Владислав Михайлович Попов
Чё делать?
– Перерыв на отдых 20 минут, тебя не было час! Я научу тебя работу любить. После закрытия остаешься мыть плиту, посуду. Все ясно?
– Ясно, – Саня не стал спорить и нырнул в аромат разогретых полуфабрикатов, глутамата натрия, жареного картофельного крахмала.
Два дня до открытия их учили любить работу.
– Меня зовут Филипп. Сегодня я расскажу о нашей компании. Мы – лучшие! Без шуток, мы – лучшие. Итак, что вы знаете о нашей компании?
– Ничего.
– Неправильный ответ. Вы знаете, что мы – лучшие! Повторим со мной: «мы – лучшие».
– Мы – лучшие.
–Еще раз!
– Мы – лучшие!
–Еще! …Еще! …А теперь такое упражнение. Посмотрите на этот бумбургер. Смотрите какая мягкая белая булочка! Какой яркий свежий салат! Этот янтарный сыр! И, наконец, сочная, аппетитная котлета! Прекрасный бумбургер! Замечательный! А теперь ваша очередь сказать, какой он замечательный!
– Он замечательный.
– Нет! Вы должны сказать своими словами! Дать свое определение, понимаете. Итак, наш бумбургер какой?
– Клевый.
– Хорошо!
– Классный.
– Еще.
– Отпадный!
– Еще!
– Улетный!
– Кайфовый!
– Ништяцкий.
– А теперь ты. Как тебя звать?
– Александр Петровский.
– Саша, порази нас!
– Поразительный.
– Ха-ха! А еще? -Великолепный, грандиозный, чудесный, волшебный, уникальный, – Санек задумался на секунду и продолжил, – божественный, воодушевляющий, питательный, знатный, популярный, очаровательный, милый, – подумал еще секунд 20, – А, может, хватит?
– Хватит, хватит, -как бы искренне рассмеялся менеджер Филипп. – Ты заработал одну призовую звездочку. 10 звездочек – и бумбургер бесплатно.
– 5 касса свободна.
Саня дежурно улыбнулся в толпу, в ответ ему искренне улыбнулась какая-то мелюзга из под стойки. Но мелюзгу вдруг отодвинула взъерошенная пухлая девица.
– Саша? Здравствуй!
«Она меня знает, а я ее? – подумал Петровский и сказал:
– Здравствуй! Что будешь?
– Вас здесь не стояло – завопила мелюзга.
– Я сейчас, мне очень надо, – начала оправдываться пухлая. – Саша, такое дело…
«Лицо знакомое», – удивился Петровский. Толпа заволновалась.
– Девушка, вы заказывать будете или поболтать решили, глазки построить?
– Саш, дай картошку, – пытаясь утихомирить голодную, раздраженную очередь, сказала все еще незнакомка. Пока он шел за порцией, она успела спросить:
– Ты Вику Клюеву не видел?
И тут до Петровского дошло: «Это пропавшая Курицына». Много нелепых персонажей он встретил, когда переехал в этот городишко и пошел в новую школу, всех не упомнишь.
– С тебя 35 рублей. Видел. Мы с ней тебя искали.
– Ой, я деньги забыла. Толпа забурлила, назревала расправа.
– Давай двигай отсюда! Ее стали оттеснять от стойки.
– Где тебя найти, если что? – спросил Петровский, хотя его учили, что посторонние разговоры с клиентом запрещены.
– Посторонние разговоры запрещены, – тут же возник прыщавый менеджер.
Саня гордо проигнорировал этого приказчика среднего звена и повторил свой вопрос:
– Так где тебя искать?
– В «Динозаврике» 35 «Б» павильон.
– Вали отсюда, корова, а то саму на бумбургер пустим.
– Ща я тебя самого на нагетсы пущу, петух мосластый! – неожиданно по-дворовому заговорил Петровский, – и, ваще, не трожь ее, она беременна.
Вся очередь охнула, тут же превратилась в зрительный зал с амфитеатром и партером. На густо покрасневшую Курицыну устремились жадные взгляды. Ошарашенная Лиза удивленно посмотрела на однокашника: «Ну, Петровский, ты даешь!» Как говорил поэт: «Нам не дано предугадать, как наше слово отзовется».
–Попал парень!– загудела публика. Курицына молча удалилась со сцены.
– А он ничего, смазливый, – сказала одна тетя.
– И работящий, – сказала другая.
