Элен Каррер д'Анкосс
Россия и Франция. От Петра Великого до Ленина

Для Англии заключение договора не представляло трудностей. Ее противостояние с Фридрихом II было связано с Ганновером, и, как только король Пруссии отказался от претензий на эту территорию, англо-прусский союз становился естественным. Фридрих II поручил своему послу барону Книпхаузену успокоить Версаль: «Прусско-английское соглашение не помешает королю Пруссии продлить оборонительный договор с Францией и не меняет его чувств к ней».

Вестминстерский договор ставил под вопрос англо-русский договор 1755 года. Бестужев хотел его сохранить, но «Конференция», созданная императрицей для решения вопросов внешней политики, после долгих дебатов 14 марта заключила, что существование англо-русского договора не имеет больше смысла. Фридрих II совершил серьезную ошибку. Он верил в прочность союзов, а они оказались ненадежными, и вся система альянсов могла обрушиться. Так произошло с Вестминстерским договором. Он наносил большой ущерб интересам Бестужева, приводя к примирению между Бурбонами и Габсбургами. Едва узнав о переговорах с целью подписания Вестминстерского договора, Людовик XV информировал Вену о своем желании примириться. Новость об этом дошла до Петербурга. Штаремберг, посол Австрии во Франции, сообщил французам о желаниях Австрии: чтобы Франция помогла ей вернуть Силезию и графство Глац и приняла участие в военной операции против Пруссии. Переговоры затянулись, споткнувшись о территориальные претензии сторон. Обе опасались реакции России в случае войны. Мария-Терезия сочла уместным уведомить русскую императрицу о своих переговорах с Францией. Эта информация пришлась как раз кстати, поскольку Елизавета хотела покончить со своим прусским врагом. А также старалась путем секретных переговоров восстановить дипломатические отношения с Версалем. Открытая позиция России способствовала ускорению переговоров между Версалем и Веной, приведя к подписанию договора о нейтралитете и взаимной защите 1 марта 1756 года. Но в этом договоре оставалась недосказанность. Мария-Терезия хотела вернуть Силезию, даже ценой общеевропейского конфликта, тогда как Людовик XV прежде всего стремился к миру. А чтобы достичь этого, нужно, чтобы Франция могла рассчитывать на Россию. Из-за прерванных в 1756 году дипломатических отношений Версалю и Петербургу очень трудно начать диалог. В этот момент в игру вступают деятели внешнеполитического поприща, не принадлежащие к официальному дипломатическому корпусу, и их роль в сложных франко-русских отношениях той эпохи будет очень значительной. В данной категории структур и лиц, работавших параллельно дипломатическим каналам, центральное место занимают тайная разведывательная сеть Людовика XV «Королевский секрет» и различного рода секретные агенты. Первым из них стал некий Мишель, сын французского негоцианта, который обосновался в России еще при Петре Великом. Мишель родился в России, жил там, но постоянно разъезжал между Францией и Россией по делам. И при случае передавал сообщения и информацию. Так, в 1753 году он передал французскому министру секретное послание императрицы, где та выражала желание восстановить нормальные отношения между двумя странами. Мишель разъяснил своему собеседнику, что Воронцов поддерживает идею императрицы, а Бестужев пытается помешать воплотить ее в жизнь. В такой ситуации во Франции решили подождать и посмотреть, какая точка зрения победит. А пока суд да дело, получить более полные сведения о политической ситуации в России. Для этого понадобился новый посредник или информатор, шевалье де Валькруассан, прикрепленный к посольству Франции в Варшаве. Ему поручили под вымышленным именем следить за российскими вооруженными силами и разведывать проекты альянсов. Работал он замечательно, но был арестован за шпионаж и после безжалостного допроса заключен в Шлиссельбургскую крепость. Его судьба заставила Францию подбирать нового тайного эмиссара с большей осторожностью.

