Юлиана Руслановна Гиндуллина
Горько-сладкий

Мира

      Еще Гриму не нравилось вставать по утрам. Он был готов расплакаться, но боялся показаться неженкой. Грим хотел вместо садика оставаться в теплой мягкой постельке, а потом идти к маме в магазин и защитить ее от плохих дядь. Он практически не соображал, вставая так рано. Глаза застилала пелена ресниц, не способная взлететь вверх и окончательно прояснить взор. Роботизированными движениями мальчик водил зубной щеткой с клубничной пастой из стороны в сторону, пытаясь почистить зубы. Филадельфия тоже любила детскую пасту. Они пользовались ею вместе.

После умывания было не так обидно двигаться дальше. Все козявки из глаз убрались, изо рта пахло йогуртом со вкусом клубники. На столе его ждала чашка теплого чая с печеньем. Филадельфия не ела по утрам, она тратила больше времени на сон.

      Сегодня Грим проснулся не с таким кислым лицом, как обычно. Филадельфия даже удивилась перемене. Мысль о «жене» грела душу, утепляя все тело. Грим спрятал две шоколадки в карманы джинсов и приготовился выйти на улицу. Филадельфия не могла обойтись без макияжа, поэтому торопливо красила реснички.

– Господи, размазалось! – расстроилась Фила. – Грим, принеси скорее салфетки. Они в зале.

       Ему пришлось снять уличную обувь и выполнить поручение мамы. Упаси боже пройтись по полу в обуви и получить очередной нагоняй от нее.

– Какой молодец! Теперь топай на улицу и жди меня там.

– Я подожду здесь.

       Гриму не хотелось стоять одному. Это скучно и немного страшно. Он начал рассматривать платье мамы. Ярко-желтое и короткое. Ее стройные ножки украшали босоножки на горке телесного цвета. Грим подумал, мама такая красивая. Зачем ей возиться около зеркала, если она итак прекрасна. Наверное, нужно. Он с любопытством разглядывал, как мама красит ресницы и делает стрелки. Почему Мира так не беспокоилась об этом? Надо ее спросить.

      Все же им удалось благополучно добраться до садика. Мама никогда не обнимала и уж тем более не целовала его на прощание, просто махала рукой и убегала на работу. Она не забывала пригрозить ему пальцем за непослушное поведение.

Первым делом Грим начинал искать глазами Миру. Его сердце затрепетало, как только он увидел копну рыжих волос. Мальчик подошел к этому огоньку и пошарил руками в карманах. Девочка казалась ему кукольным ангелочком.

– Привет! – вскрикнула Мира и подбежала к нему с объятьями. Сегодня ее волосы были завязаны в высокий хвост. На голове красовался большой голубой бант, а сарафан приятного небесного цвета с надписью «sweet baby». Да, родители хотели сделать из нее идеал. Явно какой-то бренд, но детям обычно нет до этого дела. Они одевались по вкусу родителей.

– Привет, смотри, что у меня есть.

      Грим вручил две шоколадки «невесте» и улыбнулся. Он горд собой. Пусть все видят его подарки.

– Ой, спасибо.

      Мира еще раз обняла Грима и поскакала к подружкам. Почему она не осталась с ним? Грим побежал за ней и стал ходить по пятам. Они не расставались ни на минуту. Правда, тот поцелуй больше не повторялся. Слишком странным и слюнявым получился.

      Грим старался вести себя хорошо, чтобы получать шоколадки от мамы и дарить Мире. Они часто играли в догонялки. Грим гонялся только за «невестой», больше ни за кем. Но веснушки все еще вызывали неприятие.

Однажды, на улице, он поймал божью коровку и спрятал в ладонях.

– Мира! – При виде нее Грим всегда светился. – Смотри, что принес. Теперь это твое.

      Мальчик раскрыл ладони и показал красную в черную крапинку коровку. Мира так и ахнула.

– Как красиво!

– Да, ты тоже красивая. – Грим заметил, как Мира лучезарно улыбнулась, и внутри у него ответом все взорвалось разноцветными хлопушками. Разве можно так красиво выглядеть, когда улыбаешься? Например, другая девочка, Кира, страшная, когда открывает рот и показывает кривые зубки.

– Но куда я положу ее?

– Мы же только вчера делали маленькие коробки. Возьми одну и засунь туда.