– Учись, дура, -сказала третья тетя молодой девушке, – как парней надо ловить. Чем она тебя лучше?
– Ну, мам!
К новоявленному отцу, остолбеневшему от такого поворота событий, подошел прыщавый менеджер: «Извини, я не знал, что у тебя проблемы. Думал рапорт написать на твое увольнение, но тебе же семью кормить». Что можно было на это ответить? Петровский не ответил ничего. Он решил забыться в работе. Но это было не просто.
–Ой, что-то на соленое потянуло! Дайте рулетики с соленым огурцом, – хихикая и толкая в бок подружку, просила какая-то дура в красной шапке.
– А мне колу без калорий, а то, понимаешь, растолстею, – подыгрывала ей подруга.
Когда он наливал колу из аппарата, к соседнему кранику подошла Нонна с 3 кассы.
– Сколько уже недель? Ее тошнило?
Все же через полчаса прилив женского внимания стал спадать. Кто-то из свидетелей сцены ушел, кто-то сконцентрировал все внимание на пережевывании пищи, кто-то на переваривании, а кто-то был уже сыт и рассеян. Только-только Петровский вздохнул с облегчением, как услышал за спиной знакомый голос:
– Прикинь, Саш, мне платье не налезло! Ты меня слышишь?
Саша не верил своим ушам. Он повернулся лицом к кассе и поверил. Перед ним стояла расстроенная Клюева.
– Я ей говорю: «Это у вас маломерки наверняка». А та такая: «У наших платьев с размерами все в порядке». А я ей: «По-вашему, это у меня с размерами не все в порядке?» А та такая: «Я это не говорила». Ты прикинь, Саш, намекает… Я растолстела, да? Растолстела?
– А ты время даром не теряешь, я смотрю, – проворковала в затылок Петровскому все та же Нонна с 3 кассы. – Они к тебе в очередь становятся? Может и мне записаться? – коллега игриво ущипнула его за задницу.
«Что за бред?» – пронеслось в голове Петровского.
– Саша, ну, ты чего молчишь? – вернулась в разговор Клюева.
Посетители замерли. Новички начали было ворчать, что очередь задерживается, но на них зашикали свидетели сцены с Курицыной. Вкратце они пересказали содержание предыдущей серии и стали вместе ждать развязки.
–Мам, мы в кино опоздаем, – заныл какой-то детеныш.
– Тихо, ты! Потерпи.
– Что будешь заказывать? – еле выдавил из себя затравленный Петровский, косясь на менеджера. – Ну, Саш, извини, что я тебя потаскала и бросила. Ну, извини. Ну, извини, слышишь. Колу мне дай, нет спрайту лучше. Ну, увлеклась, с кем не бывает.
Тети начали перешептываться:
– А! понятно. Эта его бросила. А он со злости к той ушел. А теперь эта вернулась.
– Ага, и обе с пузом! Бедняга. Кого, думаете, выберет?
– Эта, вроде, покрасивше. Хотя, если парень гордый, то он к ней не вернется.
– А, может, вернется.
– Не, не вернется. Помните, как Эрнандо мучился. А потом, взял и бросил всех. И Ромину, и Хуэнью, и Сусанну.
– Бери свой спрайт и проваливай, – зашипел Петровский. – Сама разбирайся с Курицыной. Она в каком-то «Динозаврике» работает. Все, мне некогда. Следующий.
Клюева не уходила.
– Сань, ну, чё ты дуешься из за мелочи! Ну, чё, ты?
– Следующий.
– Ну, и пожалуйста! Какие мы гордыЯ. Король бумбургеров.
Клюева поймала ртом трубочку, втянула в себя спрайт и уступила место следующему.
17
– Да, ты чО!
– Да, я тебе говорю!
– Вот это да!
– Ты только представь это!
– Кошмар!
– Ужас!
– Представляю, что ты пережила! Представляю!
– Да я такое пережила! Такое! А когда он вжикнул молнией и заорал, я поняла: «Все! Мне конец!»
Щеки у Лизы горели от волнения и воспоминаний. Глаза у Вики горели от энтузиазма и любопытства: «Вот она – награда за терпение».
– Лизка! Ты понимаешь, что ты единственная выжившая жертва! Круто!
– Да? Не верю своему счастью, – с некоторой иронией отвечала выжившая жертва.
– Блин, я те говорю! Я в «СпидИзвестиях» про них читала, про маньяков, – не заметила иронии Вика, – я, прям, вижу, как он это проворачивает. Песенки поет свои заманивающие.
