Владимир Константинович Внук
Агнесса
Агнесса
Всяк человек свой крест несёт –
Из золота, железа, меди –
Сквозь вёрсты и тысячелетья –
Туда, во тьму, за горизонт.
Мне лёг на плечи крест из камня –
Огромной глыбой ледяной,
Могильной мраморной плитой,
Печатью боли и страданья.
Моя судьба, мой рок, мой крест!
Ты для меня на этом свете
Мой подвиг и мой тяжкий грех,
Моё надгробье и бессмертье!
СЦЕНА XVIII.
ЛИТОВСКИЙ ЛАГЕРЬ В ТУШИНО. ПАЛАТКА ГЕТМАНА ХОДКЕВИЧА.
30 сентября 1618 года.
На столе лежит карта Москвы. Вокруг стола стоят королевич Владислав, Ян Кароль Ходкевич, Лев Сапега, Александр Гонсевский, Бартоломей Новодворский. Томаш Сапега.
Владислав
От неприступных стен Смоленска
До стен Московского кремля
Лежит дорога в неизвестность.
Леса, болота и поля –
Всё вызывает опасенье.
И я решил совет созвать.
Какое нам принять решенье:
Сидеть в осаде? Наступать?
Томаш Сапега
Бездумный штурм без подготовки
Нам принесёт разгром и смерть.
Бартоломей Новодворский
Мы оказались в мышеловке.
А ты советуешь сидеть
В осаде до морозов зимних,
И как в двенадцатом году,
Подставив спины московитам,
Бежать без памяти в Литву?
Королевич Владислав
Прошу внимания, панове!
Здесь штаб военный, а не сейм.
Великий гетман, ваше слово!
Ян Кароль Ходкевич
По диспозиции моей
Чтоб без потерь и промедленья
Могли мы овладеть Москвой,
По белгородским укрепленьям
Мы нанесем удар двойной:
Лисовчаки и Новодворский
Пойдут к Арбатским воротам,
Розен, Адеркас, Соколовский,
Клебек, Петёмкин, Апельман
Ворвутся в ворота Тверские.
Затем в бой вступят казаки,
Ударив в спину московитам.
Взяв неприятеля в тиски,
Мы не дадим на размышленья,
Ему и мига, ввергнем в страх,
И вступим в неприступный Кремль
На неприятельских плечах!
Александр Гонсевский
Тот побеждает, кто рискует!
И к середине октября
Венцом московским коронуем
Законного государя!
Бартоломей Новодворский
Пусть вечный спор Москвы и Польши
Решит отточенный булат!
Андрей Липский
Вперёд, на бой! Во имя Божье!
Присутствующие
Виват! Виват! Виват! Виват!
Все выходят. Гетман Ходкевич поднимается на холм, откуда открывается панорама Москвы.
Ян Кароль Ходкевич
Закат уже кровавит запад,
Клубится грязный чёрный дым,
Тумана погребальный саван
Встает над полем роковым.
Поросшее бурьяном поле!
Что поутру увидишь ты?
Триумф Гузова и Кирхгольма?
Позор оставленной Москвы?
Что ты услышишь на рассвете:
Крик торжества иль скорбный плач?
Увы, непредсказуем ветер
Побед и горьких неудач!
СЦЕНА XIX.
МОСКВА, БЕЛЫЙ ГОРОД.
1 октября 1618 года.
Белый город в огне. Над стенами и башнями поднимаются серые облачка от пушечных выстрелов. Тверские ворота наполовину разрушены. Арбатские ворота объяты пламенем. Литовские хоругви через проломы в воротах пытаются прорваться в Москву.
Ян Кароль Ходкевич и Лев Сапега с холма наблюдают за ходом штурма. Рядом с московскими комиссарами стоят полковники.
К московским комиссарам подъезжают Томаш Сапега и Бартоломей Новодворский.
Гетман Ходкевич
Ну что там? Взяли Белый город?
