научение патогенному мышлению

Известен фундаментальный закон психологии: если любое поведение, и умственное в том числе, сочетается с положительным подкреплением, то есть сопровождается удовольствием, то происходит научение этому поведению. Сильнейшим подкреплением является удовольствие облегчения, избавления от страдания и беспокойства.

Мысли, возбуждаемые плохой эмоцией, дают временное облегчение от страдания, переключая энергию переживания или на умственную агрессию, гнев, или на иную психическую защиту. Это временное облегчение положительно подкрепляет акты патогенного мышления, вырабатывая склонность совершать умственные действия, порождающие эмоцию. Повторяясь, они закрепляются и становятся умственной привычкой.

Его обидели в прошлом году, но в каждом случае воспоминания воспроизводится ситуация обиды, и она снова переживается, что приводит к закреплению эмоции, фиксации ее путем научения. Следовательно, обыденное мышление, как правило, способствует закреплению и усилению эмоций. Это верно не только для обиды, но и для любой эмоции.

Когда мы обижаемся или стыдимся, нам кажется, что эти эмоции, получив удовлетворение, ослабевают. Но на самом деле повторение эмоций усиливает их. Привычка обижаться, повторяясь, делает меня более обидчивым. При обиде мое сознание суживается, и я не могу сменить ход мысли, свойственный обиженному человеку, потому что не я сам, а уже моя эмоция обиды правит бал. Я оказываюсь в ловушке обиды: вместо того чтобы понять ситуацию, я думаю о планах мести или о том, как ущемляют мое достоинство. Другие же варианты не приходят на ум, так как ум уже мне не подчиняется. В патогенном мышлении ум починяется эмоции.

Кроме этого, научение эмоциям происходит путем наблюдения переживаний других людей. Если мать эмоциональна, то и ребенок будет таковым. Если обида привлекает внимание тех, кто хочет ее облегчить, способность обижаться будет возрастать. Обидчивый человек наказывает обидчика чувством вины и тем самым добивается внимания. Так происходит научение эмоциям в отношениях близких людей.

Эмоции поддерживают стереотипы культуры. Стереотипы культуры сохраняются и поддерживаются людьми, которые эмоционально реагируют на отклонение поведения члена своего сообщества от этих стереотипов. Каждый из нас подобен биороботу со встроенной специальной программой слежения за нравами, переживает гнев, если кто-то ведет себя недостойно по отношению к любому другому, а не только к вам. И эта реакция тем сильнее, чем теснее мы связаны чувствами.

Возмущаясь, мы порождаем санкции, которые действуют в двух направлениях: с одной стороны, происходит отрицательное эмоциональное подкрепление наблюдаемого поведения члена сообщества, а с другой, положительное подкрепление программы стереотипа. Следовательно, наши эмоции не только контролируют наше поведение, но и поддерживают культуру и являются необходимым элементом жизни и выживания сообщества. Поэтому саногенное мышление не имеет целью разрушение социальных стереотипов, уничтожение эмоций, подавление их или устранение каким-либо иным образом. Саногенное мышление предполагает только осознание и разумное управление эмоциями, социальными стереотипами, которые общество и мы разделяем – и не более.

Ум как стимулятор переживаний

Если мы вспомним ход мыслей у родителя в примере с наказанием ребенка, мы увидим, что мысли стимулируют определенное поведение. «Я – хороший родитель, – думает отец, – но я не наказал непослушного ребенка». Далее: «Я проявил слабость, забыл родительский долг. Я не достоин уважения». Данные мысли создают рассогласование между тем, как родитель думает, и тем, как себя ведет.

Следующая мысль порождает рассогласование в стремлении взглянуть на себя глазами других, например, учителя: «Он считает, что у этого ученика плохой родитель!» Реакцией на эту мысль будет ущемление достоинства, так как он считает: «Я – хороший родитель». Следующая мысль связана с женой: «А моя жена, наоборот, радуется, что я не наказал ребенка». Эта мысль извлекает другую: «Я не уважаю жену, поскольку она не следует долгу родителя, обнаруживая признаки моральной дефективности». Далее. «Она – плохая, а я ее люблю, поэтому я – тоже плохой». А он не хочет быть плохим.

Описанные движения мысли происходят незаметно, бессознательно, но их результат переживается в виде депрессии, ущемленного достоинства, вины, происхождение которых кажется иррациональным. Исток этих переживаний в детстве, когда мальчик был плохой и мама показывала, что она его за это не любит. Мы без труда обнаруживаем, что неприятные переживания отца в данном случае возникают в результате отклонения его мышления от стереотипов культуры: «любят только хороших», а он любит плохую и посему сам плохой.

