Вячеслав Тебенко
Предпоследний шельф. Седьмой пункт

– О, вспомнил, как они говорят, – «ритмика». Не хватает «ритмики» отрокам, – сообщил Мацудов.

– Мы тоже и «ритмики» дождались, по ходу, и «движухи». Смотри, не «Филадельфия», конечно, но… У нас то густо, то пусто, – товарищ Николая открывал на компьютере новые сообщения и файлы.

Из штаба округа сообщали: «Сегодня, 7 июля 2043 года, из группы кораблей ВМС США в количестве четырех единиц отделилось гражданское судно, предположительно «экологи», и движется в сторону Малой Курильской гряды. Заявки на посещение и исследовательскую деятельность в прибрежных водах не поступало, как и сигнала «готовы к досмотру». Судно держит курс к Анучину. Вести наблюдение, при необходимости запустить летательные аппараты слежения».

Николай задумался: «Странное дело, как правило, экологи больших тихоокеанских стран, особенно здесь, стараются заранее оповещать пограничников о своем присутствии, а эти еще и в группе военных кораблей. Что им понадобилось? Bio Pacific разыгрывает очередную комбинацию, так сказать, на перспективу? В поисках китов, не окольцованных экологами, чтобы лет через десять-пятнадцать научных наблюдений объявить их своей собственностью? Что же, это не запрещает морское право! ТОМО, Jamal future, Norsk hwal, Vikingi и другие предприятия ищут в мировом океане новых китов, стремясь окольцевать как можно больше животных».

На бумагах, подписанных в результате многосторонних встреч и достигнутых соглашений, все было очевидно и ясно. Сложность же для российских пограничников заключалась в том, что по «китовой конвенции», отдельные статьи которой были непонятны даже ее авторам, наблюдение за китами разрешалось и в той самой двенадцатимильной береговой зоне. Кольцевание китов разрешалось уже в пятидесяти километрах от нее. Однако одни страны имели громадную береговую линию у океана со множеством островов, например, Дания, Норвегия, Россия, Япония, Индия. Другие же вообще не имели выхода к морю, однако согласно конвенции могли участвовать во всемирной охране китов и хозяйственном разведении сейчас, чтобы через десять-двадцать лет заниматься добычей животных. Помимо этого, одних китов, как, например, кашалота или сейнвала, разрешалось добывать, а финвала и гренландского кита – нет. Причем добыча китобойцам разрешалась уже в ста километрах от двенадцатимильной зоны.

Как отличить одного кита от другого, пока он в воде? Китобойцы этим часто злоупотребляли. Нарушения пограничного режима, как и конфликты в океане среди китобойцев, «кондукторов» из разных стран, стали обычным делом. Кондукторы-погонщики, так прозвали моряков с небольших кораблей, беспрестанно следовали за большим стадом китов, как бы охраняя и контролируя животных от притязаний других компаний и китобойцев. Однако китам такой «мониторинг» был малоинтересен, они делились на группы, плыли в территориальные воды, искали новые пастбища, в конце концов, размножались, совершенно не подозревая о том, что они чья-то собственность, путая карты всем – от пограничников до коммерсантов.

Слишком много по всему миру желающих получить в будущем прибыль от морских животных. «Предпринимателей» в океане становилось все больше – и далеко не все были готовы поступать по закону и совести. «Монополиям не место в мировом океане» – такой благородный лозунг, к сожалению, стал очень удобной лазейкой для браконьеров со всех стран. Крупные участники процесса иногда косвенно финансировали нарушителей, то есть маленькие «независимые» компании, чтобы спустя время получить как можно больше особей китов, а пока обвинять «мелких дельцов и лавочников».

***

Американское научно-исследовательское судно экологов «Light»⁷, вопреки своему названию, занималось тьмой. Самой настоящей тьмой. К судам «зеленых» «Лайт» имел очень формальное отношение. Все расходы, от маленького самореза до глубоководных батискафов, покрывались за счет американского «Агентства по вопросам океана».