Информация от Мишеля и Валькруассана возбудила интерес Версаля к России, поскольку оба шпиона настойчиво подчеркивали желание России возобновить отношения с Францией. Но кого же можно отправить в Россию, не вызывая подозрений? Наконец принц де Конти нашел в своем окружении кандидата, который показался ему подходящим для столь сложной и опасной роли, – Маккензи-Дугласа, шотландского дворянина, сторонника Стюартов, обосновавшегося во Франции. Дугласу доверили очень важную миссию. Ему предстояло собрать сведения об отношении царицы к Франции, а также о ситуации в России, ее финансах, армии, продвижении переговоров, которые вел посол Англии Уильямс по поводу русско-английского соглашения о займе, о деятельности России в Польше и т. д. Список вопросов, порученных шевалье Дугласу, нескончаем. К ним добавляется специфическое тайное задание от принца де Конти: продвигать его кандидатуру на польский трон, первоначально обеспечив для него трон Курляндии. Конти, стремясь к этим титулам, также хотел, чтобы шевалье Дуглас рекомендовал его императрице на пост командующего русской армией! О миссии Дугласа кроме короля знал только самый узкий круг посвященных: принц де Конти, королевский секретарь по иностранным делам Терсье и Шарль-Франсуа де Брольи, заведовавший королевской корреспонденцией. Переписку надлежало осуществлять в зашифрованном виде, будто бы о торговле мехами; Бестужева именовать «рысью», а Уильямса «чернобурой лисой». Дуглас выполнил свою первую миссию в России в 1755 году с относительным успехом, поскольку ему не удалось встретиться с императрицей. Его очередная миссия на следующий год закончилась успешнее, так как благодаря аккредитационному письму он официально представлял Францию и Елизавета его приняла. Последняя, удовлетворенная приемом официального посланника короля, решила ответить любезностью и отправила в Версаль дипломата Бехтеева. Как и Дуглас, он не имел четко определенного статуса и был представлен королю как частное лицо. Дуглас же вскоре получил помощника, шевалье д'Эона, введенного перед отъездом в Россию в «Королевский секрет» принцем де Конти. Этот кружок ложных дипломатов, отправляемых с поручениями без официального статуса, шпионов сыграл в те непростые времена важную роль в сближении Версаля и Петербурга. Небезынтересно отметить, что роль Мишеля не закончилась с выходом на сцену шевалье Дугласа, он не прекратил своих перемещений между двумя странами, продолжая передавать информацию в Версаль.

Со своей стороны, Дуглас продолжал представлять Францию, ожидая назначения посла. Перед ним стояла цель способствовать укреплению согласия с Россией. В этом отношении его миссия была одной из самых сложных. Ему следовало подтолкнуть Россию к вхождению в Версальский договор, между тем как тот содержал секретную статью, что подписавшиеся обязуются помогать тому из них, кто подвергнется нападению Англии или одного из ее союзников. Россия, связанная с Англией оборонительным договором от 12 февраля 1756 года, оказалась перед серьезной дилеммой. К этому добавлялась другая проблема, связанная с Польшей. Если России потребуется вступить в войну в Европе, ее войска должны будут пересечь Польшу, но Версаль не мог с этим согласиться. Что уж говорить о Турции, которую Людовик XV намеревался защищать, а Австрия разрушить? Эти различные соображения объясняют затягивание переговоров с Петербургом, которых Франция одновременно хотела и последствий которых опасалась. Шевалье Дугласу стоило большого труда выработать решение, отвечающее на все противоречия.

