Влас Дорошевич
«Саша Давыдов»

 
Видел мрамор я плеч белэсне-э-э-эжных!.
 

Какая увлекательная картина!

Какая красота!

Он был забавным бедняком Пикилло.

 
Ты не красив, о, мой бедняжка! —
 

почти с отчаянием поёт своим глубоким бархатным, полным страсти голосом Зорина:

 
Ты не богат и не умён!
Ты с виду чистая дворняжка,
Как шут гороховый, смешон,
А меж тем…
 

– Что меж тем?.. – на пианиссимо дрожит и страхом, и надеждой голос Давыдова.

И что-то вакхическое вспыхивает вдруг

 
Обожаю, люблю,
Мой разбойник, тебя!
 

И эта красивая, гордая женщина делает движение, чтоб упасть на колени перед своей «дворняжкой».

И я вижу этот порыв, этот жест Давыдова, которым он подхватывает её, чтобы не дать, не допустить стать на колени.

И при воспоминании слёзы немного подступают у меня к горлу, как подступали тогда.

Ведь, это же поэзия. Настоящая поэзия любви.

Надо сыграть, милостивые государи!

Надо суметь дать поэзию любви.

А он умел.

Как умел дать и поэзию волокитства.

Коронной ролью короля опереточных теноров был Рауль Синяя Борода.

Я вижу его.

Весь – красивая наглость.

То, что чаровало Эльвиру в дон Жуане.

Красивое бледное лицо, голубоватая борода, чёрный колет, чёрное трико.

Он в трауре: отравил жену.

Носит креповую повязку… на ноге.

И на печальном лице горят весёлые глаза.

 
Супруге незабвенной…
 

какой печалью веет это.

 
Роскошный мавзолей…
 

да его печали нет границ!

Какой твёрдостью, клятвой звучат его слова:

 
Я построю непременно!..