Владимир Бехтерев
Феномены мозга

Гипноз, внушение и психотерапия и их лечебное значение^[62]

Учение о гипнозе и внушении за последнее время достигло такого развития, что нелегко было бы дать обзор всему, что в этой области имеется ценного в научном отношении. Но область врачебного применения гипноза и внушения особенно выделяется по своей практической важности, и эту-то область мы постараемся рассмотреть возможно кратко, не вдаваясь в большие подробности.

Знакомство с нею тем более важно, что именно в этой области в изобилии распространяются различными лицами шарлатанские брошюры в духе неомесмеризма и старого учения о животном электричестве, поддерживающие совершенно ненаучные взгляды о существовании особой внутри нас содержащейся силы, которою будто бы исключительные личности, именующие себя магнетизерами, обладают в особенно сильной степени, дающей возможность магического воздействия на других.

Само собою разумеется, что мы не войдем в рассмотрение этой литературы, рассчитанной на невежество широких кругов публики в данной области и поддерживаемой различными соображениями, не имеющими ничего общего с истинным знанием, а постараемся ограничиться в области, нас интересующей, только одной, строго научной стороной дела.

Факты из древней истории, относящиеся к внушению. Целебное значение внушения вообще и гипнотического в частности известно со времен глубокой древности. Знатоками силы внушения в древности являлись большей частью жрецы, которые обыкновенно связывали силу внушения с религиозными церемониями. Таким образом, знакомясь ближе со способами исцеления в древних храмах Египта, а также в древних греческих храмах Эскулапа, нетрудно усмотреть, что уже тогда секрет внушения был известен жрецам, состоящим при храмах, куда стекались богомольцы и другие лица, искавшие исцеления. Можно с достоверностью утверждать, что в древние времена внушением различного характера в подходящих случаях пользовались довольно широко. Между прочим, внушение играло роль и при гаданиях древних, особенно же в прорицаниях. Указания на пользование внушением можно найти, между прочим, и в книгах Ветхого завета.

В последнее время гипнологическая литература пополнилась исследованиями, относящимися до применения внушения в евангельские времена в соответствующих случаях с особенным успехом.

Известно, что в евангельские времена на каждом шагу производились исцеления бесноватых и одержимых, которых наука ныне признает за больных истерическим психозом и которые в религиозно настроенном населении, уверовавшем в силу дьявола, всегда встречаются в изобилии. Позднее много было таких бесноватых или одержимых в Средние века. Ныне в интеллигентных слоях населения случаи такого рода уже почти исчезли, но в некультурных слоях еще до сих пор много верующих в колдовство, порчу и бесовскую силу, и немало встречается еще и ныне так называемых бесноватых под названием порченых и кликуш.

Как в евангельские времена эти случаи исцелялись силой внушения, связанной с сильной религиозной эмоцией, так и ныне они поддаются лечению внушением и еще больше – внушением, связанным с эмоцией грядущего исцеления, основанной на вере. Таким же точно образом производилось в эту эпоху исцеление сухоруких и расслабленных.

Но ввиду особого интереса мы считаем небесполезным ознакомиться с приемами, которыми пользовался Иисус при своих исцелениях. Некоторые описания, сделанные евангелистами, достойны того, чтобы на них остановиться. В этом отношении поучительным может явиться, между прочим, случай исцеления сухорукого, описанный тремя евангелистами (Матф. XII, 9–13; Марк III, 1–8; Лука VI, 4–10).

Вряд ли нужно говорить здесь, что под общим названием сухоруких в евангельские времена понимались вообще больные с недеятельностью руки от паралича и атрофии. К таковым, без сомнения, относились, между прочим, и случаи истерического паралича, также при долговременном развитии сопровождающегося атрофией от недеятельности. Нечего говорить, что и в числе расслабленных имелись случаи истерического паралича нижних конечностей.

В упомянутом случае нетрудно узнать истерический паралич еще и потому, что дело шло об изолированном параличе руки. Исцеление происходило в субботу, когда по старому закону и требованию фарисеев евреи не могли ничем заниматься. Но Новый Учитель, как известно, устранял ненужные отжившие формы, которых крепко держались фарисеи вопреки даже здравому смыслу. Так случилось и на этот раз при совершении исцеления. В синагоге в субботу находился больной, правая рука которого была «сухая». Присутствующие, естественно заинтересованные борьбой нового учения со старым, ожидали, что Иисус непременно приступит к исцелению сухорукого в субботу же. Нечего и говорить, как должен был желать своего исцеления несчастный больной, который, очевидно, уже давно уверовал в чудодейственную силу Иисуса.