Неприметный кораблик бороздил моря исключительно в сопровождении Военно-морских сил США, причем в таком сопровождении, чтобы на борту военных спутников была авиация. Никаких досмотров, никакой гласности, погонь за китами… И как можно дальше от конфликтов и разного рода инцидентов. «Лайт» искал тьму, исследуя глубоководные желоба, впадины, провалы, разломы. Результаты исследований, как правило, получали огласку, когда «Лайт» передавал их в руки гражданских ученых. Однако часть сведений надолго оседала в архивах и аналитических центрах ВМФ США, где скрупулезно изучали публикации ученых со всего мира по вопросам сейсмичности мирового океана.

Экипаж американского исследовательского судна не стремился приблизиться к берегам других стран, однако на этот раз было сделано исключение. Исследователям предстояло как можно ближе подобраться к Малой Курильской гряде. Такое любопытство было вполне логичным для аналитиков, учитывая, что вблизи островов происходила небывалая сейсмическая активность.

Крис Волкер интересовалась тем, что происходило внутри планеты Земля, столь же ревностно, как большинство барышень в ее возрасте, будучи свободными, интересуются потенциальными кавалерами и женихами. Но последние несколько лет, вернее, два года, Крис по большей части проводила время в океане, где круг ее спутников был весьма ограничен, хотя надо сказать, что многие девушки позавидовали бы такому окружению. Морские пехотинцы, летчики, спецназовцы, «котики», бородатые ученые, сотрудники лабораторий – наверное, каждый первый обращал внимание на обычную, как ей хотелось выглядеть, «девушку в очках».

Волосы, убранные в хвост, никакой косметики, походно-полевая форма одежды, отсутствие всякого кокетства, деловой подход ко всем и вся. Другими словами, Крис как будто делала все, чтобы парни смотрели на нее с восхищением, а ее феминистские замашки снисходительно списывали на молодость и сильный характер. Сейчас Крис занималась тем, что называлось на местном жаргоне «критинизмом», то есть весьма несложным и занимательным делом – критическим изучением научных публикаций от и до, – выискивая слабые места, несоответствия и тому подобное, чтобы всякая идея или гипотеза, попадающая в поле зрения специалистов-сейсмологов, прошла проверку на здравый смысл.

Крис неторопливо просматривала материал. «КиберЛенинка» – один из лучших интернет-ресурсов научных статей, опубликованных еще в конце прошлого века. Вот знакомая эмблемка, узнаваемый всеми логотип киборга-андроида в профиль с красным глазом и бородой. Ей было любопытно, кто придумал столь занятное изображение и что оно символизировало.

«Так-так… Вулканы, Курилы, извержения. Страна исследования – Советский Союз, Россия. Перевод на английский. Готово. Наверное, это стоит посмотреть», – говорила сама себе Крис. Глаза бежали по тексту…

«Большая часть очагов всех землетрясений, в том числе и самые сильных, располагается в пределах тектонически активных поясов. Вблизи таких поясов расположены и самые активные вулканы мира… Данные, ранее полученные авторами, позволили сделать предположение о существовании миграции вулканической активности в пределах окраин Тихого океана».

«Ну, это понятно! Что там дальше?» – Крис мельком пробегала общие фразы.

«И. И. Гущенко отмечал наличие определенной цикличности в извержениях вулканов, он выделяет циклы со следующими периодами: 1 год, 5–6 лет, 60–90 лет, 180 лет».

«Серьезно? И?» – девушка увлеченно шла по следу научной мысли.

Следующие предложения статьи разочаровали Крис и развеселили одновременно.

«Доказано, что в истории Земли в течение последних 600 млн лет в глобальном проявлении вулканизма имели место периодические колебания вулканической активности, происходившие на фоне общего увеличения масштабов вулканизма. По данным количественных расчетов, в глобальном проявлении древнего вулканизма Земли также устанавливается четкая периодичность, при которой максимумы проявления вулканизма отмечаются каждые 190–200 млн лет. Анализ данных, характеризующих частоту вулканических извержений за последние 400 лет, показал экспоненциальное нарастание числа событий от года к году… На фоне этого роста отличаются локальные временные всплески в 1630–1700, 1730–1810, 1840–1900, 1920–1930 и 1950–1960 гг., которые возможно, но не очевидно отражают активизацию процесса как такового».