Грим всегда отличался сообразительностью. Как-то раз он спрятал кота в кладовой магазина, но мама заметила нового жильца только тогда, когда зверюга начал делать свои вынужденные дела. Едким запахом пропитался весь магазин. Филадельфия отчитала Грима, и он безудержно плакал весь день. Непонятно почему: то ли из-за потери кота, то ли из-за ругани матери. А кот был очень большой и пушистый, настоящий рысёнок. Легкие кисточки высовывались на ушках, а пузо было покрыто темными пятнышками. Филадельфие не было дела до питомца. Она хотела чистоты в магазине, а не нового жильца. Ей хватало Грима.

– Да, так и сделаю. Мне нравится. А маме еще больше понравится.

      Но ее маме это не понравилось. Хотя Мира восторгалась новой подружкой.

Она назвала божью коровку Лолой. Мира проговорила с ней весь вечер, рассказала о секретах, о поцелуе с Гримом, о том, что она уже, оказывается, не просто маленькая девочка, а настоящая жена! Мира заливалась смехом, играя с подругой. Конечно, до следующего утра Лола не дожила. Она задохнулась в коробочке. Мира все равно принесла ее в садик. Девочка верила, что коровка всего лишь заснула крепким сном, но Грим сказал прямо – Лола умерла. Возможно, мальчик ответил наугад, ведь сам ни разу не сталкивался со смертью.

Не сказать, что Мира заливалась горячими слезами. Нет. Она не могла до конца понять, что такое смерть. Был человек – пропал человек. Не говоря уже о смерти насекомого.

Ребята выкопали в песочнице ямку игрушечными лопатами. Воспитательница Ирма объяснила, что делают с умершими людьми… в данном случае божьей коровкой. Она сама контролировала процесс похорон. Детей собралось много. Каждому не терпелось внести частичку себя в происходящее таинственное мероприятие.

Мира потеряла лучшую подругу, правда, провела с ней не больше двух дней, но за это время девочка успела рассказать ей самые важные события ее короткой жизни. Она положила коробку с Лолой в ямку и зарыла песком. Грим убрал ее руки и продолжил закапывать лопаткой сам. Подружки Миры принесли ромашки, сорванные рядом с калиткой в детский сад. Они водрузили цветы на горку песка. Пусть все знают, что здесь покоится с миром Лола.

Придя домой, Грим спросил у мамы:

– Что такое умирать?

– Ну… как бы сказать… – Филадельфия не ожидала такого вопроса.

– Просто вот сегодня умерла одна божья коровка. Но я так и не пойму, что с ней будет дальше. И почему мы ее закопали.

– Грим, волчонок. Все умирают. И я, и ты, и наши соседи. Рано или поздно, но в основном, когда стареют. Мы не можем сами двигаться, нам всем трудно и мы не справляемся. Мы, как совсем маленькие дети. И в этот момент мы понимаем, что пора… уходить.

– Куда уходить? – Грим широко раскрыл любопытные серые глаза. В них горел чистый интерес.

Смерть, умирать… странно.

– Я не знаю. Никто не знает. Говорят, что в рай. Но кто-то может и в ад. Если плохо будет себя вести.

– Что такое рай и вад?

– Не вад, а ад. Рай – хорошее место. Для послушных детишек и взрослых, ад – плохое, где всем очень больно. Но я точно не знаю, что нас ждет после смерти. – Филадельфия подбирала слова изо всех сил. Будто она дрожала перед экзаменаторами и старалась ответить на очень сложный билет. Объяснять ребенку сложные вещи подобно карабканью по крутой горе.

– А куда попадет божья коровка?

– Грим, я не знаю, сказала же.

– Я увижу ее снова?

– Сейчас нет. Но потом, когда-нибудь, возможно и увидишь.

На этом объяснения кончились, слова затихли. Филадельфия погладила голову Грима, поцеловала в макушку, но дальше продолжать разговор про смерть не хотела. Рановато для таких знаний. Женщина пощупала мягкие щеки сына, ей нужно было убедиться, что перед ней ребенок, а не взрослый.

Ирма старалась подбодрить Миру. Воспитательница осторожно говорила, что нужно жить дальше. В пять лет многое казалось таким серьезным. Но буквально через несколько дней Мира окончательно забыла о бывшей лучшей подружке. Она продолжила резво бегать, драться с Гримом, зарабатывая царапинки и синяки на коленках. Девочка прыгала на «мужа» и валила на пол, хохотала, как бешеная. Остальные дети звонко кричали: «Тили-тили тесто жених и невеста, на полу валялись, крепко целовались!» Их обоих всегда наказывали и ставили в угол. Но даже там, смотря друг на друга из разных углов, они показывали языки и строили рожицы.

