Владислав Эдуардович Черенков
Три ада
Вернул тебя обратно в замок я
в точности по времени
и в вечности момента
ускользаю.
СОЛИПСИСТ
В зале стиснув
сердце
проводом,
солипсистом чувствую себя —
и вдруг:
пропало сердце с проводом
без повода;
и вдруг:
надвое порушилась земля,
как опричнина, —
обиженки попали под страты вен,
я держу солнце, будто стратосфера.
Да, я к миру приспособлен,
хотя не бы́л приспособленцем.
Я не коммунист,
но дедушка нам показал пример,
как надо делать революцию —
я сделаю её культурной,
но не нужны ликбезы,
они делают тебя безликим.
Новые перо и кисть
делят мир напополам:
за победу «нового»
я поджигаю пламя прямиком из Рима;
целюсь в «старое»:
окурок сжимаю,
на курок нажимаю незримый.
Смотрю в зеркало и говорю: «И ты Брут», —
не знаю кто тут —
но даже он пропал.
В зале стиснув
сердце
проводом,
солипсистом чувствую себя —
и вдруг:
пропало сердце с проводом
без повода;
и вдруг:
надвое порушилась земля,
как опричнина, —
обиженки попали под страты вен,
я держу солнце, будто стратосфера.
Да, меня мучает
цейтнот,
но меня спасает
цвет нот;
я начинаю кричать,
как Слипкнот,
пробуждает меня
лишь свет тот,
который
доносится
из дивного города
и молнией пронзает агаты;
вспышками строится
дивная копия —
листы летают помятые.
МЕТРОПОЛИС
Посеяв разум великих,
закопав его в пашне
во славу вавилонской башне;
записки героев дойдут до потомков,
тогда на улицу
выскользнут
топотом,
то потом
будет потоп.
И народ
побежал, ему так сказали в ушах.
Окончательно будет забыта любовь.
Окончательно будет забыта свобода.
Где я?
Я с ними бежал.
Где я?
Уже вижу кинжал.
Где я?
Они копают могилы себе —
им так сказали в ушах.
И перед очами Благодетеля
вся людская сеть
двух миров, живущих вместе,
но один следит и наблюдает,
как другой пыхтит и погибает.
Когда в носу свербит
безусый тип,
а там в сети
звучит политэлита;
сзади сателлиты
– деловито свиты,
обвивает свита сбитых.
«Вас ожидает
десять казней египетских —
таков наш шаг экзотерический.
Жизни нет за пределами Метрополиса;
назад полезай, а то планета отколется».
Кручу я у виска:
хочу заставить их
в троянский конь идти,
но рубаха для смирений
для них стала поводка родней.
Производители пластмассового мира
к стене прибивают ковёр-самолёт;
над городом сМерЧ 17 жизней
по эфиру
показательно
унёс.
Когда город пытается выжать,
пожалуйста,
пытайся выжить,
иначе
окончательно будет забыта любовь.
Окончательно будет забыта свобода.
УЛИЧНОЕ ВЫСТУПЛЕНИЕ
Просыпаюсь поздно
и со всклоченным лицом,
когда уже выходит
абсолютно большинство,
гуляю по заброшенным
выселкам,
продувая на макушке
залысину,
с книжками
под мышкой —
от тяжести отдышка,
мои ветренные руки,
как ледышки.
Моё пальтишко всё:
в дырах и пятнах,
дырах и пятнах,
дырах и пятнах,
дырах и пятнах.
Здесь
находясь,
я понял,
что
сердцем и мыслями я – человек.
Я познакомился с первой толпой,
и мне захотелось вызвать рефлекс.
И вот —
над площадью громады
посылаю голосом разряды
с возвышенья выше свечек —
сразу погрузилось вече.
И
крики: «Тише едешь – дальше будешь», —
овации и смех,
рупор и софиты,
пиджаки группами забились,
вспомнились трупы забытые.
Улица полна свидетелей:
в лицах взгляд тысячелетия.
И каждый лоб
заприметил
стремительный взгляд Благодетеля.