Юрий Иванович
Второй шанс

Глава 8
Затаившийся Цаглиман

Наркуша уже несколько дней пытался разобраться с доставшимся ему трофеем. В принципе, как залёг «на дно» в этом хуторе-вотчине своего друга младых лет, так и возился с диковинным устройством. Оно запускалось, действовало, даже что-то показывало на небольшом экране, но как считать результаты, как задать нужный алгоритм и что оно всё в итоге значит, приходилось выяснять методом тыка, используя простейшую житейскую логику да подсказки из Интернета. Даже некоторые навыки компьютерных игр пригодились, хотя ими завсегдатай уголовного мира владел весьма поверхностно.

А в том, что устройство страшно ценное и нужное, Боря Цаглиман догадался сразу, ещё там, во время штурма квартиры академика и разразившейся войны сразу между несколькими вмешавшимися в конфликт силами.

После предательского удара по голове со стороны Паровоза Наркуша потерял сознание всего на несколько мгновений. А придя в себя и прислушиваясь к грохоту участившихся выстрелов, думал только об одном: «Сейчас этот тупой шкаф меня и добьёт! Не иначе как по наущению своего дяди, такого же ублюдка, действует. Сам Лось-Ефимка на такое не решился бы…»

К его неимоверному удивлению, подельник-предатель только бегом отнёс не подающее признаков жизни тело на чердачную площадку да там и бросил. Даже обыскал плохо, забрав пистолет, но оставив нож. То ли очень спешил, то ли решил, что тратить лишние секунды на труп бессмысленно. Не знал, видимо, что некоторые люди числятся в категории «особо живучие».

Но как только «шкаф» прогромыхал вниз, Боря поднялся на ноги и, разминая опухшую возле затылка шею, стал осторожно спускаться с чердака на жилой этаж.

Хорошо, что осторожничал. Успел первым заметить крадущихся ему навстречу спецназовцев. Подался назад и замер, стараясь по доносящимся звукам просчитать происходящее на смотровой площадке. Также понял сразу, что всей их операции пришёл жирный полярный лис. Раз уж всё оцеплено силовиками и идёт такое беспощадное сражение, то даже сдаться будет проблематично. Авансы Лавсан выплатил невероятные, а несколько групп совсем незнакомых «братьев» выглядели так, словно пол-Москвы готовы были перестрелять. В такой обстановке ни о каком пленении не могло быть и речи.

Конечно, было непонятно, за что его приговорил Бурый. Вины за собой Наркуша не чувствовал, не «крысятничал» и ментам не «стучал». Разве что мелькнуло предположение, что старший в банде решил забрать под себя небольшой бизнес. Но Цаглиман прекрасно осознавал: раз его приговорили, то ещё и по этой причине сдаваться нельзя. В «предвариловке» свои же удавят. Что-то выяснять там и доказывать, призывая к разборкам «по понятиям», бессмысленно.

Следовало избавляться от холодного оружия и немедленно уходить. Но как?! Если вокруг всё оцеплено и война только разгорается?

Пара спецназовцев начала действовать, криками заставляя Паровоза лечь на пол и не рыпаться. Потом раздались странные крики, грохот, стоны и показался бегущий зигзагами Лось-Ефимка, как его за глаза называли коллеги по разбою. Причём прущий от смерти Паровоз орал чистым матом, кроя всех, в том числе своего дядю и неведомых снайперов. А вокруг него искрили дробящие мрамор тяжёлые пули. То есть по нему работало сразу несколько снайперов.

И опять Наркуша ничего лучше не придумал, чем пересидеть какое-то время. Услышал, как Ефимка ворвался в квартиру к какой-то тёлке, дождался сравнительной тишины на лестнице и только потом начал спускаться. Вот тут и донёсся до него женский стон с площадки. Вспомнил, что женщины там не было, но был ребёнок.

«Неужели мальца грохнули вместе с мамашей? Уроды!»

Не считаясь с доводами рассудка, он поспешил к месту событий. Осторожно выглянул из-за угла. А там ветерок гуляет, стёкла вдребезги… но ребёнка нигде не видно. Зато лежащая женщина сразу бросилась в глаза и была опознана как Вера Павловна, личная телохранительница самого академика. А раз она здесь, то скорее всего и старикашка рядом. Иначе зачем стреляли, пытаясь их или отсечь, или убить?