Тут Вика не удержалась и выдала любимый куплет:
Посмотри в мои глаза
И отдай мне сердце смело.
У меня в душе гроза
Гремит на тыщу децибеллов!
Куплет кончился, и Вика вернулась к прозе:
– Девчонки к нему на шею гроздьями вешаются. Он выбирает подходящую, улыбается: «Вот мой телефончик, то-да-се, заходи, автограф дам». А потом…
– Он как Дориан Грей, – мечтательно зашептала Лиза, – внутри монстр, а внешне прекрасен. Поэтому никому в голову не приходит подозревать его.
– Просто он с гастролями по всей стране ездит.
– Ну…
– Ну и вот. Тела жертв по всей стране разбросаны. В самых разных городах. Кому придет в голову между ними связь искать? Тело находят и думают, что это местный маньяк.
Вика наморщила лоб – верный признак напряженной мысли.
– Теперь надо придумать, как мы его ловить будем.
– МЫ!? – обомлела Лиза.
– А кто? Не милиция же! Пока ты им объяснишь, что к чему, пока заявление напишешь. (Да и что ты напишешь? Про куклы в подвале?) Пока до них дойдет, о чем речь, пока они решат, что делать, Он десять раз кого-нибудь убьет! Нет. Тут нужно действовать быстро! Знаешь что?
– Что?
– Я знаю, как тебе помочь.
– Это как? – спросила Лиза.
Вика еще сильнее наморщила лоб.
– Во-первых, надо сменить имидж. Это главное. Принарядим тебя, причешем, подкрасим. Подчеркнем твои достоинства, – Вика жестом как бы поправила грудь вверх, – в общем, сделаем твой имидж более сексуальным.
Лизе снова вспомнились шорты Памелы Андерсон.
– Может, я шорты надену? – робко предложила она, – с колготками. Вика представила фигуру Курицыной в шортах. Мысленно сделала кислое выражение лица
– Что ж, немного вульгарности не повредит. Походишь по центру, покажешь себя.
– А зачем? – Лизу начали терзать смутные сомнения. Может зря она доверила свою тайну такому активному искателю приключений.
– Это называется ловить на живца! Он тебя заметит, выследит… ну а дальше детали, мелочи. Возьмем его с поличным! Прямо на месте преступления. На тебе!
Вика увидела побледневшее лицо подруги и осеклась:
– Это я увлеклась немного.
Лиза успела представить себе, как она лежит в каком-то подвале, на нее надвигается зловещая тень. Лиза медленно, с ужасом в глазах принимает сидячее положение, красиво откидывая челку со лба и изящно изогнувшись. Окровавленный маньяк наклоняется к ней, он готов вонзить в ее белую беззащитную шею свои зубы… Но тут его опередили.
–Сколько можно трещать? Ты сегодня работать собираешься? Я тебе за что деньги плачу? Вырастили лоботрясов, бездельников.
Видение о маньяке пропало. Вместо него возникла Светлана Михайловна. В одной руке у нее был безухий чебурашка, в другой – пластмассовый меч-кладенец. На лице третья степень гнева по пятибальной шкале. Голову рубить не будет, но врезать мечтает. Только присутствие покупателей удерживает ее от экзекуции.
– Иди, давай, следи за мелюзгой, чтоб чего не стырили. Вон их сколько, ползают как тараканы. – Зашипела хозяйка «Динозаврика». – Покупать чего-нибудь будешь? – обратилась она к Вике. – Точно ничего не хочешь? – фраза прозвучала, как угроза.
Вика, как немая замотала головой.
– Тогда пошла отсюда!
Растерянная Вика поплелась к выходу. Дело о маньяке-звезде закрылось неожиданно, едва начавшись. Стало обидно. У самого выхода обида вырвалась наружу:
– Что у вас за сервис хамский такой? Вы как на рынке прям. А вы ж не на рынке. Это ж торговый центр мирового уровня! А вы этот уровень роняете. И игрушки у вас какие-то дурацкие и… и… на голове черти что!
Светлана Михайловна ринулась поговорить об этом, но Вика решила отложить разговор и сходить в кино. Точнее сбегать.