В сентябре 1756 года время проволочек закончилось. Началась новая война, которая продлится 7 лет. Ее инициатива принадлежала Фридриху II, который выступил против Саксонии и подчинил себе это княжество. Сеть союзов обязала к участию в конфликте всех государей. Мария-Терезия должна была защищать свою союзницу, Версальский договор обязывал вмешаться французского короля, русская императрица, связанная с Австрией договором 1746 года, также не могла остаться в стороне. Но на пути в Германию ее войскам требовалось пройти через Польшу. Война также положила конец бесконечным переговорам о присоединении России к Версальскому договору, соглашение о котором подписали 31 декабря Дуглас и посол Австрии Эстерхази. Переговоры осложнялись из-за русско-турецких отношений. Елизавета хотела быть уверенной в поддержке Франции в случае нападения на нее Турции. Проблема носила весьма щекотливый характер. Франции уже и так надлежало согласиться с проходом русских войск через Польшу. Уступив требованиям России в отношении одного союзника, король не собирался бросать другого, и Дуглас получил распоряжение внести в договор исключение касательно Турции. Приказ звучал категорически, но послу Эстерхази удалось убедить шевалье Дугласа не откладывать заключение соглашения ради урегулирования гипотетических разногласий. И Дуглас, хоть и вставил в окончательный текст исключение, требуемое Версалем, добавил его в форме «наисекретнейшей» статьи, предусматривавшей, что в случае войны между Россией и Турцией Франция окажет своей союзнице материальную поддержку, эквивалентную 24 000 человек. Взамен Елизавета обязывалась предоставить такую же помощь Франции, если та подвергнется нападению Англии, что выглядело маловероятным. Когда Людовик XV ознакомился с документом, он пришел в невероятную ярость, разорвал текст секретной статьи и отказался ратифицировать соглашение. Но по размышлении король решил избежать разрыва и направил личное письмо своей «августейшей сестре», объясняя ей, что шевалье Дуглас превысил свои полномочия, его ранг не позволял ему предпринимать подобную инициативу и он просит ее отменить секретную статью. Он также объявлял, что освободил Дугласа от его обязанностей и собирается направить в Россию посла, маркиза де Лопиталя. Императрица встретила королевский демарш благосклонно, ибо он говорил об уважении к России. Она согласилась забыть инцидент, и Россия примкнула к Версальскому договору без секретной статьи. 22 января 1757 года Елизавета подписала договор, связывающий ее с австрийской императрицей. Обе обязались отправить против Пруссии по 24 000 солдат. Австрия обещала выплачивать 1 млн рублей в год до окончания войны, что было на руку России с ее опустошенной казной. Швеция примкнула к альянсу 21 марта. Связей с Англией Россия не порывала, однако новая коалиция означала конец системы Бестужева, то есть приоритетной ориентации на Англию. Торговые связи между Петербургом и Вестминстером сохранились, но Россия перестала быть для Англии верной союзницей, как в прошлом.

Впрочем, война, которую это соглашение позволяло начать, задерживалась. Австрия не могла напасть на Фридриха II без участия Франции, и русские войска нетерпеливо топтались на западных границах страны. Когда же австрийская армия была наконец готова, Россия, в свою очередь, заняла необъяснимую выжидательную позицию. Ее армии находились под командованием фельдмаршала Апраксина, чье трудно объяснимое поведение связано с особенной ситуацией при дворе в тот период. Русский двор фактически разделился на два. Один – двор стареющей императрицы, слабеющей здоровьем и мало интересующейся государственными делами, которые она отдавала на откуп фаворитам. Рядом возник «молодой двор» со своими противоречиями. Наследник престола Петр Гольштейн-Готторпский открыто выражал свое обожание Пруссии и ее правителю. Маркиз де Лопиталь писал: «Он – обезьянка короля Пруссии, а тот – его герой». Рядом с этим наследником, о слабости характера которого знали все, его супруга Екатерина Ангальт-Цербстская, напротив, выделялась как очень сильная личность. Чрезвычайно умная, образованная, она поняла, что ей нужно скрывать свои амбиции и жажду власти от Елизаветы, которой она никогда не внушала ни доверия, ни симпатии. Но влияния внутри так называемого молодого двора она добилась весьма значительного. Она поддерживала отношения с несколькими послами, особенно с теми, кто имел возможность финансировать ее, поскольку супружеская пара погрязла в долгах. Екатерина также тесно сдружилась с Бестужевым, чьи взгляды на международную политику полностью разделяла. Она была влюблена в Понятовского, на этом основании его назначили посланником Польши в Петербурге. Однако императрица не доверяла ему одновременно из-за его связей с послом Англии Уильямсом и влияния на великую княжну и добивалась его отзыва. Со своей стороны, маркиз де Лопиталь понял, что благосклонность Екатерины зависела от поддержки, оказываемой Понятовскому. Зная, что чета наследников страдает от нехватки денег, послы, располагающие средствами, стремились завоевать их симпатии, используя этот рычаг. Их щедро субсидировала Австрия, и маркиз де Лопиталь получил указание следовать ее примеру. Кроме того, молодой двор поддерживал регулярные отношения с Апраксиным, который задумывался о престолонаследии. Двор Екатерины не желал развязывания боевых действий. Апраксин это знал. Поскольку императрица несколько раз бывала настолько больна, что в определенные моменты ее уже считали умирающей, Апраксин решил подождать. В это время Фридрих II разорял Саксонию и Богемию. Наступала весна, и Австрия возмущалась: когда Россия думает вступить в войну? Выздоровев, Елизавета приказала Апраксину готовиться к боям, но он тянул время еще несколько месяцев, якобы разворачивая войска в боевые порядки. Наконец, летом 1757 года, после месяцев ожидания, война началась.

