bannerbannerbanner
полная версияАлек (эпизод из 90-х)

Юлиан Климович
Алек (эпизод из 90-х)

V

Неделя катилась к концу. Мы с Алеком, доживая четверг, стояли на автобусной остановке возле дома, и пили пиво.

– Хорошее пиво, у нас в Павлодаре такого нет.

Мы купили по три бутылки “четверки” “Балтики” “на нос” и, наслаждаясь теплым вечером, тянули пивко из горла. Алек причмокивал, смакуя “четверочку”. Потом он достал из кармана сигареты и протянул мне раскрытую пачку безальтернативной “Магны”. Мы закурили, с удовольствием затягиваясь после больших глотков.

Алек всего полгода как приехал из Павлодара к Валерке, своему дяде, который жил в соседней с нами трехкомнатной квартире. При рождении Алеку было дано простое русское имя Алексей, но он просил звать его АлЕк, скорее всего потому, что оно созвучно имени Олег, которое ему нравилось больше. Алек скрывался в России от призыва в армию и за возможность не уродоваться в казарме, затерянной в заснеженных степях Казахстана, а пить хорошее пиво в Питере, помогал Валерке с детьми и по хозяйству. Ему совершенно не хотелось служить своей странной новой стране, и он сбежал.

На всем пространстве бывшего СССР от Калининграда до Камчатки было безвременье. Казахстанские русские вдруг поняли, что живут в другой стране. Они никуда не переехали, ни в каких революциях не участвовали, но то государство, в котором они были, пусть не любимыми, но старшими братьями, исчезло, и они в одночасье оказались меньшинством в совсем другой стране. Все их сознание восставало против того факта, что теперь им будут диктовать по каким правилам жить, на каком языке разговаривать те самые казахи, которые еще каких-нибудь тридцать лет назад жили в юртах и пасли скот в своих диких бескрайних степях, в то время как их отцы и матери, засучив рукава, строили шахты, заводы, запускали ракеты в космос, учили в школах и институтах своих детей и, между прочим, этих самых казахов, почему-то вставших теперь над ними по праву тех, чьи предки когда-то кочевали по этим степям. По прихоти одного, часто не трезвого человека, земля, не просто считавшаяся своей, а земля, в которой лежало уже не одно поколение русских, стала вдруг для них чужой, сами они непрошеными гостями, а казахи полновластными хозяевами всего, что теперь находилось в границах Казахской ССР по состоянию на декабрь 1991 года. Разговоры про единый казахстанский народ вызывали в лучшем случае улыбку, причем как у казахов, так и у русских. Все это напоминало дележку квартиры родственниками после смерти единовластного деспотичного отца. Вынужденно живший до того вместе со сводным старшим братом под одной крышей, безмолвно проглатывающий многочисленные обиды, младший брат теперь по праву наследования получил квартиру, которая когда-то принадлежала его матери. Младший брат тут же дал понять старшему, что он здесь теперь жилец, которого станут терпеть до тех пор, пока он будет жить по правилам собственника жилплощади. Казахские националисты подняли вопрос о запрете “неказахам” занимать какие-либо значимые должности не только в госструктурах, но и в бизнесе вообще. Радикалов, правда, сразу одернули их более умные старшие товарищи, которые видели, в какое ничтожество ввергли свои страны их южные соседи, чуть ранее устроившие натуральный геноцид русскоязычного населения в своих республиках. Отменив тотальную дерусификацию, тем не менее, цивилизующую роль русских в истории Казахстана последние сто пятьдесят лет было решено подретушировать. Не сразу, постепенно. Видя это, многие, кто не хотел жить в качестве не то побежденного оккупанта, не то просто потерпевшего, бросив все, уезжали в Россию. Родители Алека, как многие другие русскоязычные, не имели средств на переезд. Они никак не могли продать свою единственную двушку в центре Павлодара. Казахи просто говорили им: “Зачем платить деньги за то, что позднее можно взять бесплатно, когда вы сами уедете? Валите в свою Россию, вы нам здесь не нужны”. Многие, еще не старые люди уезжали семьями, бросив все. Одни в Россию, другие в Германию или Израиль. Одно отличало русских репатриантов от немцев и евреев – на родине предков их никто не ждал. В новой России никто никому не был нужен. Нет, были исключения как, например, Валерка, принявший Алека на постой, но большего, чем дать племяннику временную крышу над головой, он сделать не мог. Россия в это время, как и последующие двадцать пять лет, занималась сугубо утилитарными вопросами типа дележки нефти, газа и прочего доходного сырья, не отвлекаясь на всякие глупости типа самоидентификации и построения новой социальной общности.

