Эля Айдарова
Искупление

Глава 3

– Отец поселился в амбаре и спал прямо на соломе. Мать не проронила ни слова, когда я вошла в дом. Даже не взглянула на меня, – в расстроенных чувствах Хатисай рассказывала Кири о домашней обстановке утром. – Мне жаль маму, но она так заблуждается, ведя себя подобным образом.

Девушки шли по айвовому саду. Хатисай по пути по обыкновению приглаживала цветущие ветви, а Кири жевала плоды.

– Я так хочу уехать далеко-далеко. Дарить людям счастье своими знаниями. Эта война сидит в печёнках, – пробурчала Хата, остановилась, и они с Кири понимающе переглянулись.

– А я уеду с дядей в Ти через пару недель. Он обещал устроить меня на работу на мыловаренный цех, где-то на окраине. Я привезу нашим мамам знаменитое орегановое мыло! Наконец-то, я уеду, – мечтательно выдохнула Кири.

– И я уеду…. И очень скоро, – твердо решила Хата вслух.

– Кири! – позвал девушку, стоявший у изгороди, мальчишка.

– Чего тебе?! – отозвалась та.

– Мать твоя зовет!

– Бегу! Мы собирались налепить рисовых лепешек. Приходи к нам с мамой на обед, – добродушная Кири всегда была вежливой и отзывчивой.

– Спасибо. Я искупаюсь. Сегодня душно. Да и учитель Гон не приедет. У них в Ти ожидается целая постановка с самыми настоящими декорациями. Сегодня он проведет время в сборах, – уведомила Хатисай, и соседки разошлись в разные стороны.

***

В год Равновесия всё в природе и в жизни жителей Адияко приобретает благостное состояние. Водоем у айвового сада становится прозрачным, и в год Шафрана сюда частенько прилетают большие белые цапли.

Хатисай, которая отдавала предпочтение удобным брюкам, как и ее мать, разделась у камышового берега. Оставшись в сплошном нижнем белье, где верх был соединен с нижней частью, нырнула в бодрящую холодную воду. Девушка отлично плавала, с удовольствием рассекая водную гладь упругими руками и ногами.

Хата частенько перебиралась на противоположный берег, где под кронами невысоких деревьев, которые в совокупности образовывали небольшую кучку стоячих столбов, где можно было спрятаться от солнца, любила полежать и попытаться услышать свое сердце. Отец всегда советует делать именно так: слушать свое сердце, чтобы понять его желание.

К деревьям протягивался некрутой подъем из желтого песка, где иногда, улавливая теплые лучи солнца до полудня, грели свои чешуйчатые бока зеленые и серые ящерки.

Сегодня же, на свое изумление Хатисай на берегу обнаружила спящего молодого человека, одетого в обычную крестьянскую одежду свифов, которая, в свою очередь, не слишком-то отличалась от одежды гунънов. Ее удивило даже не само присутствие незнакомца, а полностью обернутые в лоскуты запястья рук, словно у него там страшная рана.

Хатисай знала, что от незнакомцев следует держаться подальше, но она буквально засмотрелась на необычно бледную светлую кожу лица, на которой четко вырисовывались жгуче черные ресницы…

***

Амгул открыл глаза после хорошего двухчасового сна прямо на берегу. Его накрыло сонной пеленой сразу, стоило ему ополоснуть лицо в водоеме после долгого пути под землей.

Амгул встал во весь рост и подтянулся. Тело немного затекло ото сна на голой земле. Он сразу заметил, что за ним наблюдают, но сделал вид, что никого не увидел. Присел на корточки и снова ополоснул лицо. Его глаза покраснели от резкого пробуждения после длительного времени без сна и напряженности пути. Он заприметил у наблюдавшего из-за деревьев длинные тёмно-русые волосы и сразу понял, что там прячется чересчур любознательная девушка.

Амгул изначально решил, что скрываться не будет. Решил импровизировать и намеренно заснул на берегу, чтобы кто-нибудь из местных его заприметил. Было необходимо войти в доверие к кому-нибудь из Миццу, и желательно миновать местный пункт охраны. По данным лазутчиков в Миццу действовал такой. Но часто воинов оттуда командировывали в другие провинции.