Физиологическая конверсия эмоции

Все эмоции вызывают физиологические реакции. Когда чувство превращается в телесное движение, то сама эмоция постепенно ослабевает, ибо ее энергия переносится в биохимию телесных реакций, что дает облегчение, хотя за это приходится платить нарушением состояния внутренней среды. Этот процесс Фрейд назвал конверсией, обращением эмоции в телесное действие. Именно это телесное действие и ослабляет переживание эмоции. Как это происходит?

Если обида больнее, чем боль в правом боку, то мы не замечаем этой боли. Если же наоборот, скажем, при желчных коликах, нам не до обиды. Мы страдаем от колик и перестаем чувствовать обиду. Если конверсия каждый раз происходит эффективно, мы чувствуем себя необидчивым или нестыдливым человеком. Но это не значит, что стыд и обида не действуют и не совершают в организме непредвиденных реакций.

Бывает и так, что вы не успеваете осознать свою обиду, как она уже конвертировалась в сжатие сфинктера, сосуда или активизировала какую-либо железу. Такого типа реакции и определяют ваши психосоматические отношения. Если у человека при обиде сжимается желчный сфинктер, то вместо обиды он жалуется на неприятную тяжесть в правом боку.

Любое поведение, которое присоединяется к эмоции, отнимает от нее энергию и ослабляет ее. Навязчивости носят защитный характер, так как переключают энергию переживания на себя. Психиатры говорят, что с появлением навязчивости душевные страдания человека уменьшаются, но близкие сильнее реагируют на эти симптомы, чем сам больной.

Аналогично оказывают свое действие и другие эмоции, порождая психосоматику. Если вина сжимает ваш желчный сфинктер, то вам никакие лекарства не помогут. Лучшее лекарство – изживание чувства вины. Есть только два пути оздоровления: переучить организм, чтобы он не реагировал на вину сжатием сфинктера, или научиться размышлять саногенно о своей вине.

Саногенное мышление и автоматизмы мышления

Автоматизмы играют двоякую роль: с одной стороны, они облегчают решение умственных задач, а с другой – способствуют возникновению эмоционального стресса. Хорошие умственные привычки делают наше мышление эффективным и точным. Плохие привычки – порождают конфликт и стресс.

Первая задача самосовершенствования состоит в том, чтобы научиться различать в себе привычки, ведущие к патогенному мышлению, от привычек саногенного мышления и, соответственно, сознательно сдерживать первые и культивировать вторые. Но для этого нужно уметь их различать, а это предполагает обучение интроспекции.

Значение интроспекции

Автоматизм умственных привычек продолжается до тех пор, пока они не становятся предметом сознания. Для облегчения анализа разберем акт интроспекции простейшей умственной операции счета. Я знаю, что дважды три – шесть, без всяких размышлений. То, что именуется «знаю», на самом деле – автоматизм памяти. Сегодня на вопрос «сколько будет дважды три?» я просто отвечу «шесть». Я забыл, в результате каких действий получен ответ.

Обратимся к прошлому. В школе я пользовался для счета пальцами или палочками: «Я сосчитаю два раза по три. Полученный результат разложу и если буду считать по одному, то сосчитаю до шести. Значит, дважды три будет шесть».

Посмотрим, какую роль играют числа в осознании счета. Числа 2, 3, 6 оказываются наименованиями результатов разных программ счета. Число 2 говорит о том, что я дважды повторил акты счета, число 3 – трижды, и так далее. Счет порождает число. В числах нет ничего, кроме обозначений программ счета. Это в корне уничтожает всякую мистику чисел, излюбленное занятие современных пифагорейцев.

Склонность думать о двоице, троице или шестерке как о чем-то большем, чем простые программы счета, отличающиеся числом циклов счета, появляется от незнания того, в результате каких умственных операций эти числа появились.

Аналогична саногенная интроспекция эмоций. Только в этом случае объектом сознательного внимания будут не счет, а иные умственные операции, порождающие определенную эмоцию. Усвоение саногенного мышления состоит именно в усвоении интроспекции эмоции.

Если обида состоит в приписывании другому человеку неадекватной программы поведения, то мы устраняем обиду, как только поймем неуместность или нереалистичность своих ожиданий, а также то, почему поведение другого отклоняется от них.

Я могу страдать оттого, что не принимаю себя таким, каков я есть на самом деле. Я могу, например, избавиться от стресса, признав, что я ошибаюсь, принимая себя хорошим родителем. Я, оказывается, не всегда хороший родитель. Бывают обстоятельства, когда я плох. Если я это признаю, то мне легче будет справиться со стыдом.

Саногенное осмысление своего поведения позволяет изжить автоматизмы черт личности. Мне легче сдержать свою справедливую агрессию, если я смогу на секунду подумать: «Ребенок совершил проступок, он и так наказан чувством вины, и мне незачем применять двойное наказание за один проступок! Ведь этого не допускает ни один уголовный кодекс мира!» Однако для такого хода мысли мне нужно мыслить саногенно.

