Вячеслав Никонов
1221. Великий князь Георгий Всеволодович и основание Нижнего Новгорода
Геополитика 1200-х
В 1204 году весь православный мир испытал сильнейший шок. Крестоносцы захватили ведущий центр европейской и мировой цивилизации того времени – Константинополь, столицу Византийской империи.
Как подчеркивает ведущий специалист по истории Средневековья академик РАН Сергей Павлович Карпов, «Византия, несомненно, в культурном, экономическом и политическом отношениях превосходила любую страну тогдашней Западной Европы. Константинополь был признанной “мастерской мира”, самым населенным, богатым и привлекательным городом Европы, литургия, совершаемая в храме св. Софии, захватывала воображение, восхищала всех, явившихся в храм, своей гармоничной красотой и сиянием всех искусств в благолепии иеротопии. Императорская власть, власть над всей ойкуменой, не знала соперников до Карла Великого, но и после него власть императора Запада оставалась в глазах византийцев и окружавших их народов властью пусть могущественного государя, но лишь “василевса франков”, в отличие от правившего в Константинополе “василевса ромеев”, т. е. всей ойкумены». Византия была привлекательна как носительница традиций и Римской империи, и истиной соборной апостольской церкви.
Главным фактором византийского влияния на Русь стало христианство. Характерна официальная история принятия христианства Русью, инициатором которого выступил князь Владимир (официальная дата крещения Руси – 988 год). Оно было выбрано после знакомства с другими религиями соседних народов – иудаизмом и исламом – не в последнюю очередь в силу такого убедительного аргумента, как могущество Византийской империи. Русь получила от Византии основы вероучения, Священное Писание и Предание, литургическую практику, а затем хронографию, богословские и философские трактаты. Из Византии на Русь пришли градостроительная техника, архитектура, мозаика, фреска, икона, декоративно-прикладное искусство. В результате литургической и литературной деятельности греков Кирилла и Мефодия и их болгарских последователей в Киевской Руси в Х – начале XI века славянский язык стал – наряду с латинским и греческим – одним из трех письменных и богослужебных языков средневекового христианства. Церковнославянский язык, при всех его изменениях, оставался основным литературным языком России до конца XVII века.
После принятия христианства Киевская Русь становится частью своего рода «Византийского содружества наций». Она была одним из последних государств, принявших византийское христианство, но при этом самым крупным. Ни традиции, ни возможности политического контроля над Русью у Константинополя не было, и политически Киев ему не подчинялся. Вместе с тем Русь выступала как источник военных ресурсов и оказывала материальную помощь Византии в случае нашествий и стихийных бедствий.
Русь заимствовала в византийской традиции – в противоречие с западноевропейской – верховенство царской власти над церковной. Русская церковь изначально была митрополией константинопольского патриаршества, но на практике управлялась собором епископов и подчинялась непосредственно киевскому князю.
Русь – в отличие от множества других народов – имела возможность воспринять христианство на родном языке. Подлинный переворот в деле христианского просвещения и образования произошел при Ярославе Мудром, первая библиотека на Руси возникла его усилиями, и размещалась она при Софийском соборе в Киеве. До нас дошло до одного процента всех рукописей, существовавших в Киевской Руси: климат губителен для пергаментов, свою роль сыграли пожары, междоусобицы, войны, стихийные бедствия.
Одна из книг этой библиотеки сохранилась во французском Реймсе. Это то самое Евангелие на глаголице, которое привезла с собой дочь Ярослава Анна и на котором клялись поколения королей Франции. Стоит ли говорить, что Анна была куда более образованна, чем ее супруг король Генрих I, умела, в отличие от него и его свиты, не только читать, но и писать, в том числе и на латыни. Людьми высокой книжной культуры были и сыновья Ярослава Мудрого. Князь Всеволод Ярославич, отец Владимира Мономаха, знал пять языков.
В городах Киевской Руси распространялась грамотность. Об этом говорят берестяные грамоты, надписи на новгородских цилиндрах-бирках, надписи-граффити на стенах древних соборов. Огромную роль в духовной жизни играли монастыри, ставшие главными центрами книгописания, переводов, распространения грамотности.