Вскоре у них появился тайный язык. Точнее переписка. Начал традицию Грим. Он вырвал тетрадный лист и нацарапал ручкой кривую рожицу. Незаметно для всех, Грим подбегал к Мире, брал за руку и оставлял на ладони скомканный рисунок. У Миры карикатуры получались намного красивее и аккуратнее. Гриму иногда было неловко получать в ответ на свои гримасы четкие изображения. Однажды она нарисовала обезьянку в джинсах и рубашке с галстуком. И получилось очень круто. Все тайные рисунки-карикатуры Грим сохранял в коробку из-под туфель мамы.

Мира зазывала его под стол, чтобы подарить очередной скомканный рисунок. Это казалось удивительным ритуалом, священной церемонией. И главное: никто не должен был знать! Самое главное! Они оба передавали записки с таинственной улыбкой на лице, а потом весело выбегали из укрытия, гоняясь друг за другом. Мира заметно изменилась, дружа с Гримом. Они стали самыми шумными в садике. Благодаря им разбилось две вазы, оставив подаренные воспитателям цветы без пристанища. Грим дергал ее за волосы, а она в ответ больно щипала. Стены буквально пестрились чудными рисунками детей. Не было и дня без наказания в углу.

Однажды парочка запланировала побег из сада. Грим сделал маршрут до своего дома. На вечерней прогулке «муж и жена» прятались за деревьями и перебегали от одного к другому, пытаясь быть незамеченными. Уже выйдя за пределы сада, дети почувствовали себя абсолютно свободными и крутыми. Вот, что делает граница дозволенного. Дети, держась за руки, направились дальше от ворот сада. Чувствуя себя безумно счастливыми и азартными, они побрели. Но сделали ровно одиннадцать шагов. Ирма выбежала следом за ними, запутавшись в длинной белой юбке, и привела обратно. Ее щеки горели румянцем, сразу видно: не привыкла бегать по утрам или вечерам, раз такой кросс заставил ее неимоверно часто дышать и сгибаться в две погибели. Сказать по правде, трудно представить ее в обтягивающих цветных лосинах или спортивном топике. Она будто вышла из старой сказки, привнеся в реальность отголосок призрачного прошлого.

По природе Ирма не была строгой. Ласковый голос, забота, внимание – так можно охарактеризовать хрупкую молодую воспитательницу, иногда надевающую очки в круглой оправе, читавшей книжку. Молча о проказах непослушной парочки, на этот раз держать язык за зубами она не могла. Ей пришлось рассказать все их родителям. Точнее маме Миры, ведь Филадельфия всегда занята. Всегда. Трубки брать – дело точно не для нее. Она выключала звук и погружалась в деятельность.

Наверное, на этом и закончилась история дружбы Грима и Миры.

Завяли помидоры

      Мама устроила целую беседу с Мирой. Полностью объяснила ситуацию. Ей не нравилась не только божья коровка, но и сам Грим. Она считала его сыном шлюхи. Нарциссия следовала модным слухам, хотя Филадельфия никогда не спала с другими мужчинами, кроме своего мужа. Просто многие приставали к красивой продавщице, оставались допоздна в магазине в надежде заполучить тело чудесной женщины. Так и рождались слухи. Может, мама Миры завидовала Филе, ведь Нарциссие редко делали даже комплименты, а у мужа имелась любовница. Это жена знала наверняка. Александр слишком часто задерживался допоздна на работе, слишком часто уезжал в командировки и слишком часто не занимался любовью с женой. Вранье. Он давно не занимался с ней этим.

Нарциссие было неприятно осознавать такое, но быть одной – еще неприятнее. Казалось, если муж уйдет – она пропадет. Главное делать вид, что все прекрасно. Ведь так делают все. Лицемерят. Она называла это силой. Улыбаться сквозь обиду и слезы, притворяться незнающей довольной женой, но себя никак не обманешь. Может, сила в другом? В возможности признаться самой себе и открыть уже глаза на голую правду. Принять реальность, а не создавать иллюзию приторно сладкой жизни.