Много лет Миццу не входил в область изучения военными стратегами гунънов. Почему-то отсутствие охраны наталкивало их на версию, что в Миццу ничего ценного для вражеского клана нет. Именно отец Амгула – Хосок – оспорил это предположение. Он истолковал это как хитрость свифов: именно отсутствием охраны отвлечь внимание гунънов от стратегически важного объекта…

Амгул резко схватился за живот и согнулся, издав приглушенный стон для пущего правдоподобия – представительницы слабого пола всегда велись на подобные постановки. Затем, не дождавшись нужной реакции, и вовсе упал на колени и простонал еще громче. Результат не заставил себя долго ждать – рядом на колени упала девушка, которая все это время наблюдала за ним со стороны.

– Что с Вами?! – девушка всерьез заволновалась за состояние незнакомца.

– Мм, – продолжал наигрывать Амгул и на короткое время поднял глаза. Перед ним сидела свифка с большими серо-голубыми глазами, что было непривычно для представительниц клана гунънов, которые отличались жесткими черными прямыми волосами и разрезом вытянутых к вискам глаз. У этой девушки было в меру вытянутое лицо с острым подбородком. Маленький нос был вздернут, словно она – любопытное дитя – столкнулась с самым необычным явлением в своей жизни.

Они на несколько секунд изучающе задержались взглядами друг на друге. Девушка решила, что было бы неплохо привести сюда пол поселения на всякий непредвиденный случай, а в мыслях Амгула бродила не самая светлая идея свернуть девчонке шею. Но оба продолжали, молча друг на друга смотреть.

Амгул спустя мгновение резко принял расслабленное положение, будто и не было никакого приступа боли, присел и свесил перевязанные запястья на колени. Он смотрел нагло и развязно, оценивающе, и совсем невежливо. Девушка поддала назад, но не отрывала от незнакомца взгляд.

– Ты кто? – у Амгула был пробирающий низкий голос, от чего у девушки мгновенно пробежались по спине мурашки.

– Хатисай, – честно ответила она.

– Глупая.

– От чего же? – наклонила голову в бок, удивленно приподняв брови.

– Ты меня не знаешь и говоришь свое имя. Глупая.

– А ты мне своего имени не скажешь?

– Нет.

– От чего же? – наивно поинтересовалась она, приподняв брови еще выше.

– Я тебя не знаю.

– Ты знаешь мое имя.

– Всего-то, – хмыкнул он. – И что мне делать с твоим именем?

– И кто из нас глупый? – улыбнулась она, и в ее глазах заиграла скрытая искорка, на которую Амгул непроизвольно обратил внимание.

– Ам.

– Ты голоден?

– С чего ты взяла? – недоуменно буркнул Амгул.

– Ты сказал: «Ам».

– Я назвал тебе свое имя.

– Прости, – невинно улыбнулась она снова, разглядывая его лицо. – Что с твоими руками? – указала она на них. – Откуда ты? Что тебе нужно в Миццу?

– Я…. Я прибыл из Ти, – Амгул стал вдруг говорить размеренно, не спеша, пытаясь нащупать хоть какую-нибудь деталь, чтобы разговор принял нужное и выгодное для него направление. – В поисках… работы. У меня… травма – ожоги на обоих запястьях. Шрамы… уродливы, поэтому я не люблю показывать их.

Хата невинно продолжала сидеть в ожидании продолжения его истории.

– В Ти еще построили самую высокую башню, откуда возможно увидеть даже Чоккон? – вдруг спросила Хата.

– Ты так спокойно произносишь имя столицы вражеского клана? – немного удивленно выдал Амгул. Гунънам грозило жестокое наказание за упоминание чего-угодно из жизни и места обитания свифов.

– Что с того? – пожала она наивно плечами, продолжая сидеть на том же самом месте. – Учитель Гон говорит, что эта война никому, кроме главнокомандующих и их бестолкового миропонимания, не нужна. Народу обоих кланов нужен мир.

– Гм. Вот как…. И где же сейчас… учитель Гон? – у Амгула был бархатный пронизывающий голос, и Хата очень внимательно в него вслушивалась.