Русские войска шли к Неману. Тут-то и проявились противоречия в политике Франции. Граф де Брольи, пребывавший в отпуске, вернулся на свой пост 1 июля 1757 года, прямо к началу войны. Перед его отъездом король дал ему поручение защищать интересы Польши и в случае их конфликта с интересами России отдавать им приоритет. Такие указания мало соответствовали условиям франко-русского союза и роли, отводящейся России в этой войне. Они также противоречили инструкциям, которые посол получил от своего министра Берни. Наглядный пример работы «Королевского секрета» и двойной дипломатии. Брольи, который сам в душе враждебно относился к России, решил следовать приказам короля. Его посольство превратилось в место встреч для всех поляков, которые жаловались на поведение русских, допускаемые ими эксцессы; Брольи даже поощрял жалобы, передавал их королю и направлял в Петербург угрожающие ноты. Осознавая недовольство, подогреваемое послом, и опасаясь возмущений, русские войска действовали с крайней осторожностью и выжидательностью, что позволило пруссакам укрепиться. Двойственность французской дипломатии стала, таким образом, очевидна для всех. Брольи не довольствовался объединением недовольных, он готовил польскую шляхту к смене короля, мобилизуя ее против предполагаемого русского кандидата и предлагая кандидата, поддерживаемого Францией. Хотя война, по сути, была общей для Франции и России, противоречия французской дипломатии ослабляли их союз.

Информированный о поведении своего посла, Берни призвал его к порядку, на что Брольи пожаловался королю, который, однако, воздержался от всякого вмешательства. И Брольи продолжил свои антирусские игры, в частности, добившись отзыва Понятовского в Польшу, повлекшего за собой серьезные последствия. Потрясенная этим Екатерина ополчилась против Франции. Она сблизилась с Бестужевым, и вместе они, не довольствуясь идеями Апраксина не спешить со вступлением в военные действия, вскоре сподвигли его к их прекращению.

Двигаясь в направлении Восточной Пруссии, Апраксин в итоге встретился с пруссаками. Он взял Мемель, но сражение при Гросс-Егерсдорфе, в прямом столкновении с прусской армией, оказалось для него очень трудным, его спасло только прибытие ему на помощь полка гренадеров. Ему открывалась дорога на Кёнигсберг. Однако он остановился, а затем отступил. И русская армия без всякой видимой причины оставила поле боевых действий. Впрочем, решение Апраксина имело объяснение: говорили, будто императрица при смерти, и он думал, что настало время смены власти. Но императрица в очередной раз опровергла мрачные прогнозы и покарала виновного. Апраксин предстал перед военным трибуналом и был осужден за предательство, но очень вовремя умер. Бестужева, стоявшего, по мнению императрицы, в центре заговора, сместили, осудили за оскорбление императрицы и приговорили к ссылке в Сибирь. Просмотр бумаг Апраксина позволил императрице узнать множество фактов о его связях с великой княжной Екатериной, и это не улучшило отношений между двумя женщинами. «Воскресшая» императрица взяла военную ситуацию в свои руки. Она назначила на смену Апраксину искусного главнокомандующего Виллима Фермора, который незадолго до этого отличился в битве при Мемеле и приказал занять Восточную Пруссию, где в ходе отступления по приказу Апраксина жестокости и грабежи русской армии превзошли все ужасы, какие только могло себе представить мирное население. Фермор привел войска в боевую готовность, взял Кёнигсберг, затем двинулся к Бранденбургу, и летом 1758 года казалось, что Берлин – в пределах досягаемости русской армии. Но Пруссия еще не была побеждена. Перспектива потери своей столицы придала ей энергии, да и Фридрих II оставался великим, никем не превзойденным стратегом. Русские и пруссаки сошлись 25 августа в битве при Цорндорфе. Несмотря на численное превосходство над пруссаками, русские проиграли сражение с очень значительными потерями. Окрыленный этой победой Фридрих II победил французов в Россбахе, а месяц спустя австрийцев в Лейтене. Однако его враги тоже еще не проиграли окончательно.