Впрочем, Крис продолжила чтение: «Мне нравится! Двести миллионов лет – тут же десятилетние циклы. Мы говорим о том, что было пару сотен миллионов лет назад, но доподлинно не можем знать, какие события происходили в позапрошлом веке. Старик Якобс еще на первой лекции рассказал, в чем прелесть занятий геологией и палеонтологией: „Можно ошибаться на миллионы лет, при этом вы не потеряете работуˮ. Нужно копать и копать. Критиковать, обсуждать, отвергать, предлагать, спорить, чтобы после долгих часов дискуссий получить результат. Результат довольно условный. Догмы, устоявшиеся в сейсмологии и геофизики, точные расчеты, проведенные в Индии, Китае, России, вчера заявленные как достижения науки, завтра опровергнет его величество Океан очередным цунами, землетрясением. Или, наоборот, бесконечным спокойствием там, где из года в год ждут стихии, сопоставляя последние наблюдения NASA и заметки археологов. Естественно, ученые должны ошибаться и сомневаться. Как только они перестанут это делать, с наукой будет покончено».

«Полученные периоды наблюдаются в извержениях как одного вулкана, так и нескольких, расположенных в пределах одного региона. Так, извержения вулкана Кракатау (Индонезия) в 416 и 1883 гг. произошли с интервалом в 1467 лет, извержения вулкана Бона (Аляска) в 110 г. и 740 г. – с периодом в 630 лет».

– Боже мой! – воскликнула Крис. – Они знают, что было в сто десятом году на Аляске, и при этом отвергают Христа, который жил в центре тогдашнего мира… Так, дальше…

«Вулкан Черчилль (Аляска) извергался в 60 и 740 гг. с периодом 640 лет, вулканы Амбрим (Новые Гебриды) в 50 г. и Кувае (Новые Гебриды) в 1452 г. – с периодом в 1402 года, вулканы Кагуяк (Аляска )в 415 г. и Новарупта (Аляска) в 1912 г. – с периодом в 1497 лет. Интервал между извержениями Ксудач и Опала (Камчатка) составляет 370 лет».

«Н-да, примеров, откровенно говоря, ничтожно мало, а временные периоды посчитаны до одного года, с периодом изучения событий за последние двенадцать тысяч лет и еще миллионами до этого. Как можно подобным образом выявить закономерность, годную для научного и практического применения? Ну ладно! Попробуем поискать что-нибудь в таблицах», – Крис язвительно и не всегда оправданно критиковала авторов статей…

Через несколько часов предстояло серьезное полевое исследование – погружение сразу нескольких глубоководных аппаратов, в том числе беспилотного SS-41 «Скат Скаут», самого мощного на сегодняшний день подводного аппарата-разведчика в американских ВМС. Батискаф с двумя исследователями должен погрузиться на дно всего лишь на несколько часов, а глубоководный аппарат «Скат Скаут», опустившись на глубину в пять-шесть километров, далее уходил на восток, приближаясь к островной дуге Курил, а потом южнее к Хоккайдо. После завершения подводной одиссеи «Скат Скаут» автоматически возвращался к месту погружения и благополучно оказывался на борту корабля. Это в теории – глубины в несколько километров могли не вернуть аппарат вовсе.