Когда начнется штурм Кремля?
Бартоломей Новодворский
Боюсь, пан гетман, что нескоро –
Атаку продолжать нельзя.
Гетман Ходкевич
Что вы сказали, Новодворский?
Бартоломей Новодворский
Наш приступ полностью отбит.
Я слышал, ранен Соколовский,
Гонсевский, кажется, погиб.
К финалу близится сраженье,
Попытка штурма сорвалась,
И завтра наше пораженье
Отпразднует московский князь.
Лев Сапега
Московский князь? Нет, Новодворский!
С благословенья высших сил
Он более не князь Московский,
А государь Всея Руси!
Дым над Москвой постепенно рассеивается. Литовские войска отступают от стен Белого города – на небе становится видна комета.
Лев Сапега
Стрела! Агнессы предсказанье,
Надеждам вопреки, сбылось,
И вновь грядущее в тумане.
Но кто ответит на вопрос:
Что нам до бурь московской смуты,
До чуждых бедствий и невзгод,
До гордых планов Сигизмунда?
Ужель ему недостает
Корон литовской, шведской, польской?
Какие у него права
На трон и на венец московский?
Моя несчастная Литва!
В составе Речи Посполитой,
Между Варшавой и Москвой,
Как между Сциллой и Харибдой,
Одна ведёт неравный бой!
Ходкевич и Новодворский скачут к хоругвям. Томаш Сапега хочет ехать вслед за ними, но Лев Сапега его останавливает.
Лев Сапега
Не уходи, тебе письмо
Томаш Сапега
(разворачивая бумагу)
Что вижу я? Знакомый почерк…
Лев Сапега
Оно издалека пришло.
Читай внимательно меж строчек!
Томаш Сапега читает письмо. Откуда-то издалека доносится голос Агнессы.
Агнесса
Я – лилия. Я – трепетный цветок –
Раскрывшийся, дрожащий, белоснежный.
Сорви меня – и каждый лепесток
Потянется к тебе в порыве нежном.
Я – «Лилия» – старинный гордый герб.
Я помню боль и горечь поражений,
Огонь пожарищ и триумф побед,
И череду ушедших поколений.
Я – «лилия» – позорное клеймо,
Горящее огнем кроваво-алым.
На грудь мою оно нанесено
За преступления, что я не совершала.
Я – Лилия…
Томаш Сапега
Не может быть! Она… в тюрьме?…
Лев Сапега
Что может быть, чего не может –
Об этом не известно мне.
Иная мысль меня тревожит –
Счёт времени пошёл на дни!
Отбрось ненужные сомненья,
Не рассуждай – скачи, беги!
В твоих руках её спасенье!
Томаш Сапега вскакивает на коня и галопом скачет к литовскому лагерю.
СЦЕНА XX.
ПЛОЩАДЬ ПЕРЕД МОНАСТЫРЁМ СВЯТОГО ФРАНЦИЗСКА АССИЗСКОГО В ГОЛЬШАНАХ.
8 октября 1618 года.
Рыночная площадь полна народу. Торговцы расхваливают свои товары, покупатели торгуются, бегают ребятишки, гадают цыганки, нищие просят милостыню.
Мальчик с лотком
Баранки, бублики, ватрушки,
С яйцом и луком пироги!
Продавец тряпичных кукол
Кому весёлые игрушки?
Сапожник
Чиню-латаю сапоги!
Нищий
(подползая на коленях к шляхтичу)
Подайте грош, я голодаю!
Шляхтич
(замахиваясь плетью)
Холоп, схизматик, прочь с пути!
Цыганка
(юной шляхтенке)
Красавица, дай погадаю!
Лишь ручку мне позолоти.
В подвальном окне монастыря, забранном железной решёткой, появляется Агнесса – простоволосая, в рваной и грязной рубахе-саване, закованная в цепи.
Агнесса
(едва слышно)
У всех над головою небо,
Над мною – свод из кирпича.