Иисус, в которого вера была уже упрочена, войдя в синагогу, велит выйти больному на середину, перед всеми, что должно было еще усилить эмоцию больного и укрепить веру в ожидаемое им. Затем возникает коварный вопрос со стороны тех, которым исцеление могло только помешать: «Можно ли исцелять в субботу?» Но этот вопрос фарисеев был тотчас же отпарирован встречными вопросами со стороны Нового Учителя: «Должно ли в субботу добро делать или зло? Душу спасти или погубить?» Фарисеи не знали, что сказать. «Кто из вас, – продолжилось нравоучение, – имея одну овцу, если она в субботу упадет в яму, не возьмет ее и не вытащит? Сколь же лучше человек овцы? Итак, можно в субботу делать добро».

Нечего и говорить, что эта нравственная победа Нового Учения над фарисейским могла только усилить его ореол среди окружающих и не могла не воздействовать и на самого больного.

После этой разговорной прелюдии Иисус, посмотрев на фарисеев, «с гневом скорбя» (Марк), обращается к больному: «Протяни руку твою» – и исцеление происходит (Марк).

Не менее поучителен другой подробно описанный евангелистами случай исцеления расслабленного в Капернауме. Случай этот описан теми же тремя евангелистами. Вряд ли нужно говорить здесь, что под расслабленным опять-таки следует понимать истерически-параличного.

В то время, когда Иисус учил в Капернауме, собралось много фарисеев и книжников из различных мест – Галилеи, Иудеи и из Иерусалима. Сюда же принесли и расслабленного на постели. Нет надобности говорить, что он был привлечен сюда как своею верою в Иисуса, так и верою окружающих его лиц. Но оказалось, что стечение народа было столь значительно, что проникнуть, да еще с постелью, сквозь массы народа не было никакой возможности. Но вера делает свое, и обращаются к героическому средству: раскрывают крышу и этим необычным способом доставляют расслабленного на постели непосредственно к ногам Нового Учителя (Лука).

Нет надобности говорить, что и громадное стечение народа, и столь необычный прием в доставлении расслабленного к ногам Иисуса не могли не подготовить пациента к исцелению. Видя веру их, Иисус, обращаясь к больному, говорит: «Прощаются тебе грехи твои». И, заметив, очевидно, недоумение на лицах окружающих его книжников и фарисеев, которых такое обращение не могло не поразить, и как бы читая их мысли, говорит им то, что одновременно должно было относиться и к самому больному: «Что вы помышляете в сердцах ваших? Что легче сказать: “Прощаются тебе грехи твои” или “Встань и ходи”?» Это косвенное, но сильное внушение подействовало на верующего больного, и совершается чудо, поразившее всех^[63].

Вера и слава Нового Учителя обеспечивают то, что уже одних громких и повелительных форм внушения, как «исцелись», «встань и ходи», «я хочу», достаточно, чтобы исцеление действительно наступило, В иных случаях Иисус еще усиливает свою повелительную формулу, требуя не только чтобы пациент встал и шел, но и чтобы он взял с собою и постель свою и нес ее сам: «Встань, возьми одр свой и иди за мною!»

Не менее поразительны случаи исцеления прокаженных, под которыми, как утверждают некоторые авторы, понимались в древности больные, страдавшие песью, или vitiligo, которая, по народному поверью, распространенному и ныне на Востоке, должна была олицетворять собою духовную нечистоту, вследствие чего люди, страдавшие такой сравнительно невинной болезнью, считались отверженными отовсюду, пока не очистятся^[64].

Одинаковыми приемами пользовались и апостолы. В этом отношении заслуживает внимания исцеление с помощью религиозного внушения и веры Петром и Иоанном хромого нищего, описанное в Деяниях апостолов (III, 1–8). Увидев возле храма среди других нищих просящего милостыню хромого, Петр, будучи вместе с Иоанном, всмотревшись в больного и, очевидно, распознав исцелимую форму паралича ноги, обратился к нему: «Взгляни на нас». И тот стал всматриваться пристально, уже поддавшись внушению. В эту минуту Петр решительно заявляет: «Сребра и злата нет у меня, а что имею – даю тебе. Во имя Иисуса Христа Назарея встань и ходи». Он при этом берет его за руку, и исцеление происходит.

