Яна Алимова
Путешествие в семьдесят седьмой

Пролог

Спустя много лет Кира Алексеевна вернулась в свой родной город. Она уговорила мужа переехать в N, так обосновав все преимущества жизни там, что у супруга не осталось и сомнения, что нужно переезжать.

И вот она бежит, опаздывая, в школу, в которой училась сама и в которой теперь преподает английский язык. Путь ее пролегает мимо дома, в котором прошло детство. Он до сих пор стоит, ему более шестидесяти лет, но выглядит он бодро. А что станет с кирпичной сталинкой, стены которой почти семьдесят сантиметров толщиной?

Кира Алексеевна снова любуется домом, где прошло детство, и с горечью смотрит на его торец, в котором располагается нотариальная контора. Она несколько раз заходила в эту контору, здесь и была бабушкина квартира, Кира жила в ней вместе с родителями и старшей сестрой до четырнадцати лет.

Замечтавшись, женщина шагает на дорогу, не посмотрев по сторонам. Визг тормозов, глухой удар, и вот она в слишком быстром темпе падает навзничь, свет меркнет.

Часть 1

Очнулась Кира от отвратительного запаха. Ну, конечно, добрые люди подсунули ей нашатырь. Кира посмотрела на всех мутным взглядом и с удивлением заметила, что женщина, склонившаяся над ней, одета в старомодное платье из детства Киры, хотя она не старая.

И вот еще одна тоже в блузке старого фасона, и прическа у нее «сессон». Как умоляла Кира маму, чтобы ее подстригли под эту модную стрижку, но мама молча указывала Кире на папу, сидящего в кресле и читающего газету, тем самым давая понять: с этим вопросом только к нему! Но к папе Кира даже не подходила. А зачем? Он никогда не разрешит подстричься. И вот совсем молодая женщина с этой древней стрижкой.

– Как вы себя чувствуете? – спросила еще одна женщина, постарше других тоже очень смешно-старомодно одетая.

– Она, наверное, не понимает! Иностранка вроде как! Гляньте, какая у нее одежда! Точно иностранка.

– How do you feel? – вдруг прозвучал вопрос от одной из дам.

Две другие посмотрели на нее с удивлением и уважением. Услышав достаточно неплохой английский, Кира, будучи учителем, машинально ответила:

– I feel great, thanks.

– Она чувствует себя хорошо, – перевела дама для двух других, видимо не понимающих английский.

– Точно иностранка! – ошеломлено проговорила та с «сессоном».

Кира потихоньку приходила в себя, она ничего не понимала. Женщины помогли ей подняться.

– Спроси у нее, куда ей нужно. Дойдет ли сама?

Женщина спросила. Чтобы поддержать выбранную тактику, Кира ответила:

– I’m fine. Thanks a lot.

Кире помогли подняться, она огляделась вокруг. Вроде бы все также, но что-то все-таки выглядит не как обычно. Нет машин, а ведь улица Дежнева очень оживленная. Нет двух магазинчиков в серой четырехэтажке рядом с бабушкиным домом. Нет елей, высаженных в прошлом году вдоль обочины. Зажмурив глаза, Кира развернулась к бабушкиному дому, медленно открыла. Нет нотариальной конторы, есть бабушкины окна: два окна вдоль дороги и три в торце дома. Кира посмотрела на окошко своей спальни, стекло форточки треснуто. Это она в мае 1977 года неудачно кинула камушек, хотела так позвать сестренку Лику на улицу. Новое стекло вставили только два месяца спустя, в июле.

Вдруг раздался характерный звук, Кира развернулась и посмотрела на дорогу: из-за поворота выруливал оранжевый ЛиАз. Увидев автобус образца семидесятых годов, Кира чуть снова не свалилась в обморок. Что происходит? Где она? Это сон? Автобус остановился на остановке, которая была напротив окна ее комнаты, постоял минуты две и двинулся дальше. Когда он отъехал, то Кира увидела, что на той стороне дороги стоит ее…бабушка.