Воочию Валерка не увидел краха русского экспансионистского проекта, уехав за несколько лет до того из родного Павлодара. В середине восьмидесятых, отслужив положенные два года в стройбате под Ленинградом, Валерка не стал возвращаться домой, где остались его мать и старший, рано женившийся на стервозной продавщице брат, а устроился на домостроительный комбинат в нашем городе-спутнике. Невысокого роста, с усиками, подвижный, компанейский и в тоже время в меру пьющий, он быстро женился. Наташа, его избранница, симпатичная, стройная и трудолюбивая, такая же провинциалка, приехавшая за счастьем из Пскова, через год родила ему сначала дочку, а еще через год сына. Не без помощи своих детей-погодок Валерка уже через год после рождения сына получил на комбинате шикарную трешку в новостройке на окраине города. В этом же доме семь лет спустя, мои родители купили двухкомнатную квартиру по соседству с Валеркиным семейством. И все поначалу складывалось у Валерки хорошо: его повысили, двинули по профсоюзной линии. Он встал в очередь на Жигули, купил югославскую стенку. Наташа устроилась нянечкой в ясли во дворе нашего дома. Детсадик был переполнен, поэтому пристроить детей получилось только после того, как Наташа по блату устроилась туда нянечкой, что было удачей. В свое время, проучившись первый курс в “Герцена”, Наташа бросила институт. Из-за катастрофической нехватки денег она пошла работать на ДСК нормировщицей. И все бы ничего, но тут усугубилась до того больше вербальная, но затем все более реальная Перестройка. С неизменным ускорением она, а вместе с ней и вся страна, катилась к своему логическому концу. Стройки замерли, ДСК встал, зарплату перестали платить, отложенные деньги на машину, превратившись в ничто, практически мгновенно закончились. Детсад в срочном порядке передали на баланс города, обеспечение стало совсем плохим, хотя на детских учреждениях экономили в последнюю очередь, поэтому дети и Наташа питались в саду, да и Валерке кое-что перепадало от детсадовских щедрот, которые по справедливости делили между собой и детьми работницы садика. В общем, голодная смерть им пока не грозила, что давало возможность, спокойно обдумав, найти новые источники дохода. И такой источник нашелся. Бывший комбинатовский профсоюзный вожак, за год до этого уже начавший заниматься челночным бизнесом, предложил съездить с ним в Турцию за партией кожаных курток. К этому времени он накопил некоторую сумму денег и хотел расширить свой бизнес. Ехать с большой суммой одному было страшновато, да и товара вдвоем можно было привезти гораздо больше, поэтому ему понадобился надежный компаньон, а они с Валеркой в свое время немало водки выпили на так называемых профсоюзных совещаниях и конференциях. Несколько раз съездив в Стамбул, Валерка узнал где и почем покупать товар, как провозить через границу и кому сдавать здесь. Уже через год он стал ездить самостоятельно, а еще через полгода вместе с Наташей. Миллионов они не нажили, нет. В это время многие от безнадеги ломанулись в челноки, и конкуренция стала сумасшедшей, а прибыль, соответственно, мизерной. Пробовали пару раз ездить в Китай, но, во-первых, далеко, а, во-вторых, везти оттуда дешевый ширпотреб было невыгодно, кожанки и спортивные костюмы были хуже, чем турецкие, а электронику и дорогие вещи в Поднебесной тогда еще делать не научились. Челночный бизнес на небольшое время дал им некоторый достаток, они даже смогли купить подержанную “восьмерку”, Валеркину мечту, но раскрутиться, как следует, им все не удавалось.

