Эрих Хольтц
Внутри
Было уже за полночь, гостей в квартире значительно поубавилось. Борис сидел на диване, медленно попивая из низкого бокала, а правее на дивных турецких подушках развалился его степенный партнёр по танцам, готовый положиться от выпитого на свою новую знакомую – статную блондинку. "Танюша, а вы знаете, что такое Честь?" – спросил он её. Она кивнула, сразу окинув его цепким оценивающим взглядом. "А Правда – это что такое?" "Честь", – ответила она с заметным немецким акцентом. "Правда? – оживился пенсионер. – Тогда скажите, Таня, о чём, кроме правды, говорит эта старинная русская поговорка: кому чего беречь, как не… Не помню. И в чём тогда правда?" Татьяна перевела взгляд с картины, чуть под углом висевшей на стене, на старика и ответила: "Считайте, что вам повезло, Джузеппе." В её глазах промелькнули лукавые искорки. Борису стало немного не по себе, но старик не разделял его недоумения, так как давно знал, что Татьяна, несмотря на всю свою симпатичность, была в высшей степени деловита и резка в обращении с мужчинами. От него не укрылась усмешка, промелькнувшая на её губах. В комнату медленно, чуть пошатываясь, зашла Виктория. Остановившись перед диваном, она обратилась ко всем присутствующим: "Тут становится скучно. Предлагаю продолжить наше веселье в клубе. Прощай, Женечка!" – схватив с полки портрет своего мужа, она наигранно чмокнула его и небрежно отбросила за плотный ряд книг.
Громкая музыка и мерцающий свет скрывали лицо ритмично двигающейся в такт звукам толпы. У танцующих был такой вид, словно они не развлекаются, а выполняют действия, имеющие в этом случае не вполне человеческое назначение. Это наблюдение особенно поразило Бориса, когда он заметил, что другие танцующие не выглядят людьми, а напоминают зомби. Бездумные лица, пустые глаза, словно запрограммированные действия – никакого порыва, одна мёртвая пластика. Джузеппе увлёк Татьяну в центр этой толпы и принялся демонстрировать ей свои хореографические способности, Борис же остался один на один с Викторией. Однако она не стремилась танцевать. "Виктория, может мне заказать Вам коктейль?" – спросил он, подойдя к ней. "Один – не надо, – ответила она. – Я могу пить и пить, сколько захочу". Протиснувшись к барной стойке, Борис заказал три коктейля, которые и подал девушке. "Что это?" – спросила она, залпом выпив один из них. "Питие для души", – ответил Борис, наблюдая как Виктория опустошает второй бокал. "В такие моменты и начинаешь ценить миг", – тихо сказала она, когда музыка на мгновение стихла. "Да… Я ведь совсем не пьяна. Просто музыка… – Она улыбнулась. – Всё, теперь я хочу танцевать. А Вы не хотите?" "Нет", – подумал Борис, но ответить что-либо не успел: Виктория уже затягивала его в толпу танцующих. И несмотря на то, что у него были возражения, по многим причинам устоять было невозможно. Разноцветные блики метались по стенам и потолку, лица расплывались, сливаясь в одно, по лицу Виктории скользила цветная вуаль, и голова кружилась всё сильней. Не было сил ни о чём думать. Только двигаться в этом бешеном ритме – и всё. Музыка звучала так громко, что не было слышно и её самой. В какой-то момент Борис потерял счёт времени и перестал понимать, где он находится. Словно через толстый слой ваты доносился до него голос Виктории, державшей его за руку, но слова не доходили до сознания. Борис перестал понимать, где он находится и кто он такой. Звуки слились в один сплошной монотонный гул.
Борис открыл глаза. Он находился в каком-то светлом вытянутом помещении. В воздухе вокруг летали белые пылинки, в одном конце этого пространства мигал тусклый электрический свет, а вдоль стен располагались длинные диваны. Борис неотрывно смотрел на мерцающий свет, пока его не привёл в сознание какой-то мужчина в синей форме: "Молодой человек, выходите! Конечная!" Борис мгновенно пришёл в себя и тут же выскочил из поезда, пытаясь понять, где он оказался. Серые колонны, расширяющиеся к полотку, тусклый свет одинокой платформы и давящая тишина. Лишь стук колёс отбывающего поезда возвращал Бориса в сознание. "Наверное, уже совсем поздно. Придётся ехать на такси." – он посмотрел на часы и удивился – было уже шесть утра. Осмотревшись, он стал замечать людей, спускающихся на станцию и ожидающих поезда в сторону центра. Борис не понимал, ехать ли ему к своему дому, или к дому Виктории. Возможно, сегодня она будет спать до обеда, а может, и вообще весь день. Но может быть и такое, что она вновь что-то затеет, может, что-то такое, что Борис был не должен пропустить. С этими мыслями он зашёл в подъехавший поезд и вновь был охвачен сном.