Сражение при Россбахе подорвало дух французов. Возникли слухи, будто готовится франко-прусский сепаратный мир. Русские забеспокоились, пока Берни самолично не опроверг слухи, напомнив, что мир должен быть заключен со всеми государствами, подписавшими Версальский договор. Это опровержение не было искренним. Берни понимал, что Франция не продержится долго. Ей пришлось вести войну на два фронта: сражаться с Пруссией и продолжать войну, начатую против Англии на нескольких морях и континентах. Он знал, что Фридрих II готов к переговорам при условии сохранения за собой всех своих территорий. И что Австрия также расположена к миру, если только ей не нужно будет отказываться от Силезии. Неизвестным в этом уравнении оставалась только Россия, чьей непримиримости Берни опасался. Он попытался убедить Марию-Терезию в необходимости переговоров, но та оповестила об этом Елизавету, которая отреагировала резко, и обе договорились оказывать давление на Францию, чтобы помешать ей в заключении сепаратного мира.

В начале 1759 года французская международная политика претерпевает резкое изменение. Берни уходит в отставку, на его место назначается его заместитель граф Шуазёль-Стенвиль, ставший герцогом. Новый министр, одновременно премьер-министр, несколько раз заявляет о своем убеждении в необходимости продолжать войну и одержать победу над Фридрихом II, в этом он занимал противоположную Берни позицию. Что же касается альянсов, он поддерживал союз, заключенный с Австрией, но считал, что помощь России, чье географическое и стратегическое значение он понимал, необходима Франции в этой войне. Из воспоминаний о франко-русских отношениях, переданных ему кузеном, герцогом Шуазёль-Праленом, он берет на вооружение размышления о пользе для Франции установления настоящих и длительных отношений с Россией, которые позволят договариваться с ней напрямую, а не присоединяться к договорам через посредство Вены. Потому герцог Шуазёль решил прямо обратиться к императрице, объяснить ей, что Франция, как и она, хочет уничтожить их общего врага Пруссию.

В своем стремлении улучшить отношения с Россией без посредничества Австрии Шуазёль столкнулся с концепциями Людовика XV. Он не знал «Королевского секрета».

Весной 1759 года французы и русские вновь начали наступление. Маршал де Брольи, одержавший победу под Бергеном, двигался в направлении реки Везер, в то время как русские войска под командованием Салтыкова, преемника Фермора, шли к Одеру. Эти параллельные марш-броски не удовлетворяли Шуазёля, который считал, что совместная акция будет полезнее, поэтому в 1759 году он задумал организацию франко-русской операции по высадке в Шотландии. Вольтер окрестил этот проект «сказками тысячи и одной ночи», а эксперты показали его нереалистичность, принимая во внимание военные средства России.