План поимки маньяка на живца произвел сильный эффект в голове Лизы. Она бродила среди игрушек печальной обреченной девой, в ее ушах играла грустная музыка вроде «Deadcandance» или саундтрека к «Twinpeaks». Она нежно трогала кукол и трогательно улыбалась встречной мелюзге. Сорванец, который доламывал машинку, встретился с ней глазами и навсегда перестал шалить. Он оставил машинку в покое и попросил маму купить бледную куклу с косой в руках. Мама полезла за валерьянкой в сумку, но валерьянки не было.
Стас торжественно нес ее на ложе толи любви, толи смерти. Нес, совершенно не напрягаясь, не жалуясь на ее вес. Она не сопротивлялась, склонила голову, украшенную черной фатой, ему на плечо. Вдруг налетели папарацци, защелкали затворы фотокамер. Появилась милиция. Суровые парни в форме окружили Стаса и Лизу, затем взялись за руки, и стали вокруг них водить хоровод. Гроздья поклонниц повисли на руках милицейского кордона. Стас улыбнулся, окинул толпу хищным взглядом. Одна из поклонниц достала фломастер и попросила написать автограф прямо на груди. Ну, не прямо на груди, конечно. На футболке. Да и какая у нее грудь-то? Цыплячья какая-то. Ерунда, а не грудь. Не то, что у Лизы. А все туда же. Стас бросил бедную Лизу, как Остап Бендер Любовь Полищук, и взял фломастер. Наглая пигалица растянула футболку и выпячила свои… Стоп! Что такое? Не может быть!
Лиза стряхнула томные фантазии и ринулась копаться в воспоминаниях вчерашнего вечера. «Omondieu! Точно! Он давал автограф! Он писал что-то на груди поклонницы!» Лиза мысленно укрупнила картинку и увидела номер телефона! «Боже! Жертва выбрана! Ты дура – Лиза! Ты думала, что Стас преследует тебя, а на самом деле не Тебя! Жертва – другая!» Первой реакцией было чувство облегчения, второй – странный укол ревности, третьей – стыд. «Стыдно! Что за эгоизм! Только о себе думаешь!» – отчитала Лиза саму себя. «Девушка в опасности. Ой! Может, она уже того…погибла? Так, нечего хоронить человека раньше времени. Наверняка ее можно еще предупредить и спасти. Давай, вспоминай как она выглядела. Как же она выглядела?» Но капризная память стала вдруг глуха к запросам. Как же так, я же только что вспомнила… Так, он писал на футболке. Какого цвета была футболка? Кажется светлая какая-то. Рисунок был? Не был? Она же не в футболке на улице красовалась, на ней куртка наверняка была. Так, теплее. Какая куртка? Темная или светлая, с капюшоном или без? Короткая или длинная? Может пальто? Вместо этого память выдала: песню «Зачем вы, девушки, красивых любите?» в исполнении тети Люси из деревни; красную вязанную, очень колючую шапку, которую мама заставляла надевать во втором классе; гриб-мухомор; кадр из мульфильма «Ну, погоди!», когда волк схватил зайца; и, на конец, слово «метранпаж». «Что это все значит?». Лиза была просто обескуражена своей памятью.
18
– Я хочу в туалет. Из…из…извините. Вася повсхлипывал еще немного и засобирался уходить.
– Хорошо, хорошо. Да и мне тоже пора поработать, – соврала «просто Аня». – А это вы выбросите, что б больше не вспоминать эту историю, – она кивнула в сторону стразы, – или просто оставьте здесь.
«Просто Аня» произнесла это тоном доброго, доброго психолога и участливо посмотрела в заплаканные глаза несостоявшегося миллионера. Вася кивнул и всхлипнул в знак согласия.
«Не человек, а какое-то мокрое место», – проводила Аня гостя. «Всю грудь заплакал, нытик». 50% хлопка, 30% полиэстера и 20% вискозы неприятно липли к телу. « Придется переодеть». Она прошла в подсобку за кассой, по дороге прихватив чистую футболку. Переоделась, брезгливо бросила промокшую васиным горем футболку в пластиковый мешок, и как-то ненароком заглянула в соседний пакет. В пакете у этой выпендрежницы, которая называет себя менеджером, которая считает себя начальницей, в общем, в пакете у этой дуры Ани лежала свернутая футболка. Ничего примечательного, точь-в-точь такая же как у «просто Ани»: поло, цвет белый, с черной окантовкой на рукавах. Непонятное и непреодолимое любопытство заставило «просто Аню» залезть в мешок к товарке и развернуть содержимое. Глаза ее сузились, рот сжался, непреодолимое любопытство уступило место непреодолимой злобе. На футболке менеджера Анны во всю ширь красовался телефонный номер, написанный красной помадой.
