Влас Дорошевич
Мунэ-Сюлли

Там артисты, художники, ученые, писатели, – те, кто составляют душу страны, – смотрят на политиков…

Как он посмотрел бы на сегодняшнюю ситуацию?

Драться за Францию, – да, в 1870 году Мунэ-Сюлли солдатом дрался за Францию.^[17]

Но политика…

Можно представить себе, с какой гримасой на величественном лице сказал великий трагик:

– Я далек от такой грязи!

Его душа, как орел, жила на вершинах. Ему было мало играть. Он хотел:

– Совершать жертвоприношения.

Даже Театр, – через большое «Т» – Театр Французской Комедии, – не удовлетворял его.

Электрическая рампа, крашеные декорации… Он воскрешал:

– Древний театр.

Ездил играть в Оранж, – маленький южный городок, где сохранились развалины древнего, римского амфитеатра.

В Ним.^[18]

Он играл при свете факелов.

Плафоном было темное ночное небо, усеянное звездами.

Декорациями старые, священные от древности камни.

Его мечтой было сыграть Софокла в Афинах.

И священная мечта осуществилась.

Он играл Эдипа в театре Диониса^[19] под небом Аттики^[20] и потрясал своими стонами воздух Эллады.

Париж делится на две части:

– По ту и эту сторону воды.

На этом берегу Сены – приемная Франции, где толпятся иностранцы.

Где суета, блеск, тряпки, удовольствия.

На том берегу – ее радостные жилые комнаты, задумчивый рабочий кабинет и божница.

Пантеон, Латинский квартал, Сорбонна.

Мунэ-Сюлли жил «по ту сторону воды», переходя на этот берег только в Театр.

«Этот берег» на него навевал ужас.