Еще одной сложностью было то, что «Скат Скаут» совершал не совсем легальную экспедицию по дну океана в зоне ответственности японских ВМС и российских пограничников – и мог быть замечен там, где ему не следовало появляться. Поэтому, как только аппарат оказывался в зоне досягаемости радиосигналов «хозяина», от «Скаута» отделялся совсем небольшой подводный дрон, который всплывал на поверхность и уже через спутник передавал фото- и видеоматериал во всевозможных форматах. Разумеется, в этой амфибии была предусмотрена функция самоликвидации; впрочем, инцидентов такого рода еще не было. Однако несколько «Скаутов» по техническим причинам уже покоились на дне мирового океана, в том числе в территориальных водах больших и малых стран. Утопленные миллионы долларов никто не считал, знания о том, что происходит и будет происходить в океане, стоили гораздо дороже. Это понимали в Токио, Нью-Йорке, Сиднее, даже в отдаленных Минске и Астане.

Судно «Лайт», участвовавшее, как и многие военно-исследовательские суда, в обеспечении глобальной безопасности, оказалось у Курильской гряды вовсе не случайно.

– Крис, поторапливайся! До погружения меньше двух часов! Или ты передумала? – Майкл заставил девушку оторваться от теоретических размышлений.

Пассажиры батискафа за час должны были успеть, помимо всего прочего, пройти медосмотр, дело отнюдь не пяти минут, и только с разрешения судового врача упаковаться в батискаф, который перенесет их в таинственный подводный мир.

– Хорошо, Майкл, погружение так погружение! Ты говоришь так, как будто думаешь, что я испугалась, – рассмеялась Крис.

– Разве ты не боишься, Крис?

– Боюсь, Майкл! Здесь максимум шесть километров. Максимум! Желоб Тонга помнишь? Мы погружались на десять тысяч метров, и с нами ничего не случилось. Почему в этот раз должно произойти что-то особенное?

– Не знаю, мне что-то здесь не нравится! У меня предчувствие.

– Майкл, никогда бы не подумала, что «котики» могут быть трусливыми. На берегу у тебя тоже бывают предчувствия? Ах, Майкл, только не говори о своих предчувствиях девушкам, они этого не любят.

Крис сообразила, что сболтнула лишнего. Однако мужчина лишь посмотрел на нее с улыбкой без тени упрека и злобы.

– Крис, ты забыла сказать «бывшие котики».

– Прости, Майкл! Мне кажется, нам не о чем волноваться. Только «Скат Скаут» нарушает границы. Но стоит ли сейчас говорить о формальностях, когда цель оправдывает средства?

– Конечно! «Скат» пусть плавает себе, насколько хватит его сил. И даже если его придется утопить, это не наша головная боль.

– Тогда в чем же дело? Чудовища морских глубин остались в кинофильмах. Сомневаюсь, что ты из тех наивных простачков, которые проводят воскресный вечер «В океане с Заком Эфроном»⁸. Разве что хотел бы от души посмеяться.

– Знаешь, в воскресенья, которые я провожу на берегу, я предпочитаю другие развлечения.

– О, Майкл! Бары и дискотеки? Но ты уже несколько, как бы это сказать, не в тренде.

– Ты так думаешь, Крис?

– Нет, конечно, Майкл, – Крис скользнула взглядом по фигуре военного, – думаю, ты дашь фору этим юнцам, которые накачивают мышцы электроникой.

– Знаешь, как говорили мне парни из России, вряд ли отыщется такой подросток, который хоть раз в жизни не переступал порог тренажерного зала.

– Это точно! Смотри, я тоже тренируюсь, – Крис демонстративно согнула в локте руку со следами занятий физкультурой.

– Тебе нравится мотаться по морям? У девушек в твоем возрасте обычно другие интересы.

– В каком это моем возрасте? Мне только двадцать …ь. И что?

– Абсолютно ничего! Я просто сказал, – теперь Майкл прикусил язык.

– Тебя кто-нибудь ждет на берегу? – женское любопытство никуда не исчезло.

– По-настоящему?

– Конечно, по-настоящему! Просто так нас всех где-то ждут. Скажешь?

– Мои друзья, вернее, коллеги, в смысле… – Майкл запнулся. – Нет, меня никто не ждет.

– Ладно, давай собираться! Что еще от нас требуется? – резко сменила тему Крис.