– Готовится к выступлению в Ти. Отменил даже занятия в школе, – честно ответила девушка.

– Какое совпадение, – наигранно промолвил Амгул. – Меня, значит, отправили временно на его место. Давай проверим, чтобы не оказалось путаницы. Что он преподает?

– Танцы, – снова добросовестно выпалила Хата, попав на уловку незнакомца.

– Просто невероятно, – ни в голосе, ни в глазах Амгула не было ни единой капли намека на правдоподобие и искренность, но Хата ему, кажется, верила.

– Вы тоже преподаете танцы?!

– Я к вам в Миццу буквально на несколько дней. Только вот местный пункт охраны не успели предупредить вовремя. Отправили запрос о моем устройстве, но на дорогах сейчас опасно. И кто его знает, что стало с писарем, – ухмыльнулся он и осмотрел на Хатисай ее одежду.

После того, как девушка обнаружила спящего неизвестного, перебралась на противоположный берег, где оставила свои вещи, и вернулась обратно пешком, переодевшись и обойдя водоем. Решила дождаться пробуждения молодого человека, чтобы срочно выяснить, кто это. Помощь звать не стала, боясь упустить незнакомца с поля зрения.

– Но у нас нет пункта охраны, – и об этом призналась она. – Я Вам помогу, учитель. Честно сказать, я очень расстроилась, узнав, что учителя Гона не будет так долго. Все Вам будут только рады! – встала Хата на ноги и приветственно поклонилась.

Амгул не собирался отвечать ей взаимностью, но произвольно встал тоже и тоже поклонился, хмуря при этом лоб.

– Я провожу Вас! Помогу с вещами! – бодро и деятельно стала искать взглядом свертки нового учителя.

– Ээ, их у меня нет, – кажется, бесстрашный Амгул растерялся и неподвижно продолжал стоять на месте.

– Вам отлично подойдут вещи моего отца! – тут же решила и обрадованно уведомила девушка. Не дожидаясь одобрения новоявленного учителя, позвала идти за ней…

Амгул мрачнел с каждым шагом, поражаясь доверчивости этой девушки. Она его раздражала своей легкостью и учтивостью.

Хатисай шла быстро, что молодой человек местами даже не успевал за ней.

– Это прекрасное место! – разводила она руками, пересекая айвовый сад. – Обязательно прогуляйтесь здесь в свободное время, учитель Ам.

Амгулу было непривычно слышать подобное обращение, но неохотно все же кивал в ответ.

***

– Поверенный уже в пути?

– Прибудет через четыре дня, – отчитался советник Бати́с перед свифским главнокомандующим.

– Следующую партию необходимо доставить в ближайшее время. Планы передвижения держать в секретности. К подбору людей отнестись с особой избирательностью и с полной ответственностью.

Главнокомандующий Орато выглядел озадаченным. Гунъны свирепствовали, не оставляли в живых пленных, в то время когда свифы давали пленным шанс.

Жестокость и беспощадность врагов привели к тому, что лучшие умы свифов придумали в дополнение клинкам бойцов подрывные каменные ядра, которые могли, как разорвать человеческую плоть, так и разрушить деревянное строение. Алхимики смешали уголь, серу с земельным металлом и получили огненную смесь, при поджоге которой подрывалось ядро и несло за собой существенное убывание вражеских жизней. Свифам до нынешних дней удавалось скрывать месторасположения полигонов по изготовлению разрушительного оружия, путем их частого перемещения, а иногда и уничтожения.

В тылу врага ожидалась диверсия. Было необходимо максимально без потерь снабдить своих запасами нового оружия. Но время шло, бойцы погибали, а враг не бездействовал.

Орато неоднократно предлагал Мамэту переговоры о мире, но тот стоял на своем, и в последний раз отправил в Ти труп посыльного, который являлся переговорщиком. Этот жест и стал определяющим щелчком в дальнейшем ходе войны.

***

Отец Фаццо считался благонравным, терпеливым и скромным человеком. Когда он увидел на пороге амбара свою дочь в компании по виду не слишком общительного молодого человека, проявил вежливость, и впустил его в свое облагороженное пристанище для отдыха.