Накануне нового 1994 года мутным оттепельным вечером к ним в гости совершенно неожиданно заехал бывший однокурсник Наташи Арзу. На улице сырой теплый западный ветер рябил поверхность безбрежных луж на раскисших глиняных пустырях вокруг дома. Арзу прикатил в Питер на купленной в Хельсинки Вольво 740 белого цвета, за которой специально приехал из уже три года как независимого Азербайджана. Недавняя, еще яркая, не истершаяся о проходящие годы память о чудесных днях и ночах заставила его разыскать Наташу. Арзу жил в Баку со своей женой и тремя детьми, и дела его, похоже, шли весьма неплохо.

Открыв дверь на весело трезвонящий звонок, Наташа увидела обвешанного всякими финскими пакетами, возмужавшего, но по-прежнему молодо выглядящего Арзу.

Привет, Наташа, – он посмотрел на нее с нескрываемым интересом, – пустишь в гости?

Как ты здесь?… – с изумлением ответила Наташа. Потом опомнившись, стала приглашающе махать руками и одновременно кричать вглубь квартиры, – Валера, к нам гости, выходи!

Уверенно шагнув в квартиру, Арзу по-дружески, но достаточно нежно обнял хозяйку, затем, слабо ответив на крепкое рукопожатие, познакомился с подошедшим главой семейства. Вручил ему пакеты со словами: “Здесь на стол”. В разноцветных полиэтиленовых пакетах оказалось полно вкусной финской еды, хорошая выпивка из Duty free и другие редкие пока еще европейские штучки. Тут же присев на корточки, Арзу, с интересом разглядывая подошедших детей, начал с ними знакомиться.

– Они на тебя похожи, – сказал Арзу, глядя на Наташу снизу вверх. – Держите, – он вынул из большого пакета по огромной плюшевой игрушке и протянул детям.

– Что надо сказать дяде? – автоматически задала обыкновенно-наставительный вопрос Наташа.

– Спасибо, – хором ответили дети и тут же побежали в зал играть.

Наташа смотрела на Арзу и не могла поверить глазам. Ее руки дрожали, голос вдруг сел: “Ты зачем здесь?” – выдавила она из себя.

– На тебя приехал посмотреть, на детей твоих. Всегда хотел увидеть, какие у тебя дети получились.

 

– Посмотрел? – Наташа вытянулась в струнку.

– Посмотрел. Я же сказал, красивые дети, на тебя походят. Я тут проездом. Машину покупал, устал сильно, можно я у вас вечер отдохну? – без перехода спросил он.

Арзу встал, и, взяв за руку, заглянул в ее глаза. Поколебавшись долю секунды, она ответила на его взгляд. Послышались шаги, возвращающегося к дверям Валерки. Наташа, отвернулась и выдернула свою руку.

– Арзу, проходи на кухню. Наташа, ты чего гостя в дверях держишь? – предчувствуя хорошее застолье, весело спросил Валерка.

Уже на кухне, куда его провели, Арзу, чуть небрежно вынув из пакета, протянул Наташе шикарное красное платье из Хельсинкского магазина Стокманн.

