Владимир Гурвич
В долине смертной тени (Эпидемия)
– Отец Варлам, мне надо идти к гостям, – сказала Софья Георгиевна. – Вот-вот все соберутся. Я вас попозже со всеми познакомлю. Благословите меня, вашу рабу божию, – смиренно попросила она.
Отец Варлам молча поднес к ее губам свою руку, которую она благовейно поцеловала.
– Если вам что-нибудь понадобится, сообщите мне, я тут же все сделаю, – сказала она. Несколько мгновений она подождала ответа и снова его не дождалась. Ладно, постепенно со всем она разберется, утешила Софья Георгиевна себя, покидая комнату.
14.
Едва Ростислав разместился в своей комнате, как тут же поднялся по лестнице на второй этаж, заглядывая во все помещения подряд.
– Молодой человек, вы что-то ищите? – услышал он голос за спиной.
Ростислав обернулся и увидел незнакомого мужчину. Тот поймал его удивленный взгляд и потому счел необходимым представиться.
– Моя фамилия Шевардин Игорь Владимирович. Я управляющий домом и по совместительству начальник охраны. Вы кого-то ищите?
– Да, Ренату. Не знаете, она где?
– Знаю. Ее комната на третьем этаже, направо и до конца.
– Спасибо, Игорь Владимирович. Вы мне очень помогли.
– Если что надо, обращайтесь, Ростислав.
– Непременно. – Ростислав уже хотел подняться на третий этаж, как вдруг остановился. – А откуда вы меня знаете? Мы же никогда не встречались. Разве не так?
– Вы же сын Алексея Азарова, а про него сегодня известно все.
– Да? – удивился юноша. – Вот не знал. Ладно, пойду к Ренате.
Ростислав, больше не думая о Шевардине, побежал вверх по лестнице.
Он постучался в дверь и услышал голос Ренаты: «Войдите». Девушка стояла в трусиках и лифчике и выбирала, чтобы одеть, из разбросанной на кровати одежды. Увидев вошедшего, она закрылась руками и закричала: «Быстрей, отвернись».
Ростислав послушно отвернулся.
– Теперь поворачивайся, – скомандовала Рената.
Ростислав повернулся. Рената уже была одета в юбку и кофточку.
– Думала, это мама. – Она подошла к двоюродному брату и поцеловала его в щеку.
– Я рада, что снова вижу тебя, – сказала она.
– Я – тоже.
– Садись, – пригласила Рената. Она оценивающе посмотрела на него. – А ты изменился, стал мужчиной. Ну, почти.
– Почему почти? – не без обиды поинтересовался Ростислав.
– Чего-то еще не хватает. – Рената, прищурившись, посмотрела на Ростислава. – С девушкой встречаешься?
– Нет.
– Оно и заметно.
– А ты с парнем?
Рената сморщила носик.
– С парнями. А вот того, кого бы хотелось, нет.
– Почему? – удивился Ростислав.
– Сама бы хотела знать, – вздохнула Рената. – Не могу встретить такого, как ты, – лукаво улыбнулась девушка.
Ростислав невольно покраснел. – А почему у тебя никого нет? Ты стал красивым.
– У меня нет времени на такие дела.
– Да? – еще больше изумилась Рената. – На что же ты его расходуешь?
Ростислав несколько секунд молча смотрел на нее.
– Что ты думаешь обо всем этом? – вдруг спросил он.
– О чем этом?
– О том, что сейчас происходит. О пандемии.
– Стараюсь по возможности не думать. А вообще, ужас.
– То есть, тебя не волнует, что происходит в стране?
– Ты это о чем?
– О том, что в стране не хватает больничных коек, нет самых элементарных средств защиты, о том, что власть и половину не делает того, что обязана делать. О том, что у нас смертность обещает стать одной из самых высоких в мире.
Рената бросила на Ростислава растерянный взгляд.
– Ну, я не знаю. До того дня, когда у нас был объявлен карантин, я сначала была в Лондоне, потом готовилась к экзаменам. Было просто ни до чего другого.
– Очень удобно, – насмешливо скривил губы Ростислав.
– Ты о чем?
