Владимир Данилов
Сэфэнтар
7
Остаток нашего непростого пути я пытался разделить с Эльвирой и ее историями. Правда-правда, честно-честно: я буквально заставлял себя слушать экскурсовода. Заставлял изо всех сил, но, увы, почти ничего из ее рассказов не помню.
История Монсеррат, события, связанные с Черной Мадонной и крестом Святого Михаила, лишь едва касались моего сознания. Под журчание голоса Эльвиры я то и дело поглядывал на «девочку» в розовом (а со спины женщина по-прежнему выглядела ребенком) и томился то ли непониманием, то ли предчувствием, то ли… очень сложно проанализировать, а еще сложнее объяснить, что же зудело внутри меня и не давало покоя.
Впрочем, я не совсем прав, говоря, что вообще ничего не помню. Когда в самом конце поездки экскурсовод перешла к чудесам, совершаемым Черной Мадонной (возможно, ключевым оказалось постоянно используемое Эльвирой слово «чудеса»), я все же сумел хоть и не полностью, вернуться в тот солнечный день.
Одну из рассказанных Эльвирой историй, на мой взгляд крайне поучительную, мне бы хотелось сейчас кратенько пересказать.
Когда-то, давным-давно, жила-была на свете, то бишь в Каталонии, одна пожилая женщина. Как жила эта женщина, чем она занималась – сокрыто тайной, но одно известно совершенно точно: к моменту кульминации истории женщине давно минуло за шестьдесят. И совершенно точно известен еще один немаловажный факт, а именно то, что последние годы одолевала каталонку печаль-кручина. Поводом для той печали являлось отсутствие у женщины внуков, и это несмотря на то, что дочь ее была уже далеко не юна и замужем, причем вроде бы не в первый раз.
По словам Эльвиры, прошел не один год, прежде чем отчаявшаяся женщина решилась на крайний шаг – надумала она обратится с молитвой и соответствующей запиской к Черной Мадонне из монастыря Монсеррат.
То, что Черная Мадонна помогает в подобных несчастиях, известно давным-давно и сомнению не подвергается, но, по обычаям, с подобного рода записками к ней обращаются сами страдающие бездетностью женщины, без посредников. А тут дочь той женщины то ли в силу неверия, то ли по какой другой причине, но наотрез отказывалась взывать к помощи Святой.
И вот любящая мать отправилась в монастырь. Она помолилась, оставила записку и в надежде на чудо вернулась домой.
На этих словах экскурсовода в салоне автобуса, как мне показалось, повисла густая тишина любопытства. Похоже, именно эта история оказалась одинаково интересной всем нашим туристам (конечно, кроме тех, кто спал или слушал музыку). И когда в той почти торжественной тишине Эльвира произнесла: «И надежда ее сбылась. Через девять месяцев ребеночек появился на свет», – я услышал многочисленные негромкие и достаточно саркастичные комментарии мужской половины нашей туристической группы. Но самым удивительным я бы назвал то, что женщины, коих на самом деле отправилось в путешествие больше, чем мужчин, почему-то молчали.
– А теперь самое интересное, – выждав увесистую паузу, с загадочной интонацией произнесла Эльвира, тем самым возвращая атмосферу тишины и еще более концентрированного любопытства.
– Через девять месяцев, к огромному удивлению односельчан, родила сама женщина, а не ее дочь.
Сказав это, Эльвира замолчала, продолжая хитро поглядывать на своих подопечных, а тишина, окружающая нас, наполнилась новой неуловимой, но почти звенящей нотой. Так продолжалось пару секунд. Затем послышался звук, напоминающий осторожный единовременный выдох, и следом за ним из глубины салона раздалось:
– Зачет.
И тут же переходящий от ряда к ряду смех изгнал из автобуса ощущение присутствия сказки.
Надо сказать, что совпавший с окончанием поездки и воспринятый с юмором (опять-таки подчеркиваю, в основном мужчинами) столь горячий финал рассказа позволил снять напряжение предыдущих часов. Наверное, поэтому я достаточно легко и с юмором воспринял как очень быстрое, сравнимое с бегством, исчезновение за дверями ближайшего кафе одетой в розовое крошечной женщины, так и наше последующее двухчасовое блуждание за Эльвирой.