Со времен древности чудесные исцеления, основанные на вере, производятся подобным же образом и позднейшими целителями, как показывают некоторые страницы Четьи-Минеи.

Но секрет внушения был известен также и многим лицам из простого народа, в среде которого он передавался из уст в уста в течение веков под видом знахарства, колдовства, заговора, порчи, сглаза и т. п.

Применение гипноза и внушения разными гипнотизерами. Время от времени гипноз и внушение проникали и в более интеллигентную среду под видом разного рода оккультистических знаний, игравших особенно видную роль в средние века и позднее, как, например, черной и белой магии, учения о животном магнетизме, так называемого месмеризма с его флюидической силой и т. п.

Нет надобности говорить, что, эксплуатируемые с корыстною целью, эти учения часто сопровождались различного рода шарлатанскими приемами воздействия на людей, вследствие чего, естественно, солидные умы должны были отворачиваться от этих учений.

Тем не менее нельзя не отметить, что такие «магнетизеры», как Гритрекс, живший в XVII столетии, Калиостро, действовавший в конце позапрошлого столетия, Гаснер и современник его Месмер, делавший сеансы во Франции в течение первой четверти истекшего столетия, сильно возбуждали умы в населении и, естественно, привлекали к себе внимание ученых.

Слава Месмера в Париже, например, дошла до того, что он не успевал принимать всех обращавшихся к нему, и, чтобы освободить себя от притока неимущих пациентов, он загипнотизировал на улице дерево, к которому должны были прикасаться бедняки, чтобы получить исцеление. Надо, впрочем, заметить, что это уже было началом конца его славы.

В это время парижская Академия, запрошенная по поводу явлений месмеризма, дала ответ, неблагоприятный для Месмера, признав, что в его действиях нет ничего необыкновенного, а то, что есть действительного, может быть сведено на воображение (imagination). Это решило участь Месмера, который потерял кредит в обществе и уже не мог оставаться в Париже. Говоря о Месмере, нельзя не упомянуть и о маркизе Пюнзегюре, лечившем во Франции магнетизмом одновременно с Месмером, но известном своим бескорыстием и открывшем, между прочим, явления сомнамбулизма.

Родиной современного гипнотизма признается Восточная Индия с ее таинственными факирами, где гипноз составляет как бы народное достояние и где «чудеса» гипнотизма показываются в больших городах, часто на рыночных площадях, за небольшую, собираемую тут же плату. Естественно, что, когда с прорытием Суэцкого канала Индия стала ближе к Европе, в последнюю стали проникать и более полные сведения о гипнозе. Тем не менее толчком к новейшему развитию учения о гипнотизме опять-таки послужили сеансы известного магнетизера Ганзена, который, как сообщали о нем газеты, ознакомился с явлениями магнетизма в Африке.

Явившись в Европу в конце 70-х годов, Ганзен стал, как и многие из завзятых гипнотизеров, эксплуатировать гипнотизм с корыстною целью, заявляя в то же время об особой принадлежащей ему силе. Устраиваемые им специальные сеансы на квартирах оплачивались довольно дорого: в Петербурге, например, не менее 200 руб. за вечер.

Эти сеансы на Западе заинтересовали и некоторых ученых, например Шарко, Гайденгайна и др.; но у нас к ним отнеслись иначе.

Сеансы Ганзена и здесь привлекли внимание интеллигентных, особенно аристократических, слоев населения, и в приглашениях Ганзена на сеанс, несмотря на их огромную стоимость, не было недостатка. Но вот его специально приглашают в один дом, близкий к высшим медицинским сферам того времени, и туда же приглашают почти всех тогдашних психиатров с профессором Мержеевским во главе. Приемы гипнотизации Ганзена, как я мог убедиться на этом сеансе, были очень примитивны и состояли из применения простого стеклянного граненого шарика, на который Ганзен предлагал смотреть в течение многих минут.

