bannerbannerbanner
полная версияПерсональный ад моей души

Юлия Флёри
Персональный ад моей души

Глава 21

– Ну как? – Язвительно проговорил Борис, глядя на мутные глаза Леры.

– Боря?

– Я, я. Тебе не кажется. – Он старался говорить спокойно, впрочем, как и всегда, удивительно сдержанный человек. – А вот сейчас скажи мне, что ты здесь делаешь?

– Уже ничего. – Сонно и устало проговорила Лера, голову с подушки поднять ещё не могла, но глаза открыла. – Дай воды, пить хочу.

– Ага, а ты мне яду. Ты совсем дура? Что творишь? Ты хоть понимаешь своей женской логикой, чем это может закончиться?

– Уже закончилось, не кричи.

– А я не кричу… и ничего ещё не закончилось. Аборта не было.

– То есть как? – Голова гудела, но Лера сделала усилие и с кровати приподнялась.

– А вот так. Я так понимаю, опять Синицкий?

Лера тут же без сил упала обратно.

– И на лице его работа?

На красноречивое молчание Боря только ухмыльнулся.

– И что только ты в нём нашла… Дура, так и есть. В общем, так, ты полежи ещё, подумай… если ещё есть чем! И если ничего толкового не надумаешь, то завтра в это же время, уже будешь свободна раз и навсегда.

– Боря, ты просто не понимаешь…

Но Борис слушать не стал, вышел и хлопнул дверью. Он давал ей шанс, но не понимал, на какие муки обрекает, снова решиться убить своего ребёнка сложно… она уже его убила, своими мыслями, своим желанием, а сейчас всё снова. Сидеть, сложив руки, он не собирался, уже в этот момент искал номер телефона Синицкого, чтобы высказать всё, что о нём думает.

– Саша, тут тебе какой-то мужчина звонит. – В кабинет вошла заспанная Кристина, они только пару часов назад приехали из аэропорта. Она спала, а вот Синицкий не мог сомкнуть глаз.

– Какой ещё мужчина?

– Не знаю, представился, как Борис Андреевич… фамилию я не запомнила… ещё сказал, что врач.

В эту секунду Синицкий уже выхватил трубку из её рук, зло сверкнул глазами и тут же отвернулся к окну. Разговаривал громко и напряжённо, поэтому Кристина предпочла удалиться.

– Что ты хочешь?

– Надо встретиться.

– Дай, угадаю: тебе жить надоело? – Он ухмыльнулся, и стиснул зубы.

– Зря смеёшься, мне тоже радости мало с тобой разговаривать, но для Леры это очень важно.

– Что ты крутишься вокруг неё?!

– Через два часа возле моего дома.

Борис повесил трубку, а Синицкий сжал её в кулаке. Дышал нервно, шумно, себя не контролировал, но уже через десять минут был готов ко встрече, и стоял на пороге дома. Пока ехал, так и не смог успокоиться, сжимал руль, все движения были резкими и порывистыми, чуть в аварию на въезде в город не попал, а когда въехал во двор и в беседке увидел ненавистного соперника, и вовсе из себя вышел. Чтобы хоть как-то сдерживаться, засунул руки в карманы пальто, от Бориса держался на расстоянии пяти шагов.

– Что хотел?

– Нужно, чтобы ты поговорил с Лерой.

– С чего вдруг?

– Потому что никто кроме тебя её не образумит.

Борис говорил расплывчато, то и дело по сторонам оглядывался, чем Синицкого предельно напрягал. Скулы играли на лицах у обоих, но что-то их до сих пор сдерживало. Синицкий же взгляд не отводит, наблюдал за каждым движением, всем своим видом при этом выдавал эмоции.

– Слушай, мы развелись, теперь окончательно, и можешь разбираться с ней сам. Хочешь, говори, хочешь… трахай. – Судорога прошла по лицу Синицкого и руки сжались в кулаки. – Но теперь давайте как-то без меня.

Борис тоже заметно закипал и несмотря на мороз раскраснелся от злости.

– Лера беременна.

Синицкий горько усмехнулся в сторону, поджал губы и широко, но опасно улыбнулся.