Часы, видеоаппаратура, датчики давления. Индивидуальные кислородные баллоны на случай отказа или повреждения системы воздухоснабжения в батискафе. Акваланги, если придется выходить на поверхность самостоятельно.

Камеры наблюдения, вмонтированные в корпус батискафа, тестировались вместе с многочисленными фонарями. Исследователя допускали к батискафу только в сопровождении опытного инструктора-подводника. К внутренним датчикам давления и термометрам предъявлялись жесткие требования точности и надежности, несмотря на то, что погружения такого рода стали обычным делом еще в начале века.

Корабельный врач был последней инстанцией на пути Крис и Майкла внутрь батискафа. Несколько минут спустя судовой кран с помощью нескольких тканевых стропов и страховочного стального каната опустил аппарат на воду. Сквозь небольшой иллюминатор толщиной под двадцать сантиметров Крис помахала морякам. Начиналось погружение. Майкл не любил говорить внутри аппарата, как будто экономил воздух и силу собственных легких. Сказывались привычки военного пловца. Мощные прожекторы, освещая толщу воды, привлекали многочисленных рыб, которых с каждой сотней метров становилось все меньше и меньше.

В детстве Майкл был в восторге от французских исследователей моря из «команды Кусто». Документальный сериал, снятый в прошлом веке⁹*, намного опережал свое время, не говоря уже о мастерстве и профессионализме экипажа «Калипсо». Кумир Майкла Жак-Ив Кусто в юности мечтал о карьере военного офицера, но после помешавшей этому автомобильной аварии стал всемирно известным исследователем. Майкл так же, как Капитан Кусто, хотел изучать океан, будучи ученым-путешественником, но по иронии судьбы стал боевым офицером подводного спецназа. Некоторые экспедиции, в которых участвовал Майкл, наверное, будут держать под грифом «секретно» даже после его смерти.

– Тысяча метров, Крис.

– Уже? Быстро, однако.

– Под водой время летит незаметно, – Майкл уставился в иллюминатор. – Что ты хочешь увидеть на глубине, Крис?

– Два месяца назад NASA зафиксировала небывалую активность Солнца, с повышением температуры предположительно на тридцать-сорок градусов. Ионы…

– До Солнца сто пятьдесят миллионов километров, между прочим. Как им это удалось?

– Не знаю, я не астролог, то есть не астроном. Не перебивай! Снимки из космоса отчетливо показали изменения потоков воздуха в районе северо-западной окраины Тихого океана, а также нарушение озонового слоя, вплоть до аномалии.

– Озоновый слой нарушен еще в начале века, насколько я знаю.

– Разумеется, это аномалия относительно последних показателей.

– Мы спустимся на самое дно океана, чтобы метеорологи сообразили, что там происходит в верхних слоях атмосферы?

– Ты много времени проводишь в спортзале, Майкл, – фыркнула девушка. – При усилении активности Солнца по цепочке планет и Луны на Земле происходит увеличение температуры, вместе с этим мощный выброс водорода и других газов, растворенных в жидком ядре Земли. Потом, накапливаясь на глубине трех тысяч километров, они начинают выходить на поверхность. Чем активнее Солнце, тем больше этих газов.

– Ты его видела, Крис?

– Кого его, Майкл?

– Водород? Ну или жидкое ядро?

– Нет, не видела. Ты задаешь детские вопросы.

– Ладно, продолжай, буду задавать взрослые. Что еще, кроме водорода, идет наверх?

Крис поправила очки.

– Метан, углекислый газ, радон. Особенно это характерно для районов тектонических разломов и вулканических зон. То есть тех, где мы сейчас находимся.

– С вулканами понятно! Через них идет сброс напряжения.

– Ты знаешь, не могу сказать, что первично: вулкан как канал, где энергия находит выход, либо все эти волны, напряжения, вихри, которые, собственно, и создают вулканы.

– По-моему, это напоминает известный вопрос: что первично – курица или яйцо.

– Может быть, – согласилась девушка. – Курило-Камчатская впадина и есть океаническая рифтовая зона, в этом районе, согласно классическим гипотезам, Тихоокеанская плита ныряет под Евразийскую, ну и происходит вся эта кутерьма с землетрясениями.