Фаццо был удивлен безвременному появлению человека его профессии без официального запроса в школу. Ведь и соратник Гон ни разу не упомянул о том, что кто-то будет его заменять.

Фаццо не считался наивным простаком и все же планировал выяснить у управляющей школой о сложившейся ситуации. Тем не менее, мужчина позволил стать незнакомцу гостем.

– В какой провинции Вы обучались? – по-свойски поинтересовался он.

– В Ти, – равнодушно ответил Амгул.

– В самой столице, – понимающе отметил Фаццо. – Стало быть, в самом храме Ссо́та. Последнее десятилетие только Ссота выпускал преподавателей.

– Да, – подтвердил молодой человек.

– Кто Вас наставлял? – не унимался Фаццо.

Амгул судорожно вспоминал имя недавно казненного в Чоккон старика, который перед смертью без остановки твердил, что он ничего плохого не сделал ни одному человеку в этом мире. Что он всю жизнь делился знаниями и преумножал их в области философии и искусствоведения.

– Мой наставник не совсем обучал танцевальному искусству. Он преподавал искусствоведение и философию.

– Наставник Хато́шо? – выпалил Фаццо.

– Да, – уверенно подтвердил Амгул, тут же вспомнив имя того болтуна на площади.

Наставника Хатошо схватили лазутчики гунънов, когда тот направлялся в соседнюю провинцию на благотворительные сборы, посвященные детям-сиротам. Амгул лично пребывал на площади во время его казни.

– На его счету несколько десяток достойных преподавателей. Вам очень повезло. Значит, Вы – самоучка.

– Да.

– Ваша травма связана с ремеслом? – указал он на руки.

– Все норовят выяснить, – вдруг нелюбезно буркнул Амгул, которого раздражали свифы независимо от того, крестьянин это был, или, тем более, военный. Хатисай тем временем переодевалась в доме и не услышала проявленной грубости к ее отцу.

Представитель клана врага все же постарался и заметно унял свой внезапный пыл

– Я – бывший военный. Меня комиссовали. Неудачно оказался рядом с приземлившимся ядром и получил после подрыва сильные ожоги. Мне повезло, конечности удалось спасти. Война отравляет изнутри, поэтому призываю не обращать острого внимания на мою некоторую грубость.

– Мне жаль, Учитель Ам, – понимающе кивнул Фаццо. – Невзирая на то, под каким лозунгом воюют обе стороны, прежде всего, страдает простой люд. Теперь никому не нужна эта война. Все хотят мира.

Амгул пристально всмотрелся в лицо немолодого Учителя и задумался. В какой-то момент, он даже пожелал извиниться за свою грубость, но не дал воли чувствам и промолчал.

– Я готова! – зазвенел голос Хаты, что вернулась в амбар. – Я познакомлю Вас с Управляющей нашей школы, Учитель Ам. Она будет рада! – уведомила она, улыбаясь, и не теряя времени, повела его за собой….

Управляющая школой Нигаха́на крайне удивилась появлению молодого учителя, который неохотно выдавал манеры вежливости даже при ней – пожилой женщине. Он поклонился с приветствием с явной тяготой и, не дождавшись разрешения, прошел в зал, где обычно проходили занятия.

Это было единственное просторное помещение во всей одноэтажной школе. В остальных комнатах детей учили письменности, чтению, счетам, философии и основам безопасности, где военные теоретические знания закрепляли практическими навыками на специально отведенном на улице, месте.

Походка Амгула демонстрировала дерзость, полную уверенность своего хозяина. Но порядочность управляющей и нетерпеливое рвение Хатисай немедленно приступить к уроку, сыграли свою роль, и никто не стал глубоко задумываться, почему он себя так ведет.

– С остальными учениками занятия начнутся с завтрашнего дня, учитель Ам, – уведомила Управляющая. – Ваше появление – неожиданность. Просим не принимать это как дисциплинарное упущение. Дети намеренно разошлись по домам после уроков не от безответственности, а от простого незнания.

– Не страшно. К Вашей работе жалоб не имею…, – спокойно выдал он и нагло расселся на единственном учительском стуле, предназначенный для отдыха учителя.