Охранница оказалась довольно тяжело ранена в правое плечо и от болевого шока то теряла сознание, то вновь открывала глаза. А вот на левой руке и на боку у неё было то самое устройство. Оно напоминало часть разгрузки и довольно сложные наручи на локоть и запястье. А губы женщины в беспамятстве шептали: «Свиридович, вы где?» Значит, она до ранения вела поиск академика, пользуясь этим самым устройством.

Чем занимается учёный – Наркуша даже предположить не мог. Но судя по оплате и только-только начавшей затихать войне невероятного масштаба, значимость дряхлого старика сложно было переоценить. Любой информацией о нём или ведущей к нему можно будет не просто торговать, а крупно спекулировать, а то и диктовать свои условия. По крайней мере выкрутиться из-под неожиданного приговора со стороны Бурого, а то и его самого подставить, следовало попытаться.

Другой вопрос, как вырваться отсюда?

Да ещё и уйти с устройством?

Сообразительность Бори Цаглимана в критических ситуациях и при цейтноте времени порой поражала его самого. Вопросы, словно неповоротливые глыбы, ещё крутились в одной части сознания, тогда как вторая часть уже действовала. Рывок на площадку, и наиболее окровавленный спецназовец с развороченным пулей лицом оттащен за ноги в безопасное место. Снайперы, наверное, не успели перенести огонь.

Затем спешное переодевание. Повезло, что на Наркуше были брюки и ботинки, почти идентичные униформе силовиков. Только и следовало нацепить на себя окровавленные куртку и шлем. Разгрузку, бронежилет и автомат, при видимости такого ранения, не было никакого смысла тащить на себе. Та ещё тяжесть! Да и вместо них видимость амуниции заменило отобранное у Веры Павловны устройство.

Полминуты тревожного ожидания, пока звуки выстрелов не стали совсем редкими, и опять рывок на площадку. Там он сбросил разгрузку, бронежилет и автомат со второго убитого спецназовца и взвалил его на спину. Тот оказался ранен в шею и не выглядел как окончательный и бесповоротный покойник. Своё лицо ещё раньше постарался измазать чужой кровью. Противно до омерзения, но жить-то хочется!

Как спустился вниз и добрался до машин «Скорой помощи», помнил словно в тумане. На кого-то орал, кого-то отталкивал с дороги, но не останавливался ни на мгновение. Помогло ещё одно чудо: несомый на спине человек оказался ещё жив. Хоть и врачи, нависшие над телом уже непосредственно в машине, не скрывали пессимизма.

– Не жилец…

– Вряд ли вытянем.

Но пытались. Совсем не обращая внимания на улёгшегося возле самой двери спасателя. Только и бросили в его сторону:

– Держись, солдатик, в госпитале и тебе окажут помощь!

А по прибытии умчались передавать коллегам еле дышащее тело, совершенно забыв про второго, про того, кто вынес раненого. А Наркуша попросил умыться, привёл себя в порядок и смотался из госпиталя, деловито заявив обмывавшей его сестричке:

– Ладно, спасибо. Некогда мне, надо в штаб возвращаться.

Так и ушёл, хваля себя за предусмотрительность и перестраховку. Имелась у него конура для лёжки, о которой никто из подельников не знал. Одежда, приличные аксессуары путешественника, мелочи актёрского реквизита, помогающие сменить внешность. Там и аванс припрятал. Но понимал, что найдут. И свои, и спецназовцы, и охранники академика, и те уроды, которые снайперов вокруг натыкали.

Потому не рискнул оставаться дольше, чем понадобилось для переодевания и сбора вещей. Как и не раздумывал, куда податься, чтобы залечь «на дно». Только к Федьке Зозулину, в его глухие, удалённые от цивилизации места. С Федькой он познакомился давно, ещё в юности: учились вместе первый год в училище, там и скорешились. Потом оба свернули на нелёгкую дорожку уголовно наказуемой деятельности, но вместе никогда плотно не работали. Зато частенько встречались для бесшабашных загулов и небольших познавательных путешествий.

Во время одной из таких поездок Федька и привёз друга на свой родной хутор. Этакое большое, солидное хозяйство, пусть и запущенное слегка из-за недостатка рабочих рук. Потому что проживал там только один закоренелый холостяк – двоюродный брат Федьки, лет на пятнадцать старше его, трижды судимый и дважды сидевший, ушедший в «завязку», но торжественно пообещавший лучшему другу любимого братца: «Если чё, заходи. Укрою от кого угодно».