Уникальным явлением не только русской, но и мировой культуры стали летописи, которые из года в год велись в монастырях при епископских кафедрах, в княжеских канцеляриях различных земель Руси с X или XI века до XVII века включительно. Каждый следующий летописец опирался на труды своих предшественников. Джеймс Биллингтон, который много лет возглавлял Библиотеку конгресса США, восхищался: «Летописи на церковнославянском языке были написаны в Киевской Руси задолго до хроник, созданных на итальянском или французском, и с не меньшей художественностью, чем сочинения на латыни или немецком… Русские летописи – гораздо более ценный источник для изучения как светской, так и церковной истории, чем большинство монастырских хроник средневекового Запада».
Русь имела отличное от Западной Европы культурно-цивилизационное наследие. Она не вошла в ареал франкских завоеваний и католической церкви, которые уже к XI веку прочертили восточные границы Запада.
Эти завоевания, осуществлявшиеся с благословения Рима и во многом с целью насаждения христианства, изменили характер деятельности церкви. К силе проповеди для обращения в христианство добавлялась сила меча, посланцы Ватикана должны были обучать и исправлять население, блюсти его неукоснительную верность учению.
Подъем Западной Европы и папства не мог не вызвать конфликта с Константинополем, который не без оснований считал себя столицей христианского мира, тем более что Византия по всем параметрам находилась на гораздо более высокой ступени развития, чем франкские королевства. Сначала конфликт носил характер противоречий между Западной и Восточной церквями по догматическим, обрядовым и каноническим вопросам. Папы, получив поддержку королей, начинали свысока смотреть на восточных христиан и претендовать на верховенство над всем христианским миром, на роль руководителей и судей всей Вселенской церкви.
В середине XI столетия конфликт достиг такой остроты, что в 1054 году Константинопольский патриарх провел собор, на котором папские легаты были преданы проклятию, а во всех восточных церквях перестали поминать папу при богослужении. Окончательное разделение церквей состоялось. Это событие, закрепившее разделение Европы на православие и католицизм, на Восток и Запад, сыграло исключительно большую роль в судьбах Старого Света и нашей страны.
Началось острое соперничество двух церквей за души европейцев. В XI–XIII веках были обращены в западное христианство Венгрия, Польша, Скандинавия и Балтийское побережье, а восточная граница западной цивилизации стабилизировалась там, где ей суждено было остаться без значительных изменений надолго. Этот мир, в сущности, стал творением католической церкви. Церковная юрисдикция римского папы постепенно распространилась на всю Европу: от Испании и Великобритании до Скандинавии и Польши. В XI веке «папский диктат» Григория VII провозглашал главенство церкви как в религиозных, так и в светских вопросах.
Крестовые походы в Святую землю для спасения ее от неверных начались в 1095 году и продолжались почти два столетия. Хотя главной целью объявлялось избавление Гроба Господня в Иерусалиме из исламского плена, удар часто приходился именно по Византии. Франко-норманнские рыцари изгнали византийцев из их последних западноевропейских оплотов в южной Италии.
Обострение отношений достигло пика в 1204 году, когда крестоносцы вмешались во внутридинастический конфликт в Византии и захватили Константинополь.
Несколько дней длился повальный грабеж, пожары уничтожили две трети Константинополя. Рыцари не щадили даже христианских святынь. В церковь Святой Софии они ввели мулов, чтобы нагрузить их сокровищами, драгоценные украшения храма, золотые и серебряные подсвечники и сосуды рубили мечами, чтобы легче было продать торговцам. «А прочие церкви в городе и вне города все разграбили, и не можем ни их перечесть, ни рассказать о красоте их». На улицах лилась кровь, женщин крестоносцы насиловали чуть ли не на мостовых. Их не интересовали книги, бесценные сокровища человеческой мысли гибли в огне или уличной грязи. Бесчинства остановило лишь лунное затмение, которое суеверные рыцари сочли знаком свыше. «И велика была радость из-за чести и победы, которую дал им Бог, ибо те, кто находился в бедности, теперь пребывали в богатстве и роскоши». Античные статуи пошли на переплавку в монету, высокочтимые христианские реликвии, включая терновый венец Христа, отправились на Запад, оставшиеся святыни латинские императоры позднее продадут туда же.
После долгих споров между крестоносцами 16 мая 1204 года на трон империи вступил Балдуин (Бодуэн), граф Эно и Фландрии.