Управляющая смутилась от прямой грубости молодого человека – садиться в присутствии пожилого человека, что говорило о неуважении к старшим. Но Нигахана на протяжении своей долгой жизни успела повидать многое: потерять мужа и двоих сыновей в этой нескончаемой войне. И то, что происходило, в силу своей мудрости, решила пропустить мимо и удалиться, пожелав учителю и ученице благоприятной работы.

– Учитель Ам, это было не совсем вежливо, – стоило Управляющей уйти, неуверенно проговорила Хата, которая, разумеется, приметила особенности поведения нового учителя.

– Правда? – как ни в чем не бывало, отозвался Амгул. – Тебя это задело?

– Управляющая Нигахана – уважаемая женщина в Миццу. Война забрала всех ее близких, но она не сломалась. Продолжает трудиться во благо клана, – просто и незаурядно объяснила Хата и начала разминать шею и плечи.

Амгул же ничего не ответил, а сложив одну ногу на другую, наклонил голову и стал наблюдать за ненавистной ученицей.

На Хате была короткая облегающая блуза светлого молочного цвета и черные колготы, которые подарил ей сам учитель Гон, решив, что это самая удобная одежда, что могли придумать для девочек и девушек, чтобы с удовольствием заниматься танцами. Колготы не стесняли движения, не мешали при растягиваниях ног.

Хатисай наивно полагая, что Учитель Ам действительно является учителем, перед ним простосердечно продолжала растягиваться для разогрева. Делала наклоны вперед и в стороны.

Амгул смотрел, как девушка нагибается, как приподнимается ее блуза, как напрягаются мускулы на округлых сильных бедрах. Он с достоинством оценил ее стройное тело и нагло всматривался в него, сожалея, что не держит сейчас в руках солодовый макаджин.

– Что мы будем сегодня разучивать? – бодрый тон Хаты вырвал Амгула из его темных и порочных мыслей. На что тот с совершенной невозмутимостью выбрался из ситуации:

– Покажи, что умеешь.

– Музыканты уехали вместе с Учителем Гоном. Вы не могли бы набить мне ритм, Учитель Ам?

– Без ча́нгу? – не растерялся тот.

– Хлопками, – пожала плечами Хатисай и доверчиво уставилась на него в ожидании.

Если Амгул и занервничал от непонимания, что нужно делать и как это нужно делать, сомнение никак не отразилось внешне. Он просто стал равномерно хлопать, а Хатисай, уловив ритм, стала танцевать. Хлопки из-за перевязанных запястий получались глухими, но довольно слышимыми. Это никак не помешало Хатисай безупречно исполнять танец.

Она напоминала птицу, чьи изящные крылья плавали в воздухе, рассекая пространство на множество невидимых частей. Прыжки были столь рассчитанные и уверенные, что Амгул и не заметил, как стал внимательней наблюдать за ее движениями. В какой-то момент что-то вызвало у него раздражение, и он решил намеренно ускорить ритм, и Хата стала двигаться еще быстрее, затем еще и еще. Амгула это даже позабавило. Но подлинный воин быстро устал и остановился.

Он уловил ее громкое дыхание, вызывающе бросил взгляд на ее вздымающую грудь. Тут же посетила мысль овладеть этим свежим телом прямо вот на этом учительском стуле, расположив девчонку сверху, но он помнил о деле, и благополучно запер похотливые замыслы в недоступных и надежных закромах своего разума.

– Я хочу есть, – грубо и повелительно произнес он, от чего Хатисай малость опешила, ожидая немного других слов. Но сваливая не совсем положительные манеры учителя на трудности, с которыми, наверняка, ему пришлось столкнуться на непростом пути из Ти в Миццу, предложила зайти к Кири на обед, мгновенно отбросив идею пообедать в родительском доме.

Глава 4

– Тебя что-то беспокоит?

– Да.

– Поделись со мной. Это из-за сына?

Учитель Гон и учитель по военной практике Тако́ ехали верхом, сопровождая груз с декорациями в Ти. Они дружили довольно долго и всегда были друг к другу внимательны. Тако не преподавал в Миццу. Он работал в другой провинции, но часто виделся с Гоном.