К сожалению, вышеуказанный сеанс оказался неудачным. По крайней мере ни одно из многих лиц, желавших быть загипнотизированными, не впало в гипноз. Положение ухудшилось еще тем, что некоторые из врачей, будучи заранее предубеждены против гипнотизма как реального научного факта, притворились загипнотизированными и ввели в обман самого Ганзена. Хотя последний пытался затем представить присутствующим на этом сеансе заранее приготовленных им для таких сеансов двух лиц, на которых он желал продемонстрировать разнообразные явления гипноза, но недоверие к нему, а следовательно, и к лицам, которые им были привезены на сеанс, возросло до такой степени, что все более авторитетные психиатры отказались смотреть демонстрацию явлений гипноза на посторонних лицах. Таким образом ставка Ганзена была проиграна, и этот вечер решил его участь в России.

Сеансы его были запрещены, не возбудив в специалистах никакого научного интереса к явлениям гипнотизма. В то же время мой достоуважаемый учитель проф. И. П. Мержеевский вошел с соответственным представлением в Медицинский совет, результатом которого явилось запрещение публичных сеансов гипнотизма. При этом Мед. сов. постановил, что врачам разрешается применять гипноз к больным под теми же самыми условиями, установленными законом, которые относятся к производству операций, т. е. с обязательным присутствием при сеансе другого врача. Притом же гипнотизирующий врач должен был предварительно озаботиться соответственным разрешением на лечение внушением.

Если первое постановление действительно вызывалось потребностью времени, то надо сильно пожалеть о втором постановлении, равносильном почти полному запрету врачам применять в практике гипноз, так как всякому ясно, что сеанс гипноза не есть операция и нельзя требовать от больных, нуждающихся в подобных сеансах, чтобы они оплачивали труд двух врачей, не говоря о том, что благодаря условиям жизни сельского населения России часто совершенно немыслимо иметь двух врачей, когда иногда и одного найти трудно.

В этом постановлении, кроме того, скрывалась одна дурная сторона: врачи, желавшие применять гипноз, были поставлены под подозрение, подобно лицам, могущим эксплуатировать гипноз с преступной и своекорыстной целью. Если в вопросе об операциях имеется вышеуказанное положение, то оно объясняется просто тем обстоятельством, что, как всякий понимает, нельзя одновременно хлороформировать и оперировать, а поручать хлороформирование не врачам, без сомнения, рискованно. Таким образом, здесь сама необходимость привела к изданию закона, который тем не менее, как всем известно, не исполняется по нашим деревням и селам в силу прямой невозможности его исполнять.

Но спрашивается, был ли какой-нибудь смысл запрещать свободно пользоваться гипнозом с лечебною целью врачам, которым вверяют гораздо более рискованные и опасные средства, как всевозможные яды и анестетические вещества, и которые кроме своего образования и диплома связаны в своей деятельности не только всем известной клятвой Гиппократа, но и профессиональной этикой и товарищеским мнением, не говоря уже о возможных уголовных карах?

Последствия такого отношения не заставили себя ждать.

Серьезные врачи отказались от применения гипнотизма в своей практике, потому что никому из них не было охоты рисковать своим положением и добрым именем, а это привело к тому, что гипноз как лечебное средство вскоре перешел у нас в руки профессиональных гипнотизеров-шарлатанов и вообще таких лиц, которым нечего терять.

Это запрещение вызвало известную реакцию и на Западе, так как в Германии была издана книга, в которой были собраны мнения многих известных авторов трудов по гипнотизму, которые, естественно, осудили распоряжение русских бюрократических сфер.

Но это не оказало воздействия на последние, и развитие учения о гипнотизме и внушении у нас в России было в корне убито вплоть до конца истекшего столетия.

Поводом к пересмотру вопроса о гипнотизме и внушении была репрессивная мера, принятая врачебной инспекцией по отношению к доктору М., осмелившемуся применить гипноз без соблюдения опубликованных правил. Это послужило толчком. Доктор М. написал маленькую брошюру о своем деле и передал рассмотрение вопроса на Пироговский съезд. Последний передал в свою очередь вопрос на рассмотрение специальных психиатрических обществ, которые все без исключения высказались в пользу устранения пут, которыми окружили в России без нужды применение гипноза во врачебной практике. После собрания всех этих мнений один из следующих Пироговских съездов возбудил ходатайство об изменении упомянутых постановлений, касающихся гипноза. Когда ходатайство это достигло Медицинского совета, мне посчастливилось в качестве докладчика перед Медицинским советом содействовать устранению стеснительных постановлений в отношении гипноза и вместе с тем освобождению русских врачей от подозрительного к ним отношения со стороны властей в вопросе о гипнозе.