Нагруженная двумя сетками, бабуля перешла дорогу и направилась к дому. Кира едва сдержалась, чтобы не заорать «Бабуля! Милая моя, как же я скучаю по тебе до сих пор, как я хочу прижаться к тебе, обнять, поцеловать. Как я хочу снова отведать твоих вкусных угощений!»

Слезы градом полились из глаз Киры, и она двинулась за бабушкой на приличном расстоянии, но не теряя ее из виду.

Бабушка шла, мурлыкая себе под нос какую-то песню. Она всегда что-то напевала. Зайдя во двор, она поздоровалась с вышедшей из второго подъезда соседкой, бабой Настей.

– Катя, ты уж на базар съездила? Что купила? – спросила она у бабушки.

Кира спряталась за угол сарая, ей было все прекрасно видно и слышно.

– Мясо купила, – ответила бабушка. – У Алеши день рождения в воскресенье, отмечать будем.

«У Алеши день рождения! – машинально повторила про себя Кира. – О, Господи! Алеша – это мой папа! Папа родился двадцатого мая. Я могу снова увидеть своего папу! И маму!»

Сердце колотилось как бешеное, готовое вот-вот выскочить из груди.

– Сколько лет зятю твоему исполнится? – спросила баба Настя.

– Сорок пять, – ответила бабуля. – Юбилей!

Бабушка направилась домой. Баба Настя же пошла во двор, села на лавку, вытащила из кармана вязание.

«Сорок пять лет. Я действительно в 1977 году! Боже, как такое возможно!» – вновь изумилась Кира происходящему, едва оставаясь в сознании.

Вдруг сзади нее раздался шум. Испугавшись, она оглянулась. Прямо перед ней стоял дворовый мальчишка Срежка Багарян. Когда-то давно все девчонки со двора и Кира тоже были влюблены в него. Сергей удивленно уставился на Киру. Скорее не на нее, а на ее одежду. Голубые джинсы, клетчатый бирюзово-серый пиджак, белая футболка с принтом. Таких вещей, а главное таких фасонов, точно не было в далеком 1977 году, в котором оказалась Кира Алексеевна. Кира проследила за его взглядом, внимание Сергея конечно же привлекли ее кроссовки фирмы Адидас. Они произвели на мальчишку неизгладимое впечатление. Сергей потерял дар речи, ему возможно было даже еще хуже, чем Кире.

Кира, решив поддержать легенду о своем иностранном происхождении, глупо улыбнувшись, выпалила:

– Hi, how are you? – понимая всю несуразность своего высказывания, потому что английскому языку в то время учили плохо.

Сергей возможно и понял ее, но ответить конечно не смог. Так они и стояли, и смотрели друг на друга: мальчик из ее детства и она, взрослая тетенька, бог весть как оказавшаяся снова в том времени. Тут к ним подскочил Андрей Маслов, закадычный друг Сереги. Увидев Киру, он с точностью проделал глазами тот же путь, что и Сергей пару минут назад. Язык его скорее всего отнялся тоже от взгляда на кроссовки Киры. Сергей шепотом, не сводя с нее глаз, сказал другу:

– Иностранка!

– Вижу, – ответил тот тоже шепотом.

Интересная реакция на иностранцев существует у русских. Они громко орут, желая донести свою мысль, забывая о том, что иностранцы не глухие люди. Они все слышат, но не понимают.

Кира сделала вид, что поняла, могла же она хоть плохо, но говорить по-русски. Коверкая язык, она промямлила:

– Я ест заблудаться.

Мальчишки обрадовались и даже засмеялись.

– Здорово! Вы говорите по-русски! Мы вам поможем, – заорал Сергей. – Куда вам надо?

В этот момент, бедная женщина очень этого боялась, из подъезда вышла десятилетняя Кира в сопровождении своей двоюродной сестры Лики, у каждой в руках было по яблоку. Видимо, бабушка купила на базаре не только мясо. Девчонки, увидев Киру Алексеевну, остановились как вкопанные. Если мальчишки обалдели от Кириных кроссовок, то девочки завороженно скользили взглядами по ее одежде и в особенности по сумочке. Ярко бирюзовая кожаная с ремешком-цепочкой торбочка приковала их внимание. Девочки смотрели на аксессуар, не мигая. Бедная Лика поднесла ко рту яблоко да так и осталась в этом положении.