– Удобно под предлогом занятости или отсутствия ничего не замечать вокруг. И пусть творится то, что творится. Хоть вся страна вымрет.
– Послушай, Ростик, я слышала, что ты, как и дядя Леша, занимаешься какой-то общественной деятельностью. Я не знаю, точно чем, но это и не важно. Я же просто учусь, моя цель – стать певицей. Мои учителя говорят, что у меня хороший голос. И его надо развивать. Ну да, я такая, не интересуюсь политикой. Для меня главное в мире – это музыка.
– А ты не думаешь, что может настать момент, когда петь станет не для кого?
– Что ты имеешь в виду? – сделала недоуменное лицо Рената.
– То, что петь будет не для кого, если не считать покойников на кладбищах. Как тебе такая целевая аудитория?
– Ты говоришь ужасные вещи. Даже не хочу слушать. Я очень хотела с тобой встретиться, я думала, мы будем разговаривать совсем о других вещах.
– Ну, да, например, о сексе, как мы говорили при последней нашей встрече.
– Хотя бы, – едва заметно пожала девушка плечами. – Есть и другие темы.
– Какие же?
– Музыка, например.
– Музыка? – Лицо Ростикак аж перекосилось. – Ты можешь сейчас верещать о музыке, когда каждый день умирают сотни наших соотечественников.
– Но мы все равно не можем ничего изменить. Это эпидемия, так решила природа.
– Запомни, Рената, изменить всегда что-то можно. Пусть даже не все. Пусть даже немного. Но даже это стоит того, чтобы прилагать усилия.
– Вот кто изменился, так это ты, – грустно констатировала Рената. – Совсем стал другим.
– А вот ты нет. Стала еще ограниченней.
– Вот как ты обо мне думаешь! – Лицо Ренаты вспыхнуло. – Зачем же ты тогда пришел ко мне? Дом большой, можно жить в нем и почти не встречаться друг с другом.
– Хотелось тебя увидеть.
– Увидел?
– Да.
– Думаю, этого достаточно. Я всегда считала тебя своим близким другом, хоть мы редко встречались из-за того, что наши отцы враждуют. Вижу, что ошиблась. Мы оказались очень разными.
– С этим трудно не согласиться. – Ростик встал. – Пойду.
– Иди.
Молодой человек двинулся к двери. Внезапно он остановился, подошел к Ренате, быстро поцеловал ее в щеку и выскочил из комнаты. Девушка задумчиво посмотрела ему вслед, затем дотронулась до щеки, к которой мимолетно прикоснулись губы Ростислава.
– Ну и пусть, – сказала сама себе она.
15.
Софья Георгиевна вышла из кухни, где она довольно долго беседовала с поваром о предстоящем ужине и о том, что надо делать, чтобы хорошо кормить такое большое количество едоков. Она не ожидала, что в доме соберется столько людей. И ее, как хозяйку, беспокоил вопрос, чем они будут питаться. Слава богу, продуктов успели достаточно запасти, ведь неизвестно, будет ли возможность их пополнять. Пока положение только ухудшается, Михаил буквально вчера по секрету ей сообщил, что в правительстве и в администрации президента не исключают возможность сбоев в поставке продовольствия в магазины.
Софья Георгиевна заметила, как сообщая ей это, у мужа беспокойно по орбитам перемещались глаза. Из этого факта она сделала вывод о том, как сильно боятся возникновения такой ситуации наверху. Но пока слова богу, лично им это не грозит; в ближайшие время голода на отдельно взятой принадлежащей ее семье территории можно не опасаться.
Софья Георгиевна задумалась о том, чем ей заняться до ужина? Кроме возможного голода ее беспокоил сын. Виталий себя ведет как-то не адекватно, просто панически боится подхватить этот трижды проклятый вирус. Все этого боятся, но не до такой же степени, когда отключается разум. Надо бы проведать его.
Софья Георгиевна постучалась в комнату сына, получила разрешение войти, и отворила дверь. Виталий сидел на кровати в какой-то странной позе: он весь согнулся напополам, как человек, которого мучает сильная боль в животе.
– Виталик, что с тобой? Ты не заболел? У тебя болит живот? – забросала она вопросами сына.