***
Она откинулась назад, и её затылок заколол холодок толстого прозрачного пластика, за которым мелькала темнота в самых неразнообразных оттенках. В голову пришла идея написать что-нибудь, но в мыслях не появилось и пары связных слов. Об этом так много сказано, даже в самых бестолковых песнях, а она не в состоянии подобрать ни фразы. Разве что типичные связки слов на английском, вроде тех, что постоянно всплывают в компьютерных играх после неверного клика. Какого чёрта этот мусор вообще крутится в её голове? С пяти лет она ни разу не покидала Москву, какого чёрта этот английский? Девушку, наверное, впервые в жизни осенило – в данном случае никак иначе это и не назвать. Когда внутри есть Нечто, оно плещется о рёбра… Хотя бы как маринованные огурцы в банке. Но лучше, конечно, как что-нибудь позначительнее. Оно живёт и взывает ко всем слоям человеческого существа, а те пробуждаются и отвечают на своём родном языке, голосом предков, одобрительно поглядывающих из глубин бессознательного сквозь паутину новой культуры, которую они не могут ни осудить, ни одобрить – ведь в своей вечной ипостаси их существа не подвержены человеческой страсти суждения. Их единственное чаяние – поделиться с потомком своим очищенным от суеты и нескончаемой вражды опытом. Люди часто неверно толкуют значение этого понятия. Архетипический опыт совсем не тот, что его столь часто называемый двойник. Последний лучше было бы величать "категорическими воспоминаниями" – это и есть стены того лабиринта без выхода, что человек сам выстраивает себе, камень за камнем теряя настоящее. Путь внутри лабиринта избегает конкретных содержаний и столь необходимого жизни произвола; монументальные стены категорических воспоминаний заключают мышление в плен иллюзии объективной ценности феномена и цели, тогда как объектом человеческого сознания является образ, а не сам предмет, а интенциональность образа уже предполагает гибельность подчинения личным или унаследованным "чистым ценностям", которыми и предстают для человека категорические воспоминания – всего лишь опыт (о)суждения. Архетипический опыт, голос оживающих предков, напротив, взывает к освобождению. Кто смог услышать его в себе, тот получил ключ от тайной дверцы, ведущей прочь из лабиринта, прочь от неверного свечения болотных огней, прочь от пустоты.
Девушка разблокировала телефон. Пора хотя бы попытаться. Уж если она, пусть и без слов, как-то не особо вразумительно, наконец открыла для себя сущность собственного удручающего положения, то не ровен час – она будет спасена.
***
Борис вновь оказался в том дворе, где провёл вчерашнее утро. Он направлялся в сторону подъезда Виктории мимо детской площадки, где восседала компания великовозрастных бездельников в нарядах кислотных цветов. Мужчине показалось, что среди них он мельком различил знакомые черты. Это заставило его остановиться и приглядеться. Действительно, на площадке культурно отдыхали уже знакомые Борису люди. Среди них выделялась нарядная белокурая женщина. Она курила длинную сигарету и с задумчивым видом созерцала качели, на которых повис престарелый жиголо. Небрежно развалившись на скамейке, Виктория отрешённо разглядывала собственную туфлю с отломанным каблуком. Рядом с ней стоял парень в спортивной кепке и повязывал на шее красный платок. В траве деловито возилась растрёпанная подруга Виктории – та, что вчера была с розовыми волосами. Сегодня они были уже отвратительно-жёлтыми. Борис напряг зрение, стараясь получше разглядеть происходящее на площадке. "Слушай, – обратился к Виктории парень в кепке, – что-то тебя вчера не было." Виктория недовольно усмехнулась. "Видимо, ты очень неплохо оттянулся…" Борис перешагнул заборчик и устало поплёлся к скамейке. Виктория заметила его и помахала рукой. "Борис, ты! – крикнула она. – Иди к нам!" Борис вяло помахал в ответ. Виктория кивнула на место рядом с собой. Борис повалился на сиденье. Когда он поднял глаза, то увидел, что к компании подошёл ещё один мужчина – лет на десять младше него. "Шалом! – приветливо воскликнул он, – Викуся, всё готово, как ты и просила!" Борис вопросительно взглянул на девушку. Та поняла его немой вопрос: "А что без дела-то сидеть? Я пока в метро сюда ехала, черканула Изе, чтоб народ собрал…" "Часика через полтора подъедут, притащат рулетку и картишки", – перебил новый гость Виктории. "На что ставить будешь?" – спросил Борис. "Да на семь и чёрное", – ответил парень. "А почему так?", – спросил Борис. "Так я по доброй еврейской традиции никогда на красное не ставлю", – ответил тот. Борис равнодушно пожал плечами. "Может, коньячку?", – предложил Изя, обращаясь ко всем присутствующим. "Правильно, – согласился Борис, – но раз не ставишь на красное, красного хоть наливал бы." Остальные согласно закивали головами. "А что это вы все так смотрите на меня? Я только коньячок с собой ношу. Александр Македонский тоже так делал," – парировал Изя. "Какой Александр Македонский?", – спросила девушка с жёлтыми волосами, выглядывая из травы. "Ну как какой? Знаменитый полководец Александр Македонский. Он ведь тоже коньяк только с собой носил".