– Тогда нам не о чем волноваться, пусть ныряет! Геология – это десятки и сотни тысяч лет. Нам столько не прожить.

– Майкл, ты рассуждаешь как обыватель. Масштабные геологические события, вызревающие длительный период времени, например, землетрясение в своей кульминационной фазе, длятся всего лишь минуты, – продолжила Крис. – Так вот, что мы имеем: аномальный выброс водорода и очевидное разрушение озонового слоя вместе с предельной ионизацией атмосферы, которые фиксируются со спутника. При том что вулканы молчат. Нет даже намека на вулканическую активность, словно земля к чему-то готовится. Этот водород накапливается в земной коре! – последнее предложение Крис почти прокричала.

– Может, подождать годик? Вулканы рванут – и все станет на свои места, – предложил Майкл.

– Ты забыл о сейсмической активности. Вулканы пока молчат, тем не менее землетрясения в океане и вблизи Японского архипелага, Курило-Камчатской дуги происходят с завидной регулярностью. Такая вот головоломка!

– И что?

– Я предполагаю, что идет какой-то аномальный ускоренный геологический процесс, в основе которого – накопление газов в океанском желобе и перемещение сейсмофокальной зоны с одновременным блокированием каналов островной дегазации, – скороговоркой выпалила Крис.

– Крис, все, что я понял, так это то, что ты в последнее время много читаешь, и тебе пора заняться личной жизнью.

– Странно слышать это от человека, который не вылезает из батискафа и водолазного костюма.

– Тогда будем считать, что у нас свидание в батискафе, Крис.

– Отлично, надеюсь, это будет просто свидание.

– Конечно, моя дорогая, батискаф… Батискаф не место для дискуссий.

Оба рассмеялись. Крис вновь обратила внимание на руки «котика» – на предплечье, ближе к локтевому суставу, был закреплен датчик давления. Пластмассовый ремень подчеркивал мышцы и заключенную в них силу. Она ловила себя на том, что ей это нравилось.

– Так что там с твоей теорией? Тебе дадут премию. Какую-нибудь.

– Неизвестно! Мне нужно еще подумать, пока это лишь отдельные предположения.

– Кстати, экватор – три тысячи сто сорок метров под водой, – Майкл обозначил половину пути. Электронная аппаратура в батискафе работала безупречно, по крайней мере, пока.

– Понимаешь, все не так просто. Теория, теория, сколько этих теорий, гипотез и предположений было, сколько еще будет… Тем более в эпоху глобального обмена информацией и доступа к знаниям.

– Собственно, ученых и «околоученых» становится с каждым днем больше, оно и понятно. Производство отдано роботам и третьим странам. Вот они, ученые, и генерируют идеи. Как говорит одна моя знакомая, гранты и оклады нужно отработать.

– Да! Но даже многие профессиональные теории и направления, порой безупречные, не отличаются долгожительством, разбиваясь о новые данные.

– Это нормально, гипотезы живы, пока живы их авторы, – философски заметил офицер.

– Как сказал Томас Кун, новая истина утверждается в науке потому, что сторонники старой умирают.

– По мне, пусть люди увлекаются наукой, спортом, «консой», нежели «плеингом» или войной.

– «Конса»? Майкл, у тебя есть знакомые в «Консе»? – оживилась Крис.

– Да, – тише обычного произнес Майкл. – Несколько моих товарищей там. Их специальные умения и навыки весьма востребованы в «Консе».

– А ты, Майкл?

– Для нас с тобой, пока мы служим или сотрудничаем с Военно-морскими силами США, «Конса» под запретом.

– Возможно, слишком много политики связано с «Консой». Это такой раздражитель.

– В армии, на флоте, в ЦРУ «Консе» симпатизируют, – Майкл приложил палец к губам, а потом покрутил поднятой вверх кистью.