Все носят платья, я – отрепья,
Всем светит солнце, мне – свеча.
Но всё же, сердцем замирая,
И дни, и ночи напролёт
Я, не смыкая глаз, гадаю
В каком обличье смерть придёт,
И вынесет свое решенье:
Стальной отточенный топор?
Петля пеньковая на шее?
Всепожирающий костер?
Не лучше ль, сдернув с плеч рубаху,
Скрестив запястья за спиной,
Без сожаленья перед плахой
Колени преклонить самой?
Не лучше смерть одним ударом,
Чем жизнь в объятьях мертвеца?
Желаннее конец кошмарный,
Чем вечный ужас без конца!
Вдоль стены монастыря идут патриарх Игнатий, Бонавентура Раковский, отец Иоаким.
Патриарх Игнатий
(указывая на Агнессу)
Замаливает смертный грех.
Шептуха, еретичка, ведьма!
Бонавентура Раковский
На то и создан человек,
Чтобы грешить на белом свете,
А после за грехи страдать,
И, кары избежать желая,
В костёле лицемерно лгать,
На милость неба уповая.
Отец Иоаким
Глядите, как колдунья злобно
Сверкает зенками во мгле!
В цепях, поди, не так удобно
Летать по небу на метле!
Агнесса
(хватаясь за прутья решётки)
Оковы мне совсем не в тягость,
И верх рубища моего,
Разорванный, как перед казнью,
Милей тончайшего жабо.
Что цепи мне? Я из могилы
Лечу в заоблачную высь.
Всем путам мира не под силу
Стреножить раненую мысль!
Пусть я в цепях – но я свободна!
Вам не сковать мои уста!
Как вольный ветер, я бесплотна,
Подобно Ангелу, чиста.
Но вы – совсем иное дело:
Ни ваше собственная жизнь,
Ни ваше собственное тело –
Ничто вам не принадлежит.
Вы – ничего, пустое место,
Шестёрки четырёх мастей,
Фигурки из ржаного теста,
Рабы пороков и страстей.
Куда ведёте вы народы,
Слепых незрячие вожди?
Желаете, я вам открою
О том, что ждёт вас впереди?
Тогда внимайте мне – где ныне
Стоят костёл и монастырь,
Останутся одни руины,
И зарастёт травой пустырь.
Позорных виселиц глаголи
Обезобразят все поля,
И от невыносимой боли
Исторгнет громкий стон земля.
Счёт жертв пойдёт на сотни тысяч,
Взметнётся пламя над жнивьём,
И над безмолвным пепелищем
Кружиться будет вороньё…
Люди на площади испуганно крестятся.
Отец Иоаким
Опять безумная пророчит,
Смущая праведный народ,
И людям головы морочит,
И бедствия на нас зовёт.
Патриарх Игнатий
Предупреждал я: ей милее
Поститься и святых молить,
Чем предаваться развлеченьям.
Её не смогут усмирить
Ни кандалы, ни власяница,
Ни самый мрачный каземат!
Бонавентура Раковский
(перебирая чётки)
Могила – лучшая темница
А ком земли – надежный кляп!
Бонавентура Раковский резко дёргает чётки – нить рвётся, и кипарисовые бусины падают на землю к ногам настоятеля.
СЦЕНА XXI.
ПОГРЕБАЛЬНЫЙ СКЛЕП МОНАСТЫРЯ ФРАНЦИЗСКА АССИЗКОГО.
9 октября 1618 года.
На своде склепа висит чёрное католическое распятие. Возле стен стоят несколько гробов, некоторые из них сгнили и разрушились от времени.
В глубине склепа темнеет небольшая сводчатая ниша, в стене которой вделано железное кольцо. Возле ниши стоят патриарх Игнатий, Бонавентура Раковский и отец Иоаким.
Открывается дверь, входит Анна Алоиза, за ней следует горбатая монахиня, которая ведёт закованную в цепи Агнессу. Замыкают процессию кузнец и подмастерье.
