Влас Дорошевич
Маленькое письмо

Говорят, что нет пьес. А я думаю, что пьесы есть, да директоров настоящих нет. На днях, например, ко мне приходит молодой писатель с очень интересной пьесой. У него действие происходит в цирке, и на сцене человек борется с кенгуру. Это очень свежо и оригинально. Я думаю эту пьесу поставить. Кенгуру в драме это очень интересно. Мы кенгуру любим. Во-первых, кенгуру стоит всегда на задних лапках. А это сильно сближает его с нами. Что там ни говорите, а быть всегда на задних лапках – это единственная верная и рациональная у нас программа. Во-вторых, «кенгурой» у нас ругаются. Почему – не знаю. Но я сам слышал, как один мужик обругал одну бабу: «Кенгура ты этакая». На это баба пошла жаловаться к земскому начальнику, после чего правда воссияла. Так что «кенгура» содействует даже к сиянью правды. Наконец, кенгуру у нас очень популярен. Мне говорили, что в зоологическом саду купцы даже водкой кенгуру угощали, так что кенгуру пришлось даже двойной решеткой от публики отделить, чтоб не споили. Про кенгуру даже стихи есть^[8]:

 
«Природы странную игру
Зверек являет кенгуру,
Ему при полной наготе
Кармашек дан на животе».
 

Хорошие стихи, милые и нежные.

Нет, я решительно поставлю на сцену кенгуру, и посмотрю, что из этого выйдет. В «Гордыне» я видел, что вышло из медведя^[9]. На сцене совершается насилие над медведем, а потом над человеком. И я с интересом смотрел, как публика отнесется к тому и к другому. С признательностью или с негодованием. Или посмотрит равнодушно, что с человеком обращаются, как с животным. Скажет только: «бей!» В новой пьесе сейчас же после борьбы с кенгуру происходит борьба с атлетом-любителем. И я с интересом посмотрю: к кому публика отнесется с большим уважением: к кенгуру или к атлету-любителю? После кенгуру, у меня еще есть пьеса, где борются с дикобразом, с бегемотом, с носорогом. И так, Бог даст, переберем по очереди весь зверинец. Пьесы, стало быть, есть – надо только уметь их выбирать.

Впрочем, о кенгуру это я только так, мимоходом. Возвращаюсь к «Идиоту». Мышкина играет г. Аполлонский. У г. Аполлонского возвышенная фамилия. Кроме того, он написал, кажется, 10 стихотворений. По-моему, обладая возвышенной фамилией и написавши 10 стихотворений, он, как артист и писатель, должен был бы сказать: «Я не могу играть гнусных перековеркиваний Достоевского». У артиста и писателя должна быть храбрость сказать папское «non possumus» ^[10][11], если он артист. Будь на месте г. Аполлонского актер смелый, он взял бы да вместо роли князя Мышкина и выучил бы что-нибудь путное, например, роль Раскольникова, – да и сыграл бы ее вечером, к великому изумлению начальства и удовольствию всей публики. Вот как надо поступать, – а не поощрять гнусных перековеркиваний хороших произведений.