– Чего застыли? – вывел их из оцепенения Сергей.

– Кирка, ты че в спецшколе со второго класса зря учишься? – вторил ему Андрейка, – иди сюда. Она совсем плохо по-русски лопочет.

– Спроси у нее, – продолжил Сергей, – откуда она? Куда ей надо? Как она вообще к нам во двор попала?

Кира Алексеевна была в полуобморочном состоянии, она вспомнила фильм «Назад в будущее», в котором Док предупреждал Марти, что нельзя встречаться с самим собой, это опасно. А вот она встретилась. Что же теперь будет? Киру колотило мелкой дрожью.

Про подобные ситуации она очень много читала у писателей-фантастов. Истории про попаданцев были самые любимые. Кира была подписана в десятки групп мистики и фантастики в сети, и вот, видимо, дочиталась.

Она смотрела на себя, маленькую десятилетнюю девочку, и сознание еле теплилось внутри нее.

– Гляди, – вымолвил Андрей, – ей плохо. Не бойтесь, – крикнул он Кире Алексеевне, – мы вас не бросим. Все будет хорошо!

«Милые мои, добрые, хорошие! Если бы вы только знали!»

Слезы снова полились из глаз женщины. Сергей, грозно зыркнув на маленькую Киру, знаками предложил Кире большой дойти до скамейки и присесть. Кира дала понять, что не против. Говорить даже по-русски она не могла, ком стоял в горле, а уж коверкать язык и вовсе было невмоготу. Ребята усадили ее на скамейку во дворе серой четырехэтажки. Из окна на первом этаже справа от подъездной двери выглянула взлохмаченная голова, и Кира Алексеевна вспомнила, что там жили две сестры Света и Таня, а это была их мама тетя Маша.

– Теть Маш, – попросила маленькая Кира. – Дайте воды. Тетеньке плохо.

Через минуту тетя Маша вышла сама с белым бокалом. Хотя какая ж она тетя Маша? Она была на десяток лет младше Киры Алексеевны нынешней. Мама Светы и Тани протянула бокал Кире Алексеевне. Она глотнула прохладной воды.

«Из крана, – подумала она – как давно я не пила такой вкусной воды прямо из-под крана».

– Вы где ее взяли? – тихо спросила тетя Маша у ребят.

– Она понимает по-русски, – предупредил Сергей.

– Вы кто и откуда? – спросила тетя Маша Киру.

Кира стала судорожно соображать: «Откуда же я могу появиться в 1977 году в тихом дворе не в центре города, да еще и одна. Ведь времена какие были? Другие. Посольства в нашем городе точно не было, но туристы захаживали. Правда, в наш район они никогда не забредали и по одному тоже не ходили. Но мало ли что?»

Поломав опять язык, Кира ответила:

– Интурист.

– А-а-а, – протянула тетя Маша, – все понятно. Ведите ее на остановку, посадите на «восьмерку», водителю скажете высадить у Интуриста. Заблудилась она, от своих как-то отбилась. Видать в музей приезжали.

И Кира тут же вспомнила, что недалеко от школы был краеведческий музей, и туда часто привозили иностранцев.

– Мьюзим, мьюзим, – радостно заверещала Кира.

– О, как обрадовалась. Права я. Идите сначала к музею, может там их автобусы еще стоят. Сдадите ее там.

Ребята всей ватагой, облепив Киру-большую со всех сторон, повели ее к музею. К счастью ни одного автобуса «Интуриста» уже не было. Пришли на остановку. Кира залезла в сумочку и стала судорожно соображать, что же у нее есть, чтобы подарить ребятам, не вызвав никаких подозрений. Упаковка жвачки была отдана мальчишкам. Девочки завистливо посмотрели на этот подарок, а пацаны аж задохнулись от счастья. Девочкам достались две ярких резинки для волос, флакон французских духов, ручка была всего одна, но Кира сунула ее в руки своей маленькой копии.

