Эрих Хольтц
Внутри
Рулетка вращалась всё быстрее, карты мелькали над столом, бокалы блуждали из рук в руки. Гостя, сидящего напротив Бориса, всё чаще заносило куда-то в сторону, и приходилось его ловить и усаживать на место. "Я ставлю на красное, – заявил вдруг Изя, – я не трус, так что лучше вам мне не мешать! Впредь будете знать, с кем связываетесь!" Все не на шутку удивились. "Молодец! Молодец!" – послышалось со всех сторон. "Давайте все на красное!", – сказал Джузеппе, и все стали передвигать фишки на красные ячейки. Барабан начал своё вращение. Выиграло чёрное, и дед сорвал куш. Джузеппе забрал банк и вышел из-за стола. "На красное! Я ставлю на красное, на красное!" – вновь завопил Изя, и игра продолжилась. Борис не помнил, сколько прошло времени, – казалось, бесконечность. Вдруг он почувствовал, что кто-то тянет его за рукав. Это была пожилая цыганка, которая до этого сидела на одном из угловых диванчиков. "Молодой человек, – зашептала она, – пожалуйста, идите со мной!" Борис вопросительно поднял бровь. Цыганка широко улыбнулась и отвела его в дальний угол комнаты. Там она села на край грязного ковра и жестом показала Борису, чтобы он тоже опустился на пол. Борис удивился, но послушно сел на ковёр. Цыганка достала из сумочки колоду карт. Разложив их на ковре, она велела Борису вытянуть две карты. Борис нахмурился. "Что вы собираетесь со мной делать?" – спросил он. "Ничего, просто посмотрим", – ответила цыганка. Борис на секунду задумался и выбрал карты. Цыганка кивнула и попросила мужчину перевернуть их. Борис так и сделал. На первой карте были нарисованы два скрещенных меча, на второй – женщина с растрёпанными волосами. "Что это значит?" – спросил Борис, разглядывая карты. "Это значит, что женщина, которая у вас на сердце, не позволит вам одержать победу над её мужем", – ответила цыганка. "Но я буду с ним сражаться, ведь правда?" – спросил Борис. "Правда", – ответила цыганка. "Но почему же я не могу одержать победу над своим соперником?" – спросил Борис. "Потому что ваша душа состоит из таких же противоречий, как и душа вашей женщины", – ответила цыганка. "Не понимаю", – сказал Борис. "А вот подумайте, – протянула дама в цветастых юбках. – Две души могут слиться в одну. Но когда вместо душ лишь клочья, как им найти согласие? Ничего, кроме хаоса, у них в результате не получится." Цыганка вздохнула и принялась раскуривать свою трубку, а Борис вернулся к рулетке. Играть больше не хотелось, поэтому он решил просто расслабиться, наблюдая за другими. Через несколько минут рядом с ним появилась Виктория с подведёнными синей тушью глазами. "Борис, – сказала она, беря его под руку. – Не против, если мы сыграем на тебя?" Борис посмотрел на нее в упор. "Зачем?" – возмущённо осведомился он. "Как зачем? Я хочу поднять себе настроение", – улыбнулась Виктория. "А что ждёт победителя?", – спросил он. "Ах, – улыбнулась девушка. – Это во многом зависит от игрока. А я всего лишь хочу поднять себе настроение." "Ну что ж, – сказал Борис. – Я не возражаю."
Во время игры Борис внимательно наблюдал за всеми игроками. Он заметил, что их движения были схожи. Они следовали какой-то одной системе, абсолютно не обнаруживая личного подхода и не стремясь угадать исход очередного кона. Глядя на них, Борис только лишний раз убедился, насколько они нищие духом. Они повторяли свои движения, словно выполняя в процессе игры какой-то бессмысленный ритуал, за которым не стояло ничего – ни понимания происходящего, ни желания поставить его в соответствие с собственными представлениями. К этому, похоже, сводились их взгляды на жизнь в общем. Однако Борис прекрасно понимал, что и сам он исполняет здесь тот же самый ритуал – даже не понимая, в чем он, собственно, заключается.