Виталий настороженно посмотрел на мать.
– В доме нет зараженных? – ответил он на вопрос вопросом.
– Тебе же известно, что нет.
– А этот поп?
– Прошу называть его отцом Варламом. Ты же знаешь, я его тестировала. У него нет в организме вируса.
– А другие? Зачем они все приехали?
– Их пригласил отец. Они приехали для того же, что и мы – обезопасить себя. – Софья Георгиевна села на кровать рядом с сыном и обняла его за плечи. – Я тебе уже говорила, у меня есть очень хорошие тесты, они дают почти стопроцентный результат. Не волнуйся так, я с их помощью проверю всех на наличие вируса.
– Когда?
– Да, прямо сейчас. Ты прав, нет смысла тянуть. Но я уверена, что тесты дадут отрицательный результат.
– А прислуга?
– Перед нашим приездом их проверяли. Все, слава богу, здоровы. Что с тобой? Я никогда тебя таким испуганным не видела.
– А я таким испуганным и не был. Мама, мне страшно! Сделай же что-нибудь. Ты же врач.
– Вот мы и делаем, приехали сюда для изоляции. Других профилактических способов пока не придумано.
– А если кто-то один заболеет, он же перезаражает всех нас.
– Будем стараться, чтобы такого не случилось.
– А если вдруг случиться. Гарантией же никто не дает.
– Да, сто процентной гарантии нет, – согласилась Софья Георгиевна.
Виталий резко встал с кровати и нервно заходил по комнате. Софья Георгиевна не спускала с него глаз.
– Ну, почему, почему это произошло именно сейчас! – воскликнул Виталий. – Ты мне можешь объяснить? Еще совсем недавно мир и слыхом не слышал ни о каком кингвирусе.
– Почему это случилось сейчас, никто не знает, такое могло произойти в любой момент. Целая цепочка обстоятельств. Эпидемии случались много раз и раньше.
– Да, мне плевать, что было раньше! Я не хочу, чтобы это было теперь.
– Но она уже есть. Остается ждать окончания. Сынок, ты ведешь себя, как маленький ребенок. Возьми себя в руки. Ты же мужчина.
– То, что я мужчина, это убережет меня от заражения? Умирают все: и мужчины и женщины, и кто взял себя в руки, и кто нет. Это повальная смерть, она повсюду. Может этот вирус сейчас на тебе и уже передался мне.
Софья Георгиевна увидела, с каким ужасом смотрит на нее сын. Так еще он никогда не смотрел.
– Ну, что ты говоришь, я здорова. Тебе в данный момент ничего не угрожает.
– А через пять минут? А через час? А завтра? Я решил… – Виталий замолчал, у него был такой вид, словно ему не хватает воздуха.
– Что ты решил? – со страхом спросила Софья Георгиевна.
– Я не буду выходить из комнаты. Я буду находиться только здесь. И можешь мне делать тест каждые три часа.
– Виталий, у нас не так много тестов. Да и такой необходимости так часто их делать, нет.
– Значит, я могу заболеть в любую минуту. И даже не узнаю.
– Успокойся, сколько тебе говорить, такой угрозы нет. – Софья Георгиевна встала, намереваясь подойти к сыну, но Виталий вдруг отбежал в угол комнаты.
– Не приближайся! – завопил он. – Стой на месте! А еще лучше уйди.
Софья Георгиевна нерешительно остановилась. Она не представляла, как должна себя вести в такой ситуации. Она не узнавала сына, этот жизнелюб, представитель золотой молодежи, плейбой не походил сам на себя. Она, как врач, часто сталкивалась с людьми, которые боялись заразиться. И эти опасения постоянно усиливались. Но чтобы вести настолько трусливо, такого она не припомнит.
– Хорошо, сейчас уйду, – сказала она. – А ты подумай, как себя дальше вести. Все будут спрашивать, где ты, почему не выходишь? Что говорить?
– Говори, что хочешь. Пусть оставляют еду у дверей на подносе. А я буду брать.
Софья Георгиевна посмотрела на его руки и обнаружила, что они дрожат, как у запойного пьяницы. Но ведь Виталий целый день не пил. Или пил?