Подошел троллейбус номер восемь, ребята оживились, подвели женщину к передней двери. Сергей деловито сказал водителю:

– Это иностранка, высадите ее пожалуйста около Интуриста.

Водитель заинтересованно посмотрел на Киру, кивнул головой. Маленькая Кира достала из кармана три копейки.

– Возьмите, дяденька, за проезд, у нее нет денежек.

Кира Алексеевна посмотрела на саму себя, и слезы снова подкатили к глазам, сердце учащенно забилось.

«Деньги! – в ужасе подумала она. – У меня нет их денег! Как я проживу?»

И тут женщина радостно вспомнила, что она собиралась после работы зайти в банк и оплатить ежемесячный платеж по ипотеке. Наличных денег не оказалось в нужном количестве, и она взяла конверт, в котором хранили доллары. Так как Кира сильно торопилась, и некогда было отсчитывать семьсот долларов, то она схватила всю пачку.

«Спасена», – облегченно вздохнула женщина, но тут же вновь расстроилась, вспомнив, что она находится в 1977 году. Старых долларов образца до 1996 года было немного. Муж не любил ветхие купюры и всегда стремился их поменять на новые. Но на днях Иван принес то ли четыреста, то ли пятьсот долларов именно старыми купюрами.

Кире очень хотелось прямо тут же в троллейбусе залезть в сумочку и посмотреть, сколько же денег у нее есть. Но все немногочисленные пассажиры устремили на нее свои заинтересованные взоры. Ну как тут будешь доллары считать?

Дорога до Интуриста была неблизкой. Отель этот был и в нынешней Кириной жизни. Его конечно перестроили, реставрировали, но он по-прежнему принимал гостей, и не только иностранцев. Кира с удовольствием смотрела в окно и вспоминала город своего детства. Вот здесь их принимали в пионеры, а вот в этом скверике у нее было первое в ее жизни свидание, а в этом доме жила мамина подруга, она потом уехала в Минск, у ее мужа там родители жили. А вот это знаменитое место. Набережная влюбленных. Какое же все родное и милое сердцу! Троллейбус остановился, водитель подошел к Кире и гаркнул в ухо:

– Гражданка иностранка, будьте любезны на выход! Приехали!

А Кире и притворяться даже не надо было, что она не знала своей остановки. Она так засмотрелась в окошко на любимый город, что не подойди к ней водитель, и проехала бы.

Кира Алексеевна решила присесть на скамейке в скверике через дорогу от гостиницы, чтобы собраться с мыслями и решить, что делать дальше, как жить и где ночевать в конце-то концов. Первым делом она заглянула в свою сумочку. Потихоньку вытащила конверт с деньгами и, не вынимая их, стала аккуратно просматривать купюры. Денег в конверте было тысяча семьсот долларов. Это были все их с мужем сбережения. Но вот подходящих купюр образца 1975 и 1977 года было только восемь штук. Кира Алексеевна не знала, сколько придется здесь жить, и хватит ли ей этих денег, и, вообще, где их менять? Ведь времена-то другие, статья уголовная имеется за валюту. Как-то не очень хотелось попасть в тюрьму в 1977 году.

Потом Кира стала думать о том, как бы слиться с толпой, и опять-таки нужны деньги, чтобы купить нормальную подходящую времени одежду, и где-то надо жить. Тут и желудок напомнил о себе, в нем с утра плескалась одна чашечка черного кофе, а время, наверное, уж к обеду приближалось.

«Кто ж уроки-то вместо меня провел сегодня?» – заволновалась она о работе.