– Передашь ей мои поздравления… лично боюсь, уже не получится.

– Ты не понял, она аборт хочет сделать.

– Её право. Мне ты зачем подробности рассказываешь? Пусть что хочет, то и делает.

– Саш, ну, ты же нормальный мужик, что из себя теперь строишь? Я же сказал, ей нельзя делать прерывание, возможно, она больше не сможет иметь детей, тем более после первого неудачного аборта… – Он развёл руками от беспомощности, но Синицкий злился только сильнее.

– Я же сказал уже: хочет, пусть делает. Я здесь при чём?

– Но она же беременна от тебя. – Вроде бы удивился Борис, говорил уже тише, но только оттого, что не верил в удачный исход этой встречи.

– Интересно. – Синицкий покрутился на месте, разгребая ногой снег, а потом с силой ударил по застывшему сугробу. – Спит с тобой, а беременна от меня? Как у вас всё красиво получается.

– Ты издеваешься сейчас?

Борис уставился на Синицкого, а тот не сдержался и бросился на него, драки не случилось, скорее, небольшая потасовка, и они застыли, плотно держа друг друга за грудки.

– Ты чего к ней полез? Видел же, что она не в себе была, но нет, тебе получить своё захотелось, любой ценой… и неважно, что потом с ней будет. Так?

– Зачем сейчас всё это?! Ты пришёл ко мне тогда и говорил красивые слова, сказал, что я не сделаю её счастливой. А много счастья принёс ей ты?! Даже сейчас только о себе думаешь, о своём ущемлённом самолюбии. Ты себя вообще слышишь? Я тебе говорю о том, что сейчас с ней происходит, а ты всё смириться не можешь с тем, что было?

– А мы не пережили с ней этого, понимаешь? Тогда не пережили! – Синицкий кулаки разжал и Бориса отпустил, но был на взводе, злость его не отпускала. – Да, я изменил ей. Но ты… ты всю жизнь ей тогда сломал.

– Я сломал? Я?

Теперь Борис и сам к нему бросился.

– Только последние уроды заставляют своих любимых женщин аборты делать. – Зло прошипел он, выдыхая прямо Синицкому в лицо.

– А зачем мне твои дети? – От крика у обоих на шее уже повздувались вены, оба красные, разгорячённые и озлобленные.

– Да она от тебя была беременна!

– Да? И как же она, интересно это определила? Карты раскинула?

– Да потому что я не могу иметь детей!

– Что?

Синицкий замер, бурно дышал, но всё ещё не верил услышанному.

– Что слышал.

– И ты хочешь сказать… что Лера это знала?

– Знала, и ты знал, только героя из себя сейчас строишь.

– Какого героя, я впервые об этом слышу!

– Впервые?.. Лера пришла ко мне и рассказала, что происходит у вас дома, – Борис недоверчиво смотрел, говорил быстро и по факту, – я её успокоил и сказал, что не могу иметь детей и в тот же день она счастливая побежала становиться на учёт, к моему отцу. А потом она пошла домой и после разговора с тобой уже на следующий день сделала аборт. И ты теперь хочешь сказать, что этого не знал? Да если бы я в тот момент был в городе, она бы никогда такую глупость не совершила! Но меня не было… а ты был, и не остановил её.

– Я этого не знал.

– Ну конечно! И сейчас не знал, что она снова от тебя беременна, не ты её избил, не ты её бросил, да?

– Это она сказала?

– В общем, так, я не знаю, что между вами происходит, но скажу одно: сегодня утром она хотела повторить свою ошибку снова и этот раз практически наверняка станет для неё последним. Я пытался с ней поговорить, но ты… ты удивительный человек. Ты умудрился ещё раз сломать её настолько, что в сильной, смелой Лере не осталось ни воли, ни надежды. После тебя она как сломанная кукла, словно после столкновения с локомотивом… мешок с костями, не способный жить и соображать. Я не знаю, как тебе каждый раз удаётся это сделать, как удаётся довести её до такого состояния… я бы никогда к тебе не пришёл, если бы Лере не нужна была твоя помощь. Она меня не слышит, но она услышит тебя. И если ты хоть когда-нибудь, хоть одной клеточкой своего тела любил её, то ты ей поможешь. Только ты сможешь убедить её в том, что она должна жить. Потому что сейчас она просто существует. И всё это ты… знал ты это или нет. Хоть раз в жизни веди себя как мужик…

Когда вошли в клинику, Борис сразу заметил странный переполох, а возле палаты Леры скопилось целое толпище медсестёр и охрана.