Но спрашивать Софья Георгиевна не стала. Она вышла из комнаты с мыслью о том, что надо поговорить о поведении Виталия с мужем. Вдруг ему удастся как-то воздействовать на сына, успокоить его. Хотя, что он может ему сказать того, чего она только что не сказала.
16.
Герман Владимирович вошел в комнату сына. Алексей заканчивал разбирать чемодан и раскладывать вещи по полкам в шкаф. Азаров взглянул на отца и продолжил прежнее занятие.
Герман Владимирович сел в кресло и несколько секунд смотрел на Алексея. Он думал о том, что из всех троих сыновей самый младший для него одновременно самый близкий и самый далекий. Возможно, это выглядит как парадокс, но жизнь учит тому, что в парадоксах больше правды, чем в прямолинейных истинах.
– Извини, что зашел к тебе не вовремя, но хотел успеть с тобой переговорить.
Азаров покосился на отца.
– Что-то срочное?
– Именно так. Хочу тебя попросить.
– Ты – меня? – удивился Алексей. – И о чем?
– Я знаю, как вы с Михаилом относитесь друг к другу. Я сейчас не хочу размышлять, насколько тут все справедливо и обосновано.
– А разве не это главное, отец?
– Это, – согласился Герман Владимирович, – но только не в данный момент. Нам всем какое-то время предстоит жить в одном доме. И не стоит превращать эту жизнь в ад. Потом, когда все кончится, можно продолжить выяснять отношения.
Азаров сел напротив отца.
– Ты называешь это выяснением отношений? А я уверен, что это нечто иное.
– В чем-то ты прав, но все же ваши разногласия всегда имели приправу родственных отношений. И от этого невозможно избавиться. Сейчас у нас всех одна задача – выжить. Мы оказались в ужасном положении, мне уже семьдесят пять лет, возраст почти, как у патриархов, а я не припомню ничего похожего.
– А кто в этом виноват? Если бы власть принимала адекватные и своевременные меры, все было бы не столь ужасно.
– Возможно, это и так, но уже ничего не изменишь. Что есть, то и есть. Я хочу одного, чтобы все мои дети, внуки, близкие выжили. А уж потом все остальное. Что ты на это скажешь?
Азаров молча смотрел на отца и думал о том, что, возможно, Ростик прав, и не надо было приезжать сюда. Укрыться можно было и в другом месте. Но ему, Азарову, вдруг очень захотелось побыть вместе с папой, особенно это желание усилилось после развода с Юлии. Он вдруг ощутил, что рядом с собой не хватает по-настоящему близких людей. Вокруг него толчется очень много самого разного народа, но это все другое. И все же, то, о чем просит отец, он не в состоянии выполнить в полной мере.
– Я тоже этого хочу. И не собираюсь провоцировать конфликты. И буду стараться их сглаживать. И Ростика попрошу так же себя вести. Но не уверен, что у нас не возникнут разногласия. Боюсь, ты не совсем понимаешь глубину наших расхождений.
– Ладно, – вздохнул Герман Владимирович. – Если быть честным, я на большее с твоей стороны не рассчитывал. Ответь мне на еще один вопрос: что у вас произошло с Юлией? Вы же были замечательной парой. Когда я узнал о разводе, то сначала подумал, что это очередной фейк про тебя. А ты мне так ничего и не объяснил.
Азаров подал плечами.
– Могу лишь повторить то, чем она обосновала наш разрыв. Сказала, что у нее истощился запас сил для жизни в режиме постоянного напряжения. Это случилось после того, как я месяц отсидел тюрьме. А сторонники власти не давали ни ей, ни детям проходу. Кстати, я не исключаю, что Михаил приложил к этому руку.
– Не говори ерунды, он бы не стал так тебе пакостить, – энергично возразил Герман Владимирович. – К тому же он занимается совсем другими делами. Ты готов все грехи власти свалить на него.
– Ладно, согласен, скорей всего к этому он не причастен. В общем, Юля не выдержала всего этого напряжения. Мы с ней поделили детей, Ростик остался со мной, а дочь она взяла себе. Вот, собственно, и все. Полагаю, всякие разные подробности тебе не нужны.