– ПАЧЕМУ ты не в зале?
– Ой! Мамочки! – Аня шарахнулась с испугу в глубь подсобки, стукнулась головой о полку и еще раз вскрикнула «Ой!», только теперь от боли.
– Почему не в зале, а?
– Фу, Эльдар, напугал меня.
– Я спрашиваю, почему не в зале стоишь, почему не работаешь?
–Разве так можно. Так и заикой стать легко. Ну, ты даешь.
– Аня, я тебя русским языком спрашиваю, почему ты не в зале?
– Ну, надо же, теперь шишка будет! Смотри, какая шишка будет.
– АА! – начал закипать и без того горячий Эльдар. – Ты ме– ня слы-шишь? Я спрашиваю, почему ты не в зале!?
– А чо ты арешь на миня? Не, чо арешь-то? Я же все таки девушка. Панятна, а? С нами нежно нада…
Эльдар готов был взорваться, но тут он заметил футболку с телефонным номером.
– А это что?
Тем временем Аня решила ответить на первый вопрос.
– Представляешь, тут один клиент зашел. Странный такой. Взял джинсы не глядя, и, такой, в кабинку…
– Так! Значит, это он телефончик оставил!
– Да, нет же! Это другой!
– Так они к тебе косяками ходят?
– Кто?
– Ты меня спрашиваешь «кто?»
– А то кого же, тебя!
Эльдар задумался.
–Ну! – пошла в атаку «просто Аня», – кто ко мне ходит?
– Эти… эти клиенты. Эти, которые телефончики оставляют. В кабинках.
– Никто мне телефончик не оставлял, понятно!
– Тогда, тогда, – начал задыхаться от ярости Эльдар, – почему ты не в зале?!
– Мне футболку заплакал дурак один!
– Какой дурак?
– Вася.
–Вася?
– Вася, Вася.
–Что здесь делал дурак Вася?
– Дурак Вася здесь плакал! Ну, не здесь, а в примерочной.
Эльдар не нашелся, что сказать. Тогда Аня продолжила.
– Понимаешь, он собирался жениться. Ну, не то чтобы собирался… Вы, мужики, редко по своей воле женитесь. Я вот помню…
– И вы в примерочной свадьбу справляли!
– Нет, не справляли. Не справляли! Он вообще не на мне собирался жениться! Мы вообще друг друга не знали. До сегодняшнего дня.
Эльдар шарахнул кулаком по стене.
– Все! С меня хватит. Я найду твоего Васю и ноги ему переломаю. Я ему…
– Ба, ты что ревнуешь? Эльдар, ты ревнуешь.
– Ни к кому я не ревную! Понятно? Тебе понятно?! Еще чего. Тебя что-ли ревную?
В гневе неревнивый Эльдар вышел из подсобки, чуть не вышибив дверь. Через 17 секунд, чуть не вырвав дверь с петель, он снова туда вошел.
– А телефон на футболке откуда?
– Это не моя футболка, понятно! Она у Ани, твоего менеджера, из пакета выпала. Я подобрала. Что б обратно сложить. Ну и увидела. А тут ты ворвался.
– А сейчас мы узнаем, чей это номер и кому его оставили, – Эльдар вытащил телефон, – сейчас узнаем. Сейчас мы всЕ узнаем! Все!
Он начал набирать номер.
– Давай, давай! -подзуживала «просто Аня».
– Сейчас, сейчас!
Раздались длинные гудки.
19
Толик попрыгал на одной ножке и получил огромное, ни с чем несравнимое удовольствие. Потом попрыгал на другой и получил удовольствие совсем-совсем преогромное. Во-первых, потому что попрыгал, во-вторых, потому что научился прыгать на другой ноге, в-третьих, он ни разу не попал на черточку. Так бы прыгал по квадратикам, и прыгал.
– Толик, перестань прыгать, упадешь.
Толик рассмеялся, решив, что мама шутит. Ведь он только что прыгал и не упал. В доказательство он попрыгал еще.
– Толик, здесь нельзя прыгать! В садике прыгай.
«Где в садике прыгать? Там нет квадратиков, – подумал Толик, – а здесь весь пол был в квадратиках, специально для прыжков.
–Дай руку.