Следом на ум пришел муж, и о сыновьях вспомнила. Тоже будут волноваться, придя домой вечером. Вяд ли Кира вернется домой в пять часов как обычно. Но тут же Кира Алексеевна с трепетом подумала о том, что она снова может увидеть свою мамочку живой и невредимой, и папу тоже, и дедушку. Бабушку она уже видела: сердце чуть не выскочило. Что же будет, когда она увидит маму? Мама умерла совсем недавно, и Кира до сих пор очень горевала о ее кончине. Надо запастись валидолом, и опять нужны деньги, а их нет. То есть, деньги есть, но на них ничего не купить. Обменных пунктов еще не существует, да, собственно говоря, и валюты у населения не было в то время.

Кира стала наблюдать за входом в гостиницу. Люди сновали туда-сюда. Вот двое мужчин зашли, по виду европейцы. Возможно, поляки или чехи. Вот трое вышли. Снова лица европейской национальности из дружественных стран соцлагеря, а вот вышла дамочка интересная.

Кире вспомнился фильм «Интердевочка». Как героиня Елены Яковлевой меняла доллары, кажется, по рубль семьдесят. Кира быстро прикинула, сколько у нее денег, получается, что целое состояние. Ведь хлеб стоит двадцать копеек, а квартиру можно снять за сорок рублей. Кира припомнила, как бабушка разговаривала с соседкой тетей Раей, та плакала и жаловалась на сына Аркашу, который «ушел паразит на квартиру за сорок рублей, лишние они ему что ли? А у меня трехкомнатная! Для чего мне она одной такая большая!»

Часть 2

Кире очень хотелось как-то проникнуть в свою собственную семью, увидеть всех родственников: маму, папу, сестру, сестру. Так, стоп! В Кириной нынешней жизни сестра умерла почти сразу, вслед за мамой, полгода назад, в возрасте пятидесяти пяти лет. Страшной смертью умерла от алкоголизма и туберкулеза.

Судьба сестры бала ужасна, и сейчас Кира вдруг подумала о том, что никто не смог предотвратить ее жуткого конца. А может быть сейчас у Киры появится такой шанс? Ну не просто же так она сюда попала? Герои всех фантастических романов, которых она начиталась, попадая в другое время, боятся хоть что-то изменить, но все это делают вольно или невольно.

Кира решила рискнуть и помочь сестре улучшить жизнь, и не умереть так рано. Она подсчитала, что Сашке сейчас пятнадцать лет. Надо как-то сойтись с ней и предупредить об опасности. Но как? Вопросов была куча, и ни на один из них она не находила ответа. Тут вдруг из гостиницы снова выпорхнула девушка, о профессии которой нетрудно было догадаться. Кира решила рискнуть, вышла из своего укрытия и подошла к ней.

– Привет, – просто сказала она ей, – меня к тебе Лена Яковлева отправила.

«Боже, что я несу, она меня сейчас пошлет или сдаст, куда надо».

Но девушка, с интересом посмотрев на Киру, а в большей степени на ее одежду, тихо сказала:

– Чего орешь? В кафешке за углом через десять минут, – и, отвратительно виляя бедрами, направилась в противоположную сторону.

Ровно через указанное время Кира сидела на открытой площадке кафе недалеко от гостиницы.

– Как там Ленка? – спросила девушка у Киры, отхлебнув абрикосового сока из простого граненого стакана.

– Все хорошо, – ответила потрясенная Кира тем, что попала в точку.

– А что хотела от меня? Ленка по старой памяти еще ко мне отправляет! – усмехнулась путана, прикуривая сигарету, не забыв предложить и Кире.

Кира решилась вести игру до конца.

– Доллары поменять.

– Сколько? – оживилась жрица любви.

«Была не была», – подумала вся трясущаяся бедная женщина и ляпнула:

– Восемьсот.

Второго такого шанса могло и не быть, поэтому она решила поменять все деньги сразу. У интердевочки округлились глаза.

– Ого! У меня нет такой суммы.

– А сколько есть? – Кира расстроилась. – И знаешь, мне еще квартира нужна или комната, и шмотки другие.

– А чем тебя эти-то не устраивают? Классные вещички, особенно сумочка. В жизни таких не видела. Продай мне, если сама не хочешь носить.