Разгром Константинополя, по сути, навсегда прекратил существование Византии как мировой империи. Невозможно без содрогания читать «О событиях по взятии Константинополя» Никиты Хониата, где историк описывал мучения греческого населения павшей великой державы. Чиновники без постов, военные без армий, динаты без земель, крестьяне, священники, ремесленники – все, кто мог, бежали из мест, захваченных крестоносцами. Держава ромеев раскололась на множество мелких частей. Эпир захватила династия Ангелов, Фракию – латиняне. В центральной Греции бесчинствовал архонт Лев Сгур, Мореей завладели французы. Северо-запад Фракии разоряли полчища болгарского царя Калояна, который уже в 1205 году захватил в плен императора Балдуина. В Константинополе, ставшем столицей Латинской империи, воцарился его брат Генрих, граф Геннегау.
«Колоссальная прочность Восточной Римской империи была, наконец, подорвана не степными кочевниками из Центральной Азии, не пылкими мусульманами, ведущими джихад, но своими же собратьями по вере, христианами, соперничавшими с ними в правах на одну и ту же римскую традицию, – подчеркивает известный американский историк и политолог Эдвард Люттвак. – …Прежде империя была на волосок от уничтожения, но всякий раз восстанавливалась; однако за падением в 1204 г. восстановления не последовало. Раскол между двумя церквями закрепился окончательно».
На Руси в случившемся винили враждовавших византийских правителей, князя немецкого, папу римского. И росло ощущение, что у Руси появлялись все новые и крайне опасные враги на Западе. К традиционным прежним неприятелям – венграм и полякам – добавились литовцы, немцы и шведы, с которыми начались столкновения в Прибалтике.
Соловьев отмечал, что «древние русские владения в прибалтийских областях делились на две части: северную, зависевшую более или менее от Новгорода, и южную, зависевшую от Полоцка». Полоцк – древний русский город, основанный еще в 862 году на Западной Двине (ныне в Витебской области Белоруссии), тогда был центром влиятельного Полоцкого княжества. «К берегам этой-то южной части русских владений, к устью Двины, в 1158 году прибит был бурею корабль бременских купцов… Выпросили они себе у туземцев позволения основать здесь постоянную контору: место было выбрано подле Двины на горе, где построили большой дом и острожек, который получил название Укскуль… Известие о поселениях, заведенных немцами при устье Двины среди языческого народонаселения, обратило на себя внимание бременского архиепископа, который не мог пропустить благоприятного случая для распространения пределов церкви. Он объявил об этом папе Александру III, и тот велел ему отправить в Ливонию искусного миссионера; архиепископ отправил туда Мейнгарда – монаха Августинского ордена», – писал Соловьев.
Немцы, объявившиеся в устье Западной Двины в середине XII века, первоначально действительно были торговцами и миссионерами. Поскольку обращение в католицизм исконного населения – ливов и латышей – продвигалось плохо, на помощь миссионерам отправили солдат.
Историк дипломатии Киевской Руси, членкор АН СССР Владимир Терентьевич Пашуто, подчеркивал: «Действия крестоносцев… направляла папская курия… Крестоносцы, вторгшиеся в Прибалтику, сумели обеспечить себе достаточно широкий приток людских подкреплений и средств из других стран в немалой степени потому, что этот крестовый поход был сразу же официально приравнен курией к походу на арабов.
Германская империя хотя и враждовала с курией, но в прибалтийском вопросе их интересы совпадали. Политические цели и германских императоров, и папской курии требовали создания здесь постоянных феодальных колоний для контроля над балтийской торговлей и политического давления на Швецию, Норвегию, Данию и Польшу, а главное – для наступления на Русь, чтобы обеспечить алчное немецкое дворянство новыми землями, а католическую церковь – источниками богатых доходов.
Момент для вторжения был выбран подходящий, ибо земли Верхней Руси не имели единой политики в балтийском вопросе. Эстония и Латвия находились в даннической зависимости от Новгорода, Пскова и Полоцка, борьба за влияние на эти сильные боярские центры шла между владимиро-суздальскими и смоленскими князьями».
Папа Целестин III (1191–1198) провозгласил крестовый поход, дав отпущение грехов «всем тем, кто, приняв крест, пойдет для восстановления первой церкви в Ливонии».