Толику не хотелось отдавать свою руку. Их итак было всего две. Он пытался спрятать ее за спину. Но рука была схвачена. Только другая. Мама решительно двинулась в сторону магазина «Шарман». Толик с отчаяньем подумал, что его опять ни за что наказывают магазином. Уже три раза наказывали. В знак протеста он притворился мертвым и повис на маминой руке. Так он проехал четыре квадратика. Наконец мама устала волочить тело Толика.
– Хорошо, оставайся здесь. Я быстро. Никуда не уходи.
Мама скрылась в лесу из разноцветных тряпочек. Прошла вечность. Толик попрыгал. Но прыгать, когда не смотрит мама, было скучно. Залез на скамейку, посидел. Слез, постоял. Поковырялся в носу, приклеил козявку к сиденью. Подошел к перилам и попробовал посмотреть сквозь стеклянное ограждение на нижний этаж. Видно было мало. Толик не привык отступать перед трудностями. Он начал карабкаться на перила, пытаясь зацепиться ногой за крепление, которое держало стекло.
– Э, чувак, ты куда?!
Рука незнакомого дяди взяла Толика за шкирку и перенесла его с перил на скамейку.
– На лучше, поиграй. Бери, бери. Это – подарок.
Толик взял, что дают, не сказав «спасибо». Добрый дядя тут же исчез в толпе. Вот оно – счастье. Его можно повесить через плечо и носить. Толик взял счастье и повесил. Удовлетворенно погладил ремешок. Теперь у него есть сумка такая же, как у папы. С молнией. Это вам не простой мешок, с которым в детский сад ходят. В группе все обзавидуются, когда он с новой сумкой придет. Особенно Ванька Лыков. О, боковой кармашек! Что тут в боковом кармашке? Монетка, билетик, еще один билетик и еще какая-то бумажка. Толик с волнением перешел к молнии. Засопел, сосредоточился, пустил соплю и со второй попытки открыл главное отделение на сумке. Внутри был настоящий клад. Целая россыпь потрясающих вещей. Толик выудил ключи на колечке. Их было раз, два, много. Один желтенький. Но сердце Толика забилось чаще не от ключей, а от красного, блестящего, почти нового, так удобно лежащего на ладошке БРЕЛКА! На брелке, под пластиком была картинка тети в одних трусах. Толик предпочел бы картинку с танчиком. Но и так сойдет. Затем из сумки была извлечена ручка. Такая желтая, с синим колпачком. Колпачок даже не искусан совсем. Толик тут же оставил на нем след своих зубов. На скамейке ручка не писала, а на ладошке писала. А потом и на скамейке записала. Толик нарисовал овал, на нем еще один овал, а к нему пририсовал черточку. Получился танчик. Удовлетворенный, Толик положил ручку обратно. Далее были найдены: клевая пуговица, металлическая, как у мамы на джинсах; таблетка (Толик ее сразу выкинул); тяжеленькая штука, которую папа называл свечкой; календарик с машиной, как у папы, только не совсем как у папы, а покрасившее; резиновый кругляшок, который, если растянуть, становится похож на сдутый, скользкий шарик. Шарик не надувался. Наверно, это для взрослых шарик, надо маму попросить надуть, когда выйдет.
Дядя, который сделал Толику такой дедморозовский подарок, тоже взял кое-чего из сумки. Так ерунду всякую. Если б Толик узнал, чего лишился, то даже бы не расстроился. Совсем, практически ничего не взял себе дядя. Только тоненький конвертик с деньгами, да водительское удостоверение на имя Мизулькина Андрея Афанасьевича с правом вождения автомобиля ВАЗ 2105. Да и то, удостоверение потом выкинул, потому что ключей от машины в борсетке все равно не было. Только от квартиры были, а от машины не было.
Ключи были в кармане Мизулькина Андрея Афанасьевича. Он забыл их переложить в борсетку. Какой он все -таки забывчивый! Вот и сейчас стоит гражданин Мизулькин в обувном магазине и не может вспомнить, где он борсетку оставил. В смятении его душа. И в растерянности. Правда, она давно в смятении и в растерянности, еще до того как борсетка пропала.