– Что здесь происходит? – Суровым, хорошо поставленным голосом начальника, спросил он и на него обернулись.

– Борис Андреевич, вы только послушайте…

Растерянная медсестра стояла у самой палаты и чуть не плакала, из-за двери доносился истошный мужской крик на непонятном для присутствующих языке.

– Кто там, я же сказал, никого не впускать?

– Борис Евгеньевич, я не знаю… пришёл мужчина, не один, с женщиной, – затараторила медсестра, – спросил где палата Валерии Павловны, я ему сказала, что к ней никого не впускают, но он и слушать не стал, в сторону меня оттолкнул и тут же они там заперлись. Он сразу кричать начал, даже не спрашивал ничего, как вошёл, так и кричит. И я вот удивляюсь, до чего у некоторых людей глотки лужёные, это же надо, двадцать минут орать не переставая. Кроме него никого и не слышно, а он всё кричит и кричит. Сначала, минут пять, на русском кричал, а потом на своём… кто он там по национальности? Я охрану вызвала, но он не открывает, даже не обращает на нас внимания. Что делать, Борис Андреевич?

– Отойди. – Борис сам начал стучать в дверь, но на его стук действительно никакой реакции не последовало, мужской голос так и продолжал громыхать в той же стороне.

– Может мне попробовать?

– Не стоит. Надо… может, дверь сломать?

– Вы с ума сошли, Борис Андреевич? – Поразилась медсестра и тут же замолкла: в палате резко стало тихо и Борис тут же начал стучать в дверь, но никто так и не открыл.

Как раз в этот момент Арсен сидел перед Лерой и внимательно смотрел в её глаза, но не находил в них ни капельки понимания.

– Лера, милая, я знаю, что тебя сейчас очень плохо. И этот взгляд я очень хорошо помню. Но я не могу тебе помочь, пока ты сама этого не захочешь… Ты можешь плакать, ты можешь кричать, только не держи всё в себе.

Сзади, за плечо Леру держала жена Арсена, но за эмоциональным мужем ей оставалось только вздыхать и придерживать Леру, отгораживая от грозного крика.

– Детка, я сейчас смотрю в твои глаза и понимаю, что ты меня не услышала, и вижу, что услышать ещё не готова, но я хочу, чтобы ты поехала со мной. Я не могу тебя сейчас переубедить, но я могу тебя уберечь, и поэтому ты поедешь в наш дом, к нашим детям. И ты будешь помогать Маше, заниматься мальчишками, будешь помогать с Наирой до тех пор, пока не поймёшь, что кроме твоего малыша тебе в жизни больше ничего и не надо. Хорошо?

 

– Я не могу… я не могу и не хочу. Мне очень плохо.

– Я знаю. – Очень нежно и проникновенно говорил он, держа Леру за руки. – Но вместе мы справимся.

– Правда, Лера, поехали, ты сейчас неправа. Пожалей свои уши и моего мужа, знаешь ведь, что не успокоится, пока своего не добьётся.

– Маша, я буду вам только мешать и…

– Глупости не говори! Тем более, для групповой поддержки, Арсен Вовку с Вадькой вызвал. – Ещё решительнее, чем минуту назад муж, проговорила она и сама Леру одёрнула.

– Так, всё, одевайся!

Скомандовал Арсен и тут же снял с вешалки платье.

– Арсен, выйди…

– Я сейчас тебе выйду! – Он, играючи, замахнулся и тут же бросил платье Лере в руки, она даже улыбнуться сумела на его порыв.

– Маш, уйми своего мужа. – Лера надула губы, но послушно переодевалась.

– Ой, не знаю, после твоих выходок это просто невозможно. – Улыбнулась та и потянула руки, чтобы застегнуть молнию на платье.