Она буквально пилила Миру, заставляла быть идеальной. Хотела блестящего будущего для нее и никаких никчемных связей. Сын Филадельфии как раз относился к ненужным отношениям. Неужели в пять лет дети должны четко знать, с кем можно дружить, а с кем нельзя? Мира не могла противиться маме, поэтому слушала ее во все уши, даже не пытаясь понять информацию. Нарциссия пообещала Мире новую барби, если она перестанет разговаривать с Гримом. Девочка слишком легко согласилась.

       На следующий день в садике Мира не подбежала с объятьями к Гриму. Он даже удивился и немного расстроился. Сегодня он принес киндер. Всю неделю выпрашивал у мамы, подметал в магазине, расчесывал каждый вечер волосы, помогал смывать ей макияж и даже массажировал плечи.

      Мира взяла шоколадное яйцо и убежала к девочкам. Грим уже привык за ней бегать, поэтому поспешил и на этот раз. Но девочка, словно не видела Грима, точно избегала.

– Мира!

– Что? – холодно отозвалась она. У Грима внутри все заледенело. Сердце где-то затерялось. Он стоял в ступоре от грубого «что?».

– Ты убегаешь от меня. Мы разве играем в догонялки? – не понимал Грим и старался быть дружелюбным.

– Нет. Ты мне больше не муж.

      Мира легко сказала. Да еще и игриво тряхнула волосами. Грим не мог понять ее перемену. Что не так? Сегодня она в белом сарафане с крупными красными ягодами, а в руках постоянная спутница – розоволосая барби. Незаметно для себя Грим вдруг ощутил неприязнь к новой игрушке. Слишком много розового.

– Но мы же поженились. Нам нельзя говорить такие плохие слова.

– Мы не большие. Все понарошку.

      Для Грима по-настоящему. Он зря таскал ей шоколадки? Ловил божью коровку? Как понимать такое отношение? Грим никогда не делал что-то «понарошку».

– Почему ты так говоришь?

– Мама сказала, ты другой. Ты слишком бедный, а мне нужен принц. Еще она сказала, что божья коровка не золото. Ей не место у нас в домике. А еще у меня вот барби. Ее я хотела сильно-сильно.

– Так это мама тебе сказала, – огорчился Грим. Тупая обида прокралась в его маленькое сердечко и на некоторое время поселилась там. Какое золото? Разве маленькие дети дарят такое?

– Да. Почему ты был моим женихом? Не знаю даже. Ты меня заставил. Теперь отстань. Но можешь приносить мне шоколадки. Мне золото пока не очень нужно. Даже не знаю, что это такое. Зато я запомнила слово новое.

Грим удивленно взглянул на нее. Где та прежняя хулиганка и озорная девчонка с рыжей копной густых волос? Шевелюра, конечно, на месте, но где остальное? Не внешнее. Даже волосы сегодня казались слишком прилизанными, Гриму не хотелось в них теряться. Он жаждал бежать от странной новизны подруги. Мира даже не удосужилась взглянуть на него, не могла отвезти восхищенного взгляда от модной куклы.

       Весь день девочка весело играла с подружками, а Грим понуро ходил из одного угла с игрушками в другой. Ему не за кем бегать, с друзьями даже не разговаривал.

Он засунул руки в карманы и уныло наблюдал за резвящейся Мирой. На момент она показалась ему противной. Его начал раздражать ее заливистый смех. Грим хотел дергать ее за рыжие волосы, а потом и вообще отстричь их. Он был не прочь зажать ее в углу и выдавить все дурацкие веснушки, как прыщики. Грим точно знал, что от них можно избавиться. Он начал считать ее обманщицей, которая врала по поводу веснушек, а очередной рисунок выкинул в урну и пнул ее от злости. Мусор высыпался, и Грима заставили убирать за собой.

      Потом мальчик понял, что скучает.

      Под вечер приходили родители. Филадельфия забирала Грима самой последней. Мальчик сидел на подоконнике и наблюдал за рыжими волосами Миры. Куда ей столько волос? Родители всегда брали ее за ручку, иногда папа поднимал. Они выглядят счастливыми. Каково это – иметь папу? Вроде очень здорово. Все такие рыжие и одинаковые. А у Грима только мама.

Грим недоуменно проматывал все ситуации с Мирой у себя в голове. Все было так хорошо. За окном непонятная погода. Казалось, шел дождь, а, может, и нет, но точно что-то капало. Совсем недавно прошелся ливень, оставив после себя живительную влагу. Солнце трусливо пряталось за облака, не могло решиться выглянуть.