Заехав на вечер, он остался на две недели. Все это время его белый седан частицей прекрасной, практически потусторонней жизни, соблазняюще блестел чуть зеленоватыми окнами возле нашего подъезда. Казалось, припорошенный снегом, он с интересом следит своими прямоугольными шведскими фарами-глазами за мельтешащими мимо людьми. Щедрость Арзу не знала границ, он покупал продукты, дорогое вино и сигареты. Наташа днями стояла у плиты готовя какие-то блюда, которые она, как оказалось, умела делать, но из-за отсутствия продуктов раньше не готовила. Арзу почти все время находился рядом с ней и колдовал над сковородками и кастрюлями. Валерка пил, ел и радовался внезапному богатому знакомому жены. В его голове зрел план, как завлечь этого азербайджанца в компаньоны, чтобы хорошо раскрутиться и, наконец, зажить, не думая о проблемах провоза через таможню нескольких лишних килограммов дешевого турецкого ширпотреба. В общей эйфории новогоднего праздника, вдруг свалившегося на них в виде сказочного Арзу, у Валерки по простоте душевной, даже не возникло вопроса, почему чужой мужчина подарил его жене платье, а она приняла дорогой подарок и теперь с удовольствием носит. Валерку только приятно удивляли вдруг обнаружившиеся у Наташи познания в восточной кухне. Иногда Арзу разговаривал по сотовому телефону “Нокиа” со своими людьми, которые сопровождали его. Сняв где-то неподалеку квартиру, они ждали, периодически завозя пакеты то с продуктами, то с какими-то вещами, которые заказал Арзу. Когда надо было что-то купить, он брал со стола свой телефон, нажимал кнопки и резким командным голосом по-азербайджански отдавал распоряжения в угловатую чёрную трубку с большой антенной. Выглядело это круто. Валерка не раз с восхищением наблюдал за этим небольшим триумфом воли восточного гостя. Сопровождающие Арзу люди ни разу не зашли в квартиру, всегда почтительно передавая пакеты на площадке перед лифтом. Так прошла Новогодняя неделя. Затем Валерка уехал за товаром, надо было пополнить распроданные запасы шмоток, которые за небольшие комиссионные брали на реализацию знакомые базарные и ларечные торговки.

Вечером перед отъездом Валерка проставился бутылкой польского “Амаретто” и бутылкой бананового ликера “Берлинер”. Пил в основном он, Арзу и Наташа только слегка прикладывались к ликеру, разлитому в грубые толстостенные хрустальные стаканчики, и ели фисинджан. Валерка один выпил бутылку “Амаретто” и приступил к ликеру.

– Арзу, – Валерка решился перед отъездом переговорить о предложении совместного бизнеса. – Как ты смотришь на то, чтобы войти в наш бизнес?

Он долго раздумывал и прикидывал, прежде чем сделать это деловое предложение, и в итоге пришел к выводу, что Арзу станет хорошим компаньоном, состоятельным и далеким. Таким идеальным партнёром, который не сможет из своего Баку плотно опекать и контролировать бизнес в Санкт-Петербурге, но в случае финансовых затруднений совместного предприятия всегда поможет, а уж он, Валерка, здесь на его деньги развернётся на всю “железку”.

– Ты имеешь в виду ваши челночные поездки? – Арзу с легким недоумением посмотрел на Наташу. Она в ответ чуть заметно пожала плечами.

Валерка, естественно, за пару дней до этого рассказал ей о своём плане и спрашивал совета. Наташа не была уверена в том, что это хорошая идея. Она сейчас вообще ни в чем не была уверена, её мысли витали гораздо дальше, чем их семейный бизнес. Приехав, Арзу перевернул Наташину худо-бедно налаженную жизнь с ног на голову. По отношению к Валерке все получилось до некоторой степени нечестно. “До некоторой степени”, потому что, с одной стороны, Наташа его в общем-то не любила, а с другой, добросовестно исполняла во всех смыслах супружеский долг живя с ним, связанная детьми и каким-то своим представлением о их совместном будущем. Появившись на пороге дома, Арзу разбудил в ней первую и единственную любовь, казалось навсегда уснувшую мертвым сном десять лет назад. Любовь, которая случилась с ними на первом курсе института. Вспыхнув в начале, после разлуки она быстро угасла будто упавшая за горизонт далекая звезда. Наташа влюбилась в своего одногруппника, худенького черноволосого кавказского паренька, а он в нее, тоненькую блондинку с длинной косой и стройными ножками. Счастье длилось весь первый курс, пока она не бросила институт. Мать не могла ей помогать, а стипендии на жизнь и учебу катастрофически не хватало, и Наташа нашла работу на ДСК, где платили неплохую зарплату, а перспективы получения квартиры в рабочем городе-спутнике Ленинграда рисовались обозримыми. После ее ухода они почти сразу перестали видеться. Наташа переехала в наш город в двухместную комнатку общежития ДСК, а он остался в институте, дотягивая до пятого курса в студенческой общаге. Когда Арзу узнал о ее решении, то предложения пожениться, на которое в тайне так надеялась Наташа, и которое могло все повернуть в другую сторону, от него не последовало. Арзу оказался не готов на такой серьезный поступок. После тяжелого разговора, прибывая в какой-то лихорадке, Наташа через силу собрала нехитрые пожитки, как в тумане доехала до Московского вокзала и села в вечернюю электричку, следующую на юг со всеми остановками. Давясь слезами обиды, она непонимающе смотрела на пробегающие за окном уже чуть желтоватые тополя. Только одна незаконченная мысль крутилась у нее в голове: “Как же мне теперь без него…”. На остановках электричка со скрежетом останавливалась, свистя пневматикой, раскрывались двери, впуская и выпуская угрюмых по случаю позднего времени людей, а она сидела возле окна без билета, без представления как будет жить дальше, и только отчаяние крутилось в ее голове, как бобина невыключенного магнитофона, которая проиграла все песни и теперь только бьет концом пленки все снова и снова о панель лентопротяжного механизма, возвещая о том, что ее 525 метров пленки закончились.