Игра закончилась. Вся комната была затянута пеленой табачного дыма. Люди огорчённо куда-то расходились. Борис пошёл на кухню следом за хозяйкой дома. Там она на секунду остановилась и растерянно посмотрела на него, но быстро отвела взгляд и принялась рыться в ящиках. "Поздравляю с победой, – доброжелательно сказал Борис. – И что же мы будем с этим делать?" Хозяйка внимательно посмотрела на него, потом повела глазами, словно решая для себя какую-то сложную задачу, и пробормотала: "Ну, жить." И действительно, ей как-то сразу стало легче – словно встал перед её внутренним взором некий план действий, в правильности которого она уже не сомневалась.
***
"Почему бы нам не покататься по МЦК?" – предложила, наконец, Виктория, набив карманы всякой дребеденью. Борис отметил для себя, что девушка совершенно спокойна, словно победа вовсе не взбудоражила её, будто внезапная идея играть на нового знакомого не значила для неё ничего, кроме самой игры. Никакого скрывающегося за видимостью истинного смысла не оказалось. Борис потёр бровь и устало вздохнул. Почему люди создали для себя эту непоколебимую иллюзию дуализма сущности и кажимости? За видимостью нет никакого другого, "истинного", бытия – чтобы не запутаться в бесконечном человеческом самообмане, стоит верить лишь в само явление, такое, каким оно себя показывает. "Это и есть желание победителя?" – уточнил Борис больше для поддержания разговора. "Да", – девушка повела его в коридор. "А победитель, как известно, не получает ничего…" – подумал мужчина, но вслух ничего не сказал.
Станция МЦК выглядывала из темноты и казалась загадочным геометрическим объектом. "Треугольники, квадраты, треугольники…" – промелькнули в голове Бориса слова Евгения. Он остановился. Вокруг медленно сновали люди. Какой-то парень шёл рядом с двумя женщинами, и обе держали его под руки – видимо, чтобы он не потерялся. "Что такое?" – спросила Виктория, не сразу заметившая, что её спутник отстал. "Всё в порядке", – ответил Борис, нагоняя девушку. Они вошли в вестибюль и поднялись на станцию. В лицо им ударил ветер. Борис и Виктория шли по платформе, дожидаясь поезда, и на каждом шагу им под ноги бросались пригоршни света, много разноцветных точек, перебиваемых резкими тенями, бесконечное разнообразие пятен и линий, складывающихся в замысловатые авангардные узоры – жуткие и притягательные. Борис глядел на лицо девушки, тоже захваченное этой игрой света, и ему казалась неожиданной её внешность, к которой он, оказывается, уже успел привыкнуть. Хотя никто из шедших навстречу не обращал на происходящее вокруг никакого внимания, мужчина ощущал их причастность к этому короткому чуду наглядной физики. Да, обыкновенной физики. Борису вдруг показалось, что всё вокруг слишком уж обыденно и буднично. Пожалуй, даже слишком заурядно – вот эта девушка, стоящая рядом, которая должна была оказаться не просто содержанкой, а хитрой интриганкой и, вероятно, охотницей за мужчинами, обманывающей такого простого человека, как Евгений, на деле не дотянула и до этой избитой роли из бульварного романчика, всё же более красочного, чем реальность многих… Викторию заинтересовала окружающая их обстановка – такое было впервые, и она незаметно для себя спросила: "Боря, а ты веришь, что ночью можно увидеть мир по-другому? Я читала про это. А ты веришь?" Борис слабо улыбнулся и взял её под руку, словно в ответ на этот вопрос.