– Да. Жена не хотела рожать. Я настоял. Теперь Мия не может оправиться после родов. Я был вынужден уехать. Моя пожилая мать осталась присматривать за лежачей Мией и новорожденным.

– Почему ты не рассказал все сразу? Я ведь не знал, что Мия перестала ходить.

– Роды прошли тяжело. Повитуха пророчила смерть либо Мии, либо сына. Выжили оба, но…

– Мне очень жаль, Тако, – Гон был искренне встревожен за судьбу семьи своего друга. – Так как все обязательства за дело лежат на мне, – задумываясь о чем-то, начал он, – я приказываю тебе немедленно отправиться домой. Я направлю официальное письмо с ближайшей деревни в Миццу, о том, что в школу на временный срок на мое место прибудет новый учитель, что по дороге сильно заболел. Я не стану указывать имена. Лишь укажу, что ты – выпускник храма Ссота на листе с особым начертанием…

– Нет, Гон. Дело серьезное…, – попытался возразить Тако.

– Возвращайся домой, – перебил его друг. – Все остальное я беру на себя.

***

В амбаре на скромной соломенной кушетке с чистой накрахмаленной простыней и пуховой подушкой расслабленно лежал воин, которому удалось прожить целый день в провинции вражеского клана и пока остаться нераскрытым.

В сухом и чистом амбаре не пахло ничем, что свидетельствовало бы о том, что здесь нет-нет да пробегают по заполненным ме́шанкой, деревянным бочонкам, крысы и мыши.

Амбар скорее походил на просторную кладовую. Семья Хатисай из скотины содержала только кроликов и кур. И основные мешки с кормом держали прямо во дворе. Заносили их только во время дождя. А вот с кроликами дело обстояло совсем иначе. Свежую траву приносили прямо по требованию, так как хозяйство располагалось вблизи водоема, на берегу которого простирался широкий луг со свежей и сочной травой.

Фаццо уступил гостю свое место, так как попросту некуда было его разместить. Хотя обязательно нашлись бы гостеприимные местные, которых не смутило отсутствие официального письма в школу о временном назначении нового учителя. Все же Фаццо сам настоял, чтобы Амгул остался на сегодняшнюю ночь в их доме, точнее в амбаре. Хатисай же сейчас очень переживала за реакцию матери, которая до сих пор не знала о новом обитателе.

Хата с отцом отправилась в дом после того, как накормили гостя.

– Надолго ж тебя хватило, Фаццо, – съязвила Айри, царапая слух звоном острого металла в своем тоне, когда тот переступил через порог.

Отец и дочь переглянулись. Хатисай было очень жаль отца, и она очень благодарила его за понимание и вежливость по отношению к новому учителю.

– А ты – бесстыдница – привела к соседям чужака. Совсем стыд потеряла! Мало того, что, не обедая дома, выставляешь меня змееисчадием, так еще и позоришь мое честное имя, таскаясь с человеком, чьи настоящие намерения никому неизвестны! Ты думала, я ничего не узнаю?!

– Он – учитель, мама! – возразила Хата, ругая про себя мать Кири, от кого, естественно, обо всем и узнала ее мама. Это было очевидно. Хата толком и не успела продумать, что скажет, когда Айри «припрет к стенке» с допросом.

– С чего быть такой уверенной?! Не меньше меня поразила Нигахана, которая не проверила у проходимца соответствующего документа! Вы что забыли, что происходит в мире? Где он теперь – этот самозванец?!

– Он спит в нашем амбаре, – уверенно уведомила Хата.

– Что?! Это просто не слыхано! Фаццо! Ладно, она, но ты! – Айри ошарашенно оглядела пространство. Немного подумала и хромая, с допустимой в ее положении максимальной быстротой, направилась в сторону выхода.

– Мама, куда ты?!

– Айри, успокойся! – вмешался Фаццо.

– Кучка глазастых пней! – резко развернулась Айри и выставила перед собой трость, останавливая мужа и дочь, которые одновременно сорвались за ней. – Он перережет нам глотки и сожжет Миццу вместе с вашей школой, управляющая которой совсем потеряла чутьё после того, что война сделала с ее жизнью! Необходимо связать его и запереть до прихода официального письма из Ти!