Зато он видел, как Филадельфия торопливо перескакивала через лужи и направлялась к двери садика. Внезапно ее остановила мама Миры. Зачем? Грим думал, что они давно уехали. Мальчик заметил, как Нарциссия разводила руками, слишком много говорила, а мама только стояла, как камень, но глаза не опускала. Гриму не понравилось. Он молнией выбежал на улицу без верхней одежды, поймав все лужи на пути. Мальчик остановился, как вкопанный, когда Филадельфия уничтожила его грозным взглядом. Казалось, была не его мама, а кто-то чужой. В этот момент дождь решил сыграть злую шутку и начал безбожно капать, предупреждая о скором граде. Белые пульки посыпали с неба, Грим ощутил покалывания кожи, но ему все равно. Ведь любимые глаза матери были сейчас хуже любой природной катастрофы.

– Вот ваш пацан? – Небрежно спросила Нарциссия.

– Да, – будто и не произнесла Филадельфия.

– Не хочу вообще видеть его в нашем садике. Говорю вам по-хорошему. Мы это легко устроим, но предлагаю вам самим отказаться.

– Это ближайший садик. – Все еще леденила взглядом своего сына Фила.

– Мне плевать на ваши удобства. Я все сказала. Либо садик, либо ваш уже прогнивающий магазин. – Нарциссия сорвалась на крик. Она так тихо начинала разговор, а в конце будто открыла душу для бешеной громкой ведьмы.

Филадельфия вспомнила, как совсем недавно у них было происшествие, которое все еще давало о себе знать. Она и так должна соседям двадцать тысяч. От криков Нарциссии Филе становилось еще хуже. Ее вдвойне оглушили накопившиеся неприятные новости.

Грим начал приходить в себя и прислушиваться к разговору. Почему она так груба с мамой?

– Мама? – Осмелился мальчик.

– Заткнись.

У Грима навернулись слезы на глазах. Обычно мама его ругала только дома, когда никто не видел и не слышал их. Стало обидно: она при всех сказала колючее «заткнись». Мальчик решил подойти ближе, но природа любила подшутить над неуклюжими детишками, поэтому Грим благополучно шлепнулся прямо в лужу. Он даже не успел завязать шнурки, когда торопился к маме. Его джинсы мгновенно перестали защищать его худые ноги от неприятного ветерка. Грим пока ощущал лишь хлипкость, холодок не застал его врасплох. Он почувствовал, как его еще не заросшие ранки начинает щипать.

– Грим! Иди обратно! – Всполошилась Фила.

– Ну, так вы понимаете весь ужас ситуации? – Перебила Нарциссия. Ее рыжие волосы скрылись под капюшоном шубы, выглядывали только огненные локоны, словно золотые змейки горгульи. А ей шла завивка. Женщина почему-то снова понизила интонацию. Но глаза бушевали безумной волной. Нарциссия постоянно смотрела в сторону мужа, боялась заметить что-то или кого-то рядом с ним. Выглядело очень странно.

– Да, я что-нибудь с этим сделаю. Я абсолютно все поняла.

В другой ситуации Филадельфия не позволила бы разговаривать с ней в подобном тоне, но на руках не было вообще никаких козырей.

Грима мгновенно пронзил противный холодок. Мальчик вздрогнул. Но еще сильнее он вздрогнул, когда мама быстрыми и «злыми» шагами направилась прямо к нему. Он видел, как из-под ее шагов по воздуху взметаются смешанные капли дождя и грязи. Грим хотел убежать, пока не поздно, ведь он отчетливо понимал, что последует после шагов. Он попытался рвануть с места, но Филадельфия резко схватила его за ухо и поволокла в здание садика.

Мальчик еле сдерживал крик боли, старался зацепиться за руку мамы, но безрезультатно. Его маленькое ушко уже хотело отцепиться от головы и начать самостоятельную жизнь. Увы, такой возможности не существовало на данный момент.

– Мама!

– Что? Ты снова натворил гадость!

– Я ничего не делал! – Грим начал вспоминать, чем же он мог расстроить маму. Вроде все стабильно. Она его не лупила, даже когда он дрался с мальчиками из другой группы.

– Ты зачем к девочке пристал? А! Ты что… что совсем? Руки чешутся? Тебе письку отрезать?

Услышав последние слова, Грим просто подавился слюной. Настолько необычно было услышать новое страшное наказание, не похожее на остальные.