– Подробности, как раз самое интересное в таких делах, – усмехнулся Герман Владимирович. – Но я наступлю на горло своего любопытства и не стану больше тебя расспрашивать. Ладно, пойду, я еще со Святославом не говорил. Ты видел его спутницу?
– Еще нет.
– Тогда поспеши. Такие красавицы встречаются не часто. Хотя я за свою жизнь перевидал немало женщин в самых разных странах.
– Насколько мне известно, ты их не только видел, – насмешливо улыбнулся Алексей.
Герман Владимирович погрозил ему пальцем.
– Не забывай, что благодаря этому моему любопытству ты и появился на свет. Но спутница Святослава не только красавица, но и знаменитая актриса – Соланж Жобер.
– Это та, что играла в фильме Святослава «Свет и тени», – удивился Алексей.
– Рад, что ты следишь за его творчеством.
– Мне понравился его фильм и игра этой Жобер. Женщин Святослав умеет выбирать и на роли и для жизни.
– Ты прав, в этом ему не откажешь. Я пойду. Надо пообщаться с ним и с его звездой.
Герман Владимирович махнул на прощание сыну рукой и вышел из комнаты. Азаров проводил его задумчивым взглядом. Все же хорошо, что он эти дни проведет в кампании с отцом. А вот все остальное скорее плохо. А, впрочем, время покажет. Вдруг все обойдется. Хотя в такое верится с трудом.
17.
Герман Владимирович рассматривал Святослава, которого не видел более пяти лет. Но его взгляд то и дело сам собой перескакивал на подругу сына. Не смотреть на нее было выше сил. Ее нельзя было назвать супер красавицей, но она была наделена какой-то невообразимой женской привлекательностью, которая действовала на окружающих даже сильней любой красоты.
Они сидели в Каминном зале – в небольшой уютной гостиной возле камина, каждый держал в руках бокал с вином.
– Рад тебя видеть, папа, – говорил Святослав. – Знаешь, сколько живу, столько убеждаюсь – не бывает плохого без хорошего.
– О чем ты? – поинтересовался Герман Владимирович.
– Если бы не этот чертов вирус, не эта ужасная пандемия, мы бы с Соланж бог знает, когда приехали в Россию. У нас были другие планы.
– Что за планы можно узнать?
– Я должен был запускать новый проект в Голливуде. Одна кинокомпания уже выделила на него деньги.
– И что за проект?
Святослав пренебрежительно махнул рукой.
– Сейчас нет даже смысла говорить, видя, что творится в мире. Я даже рад, что он не выгорел. С точки зрения сегодняшнего дня это выглядит какой-то безграничной глупостью. Ты так не думаешь? – обратился Святослав к Соланж. – Она должна была играть главная роль, – пояснил он отцу.
– Мне жаль, что я не сыграю эту роль, – произнесла Соланж, делая маленький глоток из бокала. – Она не такая уж и плохая. Хотя, возможно, ты и прав, все это выглядит сегодня немного нелепо. Знаете, Герман Владимирович, – она очень забавно произнесла имя и отчества Ратманова-старшего, – ваш сын – прекрасный режиссер.
– Я старался, – улыбнулся Герман Владимирович. – Хотя, что он будет режиссером, признаюсь, в тот момент я не думал, было как-то не до этого.
Все дружно засмеялись.
– У вас прекрасный английский, – отметила Соланж. – Где вы так хорошо научились говорить?
– Я провел в Штатах по работе несколько лет.
Герман Владимирович и Святослав переглянулись. В их семье на эту тему обычно не распространялись; в молодые годы Ратманов-старший работал в Америке в качестве резидента разведки. Но то были давние дела, после которых было еще много всего.
– И где вы там работали? – с интересом спросила Соланж.
– Преимущественно в Вашингтоне и Нью-Йорке. Лучше расскажите, как вам в Москве?
– Она в восторге от Москвы, – ответил за нее Станислав. – Правда? – посмотрел он на женщину.
– О, да! Из-за этого мерзкого вируса я мало видела город. Но то, что успела посмотреть, это грандиозно. Даже этот дом впечатляет.
– Она нарекла дом Михаила новым Версалем, – заметил Святослав.