– Он – выпускник самого Хатошо, – попытался объяснить Фаццо.

– Какая разница, Фаццо! Как же ты наивен! Он может быть перебейщиком! – не успокаивалась Айри. – Знание имени какого-то там наставника ни о чем не говорит! Я сейчас же вызову помощь!– Женщина кричала, но вдруг резко остановилась и принюхалась. Под алеющим послезакатным небом на крыше соседнего дома, в котором жила со своей матерью Кири, медленно, но верно дребезжали язычки пламени.

– Пожар! – вскрикнула Айри.

– Кири! – подхватила Хатисай и тут же сорвалась на улицу.

В воздухе уже во всю пахло гарью, а крыша дома полыхала огнем.

Хата добежала до небольшого строения, что считалось соседским домом. Дверь оказалась запертой. Девушка с ходу несколько раз попыталась снести деревянное полотно, но безуспешно. Вспомнила про топор, что всегда лежал у дома, и рванула к нему. Когда Хата бежала обратно уже с рубящим инструментом, Фаццо, что выбежал следом, пытался пробраться через окно.

Только Хатисай замахнулась в сторону дверного проёма, позади вдруг прозвучал невозмутимый голос учителя.

– Лучше я.

Хатисай на мгновение застыла. А Амгул, не дожидаясь потери драгоценного времени, выхватил топор и выбил пару входных досок.

– Отойди в сторону! – приказал он.

Перевязал нижнюю часть лица своим широким поясом и сорвался внутрь, где огонь разыгрался уже вовсю.

Хатисай не стала стоять и бездействовать и побежала в сарай, где в поилках должен был оставаться хоть какой-то запас воды. Девушка решила полить хотя бы порог, чтобы учитель на выходе не попал в огненную ловушку. С поселения тем временем с ведрами к водоему уже сбегали люди.

В буфетной Фаццо обнаружил тело матери Кири. Та лежала без сознания, но была еще жива. Мужчина протащил ее тело к выходу и столкнулся с Амгулом. Воин быстро принял тело женщины и вытащил на улицу, где уже Хатисай и Айри стали приводить соседку в чувства. А Фаццо уже скрывшись в задымленной тени горевшей старой этажерки, не теряя времени, побежал в комнату, где надеялся найти еще живую Кири.

Амгул вернулся в дом. Дым затруднял видимость, и дышать стало существенно труднее.

Новоявленный учитель в силу своего истинного ремесла, по настоятельному приглашению Хаты еще днем побывавший в этом небольшом доме во время обеденной трапезы, запомнил нехитрое расположение комнат, и поэтому сейчас рванул в самый отдаленный.

На кровати лежала девушка с веснушками, а на полу откашливался Фаццо. Всё же у мужчины не хватило здоровья противостоять беспощадной и всепроникающей силе дыма.

– Вставай! – приказал ему Амгул, поднял на руки Кири и двинулся к выходу.

Передав девушку многочисленной толпе, что продолжали тушить огонь снаружи, Амгул снова вернулся уже за отцом Хатисай.

«Может достаточно спасенных?» – попутно думал он, входя за мужчиной.

Неожиданно сверху на воина свалилась деревянная доска и ударила по шее и затылку. Это сбило его с толку и сорвало повязку с лица. Амгул неудачно вдохнул дым и закашлял. Потом упал на колени, продолжая поглощать серую мглу. Немного погодя, он все же встал и, задыхаясь и тяжело откашливаясь, еле добрался до обездвиженного тела Фаццо.

Амгул из всех не оставшихся сил пытался тащить мужчину, но густой дым не давал этого делать в полную силу, продолжая заполнять дыхательные пути. Воин понимал, что, несмотря на свою, итак уже затянувшуюся выдержку, ему не вытащить Фаццо, но продолжал бороться с необуздаемой силой пожара и нарастающим собственным бессилием. В конце концов, он упал рядом с Фаццо.

