Владимир Фёдорович Власов
Падающие звёзды
– Звезды чем-то похожи на людей. Возможно, весь наш земной мир вместе с обществом представляет собой сколок этого космоса. Понять космос – все равно, что понять душу самого Творца. Каждая звезда проходит определенную эволюцию от карлика до гиганта, то становясь квазаром или пульсатором, то превращаясь в черную дыру. Никому не ведома суть этого явления, потому что, чтобы все это понять, нам потребовалась бы жизнь, равная жизни самого Создателя.
Вдруг он повернулся ко мне и спросил:
– Хочешь, я познакомлю тебя со своей теорией, которую никому ещё не излагал в завершенном виде?
Вместо ответа я кивнул головой, и учитель, кашлянув, продолжил:
– Видишь ли, я полагаю, что звезд на небе столько же, сколько рождаемых на земле людей. Вся наша судьба как бы предопределена небесными весами и подчинена определенному року. И мы по большому счету ничего не можем сделать против той программы, которая задана нам в космосе. Мы так же, как звезды, появляемся на свет и умираем. Вернее, не умираем, а превращаемся в черные дыры, чтобы вобрать в себя энергию для нового рождения. Вероятно, такой же процесс происходит и на уровне микромира. Ничто никогда бесследно не исчезает. Это ты должен знать, как физик. Но есть некоторые вещи, которые последнее время меня все чаще беспокоят. Это сознание того, что своими ошибками мы вносим сумятицу в эту программу. Конечно же, и в самом космосе не все обстоит благополучно. Вот, например, падающие осколки с неба или исчезающие неизвестно куда звезды. Они почему-то напоминают мне умерших или не родившихся младенцев, от которых мы часто избавляемся таким жестоким образом.
– Но профессор, при чём здесь не родившиеся младенцы? – воскликнул я, стараясь понять, разыгрывает он меня или его ум заходит за разум.
– Сейчас я тебе попытаюсь объяснить, – спокойно ответил профессор. – Постарайся перевести свое мышление на эзотерический уровень. Видишь ли, вся эта схема окружающего мира есть не что иное, как единое взаимосвязанное целое, взаимопроникающее в микро– и макрокосмосе. Поэтому мы всегда присутствуем как в космосе, так и в любой микро материи. Именно этим можно объяснить случаи точного предсказания будущего экстрасенсами, спиритические и прочие парапсихологические эксперименты, о которых ты, надеюсь, много наслышан за последнее время.
– Но позвольте! – воскликнул я.
– Нет, не перебивай меня и дослушай до конца. Ты, вероятно, знаешь, что наша Вселенная возникла от взрыва, то есть, из какого-то чрезвычайно мизерного, почти нулевого начала и стала расти и развиваться?
– Иными словами, – заметил я, – макромир возник из микромира.
– Вот именно! – воскликнул профессор. – Я больше чем уверен, что придет время, и наша Вселенная начнет сжиматься до размеров изначального состояния, которое в диаметре может оказаться меньше атома. Наличие во Вселенной черных дыр подтверждает эту гипотезу. Мы до сих пор не знаем, что такое материя, не можем разумно объяснить природу электричества, хотя ежедневно им пользуемся.
– В таком случае, если Вселенная сожмется, то великое и малое сольются в единый Уникум? – сделал я открытие для себя, очарованный необычностью этой идеи.
– Именно так, – продолжал он. – Поэтому в наших рассуждениях стоит сделать еще один шаг, чтобы приблизиться к истине, к которой я подвожу тебя.
– Какая же это истина, профессор? Выскажите её скорей, не томите мою душу, – шутливо воскликнул я.
И тогда учитель с серьёзным видом поведал мне свою тайну, от которой у меня перехватило дыхание. Она показалась мне намного глубже всех вместе взятых даосских и буддистских мировоззрений, утверждающих, что небытие и бытие взаимопроникновении, так как каждое из них является не чем иным, как началом другого.
– Так значит, – воскликнул я, – мы можем одновременно чувствовать себя и звездами, и мельчайшими частицами мироздания, и наша сущность распространяется на весь мир также, как и вся Вселенная заключена в нашей сущности?