– Нет, – отказала Кира, – продавать не буду, но помоги другие купить. Ну вон, как у нее, к примеру, – Кира указала на женщину приблизительно своего возраста.

– Ты че? – фыркнула она, – как эта бабка хочешь быть? – Дело твое, конечно. – интердевочка ничего не понимала.

– Да, – подтвердила Кира. – Не хочу выделяться.

– Странная ты! Хотя, наверное, правильно. Не обижайся, но тебе уж точно сороковник-то стукнул, а ты молодишься. Где взяла такие шмотки фирменные? Кроссовки вообще класс! У нас таких не достать даже по блату.

Кира нервно заерзала на стуле. Девушка все поняла:

– Хорошо, я тебе четыре бумаги поменяю по рубль двадцать. Завтра, если хочешь, остальные принесешь. Деньги будут.

Кира вскинула на нее взгляд, понимая, что она жестоко ее обманывает.

– Хорошо, – поняла путана недовольство Киры, – по рубль сорок, – ретировалась девушка. – И только потому, что ты от Ленки.

Кира, прикинув в уме, сколько у нее будет денег, согласилась, потому что по тем временам это было целое состояние.

– И квартирку тебе снимем. Сороковка в месяц. Устроит тебя? Но не здесь, а в Верхнем Яре.

Кира ликовала. Верхний Яр был в паре кварталов от бабушкиного дома и совсем рядом с маминым.

– Да-да, я согласна, – быстро ответила она. – Звони прямо сейчас, чтобы никто не занял.

Девушка посмотрела на нее во все глаза.

– Звонить прямо сейчас? Откуда? У меня телефона в сумке нет, – рассмеялась она своей удавшейся шутке.

«Через двадцать лет твоя шутка перестанет быть смешной», – подумала Кира.

Она тихонько залезла в свою сумочку и на ощупь отключила айфон, только сейчас вспомнив про него и поняв какой опасности она подвергала себя, потому что был настроен будильник на пятнадцать ноль-ноль. В это время Кира должна была давать директору отчет о прошедшем дне в первую смену. Должность завуча обязывала. Тем временем путана Олеся придирчиво осматривала доллары под столом.

– Ничего не понимаю, – промолвила она, – ты где их взяла? Вроде настоящие, но как можно так заездить купюру этого года?

Сердце Киры готово было выпрыгнуть из груди, но она сделала как можно более отрешенный вид и спросила:

– Берешь или нет? Мне Лена еще пару контактов дала.

На слове «контакт» Олеся вскинула голову, и Кира поняла, что болтанула слово, которое в данном контексте не употребляется. Но, видимо, решив не тратить драгоценное время на выяснение, но все-таки поняв, о чем речь, а не то денежки по такому удачному курсу уплывут, Олеся тут же ответила:

– Ты че такая нервная? Имею право проверить, – и она стала отсчитывать Кире рубли.

Деньги она передала ей под столом, завернутые в газету. Кира достала из сумочки завалявшийся пластиковый пакет из какого-то косметического бутика и положила деньги в него. Олеся подавилась дымом:

– Ну ни фига себе! Ты где такой козырный пакет отхватила? Продай хоть его.

Кира в недоумении посмотрела на темно-бордовую котомку. Что в ней такого особенного? Но тут же вспомнила, что в восьмидесятые годы прошлого столетия иметь пластиковый пакет с принтом было роскошью. Такие были только что разве у детей дипломатов «неприсоединившихся стран». Кира улыбнулась внутрь себя, вспомнив кадры из фильма «Самая обонятельная и привлекательная», и решила схохмить еще раз:

– А это мне Татьяна Васильева подарила.

Теперь Олеся, подавившись дымом, все-таки закашлялась.

– Серьезно? Та самая? Актриса? Врешь?

– Ну да, – кокетливо ответила Кира, – Дуэнья.

– Почему Дуэнья? – не поняла Олеся.

– Потом поймешь, – заверила ее Кира.

У нее проснулся какой-то азарт. Она поняла, что может получить что-то нечто большее, оказавшись в другом времени, чем просто страх и беспокойство о том, как бы не проколоться.