После нескольких неудачных операций удалось осуществить настоящий прорыв. Бременский каноник Альберт Буксгевден при поддержке папы Иннокентия III, германского короля Филиппа и датского короля Вальдемара II привел крестоносцев на 23 судах в устье Двины, где была захвачена Земгальская гавань и построена в 1201 году крепость Рига. Чтобы иметь постоянную военную силу, рассказывал Соловьев, «Альберт сперва начал было вызывать рыцарей из Германии и давать им замки в ленное владение, но это средство могло вести к цели только очень медленно, и потому он скоро придумал другое, более верное, именно основание ордена воинствующих братий по образцу военных орденов в Палестине; папа Иннокентий III одобрил мысль Альберта, и в 1202 году был основан орден рыцарей Меча, получивший устав Храмового ордена; новые рыцари носили белый плащ с красным мечом и крестом, вместо которого после стали нашивать звезду: первым магистром их был Винно фон Рорбах. Таким образом, немцы стали твердою ногой при устьях Двины». Меченосцы начали стремительную экспансию из Риги, которая шла в направлении Пскова и Полоцка.
Как же смотрели на эти посягательства князья полоцкие? «Они привыкли ходить войною на чудь и брать с нее дань силою, если она не хотела платить ее добровольно. Точно так же хотели они теперь действовать против немцев: в 1203 году полоцкий князь внезапно явился перед Укскулем и осадил его; неприготовленные к осаде жители предложили ему дань, он взял ее и пошел осаждать другой замок – Гольм, но сюда епископ уже прислал гарнизон, и русские, потеряв много лошадей от стрельбы осажденных, отступили от замка», – отмечал Соловьев.
После этого, беспощадно подавляя латышское население и привлекая на свою сторону часть ливской знати, крестоносцы, несмотря на сопротивление латышских и русских воинов, овладели главными опорными пунктами полоцкой власти в Нижнем Подвинье – крепостями Кокнесе (1207), Селпилс (1208), Ерсике (1209), закрепившись на землях ливов, селов и южных латгалов.
Полоцкий князь Владимир в 1210 году был вынужден подписать с епископом и орденом «вечный мир», по которому признавал сделанные ими приобретения, а те признали его сюзереном и обязались ежегодно выплачивать издавна шедшую Полоцку ливскую дань.
Всеволоду Юрьевичу и его сыновьям приходилось теперь иметь в виду новые геополитические вызовы с северо-запада. Угроза с запада – то, что должно обязательно рассматриваться в череде факторов, определявших логику князей Владимиро-Суздальского княжества, которые часто являлись и новгородскими князьями.
Но тогда еще никто не подозревал, что главная угроза зрела на востоке.
Свою империю начал создавать Чингисхан. Она окажется самой большой в истории человечества.
Глава 3
Георгий Всеволодович. Восхождение
Отец на вершине
Юные сыновья Всеволода рано были вовлечены в большую древнерусскую политику, которая никогда не обещала князьям и их детям спокойной жизни. За отчины и дедины столы шла непрекращавшаяся борьба.
Особенно острое соперничество шло за княжения в землях, не закрепившихся прочно за какой-то одной княжеской ветвью – Киевской, Новгородской, Галицкой, Переяславской. Владимиро-суздальским Юрьевичам (потомкам Юрия Долгорукого) противостояли три другие сильнейшие династии – черниговские Ольговичи, волынские Изяславичи и смоленские Ростиславичи.
У Всеволода Большое Гнездо к рубежу веков (не в тогдашней хронологии, естественно) были осязаемые преимущества – старшинства в династии, авторитета и военной силы. Он пользовался все большим влиянием на Руси, но это не означало гегемонии. «Не имея опасных совместников внутри России, Всеволод старался утвердить безопасность границ своих, – писал Карамзин. – Половцы за деньги служили ему, но в то же время, кочуя от нынешней Слободской Украинской до Саратовской Губернии, беспокоили его южные владения, особенно же пределы Рязанские: он сильным ополчением устрашил варваров, ходил с юным сыном, Константином, во глубину степей, везде жег зимовья Половецкие, и Ханы, сняв свои многочисленные вежи, от берегов Дона с ужасом бежали к морю».
В Переяславле-Южном князь Владимир Глебович в 1187 году, возвращаясь из похода, предпринятого киевским князем Святославом Всеволодовичем против половцев, внезапно заболел и вскоре скончался. После этого смены князей в Киеве влекли за собой частые перемены и на переяславском столе, где временами престол и вовсе пустовал. Переяславская земля оставалась в ведении Святослава Всеволодовича, а после 1194 года, при его преемнике Рюрике Ростиславиче, активную борьбу за влияние в Южной Руси повели Всеволод Большое Гнездо и черниговские Ольговичи.