– Молнию должен застёгивать только мужчина. – Быстро проговорил Арсен, и свои слова подтвердил решительными движениями. – Машунь, давай, с Леркой иди, а я тут вещи её соберу.

Женщины открыли двери и тут же разинули рты, увидев перед собой толпу страждущих. На самом деле, пока Арсен кричал, она действительно не слышали, что кто-то стучит в дверь, а под его гипнотизирующим взглядом, который в такие моменты становился темнее ночи, не слышали ничего, даже когда он смолк. Лера окинула взглядом толпу и среди незнакомых лиц увидела Бориса.

– Лера, что это было? – Тихо спросил он.

– Дружеское внушение, – улыбнулась она, – такое конкретное внушение, чтобы мозги на место встали.

– Лер, я не понял, это все вещи?

Из палаты вышел улыбчивый Арсен и вряд ли кто-то из присутствующих женщин мог подумать, что такой симпатяга всего минуту назад своим криком собрал весь этаж. Он смотрел на Леру, а все остальные смотрели на него. У Арсена в руках была небольшая дорожная сумка, он так же окинул всех взглядом и тут же растеряно, но очень уж заботливо добавил:

– Я там из тумбочки всё достал, в шкафу вообще ничего не было…

– Я всего на один день собиралась. – Улыбнулась Лера и своей тёплой улыбкой по отношению к этому деспоту всех окончательно запутала.

– Так, расходитесь, всё в порядке.

Требовательным тоном заговорил Борис, когда на него уставилось несколько пар глаз одновременно, а когда в коридоре стало пусто, Синицкого заметили. Лера изменилась в лице, Арсен проследил за её взглядом и так же потемнел лицом, понимая, кто стоит перед ними. Маша тут же схватила мужа за руку, а Лера и вовсе стала на его пути, почувствовав, как сгущается напряжение.

Он стоял в стороне и не мог на неё насмотреться. Как только Лера вышла из-за двери, он увидел её худощавое бледное лицо, без лишней косметики она выглядела всё такой же девчонкой, которой он её запомнил. Милой, нежной, которой она всегда была рядом с ним. Только взгляд был другим, словно неживой, без блеска, без присущего ей азарта. И синяк… сердце сжалось от такого вида. Хрупкие плечи неуверенно ссутулены, красивые длинные пальцы, которые ловко заправляют в причёску выбившуюся прядь волос. А уже через секунду она меняется, её улыбка, искренняя и открытая, её глаза оживают и теперь она держит за руку мужчину… это ему предназначен её счастливый взгляд. А потом он ловит её взгляд, и этой улыбки больше нет.

– Лера, поехали домой. – Тихо проговорил Арсен и из-за её спины вышел.

Она не ответила, но готова была поддаться и пойти за ним, Синицкой не отпускал её взгляда, стоял спокойно и молчал, но напряжение между ними чувствовалось и на расстоянии.

– Арсен, им нужно поговорить.

– Лера, пойдём… Я ему не доверяю.

Арсен себя сдерживал, Синицкого ему уважать было не за что, в отличие от Маши, тот в подробностях знал эту историю, и с каждой секундой его терпение накалялось всё сильнее.

– Лера, нам нужно поговорить. – Наконец, сделал шаг вперёд Синицкий, но Арсен сделал ответный шаг ему навстречу.

– Арсен, не надо, я поговорю с ним.

– Лера…

– Но он ведь пришёл…

Арсен выругался на непонятном многим языке, но руку её отпустил, на всякий случай, напомнив, что будет за дверью.

– Лера, ты беременна от меня? – Нерешительно начал Синицкий, как только закрыл за собой дверь.

– Давай пока остановимся на том, что я просто беременна.

– Ты ничего мне не сказала.

– Ну, почему же, – она колко улыбнулась и гордо вскинула подбородок, – я сказала, а ты мне ответил. Или ты не помнишь, что конкретно ответил мне два дня назад. Напомнить?

– Лера, что происходит?

Она как раз хотела присесть, но остановилась, понимая, что его слова нужно выслушать стоя, слишком уж решительно тот начал, даже как-то неожиданно.

– Ты что-то конкретное имеешь в виду?