Когда же официальная часть экскурсии подошла к концу и нам даровали целых три часа свободного времени, выяснилось, что история о пожилой женщине, ее дочери и ребенке все же не осталась незамеченной и женской частью нашей группы.
Здесь я должен упомянуть о существующих в нашей семье различиях в туристических интересах. Если моя супруга Евгения обожает как можно чаще где-нибудь бывать и что-нибудь смотреть, то сын наш Евгений, как и его мать, где-нибудь бывать тоже любит, вот только предпочитает он в том где-нибудь просто бесцельно бродить, а еще лучше забираться куда-нибудь повыше. В его понимании именно таков лучший отдых. Что же до меня, то… эх, должен признаться, что вообще не люблю ни длинные прогулки, ни музеи, ни выставочные залы, а уж тех мест культурного времяпровождения, куда выстраиваются длинные очереди, тем более стараюсь всячески избегать. И тем не менее вопреки, казалось бы, таким нестыковкам наш совместный семейный отдых всегда остается замечательным, а главное, нескучным и запоминающимся.
– Уф, наконец-то, – достаточно громко с нескрываемым облегчением вздохнул я, едва Эльвира объявила об окончании экскурсии и о нашей трехчасовой свободе.
Евгения бросила на меня укоризненный взгляд и неодобрительно покачала головой.
– А что? – ответил я. – Теперь хоть в кафе можно посидеть, отдохнуть.
Из укоризненного, взгляд супруги тут же стал удивленно-недоуменным.
– Какое – посидеть в кафе? – воскликнула Женечка с почти возмущением. – У нас лишь три часа, а столько всего нужно увидеть: и Базилику осмотреть получше, и в музей я еще раз хотела сходить, и до креста Святого Михаила нужно дойти, и к Черной Мадонне обязательно.
Признаюсь честно, возмущение супруги, как и ее грандиозные планы, меня повеселили.
– Ну да, конечно, у нас ведь целых три-и ча-а-са-а», – протянул я, – обязательно все успеем, особенно если начнем с Мадонны: именно там эти три часа мы в очереди и проторчим.
– Не факт, – ответила Женечка.
– Очень даже факт, – теперь уже я в свою очередь попытался изобразить возмущение. – В музее мы были, на Базилику смотрели – все, что ты хотела, уже получила. Так нет, ей мало, давайте три часа стоять в очереди. И ладно бы наплевала на мои интересы, на то, что я умираю с голоду, но и ребенок останется не выгулянным. Ни по одной горной тропинке мы так и не прошли и вряд ли уже пройдем.
– Ой, только меня не вмешивайте в ваши разборки, – тут же откликнулся наш великовозрастный ребенок, что, как на грех, именно в этот момент стоял без наушников, – я один как-нибудь сюда приеду и спокойно по всем тропкам пройдусь.
– Ну, спасибо за поддержку, – я кивнул сыну, усмехнулся, после чего добавил: – И понятно бы было, если бы мать твоя хотела оставить Мадонне записку с просьбой о двойне, а то и тройне – хоть какой-то смысл, а так попросту угробим время, и все. Зачем?
– А может, я и хотела, – ответила Женечка, но через несколько секунд сама рассмеялась над своими словами. – Давайте для начала просто посмотрим, а вдруг там очередь уже рассосалась и мы быстро-быстро пройдем.
Я молчал, молчал и Женька.
– А уж если очень большая, – вздохнула супруга, – тогда по тропкам пойдем гулять. – И добавила: – Через кафе, конечно, иначе ты нас изведешь и прогулка в ад превратится.
К счастью, очередь к Черной Мадонне по-прежнему была не просто большая, а нереально огромная. Огромная настолько, что наша любительница исторических и культурных достопримечательностей сама объявила:
– Ничего себе. Нет уж, лучше по тропкам.
И тут я замечу, что подобным образом повезло, кажется, лишь нам с Женкой. Ибо среди жаждущих своими глазами узреть святыню Монсеррат я заметил множество, если не всех, экскурсантов нашего автобуса. Причем, лица женщин казались сурово сосредоточенными, а сопровождающие их мужчины выглядели… скажем так, не шибко радостными.