Позади кто-то бодро забежал в комнату и бросился помогать. Своевременной «подмогой» оказалась Хатисай, перевязавшая нос и рот повязкой. Она обхватила отца и стала оттаскивать к выходу. Спустя некоторое время им удалось выбраться наружу. Амгул же, не сумев встать на ноги, прополз буквально немного, и от удушья потерял сознание…

***

– Хатисай. То, что он спас их, никак его не оправдывает.

Молодой человек очнулся от разговора двух женщин. Точнее ругалась одна, а другая, что помоложе, терпеливо выслушивала. При этом Амгул ощущал на лбу и на висках влажные касания, но не спешил открывать глаза.

– Мама, при всем моем к тебе уважении, не могли бы мы отложить этот разговор до лучших времен, – вежливо и спокойно попросила Хатисай.

Амгул чувствовал, как та осторожно проводила мокрой тканью по его лицу, затем, по подбородку, потом опустилась к шее.

– Ты еще смеешь говорить об уважении?! Я не удивлюсь, если пожар был спровоцирован этим человеком!

– Мама! Перестань! – громко шепнула Хата, боясь, что учитель узнает о маминых подозрениях. – Прошу, вернись в дом и побудь с отцом! Учитель Ам всех спас и сам чуть не погиб. Мы должны быть благодарными…

– А если он враг? – не унималась Айри, но уже шепотом. Хата выдержала паузу, прежде чем дать ответ.

Амгул, как ни странно, заинтересовался тем, что же скажет его спасительница. Он не был настолько самоуверенным и понимал, что шансы выжить были малы.

– Кем бы он ни был, если не ты, то я обязана ему своей жизнью за спасение отца.

– Ты такая же, как Фаццо. Вы не видели смерть… Наивные овцы, – гневно, но все же тихо выговорила Айри напоследок. И по тому, как из амбара с увесистой хромотой удалились тяжелые шаги, Амгул понял, что остался с Хатой наедине.

Девушка не заметила, как тот открыл глаза, так как, сосредоточенно нахмурив переносицу, смотрела на свои скрещенные руки, в которых была сжата влажная тряпица, в глубоких размышлениях о том, что сказала мама.

– Учитель Ам? – отозвалась она, когда глухой хрип из пересохшего горла Амгула вывел ее из этого состояния. – Вы меня слышите?

– Пить…

– Сейчас! – она сорвалась к ближайшему бочонку, на котором стоял кувшин с водой, что Хата оставила для него еще вчера. – Вот!

Она подвела толстостенную кружку к губам учителя, придерживая за затылок, и Амгул жадно опрокинул в себя все содержимое. Потом всем весом рухнул на подушку.

– Как Вы, учитель Ам?

– Не гунди, – «попросил» он, с закрытыми глазами запрокинув голову.

– Все выжили благодаря Вам, – тихо промолвила она. – Спасибо Вам за отвагу и бесстрашие.

Амгул все же взглянул на нее и без никакой причины протянул руку к ее лицу. Его взгляд был отрешенным, глубоким, изучающим. Но все это безмолвие длилось недолго, потому что воин резко отдернул руку обратно и так же резко принял сидячее положение и уставился непонятным выражением лица снова на Хатисай.

– Что? Что случилось?

– Мои руки…, – Амгул заметил, что повязки на запястьях другие – чистые. В этот самый момент он уже бесповоротно принял решение придушить девчонку и утопить в водоеме, а потом исчезнуть, как вдруг Хатисай улыбнулась ему.

Амгул заметил еще в школе, как улыбка очаровательно преображала лицо Хаты. Это ему не понравилось и тогда, и не понравилось сейчас.

– Когда я увидела наколотый рисунок, решила, что перевязывать не буду. Но потом подумала, наверно для Вас важно, чтобы это оставалось тайной, и поэтому перевязала их снова. Не волнуйтесь, я никому не скажу, – снова улыбнулась она. – Я умею хранить секреты, – уверенно заявила девушка.

– И это говорит та, что легко назвала свое имя незнакомому человеку? – с тем же безразличием и хладнокровием выдал Амгул, продолжая сидеть.

– Говорить о себе – мое дело. А что касается других – никогда в жизни не позволю лишний раз открыть рот.