Герман Владимирович рассмеялся.
– Весьма меткое сравнение. Хотя все же надо быть справедливым, Версаль немного пороскошней.
– Совсем немного, – засмеялась француженка. – Это же жутко дорого строить такой дворец, одни налоги чего стоят.
– По-видимому, для Михаила они не представляют проблему, – усмехнулся Святослав.
– Он очень богатый человек, у него большой бизнес, если владеет такой недвижимостью, – заметила француженка.
Герман Владимирович и Святослав снова переглянулись.
– В России все не совсем так, как в других странах, Соланж, – пояснил Святослав. – Михаил находится на государственной службе. Как видишь, это очень прибыльное занятие. По крайне мере, для некоторых.
Соланж недоуменно посмотрела на него.
– Я не совсем понимаю, как это может быть. Мой отец был несколько лет заместителем министра культуры Франции, мы жили в небольшом домике в предместье Парижа. А если он попытался бы построить себе что-то похожее, его тут же уволили, да еще отдали бы под суд. Да у нас и денег на это никогда не было. – Соланж свой вопросительный взгляд адресовала сначала одному, потом другому мужчине.
– Отец, кто из нас будет объяснять, ты или я? – засмеялся Святослав.
– Начни ты, если понадобится, я дополню, – предложил Герман Владимирович.
– Я тебе уже говорил, что Россию нельзя сравнивать с другими странами. Тут все устроено по-своему. Здесь государство – это все, оно всем рулит и всем правит. Самое лучшее тут – присосаться к нему. И тогда ты в шоколаде. И можно не обращать ни на что внимания: ни на суд, ни на общественность, ни на газеты, журналы, телевидение. Если тобой довольно начальство, ты в безопасности, и можешь делать все, что пожелаешь. В том числе безгранично воровать.
– Так ваш брат вор? – изумилась Соланж.
– Ни он один, вокруг него все такие. Это и есть в России главный бизнес. Я все правильно объяснил? – обратился Святослав к отцу.
– В целом, да, – согласился Герман Владимирович. – Хотя это все же упрощенный взгляд. Некоторое время назад, Соланж, мы пытались изменить эту клептократическую систему, но из этого мало, что получилось.
– Почему? – спросила Соланж.
– Она оказалась сильнее нас, – коротко объяснил Герман Владимирович.
– Мой отец был вице-премьером в правительстве, – пояснил Святослав.
– Это было и давно и недолго, всего-то полтора года, – сообщил Герман Владимирович. – Мы очень хотели изменить эту страну. По крайней мере, я, но, увы, мало, что получилось, – развел он руками.
– Теперь тебе хотя бы немного понятно? – поинтересовался Святослав.
– Если понятно, то совсем немного, – сказала француженка.
– Не все сразу, – улыбнулся Святослав. – По поводу того, что правительство, в котором пребывал мой отец, хотело изменить страну, я сильно сомневаюсь. Об этом мы с ним много спорили. Но в одном я согласен, что Россию изменить невозможно. Когда я это однажды окончательно понял, то все плюнул, и свалил отсюда. У меня в кармане было всего несколько тысяч долларов. Но мне было все равно, лишь бы подальше от родного отечества.
– Ты мне об этом никогда не рассказывал, – удивилась Соланж.
– Так ты не спрашивала.
– Когда мы познакомились, ты уже был известным режиссером. Сколько фильмов ты снял к тому времени в Голливуде?
– Всего три. И они не имели большого успеха. Так, средний уровень.
– Критики писали другое, – возразила Соланж.
– Что они понимают. Я сам для себя главный судья и критик.
– И как ты оцениваешь свое творчество, Святослав? – поинтересовался Ратманов-старший.
Святослав какое-то время молчал.
– Понимаешь, папа, я хочу сделать один фильм, но настоящий, такой, какой останется навсегда. А все остальное уйдет в отвалы. Только никогда не ведаешь, какая картина окажется та самая. Вот и приходится их много клепать. Но, если все же сотворю ту самую, то на этом завершу свое творчество. Больше работать нет ни малейшего смысла.
– Чем же тогда займешься?