Всеволод взял верх в переяславской земле. Вероятно, в целях укрепления за собой Переяславля-Южного он в 1198 году осуществил поход на половцев. Переяславская земля перешла в руки к Всеволоду, и он поочередно держал там сначала своего старшего сына Константина, затем племянника – Ярослава Мстиславича, а после его смерти – другого сына, Ярослава.
Всеволод вполне успешно смог решить проблему контроля над Великим Новгородом, который разрывался между двумя противоборствующими силами. Часть бояр стояла за князей из Южной Руси; не имевшие возможности опереться на собственные силы и интересовавшиеся по большей части южнорусскими делами, они не слишком вмешивались во внутренние дела Новгорода. Однако постоянно растущая угроза со стороны Запада и воинственной языческой Литвы заставляла новгородцев искать союз с сильными князьями Северо-Восточной Руси, пусть они и стремились проводить жесткую политику, ущемлявшую политические и торговые интересы города.
Всеволод смог добиться контроля над Новгородом, причем не ведя туда свои войска, а используя почти исключительно методы мягкой силы. Когда там утвердился черниговский князь, Всеволод Юрьевич просто перекрыл каналы для новгородской торговли. Купцов из непокорного Новгорода отлавливали и приводили во Владимир. Через полгода новгородские посланники сами явились во дворец Всеволода с извинениями и мольбами вернуть на княжение его свояка и протеже – Ярослава.
Но потом Всеволод отозвал его из Новгорода и дождался во Владимире новой делегации. «В ту же осень пришли лучшие из новгородских люди, дружина Мирошки, к великому князю Всеволоду с челобитьем и мольбою, со многими дарами от всех новгородцев, говоря:
– Отчина твоя и дедина Новгород Великий просит у тебя сына на княжение в Новгород».
Всеволод после демонстративной паузы снизошел и «скрепил договор на своих условиях с новгородцами крестным целованием, дал им сына своего Святослава, бывшего тогда еще совсем малышом (“мала суща”)».
Пятилетнего Святослава благословил епископ Иоанн, и 12 декабря он отправился в путь. Конечно, Святослава сопровождали «дядьки»-наставники и Всеволодовы «мужи». Братья провожали его до Нового Торга. Суздальский летописец констатировал: «Братья же проводили его с честью». И перечислил княжичей – четырнадцатилетний Константин, одиннадцатилетний Георгий, девятилетний Ярослав, шестилетний Владимир. Святослав прибыл на место назначения 1 января 1200 года. «И посадили его на столе в Святой Софии, и обрадовался весь Новгород». Великий Новгород признал себя «отчиной» и «дединой» владимирского «самодержца», пребывающей «во всей его воле». Как выяснится, ненадолго.
В том же году Георгий участвовал в первом походе: вместе с отцом и старшим братом Константином он сопровождал младшего брата Ярослава, поставленного князем в Переяславль-Русский.
«Князь великий Всеволод, сын Юрия Долгорукого, послал княжить своего сына Ярослава в Переяславль Русский, проводили его братья: Константин, Юрий, Владимир», – зафиксировала летопись.
В 1199 году после смерти последнего представителя галицких Ростиславичей – Владимира Ярославича, – открылся период острой борьбы за стол в Галиче. Сейчас это городок в Ивано-Франковской области Украины, а тогда он был столицей богатейшего и мощнейшего княжества на западе Руси. «Знаменитый род Володаря Галицкого пресекся: сын Ярославов, Владимир, освободив наследственную область свою от ига Венгров, чрез несколько лет умер и не оставил детей, – замечал Карамзин. – Вся южная Россия пришла в движение: каждый Князь хотел овладеть землею богатою, торговою, многолюдною». На Галич считали себя вправе претендовать князья всех четырех основных ветвей – волынские Изяславичи, черниговские Ольговичи, смоленские Ростиславичи, суздальские Юрьевичи.
Ценный трофей достался волынскому князю Роману Мстиславичу, который был одной из самых заметных и мощных политических фигур того времени. Воспитанный при дворе Казимира Справедливого, связанный ближним родством с его сыновьями и вдовой, он демонстрировал редкую жестокость, если верить польским историкам. Российские историки к нему более благосклонны. Так, Соловьев отмечал, что Роман Мстиславич отличался «предприимчивостью, отвагой будучи похож на отца и деда… Оставив по себе кровавую память в Галиче, в остальной Руси Роман слыл грозным бичом окрестных варваров – половцев, литвы, ятвягов, добрым подвижником за Русскую землю, достойным наследником прадеда своего, Мономаха: “он стремился на поганых, как лев, – говорит народное поэтическое предание, – сердит был, как рысь, губил их, как крокодил, перелетал земли их, как орел, и храбр он был, как тур, ревновал деду своему Мономаху”».