– Проехали, – использовала она снова современное словечко и быстро добавила. – Поехали в Яр.

Олеся вышла из оцепенения и кивнула:

– Поехали.

Квартирка оказалась очень милой и уютной, и Кире даже понравилась. Небольшой раскладной диван-книжка, над ним традиционный ковер. На полу конечно же тоже был постелен палас. Еще в комнате имелся круглый журнальный столик, а черно-белый телевизор «Рекорд» на ножках вообще вызвал у Киры бурю эмоций. Такой был в бабушкиной квартире. Кира вспомнила, как они вместе с бабулей обязательно покупали программу и подчеркивали в ней фильмы или передачи, которые хотели посмотреть, но таких было немного, ведь канала было всего четыре, из них только два центральных, а два местных обычно ничего интересного не показывали. И вообще целый день по телеку гоняли какую-то муть, лишь вечером можно было посмотреть один или два стоящих фильма. А еще бабушка и маленькая Кира очень любили многосерийные фильмы, которые в нынешней Кириной жизни называли сериалами. Но самое большее количество серий было двенадцать, а не как сейчас – сто, а то и больше.

А вот программа на тридцать первое декабря – совсем другое дело. С раннего утра начинали показывать разные интересные передачи: концерты, мультфильмы, сказки, кино и телевизионные спектакли.

Ох, как Кира любила смотреть с бабушкой кино! Бабуля усаживалась на диван, а Кира устраивалась ей под бочок, и иногда засыпала в середине фильма. А еще они с бабушкой всегда с большим интересом смотрели фигурное катание. Болели, переживали за советских фигуристов. Елена Водорезова, Игорь Бобрин (бабушка ласково называла его Игорек), Ирина Роднина и Александр Зайцев, Людмила Пахомова и Александр Горшков – все они были словно их хорошие знакомые. Трансляции чемпионатов ждали и не пропускали ни одной.

Однажды, когда кто-то из любимых фигуристов упал во время прыжка, бабушка от досады и обиды так хлопнула себя по лицу, что разбила очки и поранила лицо. Очки были всего одни, а не так, как сейчас у Киры лежали в каждой сумке и в каждой комнате. На следующий день бабушка пошла к доктору выписывать новые. Все это мгновенно пронеслось в голове у Киры, и она спросила у хозяйки:

– А телевизор работает?

– Конечно! – поджала губы та.

Это была женщина, видимо младше Киры, но ее хала на голове, некрашеные волосы, застиранный байковый халат и лишний вес сделали свое дело. Даме можно было дать все шестьдесят, тогда как было ей скорее всего не более пятидесяти.

А еще над столом висела картина «Неизвестная». У бабушки была точно такая же, но над диваном. Однажды Кира с Ликой так разыгрались и распрыгались на диване, что картина свалилась прямо Кире на голову, прорвав бумагу, или на чем там она была нарисована. Бабушка очень расстроилась, но дед так умело склеил полотно и снова водрузил на место, что никто ничего не заметил.

– Где ваши вещи? – поинтересовалась хозяйка, перебив Кирины воспоминания.

– Чуть позже мне привезут, – соврала Кира.

– Дайте ваш паспорт, – потребовала хозяйка.

Мозг Киры лихорадочно начал соображать, а сердце вот уже в который раз ухнуло вниз с такой скоростью, что женщина едва успела за ним.

«Срочно нужен валидол, – снова подумала она. – Без него мне здесь не выжить».

– Знаете что, – в один миг Кира нашла выход.

Лишь бы хозяйка клюнула.

– Сорок рублей, говорите, стоит ваша квартира? Даю вам сорок пять и сразу за два месяца, то есть девяносто, и больше вы меня ни о чем не спрашиваете. Ну как? – Кира вопросительно посмотрела на хозяйку, сердце не унималась.

– Давайте деньги, – ни один мускул не дрогнул на лице женщины.

– Ну что, пошли тебя приоденем? – спросила Олеся.