Укрыл. Да так, что и с собаками в случае облавы неожиданной не отыщут. Под неказистым на вид сараюшком, внутри которого топталась парочка овец, оказался шикарный погреб с удобствами. Почитай жилая комната с электрическим освещением да пристроенным в углу сортиром. Хочешь, отлеживайся, спи, отъедайся, хочешь – книги читай или в Интернете зависай. Благо, что данный участок находился в досягаемости покрытия ближайшего оператора. Хозяин хутора всё предусмотрел, всё устроил, – для самого себя берлогу готовил. Но и оплату за свои услуги взять не погнушался.

– Трактор купить хочу, – откровенничал. – А хороший – уж больно дорог. Так что твоя помощь очень вовремя подоспела.

А Наркуше и не жалко ради спасения собственной шкуры. Дал приличную сумму и пообещал, что впоследствии втрое больше даст. Если парочку месяцев высидит на хороших харчах да в полном спокойствии.

Только вот не сиделось Боре Цаглиману на одном месте спокойно. Два дня отоспался, а потом словно шило в одном месте завелось. А чтобы себя занять по полной программе – стал изучать трофейное устройство. Хорошо так изучать, подробно. Не ленясь по нужным сайтам побродить да полезную информацию почерпнуть. До глубинного понимания сути действия он, конечно, не дошел, но хоть примерно понял, как странными наручами и экраном пользоваться.

К началу чётвертого дня он отчётливо уразумел: нечто или некто находится в северо-западном направлении, на примерном расстоянии в семь километров.

Вначале не поверил в такое совпадение.

«Неужели академик настолько близко?! – а потому успокоил себя расхожим среди фаталистов выражением: – Чего только не случается в жизни! А раз так, значит, следует мне туда наведаться и этого самого старикана «пощипать». Если уж за него такие войны ведутся, то уж гусь он жирный, будет что с него стрясти…»

А раз решение принято, то следовало только собраться и предупредить хозяина о своём кратковременном уходе. Чем Наркуша и стал заниматься, начав с подбора одежды. Хозяин вскоре в подземную комнату и сам заявился, подав условный сигнал и начав спускаться в тот момент, когда Боря Цаглиман натягивал трусы на голое тело.

Вся беда в том, что хуторянин пришёл не сам, а в сопровождении хорошо знакомых рож. И одна из них, ехидно улыбаясь и направляя на Борю пистолет, поинтересовалась:

– Наркуша, неужели ты мечтал от меня скрыться? Наивный поц!..

И, несмотря на обнажённость, бедный Цаглиман покрылся потом с ног до головы. В данный момент его жизнь не стоила и копейки.

Глава 9
Отголоски войны

Биография Прасковьи Козыревой оказалась очень богатой на события, людей, тайны и кровавые разборки. Всего в ней хватало: взлётов и падений, лжи и предательства, любви и великого самопожертвования. И судьба-злодейка издевалась, и фортуна разными местами поворачивалась, и смерть с ними всеми рука под руку ходила.

Маленький Александр только и слушал с отвисшей челюстью, но со стариковской серьёзностью в глазах. И только сжатый пересказ некоторых лет мог поразить человека и более искушённого в жизни, чем академик Кох. Особенно его поразило, что Козырева воевала в партизанском отряде и в свои шестнадцать лет попала к немцам в плен. Подверглась жестоким пыткам, была погребена под руинами тюрьмы, подорванной отступающими в спешке фашистами. Выжила лишь благодаря самоотверженным спасателям, которые разгребли руины и вернули к жизни героиню-партизанку. Увы, пытки и нахождение под обломками оставили неизлечимую травму на всю жизнь. Детей Прасковья так и не смогла иметь, хотя несколько раз пыталась создать семейный очаг.

Происхождение родителей, крупных владельцев сыродельных заводов, купцов и капиталистов, тоже сказалось на доле девушки отрицательно. По причине непролетарского происхождения её и заслуженной награды не удостоили, как ни добивался этого командир отряда. И после войны несколько раз всё в лагеря пытались отправить, обвиняя в предательстве и коллаборационизме с оккупантами. Хорошо хоть боевые товарищи как могли, но отстояли свою боевую подругу.

Именно с боевой партизанской юности Козырева осталась неравнодушна к оружию. Да и родители всегда в этом деле потворствовали. И если другие добросовестно сдавали найденное оружие или старались от него избавиться, утопив в болоте, семейство Козыревых только и делало захоронки в глухих местах. Руководствовались поговоркой: «Кушать не просит, вот пусть и лежит».