Крис едва кивнула головой. Они друг друга поняли. Аудиозапись в батискафе велась непрерывно. Майкл не хотел развивать тему своего прошлого и настоящего, своих боевых товарищей, тем более тех, кто по разным причинам оказался в «Консе».

…Интересно, какие тектонические события формировали этот удивительный ландшафт? На дне океана запросто уместились бы Альпы или Пиренеи. Крутые и пологие склоны, долины, каньоны, ущелья, проходы, возвышенности и плато, скрытые от человеческого глаза. Как они появлялись: сантиметр за сантиметром миллионы лет или в часы глобальных сейсмических катастроф?

Согласно последним данным, по флангам Курило-Камчатской впадины предполагалось сейсмическое затишье. Однако на деле никакого затишья не было. Кто-то из ученых высказал мысль, что происходящие сегодня землетрясения – это как раз и есть то самое «затишье», а оно, как известно, бывает перед бурей.

Они погрузились в «долину», всего-то пять тысяч триста метров. Батискаф неспешно шел в метрах трех-четырех над поверхностью дна. Фонари освещали путь. Здесь не было ничего паранормального, что так любили телезрители на всех материках, когда демонстрировали «очередное чудо» в американской программе «В океане» или французской «Калипсо. Перезагрузка». Никаких угрожающих рыб-монстров, гигантских кальмаров, медуз-убийц, оживших динозавров, земноводных мутантов – в глубине обитали немногочисленные, весьма скромные как по размерам, так и по поведению существа.

Но страх, безусловно, присутствовал. Тишина, темнота и километры воды над тобой… Это напоминало параллельный мир, состоящий из неведомых фантомов, растворенных в океане. Вряд ли найдется такой человек, который, оказавшись так далеко и одновременно так близко к земле, воспримет происходящее без трепета.

– Крис, тебе не кажется, что мы здесь как астронавты на другой планете? – почти шепотом сказал Майкл.

– Да! И у меня даже есть идея.

– Какая идея?

Крис не успела ответить.

Что-то щелкнуло, как будто батискаф наткнулся на какое-то препятствие, его качнуло. Они почувствовали колебание. Это было немного похоже на те ощущения, которые испытывают пассажиры автомобиля, когда в него плавно въезжает другое авто.

– Как это понимать, Майкл?

Прошли еще несколько колебаний. Землетрясение. Подводное землетрясение? Майкл молча смотрел на панельную доску приборов, инстинктивно держась руками за импровизированный столик. Вновь прошел импульс. Источником колебания была невидимая сила, может быть, чьих-то щупалец или прозрачного тела гигантской медузы.

Крис и Майкл без лишней паники всматривались сквозь толстые иллюминаторы батискафа наружу. Там ничего не было.

«Колебания слабые, но ощутимые, умеренная волна», – Майкл водил пальцем по сенсорной доске приборов.

– Сейчас проверим, сколько баллов нам подбросил океан, – небрежно сказал он.

– Надеюсь, этим все ограничится! Что там происходит? – девушка даже не пыталась изображать спокойствие.

– Стоп! – Майкл резко убрал руки с панели. – Наружная система автоматически должна давать сигнал, но она молчит. Даже не пикнула. Никакого землетрясения не было, сигнала нет, никаких толчков. Это вода.

– Цунами, мы попали в цунами!

– Крис, какое цунами на глубине пять километров? Ты лучше меня знаешь, что цунами следует после землетрясения.

– Тогда что это было? Открылся портал во времени, и мы окажемся в сорок третьем году? По-моему, «В океане» уже был сюжет о японских дайверах – они тоже попали в портал и очутились в сорок четвертом году. Тысяча девятьсот сорок четвертом.

– В таком случае, нам следует держаться северо-восточнее, чтобы не угодить сначала в портал, потом в плен к японцам: в сорок четвертом году прошлого века они были к нам еще не так дружелюбны, – Майкл справился с первым волнением.

– Мне сейчас не шуточек, – Крис немного обиделась, но, глядя на Майкла, восстановила равновесие.