Как бы то ни было, но с помощью поляков Роман вступил на галицкий престол и, чтобы утвердить свою власть, «умертвил лучших Бояр Галицких, зарывал их живыми в землю, четверил, расстреливал, изобретал неслыханные муки, говоря в пословицу: “чтобы спокойно есть медовый сот, надобно задавить пчел”».
В Южной Руси зрели серьезные предпосылки для большого конфликта, в который окажутся в полной мере втянуты Всеволод Большое Гнездо и его сыновья.
Эти события позволят Всеволоду подняться на высшую точку своего влияния на Руси, причем для этого ему не придется двинуть ни единого солдата. На него работал не только его авторитет и старшинство в княжеском роде, но и распри конкурентов.
«В том же году великий князь Киевский Рюрик Ростиславич восстал против великого князя Романа Мстиславича Галичского и привел к себе на помощь Ольговичей в Киев, и так начал собирать войско». Так в летописи начинался рассказ о возобновлении в 1201–1202 годах войны между двумя сильнейшими князьями Южной Руси – Рюриком Ростиславичем Киевским и его бывшим зятем Романом Мстиславичем, объединившим под своей властью Волынское и Галицкое княжества.
Чрезмерное усиление Романа не устраивало киевского князя. Рюрик привлек на свою сторону черниговских Ольговичей, главой которых к тому времени стал Всеволод Чермный, сын бывшего князя киевского Святослава Всеволодовича, «подобный отцу в кознях, гордый, властолюбивый». «Рюрик, Ольговичи, быв дотоле в дружбе с Романом, хотели отнять у него державу Галицкую, снисканную им помощию иноплеменников, и соединились в Киеве, чтобы идти к Днестру», – писал Карамзин.
Киевский и черниговский князья операцию против Галича с Всеволодом Большое Гнездо не согласовали. Это дало ему возможность наблюдать за происходящим со стороны, оставаясь над схваткой. И принять сторону того, чья победа казалась ему более выгодной.
Однако пока Рюрик готовился к походу на Днестр, «знамена Романовы уже развевались на берегах Днепра». Роман Мстиславич опередил противников. Собрав галицкие и волынские полки, он совершил стремительный марш на Киев. Рюрик и его союзники Ольговичи даже не успели бежать из Киева, ворота которого горожане распахнули перед войском Романа. Рюрику оставалось лишь целовать крест, принимая условия капитуляции. Ему был оставлен лишь Овруч – город, давно ставший его резиденцией (сейчас в Житомирской области Украины). Черниговские князья были отпущены на родину.
Занимать стол в Киеве Роман Мстиславич не стал, а отправил туда своего младшего двоюродного брата Ингваря Ярославича, князя Луцкого и Дорогобужского. Его отец – Ярослав Изяславич – княжил в Киеве, а потому права на «отчину» у Ингваря были. Но кандидатуру нового князя, если верить Лаврентьевской летописи, согласовал с Всеволодом Юрьевичем: «…и посадил великий князь Всеволод и Роман Ингваря Ярославича в Киеве».
Сам же Роман поспешил «ко славе нашего древнего оружия, защитить Греческую Империю. Половцы опустошали Фракию… Мужественный Роман вступил в землю Половецкую, завоевал многие вежи, освободил там пленных Россиян, отвлек варваров от Константинополя и, принудив оставить Фракию, с торжеством возвратился в Галич».
Меж тем Рюрик, нарушив крестное целование Роману, вновь объединился с Ольговичами, которые в свою очередь наняли половцев, и вся эта огромная рать пошла на Киев. Во главе половецких орд стояли Кончак, тесть новгород-северского князя Владимира Игоревича, и Данила Кобякович, сын давнего врага Руси – Кобяка. Как видим, половцы уже привычно использовали русские имена. 1 или 2 января 1203 года бесчисленные полчища ворвались в Киев. Судьба города была ужасной. Летописец не жалел красок, погром города был хуже, чем устроенный Андреем Боголюбским в 1169 году. Уцелели лишь купцы-иноземцы «всякого языка», которые сумели выкупить жизни ценой половины своих товаров. То, что осталось от Киева после погрома, было сожжено. Рюрик Ростиславович сполна отомстил киевлянам, открывшим ворота Роману. Уцелевшие жители возвращались на пепелище, оставшееся без князя.
