Владимир Александрович Жуков
Горячая версия
Но в следующий момент тревога о дочери заслонила все в его сознании. Сергей позвонил дежурному по УВД, который узнал его по голосу:
– Послушай, Николай, не было ли каких сообщений по поводу девушки пятнадцати лет от роду. Моя дочь Юлька куда-то запропастилась. Жена, да и я, не находим себе места. За ней прежде такое не водилось.
– По оперативным сводкам пока ничего,– ответил майор милиции. – Хотя погоди, кажется есть. Из «Скорой помощи» час назад была информации, что в районе автовокзала подобрали девушку в бессознательном состоянии. По внешним признакам ей лет пятнадцать, не более. Документов при ней никаких, поэтому пока установить личность не удалось. Подозревают алкогольное или наркотическое отравление. Ее поместили в реанимационное отделение. Принимают экстренные меры для спасения.
– Приметы, приметы… сообщили?– голос следователя дрогнул. – Нет, я направил туда на всякий случай одного из оперативников,– ответил майор. – Возможно, она придет в сознание и все прояснится. Молодежь нынче, сам знаешь, какая, всякую гадость употребляют и нюхают. Родителей совсем не почитаю, по притонам шастают, слипаются и тайно аборты делают…
– Ладно, майор, спасибо просветил. Твои претензии к Юльке не относятся, она примерная девочка, – грубо оборвал его Сергей.– Не усердствуй, я сам разберусь.
Он набрал номер телефона реанимационного отделения. Ответил мягкий женский голос. Представившись, следователь спросил:
– Час назад к вам доставили девушку, пятнадцать лет, в бессознательном состоянии и без документов, удостоверяющих личность. Что с ней?
– Наркотическое и алкогольное отравление,– ответила женщина. – И это не все, есть подозрение, что она изнасилована. Видимо, специально посадили на иглу, так как на хроническую наркоманку она не похожа. Организм дал защитную реакцию. Я вызвала врача-гинеколога, чтобы обследовал, на теле девушки выявлены следы насилия. Сейчас ей стало немного легче, пришла в сознание, но ее нельзя беспокоить, психика слишком ранима…
– Будьте добры, назовите приметы потерпевшей,– с мольбой в голосе попросил Зотов, желая и боясь получить ответ, который бы подтвердил или опроверг его опасения.
– Светловолосая и голубоглазая, но сейчас зрачки замутнены,– ответила врач.– Я провела активную терапию, кризис миновал, но она еще очень слаба.
«Это Юля, моя дочь, – оборвалось у Сергея сердце.– Злодеи, сволочи, что они с тобой сделали, моя девочка». Он не попросил, а сообщил:
– Я сейчас приеду, это моя дочь.
– Вы уверены?
– Да.
– Она очень слаба, ее нельзя беспокоить. Встреча может усугубить ее состояние,– робко запротестовала она.
– Я только взгляну на нее,– пообещал Зотов.
– Кажется, я нашел Юлю,– позвонил он Ирине.
– Где? Что с ней? Не рви сердце, – не просила, а взмолилась жена.
– Потом, потом, родная, я должен лично убедиться, что это она. Не исключено совпадение, ошибка,– ответил Сергей.– Потерпи полчаса, я позвоню.
– Возьми меня с собой.
– Нет, пока нельзя.
– Сергей, не забывай, что я врач и смогу ей помочь?
– Там есть врачи,– невольно выдал он себя.
– Значит, дочь в больнице? Почему ты молчишь? Ее сбила машина или…
– Успокойся, родная. Я узнаю и позвоню.
Он поспешно положил трубку, затем вызвал дежурную машину и спустился вниз, к подъезду.
Минут через двадцать Зотов был на месте. Его встретила миловидная среднего роста женщина не старше сорока лет с добрыми карими глазами. Крахмальной белизны халат, на голове шапочка с выбившимся каштановым локоном.
– Это я с вами разговаривала, Надежда Андреевна, – представилась она.– К сожалению, подобные случаи с девушками не единичны. Попадают к грубым безжалостным дикарям в руки.
