Влас Дорошевич
О суде присяжных

И вот читатель, прочитав это «сенсационное» изложение обвинительного акта, поражён, встретив вдруг строчку:

– «Присяжные вынесли оправдательный приговор».

Он ничего не понимает:

– Как же так? По обстоятельствам дела всё выходило «виновен», «виновен» и вдруг «невиновен»?!

Он «негодует». Чаще всего люди «негодуют» именно потому, что они «ничего не понимают». Он негодует:

– Оправдали заведомо виновного!

И, слыша шакалий вой по адресу суда присяжных, шакалий вой, вызванный теми же «краткими заметками», говорит:

– А ведь они правы! Приговоры присяжных, действительно, становятся возмутительными!

И мы не можем его обвинять: ведь он не знает того, что в действительности происходило на суде, и только потому обвиняет присяжных в том, в чём виноваты не они, а другие.

II

К прекрасной формуле, каким должен быть суд, мне кажется, по теперешним обстоятельствам должно прибавить два слова.

Суд должен быть правым, скорым, милостивым и «без запроса».

Уже предварительное следствие ведётся «с запасцем».

Юридическая практика говорит…

Практика! Практика, которая даже служение божеству превращает для жрецов в ремесло!

Практика говорит, что всегда безопаснее взять «степенью выше», чем «степенью ниже».

Эта ошибка будто бы более поправима.

На суде прокурор всегда может смягчить обвинение и не в состоянии на суде его усилить.

Икс обвиняется в убийстве. Если в деле есть не доказательство, а намёк, указание на это, лучше, говорит «практика», ввести обвинение в «заранее обдуманном намерении».

На это будет обращено внимание суда. Суд это исследует. И если это указание, этот намёк обстоятельствами дела не подтвердится, прокурор всегда может отказаться от «заранее обдуманного намерения» и обвинять просто в умышленном убийстве.

Но если обвинение формулировано так: «обвиняется в умышленном убийстве», а на суде намёк, указание на «заранее обдуманное намерение» выяснились бы яснее, то прокурор не может усилить на суде обвинение; чтоб обвинять в «заранее обдуманном намерении», он должен вернуть дело к доследованию, подыскивать «новые обстоятельства, открывшиеся на суде».

«Беда» будет труднее поправима.

А потому, говорит «практика», лучше, безопаснее для правосудия степенью выше, чем степенью ниже.

Так «запросец» вкрадывается в дело ещё в первоначальной его стадии.

Из предварительного следствия «запросец» переходит в обвинительный акт. Обвинительный акт – законный сын предварительного следствия. Оно было с «запросцем», обвинительный акт тоже «с запросцем». Это по наследственности.

Обвинительный акт, конечно, составляется осторожно. Но ведь это не мотивированный приговор суда, апелляции не подлежащий. Обвинительный акт это только приговор обвинительной камеры и апелляции подлежит. Всё судебное следствие есть апелляционный, по существу дела, разбор обвинительного акта.

Обвинительный акт это жалоба закона на подсудимого. Жалоба, которую будут ещё разбирать. И жалобу не мешает написать посильнее. Жалоба всегда одностороння: она не может не быть односторонней. Интересы ответчика обеспечены защитой. Защита будет за него торговаться. Значит, «было бы из чего уступить». И если есть «запрос», то он опасности не представляет. Прокурор не судья. Судить будут другие. Прокурор – сторона. И надо укреплять свою сторону.

И вот тут-то и делается та ошибка, которая часто совершается при оборонительных работах. Очень часто те валы, которые строят для защиты от неприятеля, служат неприятелю только для того, чтобы удобнее войти в город.

Желая укрепить свою «сторону», обвинение выдаёт, наоборот, её слабость, если во время судебного следствия слишком выяснится сделанный «запросец».

Дело вышло из односторонне настроенной обвинительной камеры и приближается к истине, вступило в лучшую свою стадию, – в стадию равноправного состязательного процесса.