Вдобавок и в мирное время каких только коллизий не случалось. Но если имелась гарантия, что никто не заподозрит в укрывательстве огнестрельного оружия, оно тоже в тайники отправлялось.

Даже за год до пенсии Прасковья выкинула фортель в стиле юной партизанки. Начались кровавые девяностые, и бандиты ничем не гнушались. Хоть директора убить, хоть инкассатора ограбить. Вот и попытались три уголовника на своей «девятке» срезать директорскую «Волгу», которой лично управляла сама директор, а на заднем сиденье восседала дородная бухгалтерша. Зарплату работникам комбината везли, крупную сумму.

Налётчики знали, что у женщин имеются ведомственные пистолеты, но отнеслись к этому с насмешкой. Куда, мол, двум бабкам-то с нами тягаться? Вот на том и погорели. Двумя выстрелами разбили стёкла задних дверей, приказывая остановиться и прижимая «Волгу» к обочине. Прасковья и остановилась. Зная, что свидетелей бандиты в живых не оставят (уже были случаи), она первой ринулась в атаку. Стреляла и попадала как заправский ковбой, потому что в тире всегда выкладывалась по полной и денег на добавочные патроны не жалела. Из бандитов только один успел выскочить наружу из «девятки» и поднять пистолет. Остальные умерли в машине.

Но героиня Великой Отечественной на этом не успокоилась. Понимала, что начнись следствие, – обязательно впаяют превышение, заклюют толерасты и завоют поборники прав человека. Да и дружки покойников обязательно подтянутся и начнут гнуть пальцы веером.

Поэтому, не прекращая движения, сдёрнула труп водителя на пассажирское место, закинула на заднее сиденье убитого вне машины типа и прокатилась до ближайшего озерка. Туда и булькнула «девятка» вместе с телами. А так как дело было осенью, то отыскали машину только следующим летом. Раки отлично постарались, очистив кости от мяса, а разбираться с баллистическими экспертизами двух найденных пуль никто не стал. Недолго думая списали «мокрое дело» на разборки между группами организованной преступности и закинули в архив.

А ведь пистолеты Козырева у преступников изъяла, сразу завернув их в кожаную куртку, затолкала в пакет и прикопала в приметном месте. Потом перепрятала. С бухгалтером она и не сомневалась, что договорится. Проверенная была тётка, кремень.

Только судьба распорядилась по-иному. Скончалась бедная бухгалтер на месте происшествия от инфаркта. Во время выстрелов по «Волге» сердечная аорта лопнула. Случись такое даже на операционном столе, и то спасти не смогли бы. А о разбитом стекле директор заявила, что камень из-под колёс встречного грузовика вылетел. Никто не стал сомневаться в её словах. Бывает… Тем более что зарплату работники получили без задержек.

Поведав свою историю, дряхлая старушка с некоторым сарказмом поинтересовалась у ребёнка:

– Что брать с собой будем? Автоматы, карабины, пистолеты или гранаты?

Тот тоже свою боевую молодость вспомнил:

– Всё взял бы… Да не унесу. Поэтому не станем мы с тобой, напарница, милитаристами, раздувающими гонку вооружений. Возьмём по пистолету да по запасной обойме к ним. Желательно посовременней. Далеко лежит?

– Близко. На опушке, из окон дома видать, – отчиталась старушка и не удержалась от улыбки: – Потому и житья участковому не давала, незаконных рубщиков гоняя, чтобы они случайно тайник не повредили. Зато всех отучила рядом с моей усадьбой деревья рубить.

Ребёнок на это лишь похвально кивал да цокал языком, поражаясь такой практичности. Но время торопило, и откладывать вылазку за оружием старушка не стала. Закрепила на спине корзину, упрятала в рукаве маленькую огородную лопатку и двинулась к хорошо известному ей месту.

Академику только и оставалось, что из окошка наблюдать и на дорогу поглядывать. Вдруг гости нежданные нагрянут?

Обошлось. К вечеру общими усилиями оружие почистили, проверили и подготовили к любым неожиданностям. А там и соседка с молоком подошла. Два больших ведра на коромысле принесла, приговаривая:

– А что делать, Григорьевна? Уже и посуды нет, и банок не хватает, чтобы отстаивать. Да ты сама видела… И что мне с той сметаны да творога?.. Если и на базар свезти нет ни возможности, ни времени… А вот сыр – это хорошо. Его долго хранить можно, месяцами…

– Мой и годами будет стоять, – ревниво напомнила Козырева, показывая, куда ставить вёдра, а потом во что перелить. Посуды в её доме имелось с избытком, объёмная, из нержавейки.