Отделение эмоции от я

Чтобы мыслить эмоцию, а не просто ее переживать, нужно уметь совершать две операции: отделить эмоцию от своего я и сделать ее объектом восприятия.

«Я-включение» – это на жаргоне психологов отождествление себя с тем, что происходит. Если я отождествляю себя с некоторым ходом мысли, чувством, то эти мысли и чувства при этом заряжаются энергией и программируют мое поведение. Если же я отделяю от себя чувство или мысль, то это похоже на то, что я передал управление по выполнению программы чувства или мысли другому. Получается, что чувствует и мыслит другой, а не я. Если это получилось хорошо, чувства и мысли, перестав быть моими, теряют свою энергию.

Это нетрудно проверить. Стоит вам начать говорить о себе в третьем лице, как ваше эмоциональное состояние меняется. Передав мысли и чувства другому, я одновременно передаю ему и энергетические ресурсы для них. Сказанное делает понятным следующее.

Когда я делаю объектом интроспекции свою эмоцию, происходит отделение этой эмоции от моего я. Интроспекция отнимает энергию от эмоции, ослабляет ее и делает возможным объективное размышление над ней. Одним из главных навыков саногенного мышления является умение отделять мысли и чувства от себя. Это именуется объективацией. Те умственные упражнения, которые разработаны нами, делают возможным эффективное обучение интроспекции.

Отделить мысль от себя – значит сделать ее объектом восприятия. Мы можем воспринимать предметы только потому, что заранее имеем образцы этих предметов. Когда я ищу иголку в стоге сена, я ее найду, так как видел и знаю, что ищу. Но, чтобы созерцать свою эмоцию, я должен иметь образцы тех умственных операций, которые порождают эмоцию. Таких образцов в обыденном сознании нет. Большинство психологов не могут ответить на вопрос: «Каковы образцы кодов эмоций, например, обиды или зависти?» Люди не знают их и поэтому не в состоянии мыслить свои эмоции, а могут только переживать их, то есть находятся в их власти. Объективация эмоции предполагает предварительное приобретение представления о том, как эмоция устроена, то есть какие умственные операции ее порождают.

Следовательно, для того чтобы мы могли наблюдать эмоции, то есть прослеживать программы умственных действий, которые порождают эмоцию, мы должны знать «устройство» этих эмоций. Мы можем получить знание об этом из современной научной психологии, которая исследовала все основные умственные акты точными методами. Этих методов не было во времена Фрейда, Юнга и тем более во времена святых отцов христианства, которые вслед за Нилом Сорским разрабатывали «умное делание», нужное для овладения стихиями чувства.

Знание любого поведения предполагает знание программ, образующих это поведение. Человек, знающий, как устроены умственные программы, приобретает небывалую способность к интроспекции собственных эмоций. Именно изучение этих программ и составляет суть обучения саногенному мышлению.

Чувства зависят от стиля мышления

Я могу обидеться, что мой друг не пришел на свидание. Наш ум устроен так, что он немедленно должен дать понимание сложившейся ситуации, особенно если она меня задевает. Я еще ничего не знаю о причинах срыва встречи, а уже строю предположения:

• Он заболел.

• Сложились уважительные обстоятельства.

• Он пренебрегает мною.

• Я для него ничего не значу.

• Может быть, он решил меня наказать.

• Он необязательный человек, его что-то отвлекло.

• Может быть, он просто забыл о встрече.

Возможен и иной набор мыслей, но именно эти варианты толкований ситуации чаще всего встречаются в условиях нашей культуры. Если бы это происходило в XIV веке, то мы не обошлись бы без включения в перечень объяснений колдовства, препятствующего встрече.

Очевидно, что сила обиды зависит от хода моих мыслей. В первом случае – мой друг заболел – результатом будет не обида, а обескураженность, жалость. Во втором случае я обижусь, и обида будет зависеть от силы моих ожиданий. В третьем случае моя реакция будет зависеть от того, в какой степени я реалистичен, то есть способен принимать другого таким, каков он сесть на самом деле, а не в соответствии с собственными субъективными ожиданиями и надеждами.

Приведенные примеры говорят о том, что привычка думать определенным образом может облегчать или ухудшать мое эмоциональное состояние. Преобладающий ход мыслей зависит от характера, от стиля мышления и моего менталитета, то есть от привычек думать определенным образом. Если у меня сильный комплекс неполноценности, то наверняка будет выбран второй ход мыслей: «Для меня он болен, – думал бы я, – а для других, наверное, был бы здоров!» Если я мстительный параноик, то второй вариант мысли породил бы идею возмездия, и я решил бы его наказать: «В следующий раз сам опоздаю или вовсе не приду на более важное свидание и буду подглядывать из-за угла, как он нервничает».