– Ее изнасиловали?– с тревогой, боясь подтверждения, спросил Сергей.
– Да, врач-гинеколог это подтвердила,– опустила Надежда Андреевна взор, словно в том была ее вина.– Организм молодой, поэтому дело небезнадежное.
– Я хочу ее видеть.
– Да, конечно, вам я сделаю исключение, но не более пяти минут. Ей необходим покой, психологическая адаптация. Физическая и моральная травма для ее возраста слишком чувствительна. Терапевт помогла Сергею надеть белый халат, провела в палату и оставила наедине с потерпевшей. Сергей подошел к слабо освещенной настенной лампой постели. Сердце его не обмануло – Юлька лежала под одеялом‚ на подушке рассыпались ее золотистые волосы. Лицо бледное, с испариной на лбу, веки смежены. Край одеяла сполз, обнажив смуглое плечо, сформировавшуюся белую грудь с лилово – розовым соском под распахнувшимся халатом.
«Ах, Юлька, Юлечка, доченька, не уберег я тебя,– с горечью подумал он.– Сокровище мое бесценное. Как теперь жить с этим гнетущим чувством вины. Эта горечь сохранится до конца моих дней. Но надо и этот удар судьбы выдержать. Сволочи не пощадили девочку. Сохрани Бог, чтобы она не сломалась психически». Девушка услышала шаги, приоткрыла глаза и слабой рукой потянула к подбородку одеяло. Он, сжав зубами стон, помог дочери.
– Юлечка, девочка моя, несчастная, сколько их было?
– Двое, – с трудом она разлепила искусанные припухшие губы и отвела глаза в сторону. – Заставляли брать в рот и сосать. Я отказалась и тогда они по очереди…
– Вот, подонки, сволочи, – заскрипел зубами следователь и плотно сжал кулаки и ощутил свою беспомощность и невозможность что-либо изменить.
– Прости меня, папа-а, я не хотела…, – почти беззвучно, шевеля искусанными запекшими губами, прошептала она, уткнувшись лицом в подушку. Из ее груди вырвались рыдания и по телу пробежала дрожь. Слезы потекли из ее глаз
– Это ты прости меня, доченька, я виноват, не уберег, – присел он рядом, обнял за вздрагивающие плечи и бережно погладил рукой ее мягкие волосы.
– Я не хочу жить,– всхлипывала она, уткнувшись мокрым лицом в его колени.– Все противно и мерзко…лучше бы они меня убили. Ты только маме ни о чем не говори, она меня проклянет… – Ну, что ты, доченька, успокойся. Ты же сопротивлялась, как могла, поэтому чиста и непорочна перед Богом и своей совестью,– пытался утешить ее отец. – Бывают ситуации и похуже. Все забудется, ты станешь взрослой, настоящая любовь и женское счастье за эти страдания тебя не обойдут стороной. Ты же мечтаешь стать юристом, чтобы защитить людей от насилия и произвола?
– Пап, о чем ты говоришь? Какие после этого могут быть мечты, все пошло прахом, – застонала она, холодный озноб пробежал по телу.
Он неумело уговаривал, боясь взглянуть в ее печальные глаза. Она тоже избегала его взгляда, словно совершила что-то постыдное. Зотов, немного успокоившись, спросил:
– Расскажи, как это случилось?
– В библиотеке я взяла роман Алексея Толстого “Хождение по мукам”, – прошептала Юля. – Потом шла через парк. Было пустынно и потемнело. Неожиданно подъехала машина. Вышел высокий мужчина и предложил прокатиться, пообещал шампанское, шоколад. Я, помня твое предупреждение, отказалась и хотела убежать тогда он силой, зажав ладонью рот, чтобы не кричала, затянул в машину и захлопнул дверцу…
Дочь замолчала и Сергей понял с какой болью дается ей это признание.
– Какого цвета была машина?
– Светло-голубого. Я успела прочитать «Ford», а вот номер не запомнила. – Сколько было в салоне человек?
– Двое. Один за рулем, а второй держал меня, чтобы не выскочила на ходу.
– И что дальше?