И вот мы «наконец-то» взбираемся по одной из множества уводящих в самые настоящие горы скрытых в кустах тропинок.
Я не случайно «наконец-то» взял в кавычки. Потому что если мечта и сбылась, то совершено точно не моя, и минут через двадцать нашего горовосхождения очередь к Черной Мадонне уже не казалась мне таким большим злом. Еще минут через десять я объявил, что лучше умру здесь, вот на этом валуне, чем сделаю хотя бы еще шаг вверх. Не то чтобы я действительно до такой степени устал, но с горными прогулками однозначно следовало закругляться, и подобным образом я как бы намекал на это. Причем, намекал без какой-либо надежды на поддержку, так как в подобных случаях всегда слышится примерно одно и то же: «Еще немножечко, только вон до того поворота дойдем. Или… ой, какой там камень необычный, его нужно обязательно осмотреть».
Каково же было мое удивление, когда Женечка сразу откликнулась:
– Действительно, пора прогулку заканчивать. – Впрочем, тут же все объяснилось: – Времени мало осталось, а еще сколько спускаться отсюда, и до Михайлова креста еще сколько идти.
– Ну, здрасти! – теперь совершенно искренне возмутился я. – Давайте в следующий раз к нему сходим. Как раз будет повод приехать сюда еще раз.
– Давайте сначала на дорогу спустимся и тогда решим, – очень дипломатично ответила Женечка, что могло означать лишь одно: отказываться от похода к кресту Святого Михаила она не собирается.
Впрочем, меня подобными трюками не проведешь, и, пока наша семейная экскурсионная группа спускалась по вдруг оказавшейся очень крутой тропинке (на подъеме крутизна столь явно не ощущалась), я готовился к «решающей битве».
Что касается нашего сынули, то он не менее дипломатично от комментариев воздержался и теперь первым очень ловко и, казалось, без малейших усилий двигался вниз по горной тропе.
Что ж, вот так и пришел конец нашей безмятежной ПРОСТО прогулки. В то время, пока мы двигались вниз по склону, что-то загадочное и необычное, сопровождающее нас на протяжении всего дня, подготавливало финальную сцену. Ни о чем подобном мы, естественно, не догадывались, и даже я, «страдающий» предчувствиями с утра, на тот момент о прежних своих мыслях и ощущениях не вспоминал. Мне действительно было не до бабы-яги с ее козами, не до розовой девочки-женщины – ни до чего: проклиная себя за дурную идею гулять по тропинкам, я цеплялся за кусты, хватался за траву и думал лишь о том, как бы не кувыркнуться и не скатиться кубарем в синее-синее море, находящееся, кстати, в десятках километров от места нашего горовосхождения.
И вдруг – о, чудо! Небольшой участок совершенно плоской и ровной земли (на подъеме я почему-то его не заметил) и стоящий на том участке чуть в стороне «сказочный» столб. Только вместо знакомых с детства волшебных фраз «Направо пойдешь – коня потеряешь; налево пойдешь – женату быть; прямо пойдешь – и себя, и коня потеряешь» на указующем том столбе красовалось что-то другое. Причем это другое было написано на нескольких языках, но не на русском.
– Жень, что тут сказано? – спросил я, обращаясь к сыну.
Тот, в отличие от своей матери и уж тем более от своего отца, разговаривает на английском, как на родном.
Женька нехотя (английский-то он знает, но переводить страсть как не любит), бросил взгляд на указатели, но ответить не успел: Евгения его опередила.
– О! До креста Святого Михаила всего триста семьдесят метров. Вон туда, – и Женечка указала рукой на скрытую кустами еще одну тропинку.
Сын, в подтверждение слов матери, удовлетворенно угукнул.
И вот тут я понял, что именно сейчас настал момент, когда необходимо давать достойный отпор попыткам усугубить наши горные прогулки. Я на пару секунд задумался, подбирая достаточно яркие выражения (наверное, это и было ошибкой, обычно я не заморачиваюсь выбором слов, а говорю что думаю), а Евгения в этот момент продолжила блистать знанием английского.