Но глядя, как она натужно поднимает пустые кастрюли, соседка, дородная крепкая женщина лет пятидесяти, посочувствовала:

– Как сама-то справишься? Тяжело небось?

– Ничего, я ковшиком и так всё отмеряю. А на днях внучатая племянница приедет, Лялька, ты её знаешь…

– Лариску-то? Глазастую такую и худющую? Помню…

– Вот она и станет тут всем ворочать. Благо, что давно на мастера выучилась и все наши семейные секреты знает. Будет у неё ещё лучше, чем у меня получаться. И сынок с ней будет, поможет матери и сам на молоке силёнки поднаберёт за каникулы. А уж саму Ляльку и не узнаешь, поди, красавица, женщина в соку…

Так, обсуждая новости и проблемы, женщины отправились в сарай. Там Прасковья передала соседке два малых бидона с герметичными крышками да один большой приготовила на завтра. Потому что дальше уже внук соседский, мальчонка одиннадцати лет, на тележке привозить будет.

– В дальнейшем, если дело пойдёт, и другие держатели коров со своим молочком подтянутся! – С этими словами и вернулась Прасковья в горницу после проводов соседки. – Ну а пока каши наварим да на утро творога сделаем. А в обед твои любимые вареники налепим.

Но академик не был бы академиком геронтологии, не заметь он нездоровый румянец на щеках своей напарницы.

– Стоп, стоп! – чуть не силой остановил он старушку. – Давай угомонись и ложись немедленно отдыхать! В твоём возрасте и состоянии нужен только покой. А ты вон как разбегалась! Ещё помрёшь раньше времени.

– А кашу?..

– Да что я сам кашу не сварю! Ложись!.. Сейчас чая мятного заварю, тебе надо успокоиться, восстановиться за ночь и к утру как огурчик быть.

– С самого утра?

– Ещё раньше, на рассвете. Нельзя, чтобы меня какой случайный грибник заметил. Потом не отбрешемся с тобой…

И Александр заварил чай и напоил Прасковью как следует. Потом наварил каши и сам наелся от пуза. Но, вернувшись к старушке, заметил, что она не спит, и присел рядом для разговора.

– Думал, ты уже давно похрапываешь.

– Не могу уснуть, мысли разные в голову лезут… И дурно мне… Вдруг и точно сейчас помру?..

– Ты бросай эти пораженческие разговоры! – рассердился Кох. – Столько прожила, сражалась, мечтала и верила, а накануне омоложения – в кусты?

– Ну, верить-то я начала только пару дней всего, – бледных губ Прасковьи коснулась слабая улыбка. – А вот умереть и в самом деле могу… Чувствую, что близок мой последний час… устала…

– Вот уж заладила! Чуть ли не стихами траурными заговорила! – уже не на шутку разозлился мальчонка. – Устала она! А обо мне ты подумала?! Если что с тобой случится, то и мне смерть. Не выживу я в этом мире без тебя. Или поймают и убьют, или в сумасшедшем доме свою новую жизнь закончу. Ты пойми, всё сейчас на тебе держится! И я, и всё будущее человечества. Можно сказать, что на тебя все будущие поколения стариков смотрят. Смотрят и верят, что именно ты станешь моим светочем, моим провидением, оказавшим мне помощь в самую трудную минуту…

Он ещё минут пять пел дифирамбы улыбающейся старушке, восхвалял её мудрость, мужество и отвагу, хвалил сообразительность и завидную проницательность. Убеждал в полной незаменимости. При этом бормотал всё тише и тише, пока совсем не умолк, убедившись, что Прасковья Григорьевна спит. Только потом вытер пот со лба и на цыпочках прокрался в свою спальню. И, уже укладываясь на мягкую перину, шептал с облегчением себе под нос:

– Что бы некоторые критиканы ни говорили, а массированное внушение действует. Если человека заставить поверить в свою незаменимость, он реально омолаживается. Жаль, не все это понимают… Надолго ли хватит, – это другой вопрос, зато в любом случае напарница сутки протянуть должна… Да и я хорош: взбодрил составленной смесью, а про откат забыл. Сам без году неделя, как омолодился, а старческие проблемы уже совсем из головы вылетели…