– Да! – с готовностью согласилась Кира.

– Ты действительно хочешь выглядеть как та бабка в кафе? – уточнила девушка.

– Ну давай что-то среднее между моей и ее одеждой.

– Тогда надо идти к спекулянтке. Сколько ты готова потратить на свое новое обмундирование? – поинтересовалась Олеся.

– Давай посмотрим, что там у нее есть.

– Будь спокойна. Много всего: обувь, одежда и сумки тоже.

Спекулянткой оказалась еврейка огромных размеров с сигаретой в зубах и котом на руках. Она скользнула взглядом по Кире, но ничего не спросила. Видимо, привыкла ко всему. Смерив Киру профессиональным взглядом, она внесла в гостиную гору одежды сорок шестого размера. Кира снова вспомнила фильм «Самая обаятельная и привлекательная», но он вроде бы был более позднего года. И одежда, которую предложила тетя Груша, была, Слава Богу, не такой вызывающей.

Кира выбрала себе льняной костюм, состоящий из узкой юбки по колено и пиджачка с коротким рукавом, белые босоножки на танкетке и белую же кожаную сумочку. Потом подумала, что придется его без конца стирать, и взяла еще темно-вишневое платье с отложным воротничком и юбкой-колоколом.

Когда она тут же скинула с себя пиджак, футболку и джинсы, эх зря она это сделала при дамах, они обе раскрыли рты до необычайных пределов. Первой очнулась Олеська:

– Это где ж такое белье производят? Это что ж за трусы такие?

Кира, поняв, что допустила оплошность, быстро прикрылась пиджаком. Тетя Груша кровно обиделась.

– Вы зачем ко мне пришли? Посмеяться? Ничего вам продавать не буду. Идите к своему снабженцу.

Стоило огромных трудов убедить ее в том, что это все привез муж из заграничной командировки, и кроме этого больше ничего такого нет, а после таких вещей не хочется ничего покупать в магазинах. Тетя Груша слегка оттаяла и даже притащила трусы-недельку. Как же Кира сразу сама не подумала, что одним комплектом ей не обойтись. В этот момент у нее закружилась голова, и она чуть не хлопнулась в обморок. Тетя Груша вдруг превратилась в заботливую и ласковую мамочку. Она усадила Киру в кресло, открыла окошко и принесла стакан воды. Тут желудок Киры издал такой вопль, что хозяйственной еврейке стало все ясно.

Она вышла из комнаты и через пять минут явилась, выкатывая перед собой столик, сервированный такими вкусностями, что Кира снова чуть было не потеряла сознание.

– Все фигуру держат, – ворчала Груша, – а потом желудками маются.

Положив кружок нежно-розовой докторской колбаски на кусочек белого хлеба и вонзив в него зубы, Кира ощутила нечто сродни оргазму. Колбаса из детства.

Раз в неделю Кирин папа, будучи главным бухгалтером академии наук, имел право отовариться в академическом буфете на десять рублей. Докторская покупалась там, в обычном магазине ее было не достать. Поэтому прожевав первый кусочек, Кира промолвила:

– Божественно, как в детстве.

Тетя Груша взглянула на нее странно:

– Милочка, ты какого года будешь? В войну такой колбаски не было.

– Не было, – запоздало подтвердила Кира. – Но однажды мама принесла трофейную, наверное. Вот я и вспомнила. Только один раз и ела такую, вот сейчас у вас еще.

Олеся и тетя Груша переглянулись. Выходили от тети Груши с полными желудками и со слегка облегченными кошельками. Олеся, хорошо заработав на покупке долларов, тоже прикупила себе обновок.

– Ну все! Бывай. Вот тебе мой номер, – и она чирканула на клочке бумаги пятизначный номер телефона.

– Это городской? – вновь сглупила Кира.

– Сельский, – заржала путана и пошла прочь.

В этот момент Кира вспомнила все номера телефонов: бабушкин домашний, двух закадычных подруг, и даже номер телефона конторы, в которой работала мама.

«Точно! Ну точно же!» – обрадовалась она.