– Не играй со мной. Хватит, наигрались так, что дальше некуда. Мне не нужны твои шипы, я просто хочу поговорить.

– Говори.

– Борис сказал… Лера, это правда… ты знала, что он не может иметь детей?

– Правда. – Она произнесла это с такой лёгкостью, что Синицкий не сразу и вспомнил, будто нужно что-то ответить. Неуверенно моргал и не понимал, что всё это значит.

– И-и это всё, что ты хочешь сказать?

– Давай конкретнее, я устала и хочу отдохнуть.

– А я, значит, тебя задерживаю? – Лера взглянула на него, намекая, что сейчас уйдёт и он продолжил. – Хорошо, давай по-другому. Почему ты мне об этом не сказала?

– Я сказала, что ребёнок от тебя, что ещё ты хотел услышать?

– Сказала? Лера, да ты тогда сама себе не верила. Ты твердила, что ребёнок от меня, но я чувствовал твою неуверенность, твой страх, ты сама себе не верила. Сама себя ненавидела в тот момент, сама себя мучила. Но я сейчас не о том. Что произошло в промежутке времени, когда ты вышла от Бориса, но ещё не дошла домой. Я ведь правильно понимаю, что-то произошло именно тогда?

– Правильно понимаешь.

– И что?

– Ничего, просто я поняла, что будет правильнее сделать так, как ты сказал.

– Ты сейчас врёшь.

– Глупости. Я говорю чистую правду.

– Он сказал, что ты обрадовалась, что хотела поделиться этим со мной, что к отцу его на приём пошла и всё было хорошо.

– Да.

– Но мне ты ничего этого не сказала, почему?

Лера отошла ближе к окну и попыталась всматриваться вдаль, только чтобы не заплакать, потому что уже чувствовала, что проигрывает. Ногтями до боли впивалась в свои ладони, закусила губу, чтобы хоть как-то отвлечь ту боль, которая скопилась внутри, попыталась спокойно вздохнуть, но получился порывистый, шумный всхлип.

– А что ты мне сказал, в тот вечер, когда я вернулась домой, ты помнишь?

– Помню. – Он поджал губы и сделал шаг вперёд. – Но ты уже тогда приняла решение, ведь так?

– Так.

– Что произошло?

– Ничего особенного, просто один человек открыл мне глаза.

Она тяжело вздохнула, губы уже начинали дрожать, но пока слёзы можно было сдерживать.

– И кто этот добрый человек?

– Случайный прохожий.

– Ты издеваешься?

– Что ты, как я могу. Это действительно был обычный прохожий мужчина. Я сидела в парке, перед детской площадкой, а он пришёл туда со своими детьми. Два мальчика и маленькая девочка. – Голос Леры задрожал, и первая слеза покатилась по лицу, она ловко её сбила и старалась улыбаться. – Они весело играли, он ещё заботливо так, за мальчишками приглядывал, колготки им подтягивал, сопли вытирал… Они резвились на горке, на качелях, бегали, просто ураган какой-то, а не дети, а он только приговаривал, чтобы осторожнее были. Девочка была немного младше и не могла за ними угнаться, а он над ней только посмеивался. Мы разговорились, он начал рассказывать про них, хвалить, и знаешь, с таким теплом отзывался о детях, никаких различий между ними не делал, он всех их любил одинаково. Он их просто любил, без всяких «но». Я ещё тогда подумала, что и ты так же будешь любить наших детей… я ведь думала, что их будет много. – Лера со смехом выдохнула и сдержанно улыбнулась, стараясь скрыть слёзы. – А потом появился мужчина, обычный, ничем не примечательный, он тихо подошёл к мальчикам, взял их за руки и повёл в сторону. Я тогда крикнула ему, но он улыбнулся и сказал, что это его сыновья. Я не поняла, а тот, с кем я разговаривала, пояснил, что это дети жены от первого брака, а родная ему только дочь. Он сказал, что любит их, потому что это дети его любимой женщины. Да, абсолютно нормальный ответ, согласись. Вскоре он ушёл, а я осталась и вдруг подумала: неужели ты любишь меня меньше, чем этот человек любит свою жену? Ведь ты говорил такие слова, смотрел, а потом вот так просто отказался от меня, от того, что было для меня важно…

– Лера, ты неправа. Я не отказывался от тебя. Ты просто не знаешь, что тогда творилось в твоей голове.