Патриарх Игнатий
(преграждая путь процессии)
Откликнись, небу неизвестный,
Кто переступит сей порог?
Анна Алоиза
Княжна Острожская Агнесса
Преславного герба «Острог».
Патриарх Игнатий
Княжна Острожская? Нет, стой!
Господь не знает таковой!
Пред Господом все званья света –
Лишь суета. Так кто же ты?
Анна Алоиза
Раба Господняя Агнесса,
Усопшая вчера.
Патриарх Игнатий
(отступая в сторону и давая дорогу процессии)
Входи!
Бонавентура Раковский
Войди в свой погребальный склеп!
Из праха вышла – в прах вернешься!
Нетленного на свете нет:
Сталь и бумага, рвань и роскошь,
Земля и камень, ночь и день,
Огонь и лёд, Луна и Солнце –
Всё в мире превратится в тлен,
Всё в мире прахом обернется!
Ты скроешься в бездонной мгле,
Где нет ни радости, ни страха!
Тлен – к тлену, а земля – к земле!
Отныне ты – лишь горстка праха!
Отец Иоаким и горбатая монахиня силой вводят Агнессу в склеп и заставляют встать на колени.
Патриарх Игнатий подаёт знак кузнецам, те подходят к Агнессе.
Подмастерье
Простите нас великодушно,
Мы люди подневольные.
Агнесса
Скорее делайте, что нужно,
Лишь боль не причините мне.
Кузнецы заводят Агнессе руки за спину и приковывают цепь оков ко вделанному в стену кольцу, после чего торопливо выходят из склепа.
Агнесса пытается подняться с колен, однако цепи не позволяют ей встать, и девушка остаётся в коленопреклонённой позе.
Патриарх Игнатий
Умерь свой горделивый пыл!
Ты – труп! Земля тебе периной!
Отец Иоаким
Всё кончено! Твой час пробил!
Бонавентура Раковский
Прощай навек! Покойся с миром!
Агнесса стоит на коленях, низко опустив голову и скрыв длинными волосами лицо. Патриарх Игнатий совершает крёстное знамение, после чего выходит из склепа, за ним следует Бонавентура Раковский.
Анна Алоиза торопливо бежит за ними, но цепляется подолом за трухлявый гроб, тот распадается, и из него высыпаются кости человеческого скелета – Анна Алоиза испуганно подбирает подол платья и торопливо выходит из склепа.
Последними покидают подземелье отец Иоаким и горбатая монахиня. Слышен скрежет засова, скрип запираемого замка – Агнесса продолжает неподвижно стоять на коленях.
Наконец девушка поднимает голову.
Агнесса
Я – тень – без тела и души…
Холодный пепел… Прах недвижный…
Видение в ночной тиши…
Дух без желаний и без жизни…
Тепло угасшего огня…
Погрешность логики и счёта…
Квадратный корень из нуля…
Упавший камень с небосвода…
Глухой безмолвный диалог…
Ошибка вечного закона…
Необъяснимый парадокс…
Недвижная стрела Зенона…
Короткий вздох… неслышный крик…
Бездушная, как труп, машина…
Иссякший, высохший родник…
Агнесса кивком головы смахивает волосы с лица и, звеня цепями, пытается встать с колен.
Нет, я не тень, нет, я не глина –
Я – разум, устремлённый в век!
Я мыслю, я люблю, я верю!
Я – соль земли! Я – человек!
Я – че-ло-век! Dum spiro – spero!
Эхо криков Агнессы разносится по пустым коридорам подземелья монастыря.
СЦЕНА XXII.
ПОГРЕБАЛЬНЫЙ СКЛЕП МОНАСТЫРЯ ФРАНЦИЗСКА АССИЗКОГО.
10 октября 1618 года.
На полу в беспорядке валяются трухлявые обломки гроба и фрагменты человеческого скелета – грудная клетка, кости рук и ног, череп без нижней челюсти.