Лишь спустя полтора месяца, 16 февраля, Роман Мстиславич с войском пришел мстить Рюрику к Овручу. Но тот успел к тому времени заручиться поддержкой Всеволода Большое Гнездо. Для великого князя Владимирского было важно не наказать Рюрика, а отвадить его от союза с Ольговичами и половцами. Рюрик был не в том положении, чтобы отказать Всеволоду Юрьевичу, и целовал в том крест не только ему, как «отцу и господину», но и его сыновьям. Прежде всего Константину, что отмечено в летописи особо. Роману этот акт крестоцелования показался достаточно убедительным аргументом, чтобы не вступать в новую войну. Это наглядно подчеркнуло роль Всеволода Юрьевича как верховного арбитра в спорах южнорусских князей. В тот момент судьба Киева зависела от него, он мог принять любое решение. И он его принял: «Боголюбивый и милосердный великий князь Всеволод не помянул зла Рюрикова, что есть сотворил в Русской земле, но дал ему опять Киев». Весной или летом того же года Всеволод заключил мир и с Ольговичами.
«Князь великий Владимирский Всеволод, сын Юрия Долгорукого, и великий князь Галичский Роман Мстиславич вместе с черниговскими князьями Ольговичами договорились и заключили между собой мирный договор, и на кресте принесли клятву пребывать в единстве», – с удовлетворением замечал летописец.
Это всеобщее замирение, организованное Всеволодом Большое Гнездо, позволило даже организовать зимой 1204 года совместный поход на половцев, в котором приняли участие Рюрик Ростиславич, Роман Мстиславич и сын Всеволода Ярослав вместе с другими князьями. Поход был весьма успешным. Но мир между князьями Южной Руси оказался хрупким. В городе Треполе на Стругне, где собрались Рюрик Киевский, его сын Ростислав и Роман Галицко-Волынский, вместо ожидавшегося «мироположения» вспыхнула ссора между Рюриком и Романом. Вся злоба галицко-волынского князя на его бывшего тестя, его супругу Анну (бывшую тещу) и дочь Предславу (бывшую жену), выплеснулась наружу.
Роман арестовал Рюрика и вместе со всем семейством отправил в Киев, где насильно «постриг там его в чернецы, и жену его, и дочь его – свою жену». В представлениях того времени это было равносильно физической смерти для мира. Сыновей Рюрика – Ростислава (причем с женой и детьми) и Владимира – отправили в Галич, где их могла ждать участь родителей и сестры.
Здесь Роман Мстиславич сильно играл с огнем. Ростислав Рюрикович вообще-то был женат на любимой дочери Всеволода Большое Гнездо. То есть в Галич были насильно увезены зять, дочь и внуки Всеволода! А в монахи постригли его свата! На такую авантюру мог пойти только Роман. У Всеволода были все основания начать против него войну.
Но он решил, похоже, не рисковать жизнями своих близких, оказавшихся фактически в заложниках. «Всеволод Юрьевич был очень огорчен судьбой своего свата и его детей и захотел отомстить, но отложил свою месть ради христиан, – заключал книжник. – И послал к великому князю Галичскому Роману Мстиславичу, чтобы отпустил его зятя Ростислава с его братом Владимиром Рюриковичем».
Видимо, аргументы послов были более чем весомыми. Итог переговоров: «Роман же, послушав великого князя Всеволода, отпустил его зятя Ростислава и брата его Владимира». Более того, по условиям заключенного мира Ростислав Рюрикович, зять Всеволода, становился новым киевским князем. «Князь же великий Всеволод посадил зятя своего Ростислава на престоле в Киеве».
В новых условиях пришлось подтверждать и договор с Ольговичами. 6 февраля 1205 года черниговские князья вновь целовали крест великому князю Всеволоду и его сыновьям, а также Роману Мстиславичу. Но, заметим, не киевскому князю Ростиславу Рюриковичу.
Своих посланников к Всеволоду в марте направил и другой его сват – Мстислав Романович Смоленский, племянник Рюрика. После пострижения дяди в монахи и примирения Всеволода с Ольговичами смоленскому князю оставалось только признать свои «вины» и искать покровительства у великого князя Владимирского.