– Конечно. – Усмехнулась она.

– Ты каждый день приходила и смотрела на меня, ты хотела, чтобы я принял какое-то решение, ты советовалась, но мой ответ тебя вроде как не устраивал. Ты твердила, что ребёнок от меня, а на самом деле просто хотела в это верить, хотела, но и сама не верила. Тебе было больно и обидно, я понимаю, но ты не готова была тогда родить, Лера. И ты хотела, чтобы именно я принял это решение… и я его принял

– Да, я этого хотела, чтобы именно ты принял решение, потому что ты мой муж, потому что ты старше и опытнее, но я ждала от тебя поддержки! – Не сдержалась Лера и зарыдала, Синицкого к себе не подпустила, когда тот кинулся утешать. – А ты меня оттолкнул! И дело было вовсе не во мне, и даже не в измене. Дело в тебе, ты просто не готов был стать отцом. Ты струсил, тебе было удобнее свалить всё на меня, обвинить меня. – Она нервно тыкала пальцем в свою грудь, суетно растирала лицо, убирала с глаз пряди волос. – Я только сейчас это поняла, когда увидела, как ты на Кристину смотришь, как придерживаешь её за руку, как говоришь с ней на полутоне, но ведь ты её не любишь, всё дело в её беременности. На меня ты никогда не смотрел с таким трепетом. Я только тогда поняла, для чего было всё это, – она обвела руками вокруг, заодно проглотила повисший в горле ком, – ты и женился на мне тогда лишь для того, чтобы я рядом была, под боком. Чтобы к тому моменту, когда ты созреешь для семьи и детей, я была с тобой… а другого выхода, кроме как жениться на мне, ты не видел. Но не удержал. Да, если бы мы дожили до сегодняшнего дня вместе, ты бы так же держал меня за руку и приговаривал ласковые слова, но этого нет. И уже никогда не будет. На меня все смотрели как на взрослую, самостоятельную, даже родители бросили меня, как только исполнилось пятнадцать. Конечно, я ведь могу сама зарабатывать, могу сама о себе заботиться, но я была ребёнком, Саша! И когда мы с тобой встретились, я всё так же была ребёнком, пусть и умным, и самостоятельным, но ребёнком, и ты это знал. Ты знал об этом, когда женился, когда давил на меня с абортом, потому что тебе так было удобно, так было выгодно, чтобы я была твоя, для тебя, для твоих детей. Но ты не спросил, что нужно мне… и сейчас не спрашиваешь.

Она немного ссутулилась, низ живота неприятно тянуло, но сейчас было не до того, Синицкий и вовсе сидел на больничной кровати, опустив голову.

– И сейчас ты молчишь. Тебе нечего сказать? – Пронзительным шёпотом пыталась достучаться до него Лера, а он только плечами пожал.

– А что я могу сказать… всё это так. Ты всё правильно поняла.

– И больше ничего? – Она щурила глаза, пытаясь спастись от слёз, и хоть что-нибудь рассмотреть, но ничего не выходило.

– Несмотря на всё то, что ты сейчас сказала, и ты, безусловно, права, я тебя люблю.

– Любишь? А ты знаешь, что такое любовь? Ты себя любишь, свою мать, свою работу… а всё остальное для тебя мусор, не больше.

– Ты неправа.

– Арсен говорит, что если любишь, то делаешь человека счастливым. Или хотя бы пытаешься это сделать.

– Твой Арсен много говорит.

Вот тут Синицкий оживился, ревность взыграла, он наконец-то оторвал взгляд от пола и зыркнул на Леру, она это даже сквозь пелену слёз почувствовала.

– Это ты говоришь, а он доказывает свои чувства.

– Да что ты так в него вцепилась? Свет на нём клином сошёлся?!

– Это на тебе он сошёлся, а Арсен настоящий. Все эти годы он был моей семьёй, он, его жена, его дети. Он, а не ты! Той самой, настоящей семьёй, где есть уважение и доверие, и он меня любит, потому что он знает, что мне нужно, и он помогает мне этого добиться, а ты привык всех топить.

