Юлия Щёлокова
С полуслова. Сборник рассказов
– Бабушка, подскажи, кто храм отворить может? У кого ключи? – продолжал боец. – Мы же по хорошему. Чтобы не ломать!
Бабуля всё так же медлила с ответом, но уже смотрела чуть дружелюбнее.
– Матушка, время уходит. Нам их догнать нужно. С колокольни лучше видно, в какую сторону они подались. Храм открыть нужно.
– Ключи у трапезника, у Александра, – наконец решилась баба Фрося. – Он хороший человек. Не троньте его, и его семью. Иначе прокляну вас!
– Не тронем. Где его найти, бабушка?
– Его дом последний вон по той улице, – она указала направление своим батогом. – Но помни моё слово, со злом придёшь – прокляну!
– Спасибо, бабушка – кричал боец уже на ходу, направляясь к своей лошади и запрыгивая в седло.
В следующие минуты боец уже ударами кулака сотрясал ворота Александра. Укрыв жену с малолетними в подполе, а старших дочерей на чердаке, Александр ринулся к воротам.
– Командиру в храм нужно. На колокольню.
– Зачем? Грабить там нечего.
– Да не грабить! На колокольню нужно, говорю же! За беляками усмотреть – в какую сторону поехали.
Александр сделал резкий шаг вперёд, тем самым вынудив бойца отступить на шаг, и громко захлопнул за собой калитку.
– Ну пошли, коли вам так надо.
– Давай на коня, отец, так поспешней будет. Командир ждёт.
Александр запрыгнул на коня за спиной бойца.
***
Сашка запрыгнул на лошадь за Митькиной спиной. Ухватился одной рукой за его могучие плечи, а другой придерживал ворох полевых цветов, чтобы не выпали ненароком. Сашке уже стукнуло 18 годков, а Митьке и того больше. И Митька уже год как женат был. Но продолжал, как мальчонка, убегать вечерами в отцовскую конюшню, чтобы побыть среди лошадей. Любил он этих тварей божьих до исступления. И в этот вечер, после покоса, отец дал добро старшему сыну прогуляться в поле на одной из его лошадей. Александр, сосредоточившись на сохранности своей охапки, и не заметил, как быстро они доскакали до дома Савелия.
У Савелия этого дочь Прасковья была на выданье. Девка видная, рукодельная. К ней уже многие сватались. А она всё тянула с ответом. И Сашка долю свою решил испытать, и на Покров пришёл к ней с купцом, как с отцом названным, свататься. Но ответа она пока так и не дала.
Сашка спрыгнул с лошади, подбежал к околице савельевского дома, перемахнул через неё, и в миг оказался у окошка, что в лес смотрело. И аккуратно разложил под ним всю охапку, что с собой привёз. Спустя мгновение запах травы, нагретой за день солнцем, смешался с пряным ароматом полевых цветов. А самого Сашки уже и след простыл. Он уже опять сидел за спиной Митьки, и скакал в сторону купеческого дома.
Перед праздником урожая Савелий пришёл к купцу с ответом. Дала Прасковья своё согласье на брак с Александром. По золотой берёзе свадебку сыграли, а по первому снегу Сашка с Прасковьей уже отеческий дом в Теренкуле обживали.
Пришлось только кое-что в доме том поменять. Прасковья то не зря мастерицей слыла, и не только в Миасской слободе. По всей округе о её заслугах знали. Таких мастериц ещё поискать: она сама и лён вырастить умеет, и как обработать его знает. Ткачеству обучена с малолетства. Да так искусно, что и сама других поучает. Приезжали к ней из самых разных мест учиться ткань создавать, а кои уже умели, приезжали к ней посмотреть, как она новые рисунки да узоры на ткани создает, какие кружева на коклюшках из под её рук выходят. Загляденье. Поэтому пришлось место и для ткацкого станка предусмотреть, и для трёпки льна, и для коклюшек, и для хранения всех рукоделий. Чтобы у каждой нужной вещи свое место в доме было, а у хозяев порядок и достаток.
Тут и дети пошли. Пятерых Бог даровал им, четырёх дочерей, и сына.
Александр в плохишах тоже никогда не ходил. А когда старшая дочь подрастать стала, выбрали его на общем собрании трапезником при местной церкви. А это и честь, и ответственность немалая. За храмом приглядывать, убирать, подлатать что нужно, при службе содействовать и звонарное дело освоить – и всё один.
***
– Уж думал воротишься один. Это он? Отпирай поскорее! – в нетерпении выкрикивал верховодивший.