В глубокой нише, на четверть заложенной свежей кирпичной кладкой, на коленях стоит прикованная к стене Агнесса. Рядом с нишей стоит бочка с известью, лежат несколько кирпичей, а также рабочий инструмент каменщиков
.
Агнесса
Туман поднялся над водою,
Сомкнулся жизни небосвод,
Влекомый стрелкой часовою,
Произошёл круговорот.
И время, каплею за каплей,
Ушло в песок, в безвестность, в тлен,
Продольная черта на камне
Отметила ушедший день.
Всего один… какая малость!
Один – почти что ничего.
Кто скажет – сколько их осталось?
А, может быть, ни одного?
Небытие! Меня страшит
Твоя немая неизвестность!
Что там, в туманной мгле, лежит:
Огнем охваченная бездна?
Пространство без границ и дна?
Прохлады полный сад весенний?
Обычной жизни повторенье?
А может, просто пустота?
Иль то, чему названья нет?..
О, сколько тайн могильный склеп
Хранит в себе…
(обращаясь к скелету)
Сосед безмолвный!
Что можешь ты поведать мне
О рае, светом озаренном?
Об аде и его огне?
Что знаешь ты о том мгновении,
Когда по воле Провиденья
Пробьет урочный смертный час
И сердце перестанет биться?
Что видят черепа глазницы
Не видит самый зоркий глаз…
Слышатся шаги, лязг засова, бряцанье ключей.
Наконец дверь со скрипом открывается, и в склеп вбегает испуганный отец Иоаким, которого толкает Томаш Сапега.
Агнесса
Любимый! Ты покинул битву
Лишь с тем, чтобы меня спасти?
Услышал Бог мои молитвы!
Томаш Сапега
(вставая перед Агнессой на колени)
Я опоздал к тебе… прости!
Томаш Сапега хочет обнять Агнессу, но девушка отстраняется от него.
Агнесса
Я ныне стала безобразной –
Простоволоса и боса,
В одной рубахе домотканой,
Из небеленого холста,
Коричневой от сточных вод,
Гнилой соломы, нечистот
И ржавчины цепей железных.
И, как положено в тюрьме –
Распахнутой вверху небрежно,
Что, впрочем, безразлично мне –
Еще при жизни жизнь утратив,
Нелепо сожалеть о платье.
Томаш Сапега торопливо разбивает свежую кирпичную кладку, после чего хватает отца Иоакима.
Томаш Сапега
Отдай ключ от её оков!
Отец Иоаким
Здесь нет ключа…
Томаш Сапега
Ты лжешь, иуда!
Агнесса
Не стоит из-за пустяков
Терять последние минуты.
Осталось несколько мгновений…
Пора! Не плачь и не горюй.
Встань предо мною на колени
И подари свой поцелуй.
Отец Иоаким отползает в сторону.
Агнесса тянется к Томашу, насколько ей позволяют цепи – Томаш опять опускается на колени, обнимает Агнессу и осыпает её поцелуями.
Агнесса
Нам вместе быть не суждено.
Люби, как я тебя любила,
Пей жизни сладкое вино –
Я свою чашу осушила…
Агнесса роняет голову на грудь и провисает на цепях.
В подземелье входит Павел Стефан Сапега.
Павел Стефан Сапега
(кладя руку на плечо Томашу Сапеге)
Мы больше не поможем ей,
Содеянного не исправить.
Бежим отсюда поскорей.
Она ушла…
Томаш Сапега
Зачем лукавить?
Ушла? Так подскажи – куда?
Ушла… нелепейшее слово!
Она мертва – и никогда
Не встретимся мы с нею снова!
Лишь мёртвым холодом сияет
Застывшей маской красота,
Но поцелуя не подарят
Навек сомкнутые уста!
Томаш Сапега опять обнимает и целует тело Агнессы. Наверху скрипит железная дверь, слышны голоса, раздаются торопливые шаги.