Планируя свою поездку в Финляндию за машиной, Арзу совершенно намеренно предусмотрел трёхдневное пребывание в Санкт-Петербурге, якобы для отправки машины почтовым ж/д вагоном в Баку. Он мог просто доехать до Пулково и улететь, а его люди отправили бы машину без него, но Арзу обязательно хотел заехать и повидать Наташу. Его возможности позволяли найти нужного человека на всем пространстве не только Азербайджана, но и России. В последние года два Арзу настойчиво преследовала мысль, как сложилась бы его судьба, если бы они с Наташей не расстались. Завоевав место под солнцем, Арзу вдруг осознал, что не хочет проживать свои дни с нелюбимой женщиной. Жена никогда не была ему настолько близка и желанна, как Наташа. Возможно, ему только так казалось, но это чувство с каждым прожитым днем все усиливалось, отнимая время у бизнеса, семьи. В последнее время эта мысль стала настолько навязчивой, что Арзу хотел просто слетать в Питер и повидаться с Наташей, и тут подвернулось предложение с покупкой машины в Финляндии, и Арзу сразу загорелся этой идей.

– Да, – Валерка налил в свой стакан бананового ликера, разболтал, рассматривая, как вязкая желтая жидкость нехотя сползает по стенкам вниз, а затем, выпив залпом, вопросительно посмотрел на Арзу. – Мы бы с Наташей раскрутились, тебе только польза, деньги лишними не бывают, да и остановиться всегда есть где. Я честный, я не обману, – в подтверждение своих слов он осторожно посмотрел в глаза Арзу, потом, как бы ища поддержки, на жену.

Наташа почему-то слегка покраснела, встала и подошла к плите, что-то при этом рассеянно включая и гремя посудой. Арзу, не ответив, задумчиво взял свой чудо-телефон и, выйдя в коридор, стал куда-то звонить. Валерка в недоумении остался сидеть за столом один. Не понимая, куда все разошлись, ведь он только начал делать хорошее деловое предложение, чтобы как-то заполнить неловкую паузу, Валерка налил себе полный стакан и двумя большими глотками осушил его. Наташа обернулась и со словами “хватит уже пить” убрала его стакан со стола. Ее румянец поблек, она вполне владела собой, только глаза цвета морской волны были влажными.

– Спать иди, а то уже много выпил, завтра не встанешь.

В Наташиных словах прозвучала не то чтобы жесткость, но некоторая, незнакомая раньше Валерке, твердость. Даже, несмотря на сильное опьянение, внезапно накрывшее его волной, Валерку неприятно кольнула эта, не слышимая ранее у Наташи, интонация. С ощущением какой-то потери, пока не сформулированной и непонятной, Валерка побрел спать. По дороге в спальню мысли его стали разлетаться, как перья от дуновения ветерка, и в постель он уже ложился с чистой от любых мыслей головой, забыв обо всех проблемах и подозрениях, посетивших его этим вечером. Кое-как раздевшись, Валерка рухнул спиной на разложенный диван. Немного полежав и безуспешно пытаясь вспомнить события вечера, он повернулся на бок и быстро заснул.

Рейтинг@Mail.ru