– Не надо! – Взмолился Грим. – Я больше так не буду! Мне просто интересно было. – Мальчик уже почувствовал, как теплый воздух укутал его взмокшее тело. Они с мамой оказались в комнате с разбросанными игрушками.

Фила споткнулась о красную машинку и сразу же пнула ее в сторону, якобы отомстив невиновной игрушке.

– Моя машинка! – Взвизгнул Грим. В его серых глазках блестело отчаяние. Именно блестело, потому что это оказался яркий редкий проблеск. Не часто можно увидеть отчаянного Грима.

– Не отвлекайся!

– Мам!

– Что мам? Что мамкаешь-то? Раньше думать надо было!

Филадельфия посмотрела на воспитательницу, которая приоткрыла дверь, чтоб наблюдать за сценой. Ирма даже убрала «Чувство и чувствительность» на полку, а поверх положила очки.

– Ирма, я занимаюсь воспитательным процессом. – Заметила зеваку Филадельфия. – Расскажите мне подробнее о случае с моим сыном и Мирой. Сейчас их родители буквально угрожали мне расправой с моим магазином. Ну, есть другой вариант, он, конечно же, намного проще. Мы просто перейдем в другой садик. Не знаю, как я буду водить его туда, за несколько остановок от дома…

      Ирма вошла в комнату и сочувствующе посмотрела на Филадельфию. Мама Грима раскраснелась, постоянно разводила руками. Она не успевала договорить одно, как мысль врывалась в ее сознание со скоростью света. Слишком много впечатлений, слова не успевали реализовываться в звуки. Сплошная каша.

– Филадельфия, успокойтесь, присядьте. – Ирма быстрыми шагами направилась в столовую и принесла стакан воды.

– Да как успокоиться? – Фила отпила немного и резко вылила оставшуюся воду в горшок с бегониями. – Ты зачем к девочке лез? Я не пойму! Сейчас мы из-за тебя должны переходить в другой сад! – Она практически не смотрела на него. Отчаяние било, не щадя силы.

– В таком возрасте им все интересно. Вы не воспринимайте это так серьезно, – робко вмешалась Ирма. Она старалась подобрать нужные слова, при этом ставя себя на место Филадельфии.

– Да как мне не волноваться? В моем возрасте таких приколов не было. У меня прям злости не хватает. Вот че тебе надо, бессовестный? Куда полез-то?

– Прости, мам. Я больше так не буду. – Грим не любил, когда мама ругала его при посторонних. Еще штанишки мокрые и грязные. Он никак не мог согреться. Понимал, что выглядел не очень красиво. Грим заметил на себе добрый взгляд Ирмы.

– Филадельфия, давайте хотя бы поменяем ему одежду, – предложила воспитательница. Что-то дельное. Она отряхнула длинную темную юбку от крошек хлеба. Совсем недавно Ирма кормила воробьев, пока детей разбирали родители.

– Видеть его не хочу.

Брошенное в пространство предложение слишком резко вырвалось, не дав шанса прийти в себя не только Гриму, но и самой Филе. Она кинула это в сердцах, но брать назад слова не собиралась. Даже Ирма вздрогнула, всей душой пожалев мальчика.

Филадельфия ушла из сада, оставив Грима с воспитательницей. Мальчик стоял ошарашенный, охлажденный полностью. Мама его бросила? И тут он не сдержался и начал плакать. Навзрыд. Ирма расчувствовалась и прижала его к себе. Воспитательнице двадцать лет. Она совсем недавно в садике, но успела полюбить всех детишек. Скромность делала ее послушной подчиненной, которая не боялась любой работы.

Ирма подняла Грима на руки и начала укачивать. Мальчику стало непривычно, он попросил его отпустить.

– Мама меня бросила? – Всхлипывал Грим.

– Нет, конечно, нет, – ласково произнесла Ирма. Ее серо-голубые глаза проникновенно смотрели в мокрые глазки Грима. Казалось, она гипнотизировала его, постепенно успокаивая. – Я сейчас отведу тебя домой, не плачь, пожалуйста.

Ирма потрепала кудри Грима и поцеловала в щеку. Мальчик, отдаленный от нежностей, мгновенно вздрогнул, но сразу же почувствовал теплоту. Такое новое и интересное чувство.

Воспитательница поцеловала свой большой палец и нежно провела им по мокрой щеке Грима. Она стерла все следы соленых ручейков, подула в его серые глазки и ласково сказала:

– Грим, маленький, давай переоденем тебя.