С первых шагов по блестящему мраморному полу торгового центра поднялось смятение в душе Мизулькина. Ибо он возжелал. Возжелал он предмет не то чтобы недостойный, но и не совсем возвышенный. Короче, захотел он купить ботинки. Простое человеческое желание, литературе хорошо известное. Один герой Достоевского только об этом и мечтал. Чувствовал себя униженным и оскорбленным в ботинках с дыркой на подошве. Туфли Мизулькина были в гораздо более приличном состоянии. Малость стоптаны, каблук стерся несколько криво, кожа кое-где потрескалась, но дырки не было. Герой Достоевского таким туфлям даже бы обрадовался. Хотя, наверно, и удивился прихотливому фасону. Мизулькин же решительно застеснялся своей обуви. При первом взгляде на витрину застеснялся. Взгляд его жадно шарил по полкам, завистливо цеплялся за ноги прохожих. Но «просто купить» ботинки оказалось совсем не просто. Андрей Афанасьевич считал себя человеком не только умелым, но и разумным. Решил он выбрать, что-нибудь скромное, недорогое, но надежное и практичное. Поэтому магазины «Феллини», «Пазолини», «Сорентино» пришлось пройти, не заглядывая внутрь. То, что стояло в витрине совершенно не соответствовало представлению Андрея Афанасьевича о скромности. Какая-то роскошь, запечатленная в коже – вот что это было, а не туфли. В следующей витрине ценники были поскромнее, однако все равно вызывали неприятие. Так Андрей Афанасьевич не стал покупателем и в магазине «Галопом по европам». Собравшись с духом, он все же решил провести разведку боем в лавке напротив. Продавец кинулся к нему с широкой улыбкой старого друга, что вызвало в душе покупателя Мизулькина смутные, но стойкие подозрения, что что-то не так. «Я сам. Сам. Я только посмотреть», – начал энергично отбиваться Мизулькин. Продавец обиженно ушел и стал наблюдать за покупателем с расстояния. 23 пары обуви смотрели на Мизулькина с одной стены и 35 с другой. К полкам были прикреплены небольшие баннеры, которые призывали его оценить немецкое качество. Рядом с некоторыми туфлями висела бирка «настоящая резиновая подошва». Бирка заставляла задуматься. «Значит, есть и ненастоящая резина. Фальшивая. Надо быть на стороже», – это был сигнал тревоги. Пока еще слабый сигнал, еле различимый. После некоторых поисков более-менее адекватный ценник был обнаружен. На ценнике стояло какое-то несолидное бежевое изделие, все в дырочках, с острым носом. Расстройство какое-то. Такое даже в руки неприятно брать, не то, что на ноги надеть. Зато рядом стояли туфли просто загляденье. Подошва массивная, но не толстая. Носок не тупой, но и не острый. Элегантные, можно сказать, туфли, но не пижонские какие-нибудь там. Не лакированные какие-нибудь. И цвет подходящий, темно-коричневый. Носить такие можно и с джинсами, и с брюками. Очень важно, что с брюками. Потому как в департаменте культуры все ходят исключительно в брюках. Возможно и он, Мизулькин, сможет ходить в департамент. Как раз ему намекнули, что есть свободное место в отделе народных хоров. Место теплое, нагретое предшественником, с командировками в областной центр. Крутой поворот может случиться в карьере. Даже не поворот, а резкий взлет. Туфли при этом взлете очень бы пригодились. Без туфлей в департаменте делать нечего. Мизулькин замер, разглядывая картины светлого будущего с туфлями «Гросс Мук». Вот, он, начальник отдела покачивает своей красиво обутой ногой в такт песне «Как на речке ЧухнЕ одинокий утес…» А вдруг его не возьмут в департамент? И куда он пойдет в своих новых туфлях без рубля в кармане? К родителям на огород? Не, надо что-то попроще поискать. Видя, что покупатель поставил товар на место, продавец презрительно отвернулся. Немного конфузясь потенциальный начальник отдела народных хоров покинул обувное заведение. «Зато я поступил как разумный человек. Не клюнул на их удочку. Сохранил деньги. Со мной их маркетинговые фокусы не пройдут», – голос разума пытался заглушить уязвленное самолюбие. Легкая рябь прошла по душе Андрея Афанасьевича, как по морю. Но не обратил внимания на эту рябь Андрей Афанасьевич и пустился в погоню за туфлями, словно Ясон за Золотым Руном. Не прошло и пяти минут, а на горизонте уже появилась гавань, где можно было раздобыть сокровище по сходной цене.