– Путешествовать, любить женщин, может, напишу книгу, – пожал плечами Святослав. – Мне хочется пожить на маленьком острове в океане, где почти нет людей. Представляешь, со всех сторон плещется вода. Можно ходить голым и ни о чем ни заботиться.
– Честно говоря, не представляю такой жизни, – сказал Герман Владимирович. – Мне бы там стало смертельно скучно уже на второй недели. Даже хождение голым не помогло.
– Это потому что ты никогда не умел сливаться с природой. А мне хочется ощутить себя ее частичкой.
– Кто же тебе мешает поехать на такой остров прямо сейчас? Вместо этого ты отправился в зараженную Россию.
– Так я же не сделал того главного в своей жизни произведения. А давайте все выпьем за то, чтобы это случилось. Тем более, у всех опустели бокалы.
Святослав встал и разлил вино по бокалам.
18.
Михаил Ратманов стоял на балконе своей спальни и наблюдал за тем, как Азаров прогуливается рядом с домом. Делал он явно не только для того, чтобы подышать свежим воздухом, по его поведению было очевидно, что он что-то вынюхивает. Пару раз он доставал свой телефон делал снимки.
Почему-то именно этот компонент прогулки больше всего бесил Ратманова. Чтобы унять раздражение, он то и дело отхлебывал из бокала с виски, но на сей раз это универсальное лекарство мало помогало. Злость с каждой минутой, словно вода в чайнике, закипала все сильней. Наконец он не выдержал, поставил на столик посуду и быстрым и решительным шагом вышел из комнаты.
Ратманов выскочил из дома и направился к брату. Азаров стоял спиной к нему и рассматривал павильон, в котором располагался крытый корт. Ратманов подкрался к Азарову и несколько секунд молча стоял рядом. У него возникло сильное искушение ударить его по голове чем-нибудь тяжелым. Он давно это заслужил.
Иногда Ратманов даже удивлялся, что этого еще не случилось. Ему были известны факты, каким образом власть расправлялась с некоторыми своими противниками. Это была большая государственная программа. Разумеется, все это хранилось в большом секрете, и он многого не знал, но кое-какая информация разными путями до него доходила. Вот только не понятно, почему Алексея пока миновала подобная участь, он заслужил ее как никто другой.
Азаров извлек в очередной раз из кармана телефон с явным намерением запечатлеть корт. Больше Ратманов выдержать такое поведение брата не мог.
– Снимаешь? – злобно прошипел он.
Азаров резко повернул голову в его сторону.
– А, Михаил, здравствуй, брательник, – поздоровался он. – У тебя, я вижу, прибавилось количество строений. Прими мои поздравления. – В его словах явно звучало издевательство, по крайней мере, Ратманов в этом нисколько не сомневался.
– Да, я строюсь, ты против? – с вызовом посмотрел он в лицо Алексею.
– Что ты, у тебя очень здорово. Не сомневаюсь, в этом поселке это лучшее поместье.
– Это не поместье, – возразил Ратманов. От злости у него невольно даже скрипнули зубы.
– А что, по-твоему, шалашик?
Ратманов подумал, что сейчас не время ссориться с братом. Им вместе предстоит провести неизвестно сколько дней. Да и отец будет очень недоволен таким развитием событий.
– Это не шалашик и даже не шалаш. Это мой дом и мой участок. И я прошу тебя не насмехаться. Ты можешь всем пользоваться в неограниченном количестве и без моего разрешения. Считай, что на то время, что ты тут, это отдано тебе в безвозмездную аренду. Разумеется, это же в равной степени относится и к Ростиславу.
– Спасибо, Миша, это более чем щедро.
– Чему ты удивляешься, мы же братья.
Азаров насмешливо посмотрел на Ратманова.
– Когда я целый месяц ни за что просидел в тюрьме, ты о нашем близком родстве не вспоминал. Или я ошибаюсь?
– Не я отправил тебя в тюрьму.
– Не ты, но тот режим, которому ты верно служишь.
– Я работаю на государство, на свою страну, – возразил Ратманов.
Азаров расхохотался.
– Кто бы сомневался. А государство и страна отблагодарила тебя этим дворцом и с примыкающими к нему постройками. Кто бы ни захотел так работать.