Такова печальная история врачебного применения гипноза в России, сильно задержавшая, как сказано выше, и научное развитие у нас учения о гипнозе.

Начало научного изучения гипноза и внушения. Обращаясь к вопросу о том, кто ввел гипнотизм в науку, иначе говоря, кто впервые сделал гипнотизм предметом серьезного научного изучения, необходимо заметить, что еще англичанин Бред в середине истекшего столетия дал вполне научное исследование явлений гипнотизма.

Англичанин доктор Бред из Манчестера в 1841 г. наблюдал магнетический сеанс женевского профессора Лафонтена с целью разоблачить его проделки. Но вместо предполагаемых разоблачений шарлатанства он усмотрел на этих сеансах нечто, ранее им и не подозреваемое, и признал подлинность наблюдаемых явлений. Он ввел, таким образом, впервые в науку понятие об искусственно вызванном сне, назвав самое явление гипнотизмом, что удержалось до наших дней. Он также впервые доказал, что в гипнозе некоторые из мозговых функций достигают такой силы, которая не свойственна здоровым лицам в бодрственном состоянии, и что самый гипноз обязан внушению, а не флюидам Месмера и не особой одической силе, свойственной будто бы гипнотизерам.

Однако и после Бреда в науке господствовал еще повсюду скептицизм в отношении гипнотических явлений. Как это часто бывает при недостаточной подготовке научной мысли, новые исследования не получают достаточно широкого распространения. Так случилось и с книгой Бреда. О гипнотизме опять скоро забыли.

Во всяком случае и после Бреда гипнотизм представлял собою для большинства ученых и врачей такую область, которой избегали касаться серьезные научные деятели, благодаря тому что большинство даже высокоинтеллигентных лиц и представителей науки признавало в нем долгое время или простое шарлатанство, или сферу, полную таинственности, в которой нечего делать истинному ученому. Так дело обстояло до тех пор, пока учение о гипнотизме не было вновь выдвинуто на арену научного развития благодаря трудам Шарко и его учеников.

Такой факт нетрудно понять, если принять во внимание, что гипноз в то время если и был кому-либо известен, то признавался нередко темной силой, занятие с которой налагало известную тень на репутацию врача. И, без сомнения, нужно было иметь столь авторитетное имя, каким являлось имя французского клинициста-невролога Шарко, чтобы выдвинуть гипнотизм на арену строго научного исследования и освободить самое учение гипноза от целого ряда предубеждений, господствовавших тогда среди врачей.

Успеху распространения знаний о гипнотизме среди врачей содействовало и то обстоятельство, что явления гипноза на истеричных Сальпетриера демонстрировались на лекциях Шарко перед множеством врачей всех стран, съезжавшихся в Париж для изучения наук и посещавших лекции профессора Шарко. На этом основании честь введения гипнотизма в науку многими и приписывается Шарко.

В указанном отношении заслуга Шарко, без сомнения, должна быть признана огромной. Но в отношении практического применения гипноза с лечебною целью нельзя не оценить и заслуги нансийского профессора Бернгейма, который также много содействовал изучению гипноза как лечебного средства среди врачей.

В то самое время, как Шарко демонстрировал врачам всего мира явления гипноза на истеричных Сальпетриера, во французском городе Нанси, расположенном недалеко от Парижа, развилась так называемая Нансийская школа во главе с Бернгеймом, который вообще много содействовал научному освещению фактов гипнотизма.

Вместе с этим выяснилось, что в Нанси д-р Льебо уже давно применяет гипноз к лечению своих больных и еще лет за 20 до известных исследований Шарко по гипнотизму написал подробное научное сочинение о явлениях гипноза и применении его к врачебной практике. В свое время эта книга опять-таки не обратила на себя особого внимания, тем более что серьезные врачи относились нередко с усмешкой к новому лечению, где, по их мнению, трудно разграничить серьезное дело от шарлатанства.