Летом 1759 года боги войны, столь долго благоволившие Фридриху II, отвернулись от него. Сражение между Фридрихом II и русскими войсками состоялось в Кунерсдорфе, недалеко от Франкфурта. Фридрих смог выставить 48 000 солдат против 24 000 солдат противника. Вначале его военный гений позволил ему оттеснить неприятеля, и он уже поверил в победу, которую объявил с большой осторожностью. Но затем удача ему изменила, русские прибегли к другой тактике и заставили прусские войска отступить. Фридрих II был вынужден бежать, оставив Берлин. Но русские и австрийцы на этом не остановились, заняв Силезию, вечный объект притязаний Марии-Терезии, Бранденбург и, наконец, Берлин, сдавшийся русским войскам. Австрийцы и русские разграбили город, а затем после известия о возвращении Фридриха II, чья военная звезда, несмотря на поражения, еще не закатилась, с подкреплением покинули прусскую столицу. Россия выиграла множество сражений, но, испытывая трудности с финансами, не могла воевать дальше. Воронцов, пришедший на смену Бестужеву на посту канцлера, уведомил об этом своих союзников, которые также находились не в лучшем положении. Следовало начинать переговоры о мире. Этого хотели Австрия и Франция. Но когда Воронцов заговорил об этом с императрицей, он столкнулся с резким протестом. Елизавета хотела сломить Пруссию и навсегда избавиться от ее короля. Она упорствовала в намерении продолжать войну до полной победы, и ее союзникам ничего не оставалось, как следовать ее желанию. Для Фридриха II, укрывшегося в Бреслау (Вроцлаве), война выглядела проигранной. Последние надежды он возлагал на то, что турецкий султан откроет военные действия против России, поскольку беспорядок, наступивший в Европе в конце Семилетней войны, благоприятствовал его вступлению в игру. Но тот ничего подобного не сделал, бросив короля Пруссии на произвол судьбы. Тем не менее провидение оправдало надежды Фридриха II. Его спасла смерть неумолимой императрицы. Это чудесное для Фридриха II событие произошло 25 декабря 1761 года в момент, когда все для него казалось потерянным. Русско-прусский мир был подписан 13 апреля 1762 года. Он имел сложную и долгую историю. В 1760 году, за два года до смерти Елизаветы, Франция уже попыталась закончить войну или, по крайней мере, выйти из нее. Ее новый посол в Петербурге барон де Бретёйль неустанно повторял русским высокопоставленным лицам, что Франция хочет мира. Подобное желание проистекало из поражений Франции на американском и индийском фронтах, а также отсутствия крупных побед на европейском фронте. Барон де Бретёйль одновременно старался убедить императрицу в тщетности продолжения военных действий и выступал за укрепление франко-русских связей и развитие торговли между двумя странами, которую прежде монополизировала Англия. Чтобы убедить Фридриха II начать переговоры, следовало лишить его помощи Англии, в которой он крайне нуждался, а для этого договориться с последней. Французский король считал, что он – самая подходящая фигура для ведения таких переговоров, с опорой на Испанию и Голландию. Узнав о французском проекте, императрица возразила, что цель мирного договора должна состоять не только в окончании войны, но и в том, чтобы Пруссия не представляла больше опасности для соседей и для мира. Отсюда необходимость вести войну вплоть до окончательного слома ее мощи.

В Париже посол Чернышев неустанно приводил своим собеседникам те же аргументы. Пока шел обмен мнениями, претворялся в жизнь проект созыва мирного конгресса. Россия, все так же выступая за продолжение военных действий, не возражала против него, считая, что после окончания войны сможет защищать свои территориальные претензии. А в первую очередь она добивалась не получения Восточной Пруссии или Гданьска, но изменения границ Украины, что вызывало резкие возражения у поляков. Для достижения этой цели России была необходима поддержка Франции, что объясняет умеренность императрицы в ходе мирных переговоров, начатых Францией. После долгих сделок и торга с Англией Версаль поневоле признал их провал, в то время как Шуазёль обратился к Испании для подписания с ней Фамильного пакта в августе 1761 года.

Констатируя неудачу Франции, Елизавета предложила королю заключить договор, не включая в него Австрию, обещая оказать давление на Англию, чтобы та принимала во внимание французские интересы в колониях. В качестве платы за такое содействие Россия просила поддержки Франции в своих «украинских притязаниях». Предложение подходило Шуазёлю, но не отвечало чаяниям короля, о которых министр не знал – все тот же «секрет»! – воплотившимся в призывы к осторожности. Король напомнил, что предоставление России права расширить свои территории за счет Украины вызовет недовольство Турции и обеспокоенность Польши. Он ясно дал понять: отношения с Россией для короля Франции значат меньше, чем реакция его давних союзников из Константинополя и Варшавы. Но если настоящий союз с Россией и не стоял на повестке дня, то развитие торговли между двумя странами, напротив, рассматривалось благосклонно. Однако и здесь короля больше всего интересовала не сама Россия, а возможность вытеснить Англию из торговых отношений с ней, в которых она занимала очень важное место. Весной 1760 года Петербург и Лондон вступили в переговоры, направленные на заключение нового торгового договора, которому Франция хотела помешать. Петербург выступал за англо-русский договор, который не препятствовал бы заключению подобного соглашения и с Францией. Шуазёль решил продолжить переговоры, и зимой 1761 года был готов текст договора, включавший также статью о свободе морских передвижений. Этот текст ожидал подписания императрицей и потерял актуальность с ее смертью.