– У тебя была такая возможность, я тебе предлагал место в Совете Директоров крупной компании. Ты же отказался. – Несколько лет тому назад, Ратманову предложили купить брата хлебным местом. Но Азаров решительно отказался.
– Ты же прекрасно знаешь, я не беру взяток ни деньгами, ни щенками, ни местами в Советах Директоров. Хотя иногда, ой, как хочется.
Ратманов попытался в очередной раз овладеть собой.
– Послушай, Алексей, в стране страшная ситуация, эпидемия косит людей. Давай забудем все эти распри хотя бы на это время. – Он приблизился к брату. – Могу сказать тебе по секрету, после того, как завершится этот ужас, многое изменится. Уже есть проработки. – Это была ложь, Ратманов точно знал, что ни каких особых планов что-то менять в стране не было. Разве только провести кое-какие второстепенные и косметические реформы, которые не повлияют на характер системы. Но ради того, чтобы успокоить брата, можно пойти и не на такой обман.
– Вот когда начнутся перемены, тогда и поговорим по- другому. К тому же я в это не верю. Вы никогда не будете проводить реформы. Хочешь, поспорим на этот дом?
– А что ты можешь предложить взамен?
– Говори, что хочешь?
Ратманов ненадолго задумался.
– Ты откажешься от своей политической деятельности.
Теперь ненадолго задумался Азаров.
– Идет, – согласился он. – Заключаем соглашение?
– Да.
– Некому разбить, – сказал Алексей.
– Обойдемся собственными силами, – сказал Ратманов.
Братья подали друг друга руки.
– Я разбиваю, – предложил Азаров.
– Давай.
Азаров свободный рукой разбил их рукопожатие.
– Уговор дороже денег, – усмехнулся он. – Не возражаешь, если я еще немного тут похожу.
– Не возражаю.
Только сейчас до Ратманова дошло, какую фантастическую глупость, поддавшись эмоциям, он только что совершил. Ему ли знать, что в этом споре он заведомо проигравшая сторона. Что же отдавать Алексею дом и все, что его окружает?
Ратманов вдруг почувствовал, как подкашиваются ноги. Он не без труда направился к дому. От охватившегося отчаяния его даже стало немного подташнивать. Во всем виноват Алексей! Он ловко спровоцировал его на необдуманный поступок. И что теперь ему делать?
19.
Ратманов в расстроенных чувствах вошел в дом и стал медленно подниматься по лестнице в свою спальню. Общение с братом отняло у него столько сил, что он ощущал потребность в отдыхе. Ему надо постараться хотя бы на время выбросить мысли об этом нелепом споре. Иначе, они словно яд, начнут отравлять организм.
Он знал за собой одну черту, при внешнем равновесии и спокойствии внутри себя он был азартным человеком. Не случайно же однажды дал себе зарок, что не будет никогда больше садиться за игорный стол. Он отлично помнил, как в казино в Монте-Карло в рулетку проиграл такую большую сумму, что в ту же ночь всерьез намеревался покончить с собой. От одной мысли, что ему придется признаться жене в том, что он за пару часов спустил все, что они копили несколько лет, жить не хотелось. Но тогда он пересилил себя, вернулся в гостиницу и все поведал Софье. К его огромному облегчению она не стала его упрекать, устраивать истерики, хотя у них не было даже денег на возвращение домой. Она лишь слегка его сначала пожурила, а потом стала утешать, говоря, что они молодые и что они заработают еще достаточно денег. А этот неприятный момент как-нибудь переживут.
Так все и произошло, деньги заняли у знакомых, вернулись в Россию. А вскоре он поймал попутный ветер, и его карьера стала так стремительно развиваться, что он сам этому удивлялся. Затем стали приходить и деньги, да в таком количестве, что тот проигрыш, который на тот момент казался ему огромным, теперь лишь вызывал улыбку. Но то было давно, а сейчас все обстоит по-другому, он уже не в том возрасте, когда можно надеяться на очередное чудо. Если он на этот раз все потеряет, то больше уже не наверстает упущенное.
– Михаил Германович, с вами все в порядке? – услышал он чей-то голос.