Павел Стефан Сапега
Идём! Не время слёзы лить!
Она мертва – нам надо жить!
Павел Стефан силой выводит Томаша из подземелья.
СЦЕНА XXIII.
КОСТЁЛ ИОАННА КРЕСТИТЕЛЯ И ЕВАНГЕЛИСТОВ В ГОЛЬШАНАХ.
11 октября 1618 г.
Костёл погружён во тьму.
В центральном нефе, возле алтаря, перед огромным распятием из резного алебастра, на коленях стоит Павел Стефан Сапега.
На амвоне стоит призрак Агнессы, невидимый Сапеге. Девушка одета в рубаху-саван, её руки и ноги заключены в оковы, длинные волосы ниспадают на лицо, глаза закрыты.
Павел Стефан Сапега
Я жаждал славы – и добился,
Хотел богатства – получил,
Желал любви – и насладился,
О власти грезил – и добыл.
И даже над душой и верой
Свою десницу я простёр –
На месте православной церкви
Латинский выстроил костёл.
Но совесть сумрачною тенью
Маячит где-то вдалеке.
Мы все различны по рожденью,
Но все едины во грехе…
В костёл входит патриарх Игнатий. Павел Стефан Сапега встаёт с колен и идёт навстречу.
Патриарх Игнатй
(с улыбкой)
Умолк орган, погасли свечи,
И с наступлением утра
Княжна останется навечно
В фундаменте монастыря.
Все довершит седое тленье
И вездесущая вода,
Легенда скроет преступленье,
И, может быть, через года
Раскрошится сырая кладка,
Откроется старинный свод,
Но безымянные останки
Уже не скажут ничего!
Покойники, как камни, немы.
Из рая к нам не шлют вестей.
Нет человека – нет проблемы.
Так лучше всем, и даже ей.
Павел Стефан Сапега
(хмуро)
Злорадство ваше неуместно –
Имейте мудрость сострадать.
Нет и не будет в мире средства
Жизнь набело переписать!
Патриарх Игнатий
Мне дела нет до чьей-то боли!
Fursa et fossa, вот закон!
Павел Стефан Сапега
Вы – advocates diaboli.
Патриарх Игнатий
Признаюсь честно: я польщён!
Павел Стефан Сапега
Да будь у вас хоть капля веры,
Слова присохли бы к губам!
Какою меряете мерой,
Такой отмеряется вам!
Патриарх Игнатий протягивает руку и указывает в направлении склепа, где замурована Агнесса.
Патриарх Игнатий
Для блага я пошёл на это!
Патриарх направляется к алтарю.
Павел Стефан Сапега
(вслед ему)
Благая цель – насилью мать!
Нет в мире лучше аргумента
Свои поступки оправдать!
Патриарх Игнатий
(не оборачиваясь)
Не стоит утруждать себя
И делать выводы заранее!
Наш слабый шепот иногда
Подобен грому. Неслучайно
Венеценосцы всей земли:
Князья, курфюрсты, короли –
Внимают нам. Из темноты
Подобно тайным кукловодам,
Мы мановением руки
Определяем путь народов,
Передвигая их, как пешки,
По гладким чёрно-белым клеткам
Гигантской шахматной доски!
Патриарх Игнатий подходит к алтарю и резко останавливается – дорогу ему преграждает призрак Агнессы.
Патриарх Игнатий
Мне плохо… Что за наважденье?…
Глаза застлала пелена…
Что это – явь или виденье?…
Она!… передо мной – она!…
Призрак Агнессы плывёт по воздуху. Патриарх Игнатий отступает к колонне.
Патриарх Игнатий
Сгинь, каркающий вестник смерти!
Из уст твоих струится яд!
Уйди! Изыди! Вон! Исчезни!
Прочь от меня! Ступай назад!
Патриарх Игнатий пытается убежать, однако у него подкашиваются ноги, он срывает с себя крест и пытается им загородиться от призрака.