Оставалась проблема военных действий, возобновления которых так надеялась избежать Франция в 1761 году. Но Вена и Петербург настаивали на разгроме Фридриха II, и Франции пришлось уступить. Последняя кампания Семилетней войны отмечена неожиданным поведением всех противников. Вопреки обычаю, Фридрих II проявлял нерешительность, но не менее странным было и совсем не воинственное настроение его врагов. Бутурлин и Лаудон, командующие русской и австрийской армиями, даже не думали воспользоваться колебаниями Фридриха II и спорили о наиболее верной стратегии, вместо того чтобы идти на Берлин, что позволило пруссакам укрыться во Вроцлаве. И снова конец колебаниям положила кончина императрицы.

Эта смерть, так давно всеми ожидаемая, кардинально изменила ситуацию. Императрица всегда с опаской относилась к решениям, принимаемым ее наследником. Она была права. После ее кончины проблема перестала носить военный характер и определяться позициями каждой из армий, она стала политической, связанной с личностью того, кто унаследовал трон Романовых.

Елизавета назначила своим наследником племянника, Петра Гольштейн-Готторпского. Она попыталась подготовить его к роли, которую ему предстояло играть, но очень скоро поняла, что ее выбор ошибочен и Петр не обеспечит преемственности ее политики. Петр был восторженным поклонником Фридриха II. К тому же он не считал себя русским, ему не нравились ни страна, ни культура, ни религия, к которым ему следовало приспособиться. Он ждал своего восхождения на трон, чтобы изменить Россию и приблизить ее к столь любимой им Германии. Императрица увидела пропасть между его личностью и страной, которой он должен будет управлять. Она знала его слабые стороны: великий князь обладал посредственным умом и отличался инфантильностью. Он являлся противоположностью своей супруги. Елизавета также поняла, что брак его непрочен. Петр знал о беспорядочной жизни Екатерины, мирился с ней, но мечтал избавиться от этой сильной женщины. Он лелеял мысль о русской традиции заточать надоевших жен в монастырь. Итак, Елизавета чувствовала, что будущее непредсказуемо. Да, после рождения у наследной четы сына Павла она какое-то время подумывала отлучить несчастного Петра от трона в его пользу и доверить управление страной регенту. Но в итоге отказалась от этой идеи. И беспокойство снедало ее до последнего дня.

Елизавета начала долгую войну, толкаемая ненавистью к Фридриху II, но также сознанием опасности, которую представляло растущее могущество Пруссии для европейского равновесия и безопасности России. В ее политических представлениях к этим никогда не покидавшим ее антипрусским и «антифридриховским» настроениям добавлялось глубокое влечение к Франции. Она любила ее язык, цивилизацию, восхищалась ее международным статусом. Франция была великой европейской державой, страной, которая служила образцом и диктовала свои правила. По убеждению Елизаветы, государственные интересы России совпадали с интересами Франции. Она также помнила о политике своего отца, который хотел скрепить дружбу двух стран брачным союзом и потерпел неудачу, потому что в то время Россия не представляла для Франции особого интереса.

Елизавета желала возродить замысел великого императора сблизить эти страны, но, как и он, она столкнулась с недостаточным уважением Франции к России. Несмотря на свое усиление, империя Романовых значила в глазах короля Франции меньше, чем его традиционные союзники – Польша, Швеция, Турция. Россия не беспокоила Францию, она оставалась для нее страной, далекой от европейского порядка, даже несмотря на то, что две большие войны, потрясшие после 1740 года этот порядок, – война за австрийское наследство и Семилетняя война – позволили России укорениться в европейском пространстве. Новое место России в Европе, которого она добилась благодаря упорству Елизаветы, так и не было окончательно понято и признано в Версале. В течение всего описанного периода удержание России на периферии Европы являлось неизменной составляющей политических концепций и решений Франции, а также одной из задач своеобразной организации под наименованием «Королевский секрет».