Тем не менее вопрос об источниках колебаний оставался открытым. Больших рыб на таких глубинах нет, да и они были бы заметны, равно как и любое другое «чудовище».

– Майкл, может, нас задело каким-то подводным течением? – предположила Крис.

– Течением? Вряд ли! Иначе нас бы несло этим течением.

– Так я говорю – всего лишь задело! – повторила девушка.

– Откуда ему здесь взяться? Да еще так, чтобы задело и мы это почувствовали.

Батискаф вновь качнуло.

– Майкл, что там с приборами?

Мужчина бегло осмотрел показатели на экране монитора и панели: «Стоп! Температура!»

Только сейчас Майкл обратил внимание, что температура воды не полтора-два градуса, характерных для такой глубины, а четыре-пять: «Значит, вода теплая! Это она создает колебания. Но откуда здесь теплая вода?»

– Майкл, смотри сюда, – девушка указывала пальцем в стекло иллюминатора.

Из дна, сквозь тонкий слой океанических наслоений, вырвалась струя воздуха, вернее, газа, ударив на несколько метров. Потом еще одна, еще… Теперь стало понятно, что источник этих колебаний – струи газа, которые бьют о днище батискафа и создают тепловой поток.

– Это подводные гейзеры? – недоумевала Крис.

– Ты у меня спрашиваешь? Сам вижу подобное впервые.

Майкл взял в руки штурвал и стал манипулировать рычагом направления хода. Через несколько секунд батискаф шел в обратном направлении, держась почти у самого дна. Исследователи рассматривали небольшие взрыхления, а кое-где еще живые струйки газа. Сразу несколько томов исследований по геологии Северо-Западной Пацифики можно было сдать в макулатуру.

Крис не брала на себя смелость комментировать происходящее. Какой-то мощный реактор разогревал земную кору так, что и вода нагревалась на пару-тройку градусов. Но если там, на поверхности, разница температуры в несколько градусов была нормальной даже в пределах небольшого населенного пункта, то здесь, под километровыми слоями воды, подобный факт был аномальным.

«Под воздействием температуры и давления, накапливаясь в земной коре, газы находят выход не на материке, на поверхности, по привычным геологическим каналам, но глубоко на морском дне. Может быть, поэтому вулканы на Камчатке и Курильских островах молчат – выход энергии здесь, на дне, – это было первое, что могла предположить Крис. – Однако малые гейзеры – это не вулканы».

– Майкл, давай следовать по траектории этих фонтанчиков.

– Как ты предлагаешь это делать? Они не выстроены в одну линию.

– Ну так придумай что-нибудь, нам же нужно хоть что-то понять, – девушка для начала решила выяснить, на каком расстоянии проходят «фонтаны».

– Поступим следующим образом: я пойду от одного к другому, выдерживая прямую, не отклоняясь от курса.

– Что это значит? Не поняла.

– Очень просто – смотри в иллюминатор и говори направление, иначе мы будем кружиться от одного фонтана к другому.

– Почти понятно, Майкл. Поехали.

Батискаф медленно передвигался по дну океана, фиксируя «вулканчики» и пытаясь очертить контуры. Линия маршрута получалась длиной уже больше трехсот метров. Вскоре наблюдатели заметили, что океанское дно становится более крутым, уходя вниз, а количество «фонтанчиков» уменьшается. Впрочем, кто сказал, что шельф обязательно должен быть ровным? Разумеется, геометрически правильных углов и гладкой поверхности априори никто не ждал. Однако что-то в этой картине было неправильным, а что – Крис никак не могла понять.

– Майкл, о чем ты думаешь, глядя на этот пейзаж?

– Довольно занятно – фонтаны под водой, но, судя по твоему выражению лица, ничего хорошего ожидать не стоит.

– Ты видишь какую-нибудь закономерность в расположении этих фонтанчиков?

– Пожалуй, пока только то, что они идут по склону вниз, уменьшаясь как по количеству, так и по мощи.

– То есть мне не кажется? – немного по-детски спросила Крис.