20
Костя Таракан сразу понял, что эта борсетка – его. Лох только носит ее до поры до времени. Носит и не знает, что она уже 3 минуты как Костина. Лох вцепился в борсетку так, что сразу стало видно – там деньги. Костя посмотрел в лицо лоху. Лицо светилось деньгами. Получкой, премией, подарком, – все равно. Костя знал этот взгляд. Рыскающий взгляд человека, мечтающего что-нибудь купить. Лох мечтал потратить деньги. Избавиться от них. Костя ему поможет. Лох подошел к витрине обувного магазина. Это хорошо. Он будет мерить всякие ботинки. Его неумелые, неловкие ручки будут заняты возней со шнурками, язычками, ложечками, они отставят борсетку в сторону. Лох будет пыхтеть, ковыряться в товаре, волноваться и на долю секунды забудет о борсетке. Всего на долю. Тогда умелые и ловкие руки Кости возьмут эту забытую вещь. Лох постоял и пошел дальше. Костя проводил его глазами. Потом медленно, с гримасой боли, широко расставляя ноги, подошел к витрине. «Шикарные шузы, чё этому лошаре не нравится?» Та же история повторилась у второго магазина, затем у третьего. У витрины четвертого магазина лошара помялся чуть дольше. И все равно не вошел. Костя занервничал. В чем дело? И тут до него дошло: лошара жмотится. «Сколько же у него денег, если ему не по зубам те шикарные шузы за 700 рублей, или те – за 450? С кем я связался? – с горечью подумал Костян, – с кем мне приходится работать! Какие мелкие люди! Жмот убогий!» Жмот как будто получил от Кости пинка и двинулся внутрь пятого магазина с обувью даже не взглянув на витрину. Там он шарахнулся от продавца, как от вооруженного налетчика. Затем стал робко изучать полки. Костя вошел в магазин и встал на исходную позицию. Наконец, лох наклонился, взял какую-то уродливую коричневую галошу, сунув борсетку в подмышку. Костя тоже взял с полки туфлю и подвинулся поближе. Лох застыл, Костя тоже. «Ну, давай же! Садись, примеривай! Это твой фасон», – мысленно подгонял трусливого покупателя Костя. Лох не подгонялся, уставился в туфлю, как будто увидел в ней что-то. Затем с сожалением поставил ее на место и поплелся к выходу. Косте стало стыдно за своего клиента.
21
Первый же ценник в магазине «Нога человека» вернул Андрею Афанасьевичу Мизулькину бодрость и самоуважение. «Вот они – правильные цены. Я знал, что их найду». Андрей Афанасьевич начал уверенно чеканить шаг вдоль полок. В такт шагам в голове его зазвучало: «Бороться и искать, найти и не сдаваться!» Ликование росло от ботинка к ботинку. «Сейчас бы как лох потратил такие деньжищи. А тут я могу хоть две пары купить!» Вариантов было море. «Допустим, я возьму вот эти туфли…Правда, они черные, ну да ладно. И нос у них тупой, ну и плевать. Тогда к ним я могу прихватить сандалии. В них и на дачу можно, и, вообще, летом удобно… Так, а если я… – Мизулькин дернулся в другую сторону и схватил следующую пару туфлей, – куплю эти подешевле? Они, правда, совсем уж к костюму не подходят. То есть в департамент в них не пойдешь. И видок у них не ахти. Зато в нашей грязи такие не жалко. И, главное, денег хватит еще на кроссовки. Я ж бегать хотел по утрам. Вот и начну». Кроссовки оказались дороже, чем предполагалось. Туфли в одной руке, кроссовки в другой. Человек разумный Мизулькин сосредоточенно взвешивал варианты. «Или в департамент в туфлях, или бегать в кроссовках. Может, здесь кеды есть? Они еще дешевле. Тогда и туфли для департамента получиться взять». Всегда есть выход для человека с интеллектом.
– У вас кеды есть? – с надеждой спросил носитель интеллекта.
– Нету.
«Вот ведь, выбор жизненного пути зависит от такой мелкой вещи как ботинки», -с досадой рефлексировал про себя Мизулькин. В душе его снова стало неспокойно. Уже не рябь пошла по морю души его, а небольшие волны с белыми гребешками, как поэтично описывали морское волнение первой ступени мореходные кодексы 19 века. «Может, к черту этот департамент? Куплю кроссовки. Это и удобно и красиво. Буду спортивный, энергичный, дело свое открою…Стоп, если не брать туфли, тогда я, вообще, зимние ботинки могу купить!» Продавец раздраженно смотрел как покупатель, неровно поставил кроссовки на полку и шагнул к зимней обуви. В другой руке покупатель продолжал держать туфли.