 

– А ты думаешь, что он такой золотой?

– Да! Потому что он такой и есть. И знаешь, за что я его особенно уважаю, – она зло ухмыльнулась, – потому что точно в такой же ситуации, как и у нас с тобой, он свою жену поддержал. Он зубами вырвал её от другого, голову готов был сложить за чужого ребёнка, ребёнка от другого мужчины, который ещё даже не родился, потому что он считал его своим, потому что он стал его отцом! И никто не смеет сказать, что этот сын не его, потому что он настоящий мужчина, потому что он любит его, больше, чем самого себя, он его первенец, он его жизнь. Вот, что такое любовь, а не те жалкие слова, что ты говоришь мне сейчас. А этот унизительный развод… зачем?

– Потому что я никогда не дал бы тебе развод, если бы ты попросила. Я хотел удержать тебя… но я понимал, что тебе нужно жить дальше и пришло время что-то решать. Я не хотел тебя отпускать. Никогда. И сейчас не хочу.

Он встал с кровати и сделал два шага к Лере, но она отвернулась, не могла смотреть в его глаза.

– Прости за то, что вместо настоящего мужика, тебе досталось вот такое чудовище. Но я люблю так, как умею. И люблю только тебя. Сегодня Борис пришёл ко мне и сказал, что ты беременна, и попросил отговорить от аборта, – после этих слов Лера резко повернулась и её лицо скривилось в панике, что он только по чужой просьбе стоит сейчас здесь, – я пойму, если ты не простишь мне тех слов, и поступков, но ребёнок здесь ни при чём. Я знаю, что ты будешь для него лучшей матерью. Потому что ты лучшая во всём. И ты заслужила это.

– Я не могу тебя больше слушать…

– Не плач, я прошу тебя.

Синицкий подошёл ближе и стал перед Лерой на колени, она тонула в слезах, но не оттолкнула его, когда тот прижался лицом к её животу и крепко обнял.

– Прости меня, родная.

Лера молчала, даже плакать перестала, немного пошатнулась, когда внизу живота потянуло сильнее. В этот момент Синицкий отпрянул от неё, но продолжая стоять на коленях, смотрел, как побитый пёс и ощущал себя так же. Если бы только Лера знала, сколько раз он винил себя в тех словах, в том своём решении. Сколько раз он вспоминал тот её взгляд, когда она вышла из его машины у клиники, его словно самого по живому резали, но он считал, что поступает правильно, что ей так будет легче. И сейчас понимал, того что было, не вернуть, а как исправить, он не знает.

– Мне уйти?

– Не-е-ет…

Она заплакала ещё сильнее, и опустилась к нему, обняла двумя руками лицо и пыталась запомнить его, именно в этот момент, для неё это так важно, видеть его сейчас.

– Не бросай меня, ты мне так нужен, Саша. – Она прижималась холодными мокрыми щёками к его лицу и ловила его дыхание. – Я тебя люблю…

Резкая пронзительная боль появилась внутри и не утихала, заставила негромко простонать и полностью зажаться. Она обхватила живот, и разжать руки больше не могла.

– Лера, что?!

Его испуганный взгляд, он словно чувствует всю её боль, никогда Лера не видела Синицкого таким растерянным. Потом его вытеснили врачи и медсёстры, был слышен голос Арсена, но суть его слов она разобрать уже не смогла.

В коридоре клиники, в разных углах стояли Арсен и Синицкий, оба молчали и нервно вздыхали, стараясь не встретиться взглядами. Леру увезли всего полчаса назад, но позади была словно вся ночь. Напряжение давило на сознание, и оно постепенно отключалось, в какой-то момент Синицкий не выдержал и просто отвернулся к стене, с силой ударяя по ней кулаком. Уже через пару минут за спиной услышал мужские голоса, люди говорили на армянском.

– Бари эреко (добрый вечер), дядя Арик, – послышалось с явным южным акцентом.

– Барев, тхерк (привет, ребята).