Но когда возгорелся спор между Сальпетриерской и Нансийской школами о сущности гипнотизма, – спор, о котором речь будет ниже, тогда имя Льебо вышло из неизвестности, и за ним признали бесспорное право на первенство в вопросах, относящихся к врачебному применению гипноза.

Итак, при выяснении вопроса о том, кому принадлежит честь введения гипноза в науку вообще и во врачебную практику в частности, мы должны остановиться на четырех именах: Бреда, Льебо, Шарко и Бернгейма, из которых каждый внес часть своей энергии в дело первоначального научного изучения гипноза и внушения.

В числе других деятелей, содействовавших распространению знакомства с гипнотизмом среди врачей на материке Европы, надо упомянуть также о Фореле, который в этом отношении, впрочем, следовал по стопам своего учителя Бернгейма.

Из других лиц, научно разрабатывавших учение о гипнотизме или способствовавших своими трудами распространению здравых понятий о гипнотизме среди врачей, необходимо здесь упомянуть о Н. Tück’e, Heidenhain’e, Beaunis, Richet, Luys’e, Berillon’e, Krafft-Ebing’e, Schrenk-Notzing’e, Moll’e и некоторых других.

В настоящее время знакомство с учением о гипнотизме признается уже необходимым в курсе медицинского образования, и еще на Парижском гипнологическом конгрессе 1889 г. состоялось постановление, чтобы изучение гипнотизма и его применение было введено в преподавание медицинских наук. И действительно, с тех пор в некоторых научных центрах Европы стали вводить преподавание гипнотизма в курсы медицинских знаний.

До настоящего времени литература о гипнозе уже разрослась до такой степени, что, без сомнения, нет возможности ее охватить в кратком изложении. Немало появляется также разных брошюр и книг, посвященных так называемым чудесам гипнотизма в форме популярного изложения. Но при всем том до настоящего времени не могут считаться окончательно решенными некоторые из существенных научных вопросов, касающихся гипнотизма.

Разноречия в учении о природе гипноза. Уже в самом начале научного развития учения о гипнотизме и внушении два наиболее видных авторитета и основоположника этого учения, Шарко и Бернгейм, разошлись во взглядах на самую природу гипнотизма, в силу чего они и признаются представителями двух различных школ, Нансийской и Сальпетриерской. Так как противоречия этих двух школ, в сущности и до сих пор еще не окончательно устраненные, особенно содействовали развитию учения о гипнотизме и выяснению явлений, известных под названием гипноза и внушения, то мы вкратце изложим здесь существенные стороны разноречий между обеими школами.

По характеру взглядов на природу гипнотизма одна из этих школ, известная под названием Сальпетриерской, во главе которой стоял Шарко и продолжателями которой являются его ученики, может быть названа физиологической; другая, Нансийская, с Бернгеймом во главе, получила название психологической^[65].

Согласно взгляду Шарко, гипнотическое состояние является не чем иным, как искусственным или экспериментально вызванным нервным состоянием или искусственным неврозом, разнообразные проявления которого обнаруживаются по воле наблюдателя, способы же вызывания его могут быть физические и психические. Самый гипноз, по взгляду этой школы, состоит, собственно, из трех фаз: летаргической, каталептической и сомнамбулической.

Летаргическая фаза характеризуется дряблостью членов, повышенной нервно-мышечной возбудимостью и невосприимчивостью к внушениям. Каталептическая фаза характеризуется каталептическими явлениями, склонностью к параличам и внушаемостью. Наконец, сомнамбулическая фаза характеризуется склонностью к контрактурам при кожных раздражениях, причем по внушению в этом состоянии вызываются разнообразные автоматические действия.

Каждая из этих фаз, по учению Шарко, может развиться первоначально, и, с другой стороны, можно различными приемами переводить гипнотиков из одной фазы в другую. Достаточно, например, лицу, находящемуся в летаргической фазе, открыть глаза – и он становится каталептиком. С другой стороны, если летаргику потереть позвоночник, он переходит в сомнамбулизм.

Должно при этом иметь в виду, что по учению Сальпетриерской школы эти фазы далеко не составляют обычного явления. Они скорее встречаются нечасто, но зато отличаются будто бы типичностью, подобно тому как полный истерический припадок встречается много реже более вульгарных форм истерии, хотя и признается типическим.