– Грабить будете – Бог вас покарает! – как можно суровее произнес Александр.
– Не мы вас грабим, а церковники ваши. Ваше добро нам без надобности. Нам бы этих белых собак догнать. Отпирай скорее.
Александр отпер ключом массивный замок на боковой двери, что вела к лестнице на колокольню. Двое стрелой влетели в дверь, едва она открылась.
Командир на ходу бинокль достал и стал, как взобрался, в разные стороны смотреть. Вдруг замер в одной точке и говорит товарищу.
– Вон они… беляки… вижу… к Алабуге уже подъезжают. Ещё успеем нагнать. По коням!
И так же стремительно ринулись по лестнице вниз. Когда Александр вышел за ними следом на улицу, у церкви их уже не было, лишь пыльный след вдали напоминал, что мгновение назад, здесь проехала телега с пушкой.
Александр запер храм. И уже неспешным шагом отправился в сторону родного дома. То, что времена в родной стране настали неспокойные, он много раз слышал. И в один день обе стороны этой войны побывали в его деревне. Но в этот раз он откуда-то знал, все его молитвы были услышаны. И что в этот раз все эти противостояния между белыми и красными обошли стороной его родной Теренкуль. Все живы. Перепуганы. Но целы и невредимы. С такими мыслями он зашёл в свой дом. С такими мыслями обнял жену и детей. С такими мыслями и дожил свой век.
Свет
Случилось это в те далёкие времена, когда в нашем городе ещё ходили троллейбусы. Да, те самые, неведомые местной детворе, "звери" с рогами снаружи и компостерами внутри.
В те времена, ещё до того, как троллейбусы были признаны местными властями экономически невыгодными, до того как в считанные дни все провода по городу были срезаны, сгружены и сданы на металл, до скандалов и возмущений из-за нехватки автобусов на маршрутах, в те времена я училась почти в центре, жила в одном отдалённом конце города, а подруги мои жили на противоположном. Так что троллейбусами, и не только, я пользовалась часто.
И вот, стою я однажды на остановке в ожидании троллейбуса (а народ всё прибывает и прибывает, хотя не час пик и транспорт вроде ходил с утра исправно). Кто-то обронил слово, что вверх по проспекту идут ремонтные работы, электричество отключено, поэтому и троллейбусы не ходят. А автобуса ждать ещё долго. Вот люди и занялись, кто чем, в ожидании транспорта. Одни разговорились с соседями, кто-то решил покурить, другие ходили кругами, а кто-то решил пройтись до следующий остановки, всё равно ждать, так пусть на одну остановку меньше.
А одна пожилая женщина с внуком, лет 4-х на вид, играла с ним в "почемучку". То есть внук забрасывал её разными вопросами, а она как могла на них отвечала. И эта беседа звучала очень даже мило до определённого момента.
– Бабуль, а почему тлолейбус не едет? – спросил мальчуган, цепляясь руками за полы бабушкиной куртки, стоя на одной ноге и размахивая в воздухе второй.
– Так, света нет. Вот и не едет.
От такого ответа мальчик резко остановился. Задрал голову вверх, пощурился на солнце, осмотрелся по сторонам. И вновь задал вопрос:
– Почему тлолейбус не идёт к нам?
– Потому, что света нет.
Пацан вновь задрал голову вверх: солнце на месте, вокруг светло. Надо попробовать вновь:
– Почему нет тлолейбуса?
– Из-за света. Нет его и троллейбус не идёт.
Парень, хоть и мелкий, но посмотрел на бабушку с таким недоверием, что даже мне стало стыдно и не по себе.
– Бабуль, почему тлолейбуса нет? – на этот раз он задавал свой вопрос, глядя в глаза бабушке, чтобы точно знать, что над ним не шутят.
– Говорю же, света потому что нет.
– Почему тлолейбус не идёт к нам?
– Потому что света нет.
– Почему нет тлолейбуса?
– Ну что ты заладил. Из-за света. Нет света – нет троллейбуса.
Эта заевшая пластинка продолжалась до тех пор, пока не пришёл первый автобус и я не втиснулась в него как шпротина в банку.
Возможно это повторение по кругу продолжалось и после моего отъезда, а возможно кто-то более здравомыслящий всё же вмешался и объяснил "бабуле", что она под словом "свет" имеет в виду электричество. А вот ребёнок подразумевает свет в прямом смысле – дневной свет от солнца.
Очень надеюсь, что этот спор завершился благополучно для всех его участников.