– Приблизительно так. Я конечно не против закона сохранения материи и энергии, но, как ни странно, именно он подтверждает жизнеспособность моей теории. В природе все сжимается и разжимается, происходит своего рода вечная пульсация материи. Мы способны одновременно быть звездой и атомом, потому что мы вечны и неуничтожимы. И мы, как частики этого мироздания, можем интуитивно чувствовать всё, происходящее с нами на наших микро – и макроуровнях, – ответил профессор и рассмеялся. – Но есть вещи, которые не поддаются нашему разуму, они проистекают как бы из промежуточных субстанций. Они осколочные, как падающие звёзды и не рождённые младенцы. Они существуют сами по себе, и никто не знает, куда они исчезают. Когда-то я был студентом, как и ты, а потом молодым аспирантом и любил в мечтах уноситься неведомо куда. Ещё тогда перед моим взором, устремленным в небо, возникали расплывчатые контуры моей теории, и чем дальше я жил, тем больше убеждался в её существовании. Это была как вера в высшую реальность определенных, до этого игнорировавшихся форм ассоциаций, которые, по-видимому, существуют и порой проникают в наше сознание.
– Что-то я начинало плохо понимать вас, профессор, – признался я.
– Тогда я попробую рассказать тебе о своих ощущениях, и мы вместе постараемся разобраться в них.
"Итак, я начал с того, что когда-то полюбил одну женщину, вернее, нежную симпатичную девушку. Мы ходили с ней по вечерам смотреть на звёзды, и я излагал ей зарождающиеся ещё тогда в моей голове основы моей теории. Она меня, вероятно, тоже полюбила. Прошло некоторое время, и она призналась, что ждет от меня ребенка. Я совсем не ожидал такого поворота в наших отношениях, так как только что окончил университет, и еще, можно сказать, стоял неоперившимся птенцом в учёном мире без каких-либо подпорок в виде научных трудов и наработок. Я не только не планировал в ближайшее время жениться, но и сама мысль о ребенке приводила меня в крайнее бешенство. Я тут же попросил её избавиться от плода, на что она обиделась и прервала со мной всякие отношения. Как позже я узнал, ребенка у нее не было: то ли у неё был выкидыш, то ли он умер при родах. Но с тех пор по ночам этот ребёнок стал мне являться во снах. Ты представить себе не можешь, какие кошмары можно видеть с участием мертвого не родившегося ребёнка. И ничего мне не помогало – никакие успокоительные таблетки, ни обращение к доктору. Это было самым настоящим наваждением, от бессонных ночей я не мог найти себе места. Я испробовал все средства, чтобы излечиться, даже женился на другой девушке, и все напрасно. И вот представляешь, однажды ко мне приходит письмо от моей бывшей пассии, которая утверждает, что я похитил её мальчика. Я был на грани помешательства. Все бросив, я вместе с женой бежал из университетского городка и первое время прозябал в аспирантуре доктора Л. С того времени, правда, кошмары перестали меня преследовать. У меня родилась дочь Марина, которую ты прекрасно знаешь, затем жена сделала ряд абортов, и мои кошмары возобновились с новой силой. До сих пор я явственно вижу четверых детей, которые живут в моей квартире, они растут у меня на глазах, развиваются, учатся ходить, говорить, смеются. Когда я возвращаюсь с работы домой, они вчетвером сидят, опершись на спинку кровати, и поджидают меня. Я смотрю на них, и они мне приветливо улыбаются. Никто их не видит – ни моя жена, ни дочь. Но я-то их вижу прекрасно, вот только потрогать не могу руками. Трое мальчиков и одна девочка. Девочка самая младшая, ей всего четыре года. Именно четыре года назад жена сделала аборт. Порой меня охватывает ужас, я не могу найти всему этому объяснения. Но со временем я стал привыкать к мысли, что вижу своих не родившихся детей. Иногда я даже играю с ними. Ты можешь подумать, что на старости лет я совсем выжил из ума. Впрочем, я и сам иногда так думаю о себе, но мне от этого не легче. Я пытаюсь любыми способами победить свое безумство, иногда мне в голову приходит мысль всё бросить и бежать, куда глаза глядят, чтобы спастись от этих наваждений, как в первый раз. Но я не могу уехать от семьи, так как привязан к жене и люблю дочь. Вот такую кошмарную раздвоенную жизнь я веду каждый день, пытаясь разобраться во всех этих чудесах. Возможно, именно поэтому моя теория ныне приняла такую стройную и законченную форму. И всё же я близок к помешательству. Порой я со страхом смотрю на небо, и мне кажется, что все падающие звезды – не что иное, как не родившиеся младенцы. Как тебе всё это представляется?"