В конце концов, между гипнозом и истерией имеется близкое родство, вследствие чего и применение гипноза не может быть безразличным для здоровья больных.

По взгляду Нансийской школы, гипноз есть особое душевное состояние или сон, вызванный путем внушения. Внушение в этом случае, по взгляду этой школы, всё объясняет. Без внушения нет ни одного явления в гипнозе. Родство между истерией и гипнотизмом не признается – по крайней мере в той форме, как понимает его школа Шарко. Степени гипноза различаются по глубине сна и по восприимчивости к внушениям. Внушениям доступны гипнотики вообще во всех фазах, но в различной степени. Внушенная каталепсия может быть вызвана во всех стадиях, исключая первую, выражающуюся легкой дремотой.

По Бернгейму, если субъект загипнотизирован и его глаза открыты, то его внимание приковано к экспериментатору. Он слышит последнего и подчиняется внушениям. При этом повышенной нервно-мышечной возбудимости не обнаруживается. Для того чтобы вызвать у гипнотика каталептические явления, нет надобности открывать ему глаза; достаточно лишь сделать соответствующие внушения. Точно так же для выяснения сомнамбулизма нет надобности тереть позвонки, как делали в Сальпетриере; достаточно с гипнотиком лишь говорить, и он подчиняется делаемым внушениям.

Все те физические манипуляции, которыми пользовались в Сальпетриере для вызывания тех или других явлений у гипнотиков, по учению Бернгейма, действуют также путем внушения – тем более что благодаря постоянному упражнению и примерам у истеричных Сальпетриера явилась, так сказать, своего рода выучка в этом отношении. Если гипнотику ничего не говорить, то, по взгляду Бернгейма, одних манипуляций совершенно недостаточно для вызывания тех или других явлений.

Школа Нансийская также классифицирует различные степени сна, но по его глубине, по воспоминанию или способности к восприимчивости. Такие классификации были даны Льебо, Бернгеймом, Форелем и др.

Проще всех из них классификация Фореля, которая различает три степени гипноза.

При 1-й степени субъект испытывает лишь слабое влияние гипнотизации и способен противостоять внушениям и даже может открывать глаза. Это состояние скорее похоже на дремоту, чем на сон.

При 2-й степени имеется легкий сон, или так называемая гипотаксия, характеризующаяся пассивностью. В этом случае субъект не может открыть глаз и вообще способен подчиняться всем или некоторым внушениям, за исключением внушения беспамятства. Воспоминание вообще не утрачивается.

При 3-й степени имеется глубокий сон, или сомнамбулизм в собственном значении этого слова. В этой степени имеется полная амнезия по пробуждении и могут быть вызваны так называемые постгипнотические явления.

По учению психологической школы гипноз есть состояние, ничего болезненного не представляющее и обусловливаемое исключительно внушением. При этом самый гипноз может быть вызван у огромного числа совершенно здоровых лиц, хотя и в неодинаковой степени, но без всякого для них вреда, причем благодаря восприимчивости к внушениям гипноз может быть очень важным и действительным средством к излечению разнообразных болезненных расстройств.

Критика того и другого взгляда. Нет никакого сомнения, что некоторые из этих разноречий в настоящее время уже устранены научной критикой, но основное разногласие в воззрениях на природу гипнотизма до сих пор остается еще не окончательно устраненным.

Поэтому возникает прежде всего вопрос: как следует относиться к этим разноречиям в области научного изучения гипнотизма?

Прежде всего можем ли мы признать, согласно учению физиологической школы, или школы Шарко, что гипноз есть искусственно вызванный невроз или особое нервное состояние, родственное с истерией?

Не подлежит никакому сомнению, что эта точка зрения грешит против истины тем, что в таком случае почти всех или по крайней мере очень многих пришлось бы признать истеричными. Независимо от этого в настоящее время доказано, что хотя истеричные и могут проявлять классические формы гипноза, тем не менее гипноз в его резких проявлениях может быть вызван и нередко вызывается у тех лиц, которые никогда не были истеричными и у которых нет никаких указаний на присутствие истерии. Сюда относятся, например, алкоголики.