Почему-то сразу захотелось повернуться, хотя бы просто для того, чтобы посмотреть, на того, кто пришёл, но повернувшись, Синицкий застыл в изумлении: с Арсеном в тот момент по очереди обнимались оба его сына (сыновья Синицкого). Они разговаривали на армянском, и совершенно не задумывались над сказанным, словно это был их родной язык, даже акцент совпадал. После объятий и ещё нескольких фраз, дети, наконец, заметили и его.

– Привет… – Удивился Вова и сразу растерялся, потом несколько неуверенно улыбнулся и протянул руку для приветствия, Вадим же, только глянул исподлобья и тут же отвернулся. – И ты здесь?

– Судя по всему, моему здесь присутствию, вы удивлены куда больше…

– А чего ты ждал?! – Бросил Вадим, но тут же притих. – В отличие от тебя, Арсен всегда был рядом. – Добавил он, как только тот отвернулся. В глазах Вадима горела нездоровая злость, но он её сдерживал.

– Вы где остановились? В гостинице?

– Мы дома… у Арсена. – Тихо пояснил Вова, не обращая внимания на взгляд брата. – Как мама?

– Пока ничего не говорят. – Устало выдохнул Арсен, провёл рукой по лицу, поджал губы и тут же ухмыльнулся в сторону Синицкого.

Тот, конечно, эту ухмылку понял по-своему, но ничего говорить не стал, хотя бы потому, что она ему была по заслугам. Все снова молчали, дети держались рядом с Арсеном, передали ему какой-то свёрток, но тот в него даже не заглянул, небрежно бросив на кушетку за своей спиной. Потом они снова заговорили на армянском, и Синицкому стало тесно, он словно задыхался среди них, но был готов стерпеть всё, только бы это хорошо закончилось. Но пришёл врач и отрапортовал, что беременность сохранить не удалось, так же попросил всех удалиться, но мужчины расходиться не спешили, всё ещё не осознавая, что ждать больше нечего.

– Это ты её довёл! – Тут же обвинил Вадим, но Арсен одним только взглядом его остановил.

Мальчик хотел что-то ещё добавить, судя по выражению лица, обидное и, конечно же, по заслугам, но Арсен стал перед ним и резко отчитал всё на том же, не понятном языке.

– Он мне не отец!

– Чаржэ (не стоит)! – Тихо, холодно, но, видимо, доходчиво проговорил Арсен, хлопнул Вадима по груди и развернул к выходу. – По домам.

Именно в то мгновение, когда его дети послушно пошли вместе с незнакомым ему человеком, всё стало на свои места. Он упустил в жизни самое главное и вернуть их доверие, если это и возможно, будет очень непросто.

– Подождите, кто из вас Александр Синицкий? – Вдруг вернулся доктор и вопросительно посмотрел на мужчин.

– Я.

– Валерия Павловна хотела с вами поговорить. Если у вас есть время, подождите минут двадцать, пока она окончательно придёт в себя.

Синицкий послушно кивнул. Он вошёл в палату, Лера лежала с приоткрытыми глазами и смотрела в стену, не желая его замечать, а когда увидела, из её глаз потекли слёзы.

– Не надо плакать.

Он взял её за руку, пальцы оказались практически ледяными наощупь, у неё не было сил даже чтобы сжать их. Маленькая девочка сейчас была перед ним, хрупкая и ранимая, рядом с которой и дышать нужно осторожнее, чтобы не навредить.

– Не бросай меня, пожалуйста. – Прошептала она и его сердце сжалось от боли.

– Лера…

– Нет, не перебивай, я должна тебе сказать. Я уехала от тебя тогда, и это было моей самой большой ошибкой. Мне было больно и обидно, но потом стало только хуже. Каждый день без тебя, я словно горела в аду, задыхалась, медленно умирала. Я даже себя смогла убедить, что всё прошло, но ошибалась. А снова ожила полгода назад, когда увидела тебя в офисе. И эти полгода – это самое счастливое время в моей жизни. Я слишком поздно это поняла, но я хочу всё исправить. И поэтому прошу тебя, не бросай. Я умру без тебя, правда.

– Лера, милая, я всегда рядом.

– Не уходи.

– Ты для меня самое главное в жизни. Я тебя люблю.

Рейтинг@Mail.ru