"Давай пить чай!" – предложила Виктория, когда они устроились на новых удобных сидениях поезда, отправляющегося к следующей станции сквозь укрытую тьмой Москву. "Чай?" – переспросил Борис. "Чай, – повторила Виктория. – Вот здесь. На столике", – добавила она и откинула маленькую пластиковую подставку. Усевшись поудобнее, она достала небольшой истёртый термос. "У меня тут и конфеты есть", – девушка, пошарив в карманах, протянула спутнику горсть пыльных и помятых конфет без фантиков, к которым, казалось, прилип весь мусор, который им когда-либо приходилось встречать в закромах своей хозяйки. "Угощайся, Боря, – попросила она. – Мне что-то есть не хочется". "Неужели?" – спросил Борис, принимая у неё термос. "Ну как знаешь…" Борис опрокинул ёмкость и сделал большой глоток. Виктория едва успела подхватить термос из его рук, как мужчина согнулся в приступе кашля. "Подавился?" – взволновано спросила девушка, чуть не утратившая свою собственность. "Крепковат у тебя чаёк", – просипел Борис из-под сиденья. Виктория понюхала горлышко термоса и, опасливо озираясь, быстро сунула его в карман. "Извини, перепутала, – прошептала она и извлекла откуда-то почти такой же сосуд из нержавеющей стали. – Чай – здесь." Борис подозрительно покосился на Викторию: "Ты всегда столько барахла с собой таскаешь? И куда только это всё помещается…" "А я своё ношу с собой, – огрызнулась Виктория. – Пей чай давай, запивай!" Борис неуверенно взял из её рук термос, принюхался к его содержимому и лишь тогда начал пить. Это был какой-то дешёвый пакетированный чай с привкусом глины. Борис, закрутив крышку, вернул напиток спутнице.
"Что-то я устала, – сказала Виктория, когда поезд завершал второй круг своего бесконечного пути. – Пора бы мне домой." Они проехали еще пару станций и вышли там же, где началось их путешествие. "Завтра я планирую весь день спать, а вот вечером можешь приходить, – проскрипела девушка, – только не очень рано. Часов в шесть, думаю, встану. Не провожай." Борис с минуту смотрел ей вслед, но как только подошёл следующий поезд, развернулся и скрылся в глубине вагона.
***
Появление мифа невозможно без существования культуры, а культура предполагает деятельность личностей – для того же, чтобы человек в своём развитии достиг личностного уровня, необходима его социальность, необходимо общество, которому он может себя противопоставить. В не ведающей начала и конца шахте было бы невозможно угрюмое скрежетание хтонического существа, пережившего северных варваров, подвалы Инквизиции и даже первые открытия в области химической науки, если бы не сформировалась в гнезде из толстых электрических трубок своя подземная община. Но это совершенно особое новое общество. Миф охватил лишь немногих из его представителей – основная часть здешних обитателей каким-то образом сумела обратить процесс эволюции личности вспять. Это тени, чем-то схожие с Голубой шляпой. Кто может надолго зафиксировать на них взгляд, заметить, откуда они появляются и в каком направлении исчезают? Мелькнёт тень в одном месте, да больше уж там её не сыскать, покуда не станет Солнце вновь в нужную позицию, и тень не замельтешит по канцелярским скрепкам, пустым кофейным чашкам на офисном столе, а потом не исчезнет так же незаметно, как появилась. Прошмыгнёт на одной станции – а на следующей уж и не сыскать. Тени проходят сквозь друг друга, не выказывая никакой реакции на происходящее, природа их такова, что понятие "личность" совершенно не подошло бы для их описания, разве что слово "индивид" могло бы передать максимальную возможную степень их социального прогрессирования – в этом случае отличительными характеристиками были бы те особенности вида этих теней, что объясняются различием источников света и препятствий на его пути, образующих ту или иную тень. Совокупность теней не составляет общество, потому и культуры среди них не существует. Не обладая сознанием, как могли бы они вдруг остановиться в приступе ужаса перед поглотившим их хтоническим чудовищем? Этот ужас свидетельствовал бы о жизни. Да воспоют же Миф одинокие сказители запутанных шахт, и да будет посеяна жизнь среди всеобщего оглушительного безмолвия!