– А возвращаться к монастырю целых четыреста девяносто, – добавила она, показав на другую дощечку, указывающую на тропинку, по которой мы только что шли, и, глядя на меня наивно и по-детски невинно, продолжила: – Ну, давайте сходим? Что тут осталось? Всего триста метров.
– Я не против, – опять, как на грех, тут же откликнулся сынок.
И что мне оставалось? Я лишь вздохнул очень громко, очень глубоко и, как мне самому показалось, с чрезмерным страданием.
И эта самая чрезмерность возымела обратный эффект.
Засмеявшись, обожаемая супруга, тут же заявила, что триста метров погоды не сделают, она в меня верит и знает, что я не рассыплюсь. И вообще, когда мы еще так замечательно сможем прогуляться в эдаком прекрасном месте.
Я вздохнул еще раз, теперь уже обреченно, и лишь напомнил, что кое-кто совсем недавно в эдаком прекрасном месте гулять не хотел, предпочитая блужданию на природе стояние в очередях.
– А кто из нас не ошибается? – весело откликнулась Женечка и, не дожидаясь ответа, первой почти побежала по новой тропинке.
К счастью, тропа оказалась не настолько крутой, как прежняя, и минут через… не знаю, сколько прошло времени, но не много, мы как-то сразу вышли из густых кустов и оказались на неширокой асфальтированной дороге. Не далее чем в ста метрах на горном уступе виднелась небольшая смотровая площадка, обнесенная невысоким металлическим забором, а посредине нее на трехступенчатом постаменте возвышался крест Святого Михаила.
– Ничего себе, какой здоровенный, – заметил Женька.
– Да, красиво, – согласилась его мать. – Я же говорила, что сюда нужно обязательно сходить, а ты – «в другой раз… в другой раз…»
Улыбаясь, супруга смотрела на меня, а я не мог оторвать глаз от разбегающихся от креста туристов.
Десятка полтора, а то и больше людей разных национальностей и возрастов, что напуганная стая голубей, разлетались в разные стороны от смотровой площадки. Это потом я понял, что они просто расходились, общаясь друг с другом, что-то обсуждая, но в момент нашего появления у меня возникло четкое ощущение, что туристы бегут как по команде.
– Чего это они? – ошеломленно спросил я.
– В смысле? – переспросила супруга.
«Бегут. Люди бегут», – хотел сказать я, но вдруг точно время замедлилось, и видимые впереди туристы замедлились вместе с ним.
– Куда они все разом пошли? – негромко пробормотал я.
– Наверное, кто куда, – с усмешкой ответил Женька. – Нам, кстати, тоже надо спешить, а то времени совсем не осталось.
И двое моих родственников, не оглядываясь на меня, устремились к огороженной металлом площадке.
Вот так и получилось, что по какому-то удивительному стечению обстоятельств у креста Святого Михаила (одной из самых посещаемых достопримечательностей Монсеррат) оказались лишь мы втроем.
И тут я замечу, что ни путеводители, ни Эльвира не обманывали, когда утверждали, что открывающаяся с этого места картина невероятна. Действительно, вид на национальный парк Монсеррат, монастырь Монсеррат и горную гряду, простирающуюся за монастырем, оказался поистине ошеломляющим. Ошеломляющем настолько, что я, замерев у края смотровой площадки, на какое-то время потерялся в сине-голубой небесной бездне, зеленеющих далеко под нами и растворяющихся у горизонта просторах лесов и полей и навечно впечатанном в пространство и мою память песчано-оранжевом массиве гор.
Ни чувств… Ни слов… Ни мыслей…
Лишь ощущение бесконечного восторга, наполняющего вечность, и ощущение себя – невесомого, существующего метафизически и чудом оказавшегося на границе той вечности.
И вдруг я почувствовал абсолютно реальный жар, идущий откуда-то сверху и из-за спины. И сине-голубые небеса насытились синевой, перестав казаться легкими и восторженно-родными. И в один миг в вышине, застилая уже незнакомое небо, от горизонта до горизонта раскинулись белоснежные крылья. Горы покрылись багрянцем, кажущиеся игрушечными монастырские строения исчезли, и наполнивший воздух горько-терпкий запах принес с собою человеческий и так не похожий на человеческий голос.
– Сэ-э-Фэн-н-Тар! – совершенно явственно раздалось за моей спиной.