– Они надели наручники и завязали мне глаза. Поехали куда-то за город, в лес. Тот, что держал меня, достал шприц и сделал мне инъекцию в вену. У меня закружилась голова, все поплыло перед глазами. Стало легко и безразлично. А потом…
Она притихла, плотно сомкнув искусанные губы. Глухой стон вырвался из ее груди.
– Говори, дочка, говори. Я знаю, как тебе тяжело, но я должен знать все, чтобы найти и наказать этих злодеев.
– Напоили меня коньяком, раздели и приступили…– она заплакала.– Пап, я не хочу жить… грязные животные. Их наглые, мерзкие рожи преследуют меня. Противно, я ненавижу себя…
– Юлечка, родная, крепись. Я их из-под земли достану. Они получат по заслугам, – собрав в кулак всю волю, пообещал Сергей. – Вспомни, как они выглядели? Приметы, возраст, рост, одежда, черты лиц и другие отличительные особенности.
Дочь сообщила некоторые отрывочные приметы и попросила:
– Только маме ничего не говори. Она не переживет позора. Скажи, что я простудилась, мол, продуло ветром на сквозняке. «Ах, Юлька – нежная душа и за что тебе такое наказание в самом начале жизни? Как отмыться от этой грязи?»– подумал Сергей и спросил:
– Они тебе что-нибудь говорили по поводу меня?
– Велели поблагодарить своего папашу и держать язык за зубами,– прошептала она. – Пообещали, если буду хорошей девочкой, еще покататься и засыпать подарками. Оставили где-то на улице, а дальше я ничего не помню, словно в пропасть провалилась…
В этот момент открылась дверь и вошла Надежда Андреевна.
– Сергей Васильевич, пора, вы и так просрочили пять минут,– напомнила врач. Девочке нужен покой.
Зотов наклонился, поцеловал дочь в щеку, поправил одеяло.
– Не отчаивайся, Юля, мы с тобой все одолеем. Тебя скоро навестит мама.
– Пап, не говори ей,– с испугом прошептал она.
– Ничего не бойся, эта встреча необходима для вас обоих. Горе легче пережить вместе, чем в одиночестве. Ты скоро поправишься и будешь прежней.
– Нет, папочка, прошлое уже не вернуть, – ответила и слезы навернулись на ее глаза. «Да, теперь она другая, – со щемящей тоской согласился он. – Беззаботная девочка Юлька осталась в прошлом, в его отцовской памяти. Насильники отняли у нее юность в самом расцвете этой прекрасной поры. Они за это ответят по всей строгости закона».
Уже в длинном и узком коридоре Сергей попросил:
– Надежда Андреевна, будьте добры, присмотрите за ней. Мало ли что ей в таком состоянии в голову взбредет. Психика в ее возрасте очень ранима, особенно, после такого потрясения. И потом… нет ли риска зачатия от этих насильников?
– Хорошо, Сергей Васильевич, я отлично понимаю ее и ваше душевное состояние. Насчет зачатия, пока определить сложно. Мне самой в юности пришлось пережить нечто подобное. К сожалению, изверги еще не перевелись.
– Доктор, а моя дочь после этого случая может забеременеть? – Конечно, в пятнадцать лет вполне возможно. Акселерация, девочки, в отличие от мальчиков, быстро созревают, особенно, под нашим южным солнцем, – ответила Надежда Андреевна. – Были прецеденты, когда тринадцати и четырнадцатилетние девочки беременели. Чтобы не истощать молодой, неокрепший организм, по их согласию и согласию родителей искусственно прерывали беременность.
– Можно будет и у Юли прервать беременность, чтобы не родила от подонков?
–Сергей Васильевич, пока рано бить тревогу. Сейчас девочка проходит психологическую реабилитацию, чтобы вывести из стрессового состояния.
«Дай Бог, чтобы пронесло и не возникло необходимости для хирургического вмешательства, – мучительно размышлял Зотов, осознавая, что в этом есть его вина. – Почему, ну почему за родителей приходиться отвечать их детям? Таких насильников без суда и следствия надо ставить к стенке по законам военного времени». И ужаснулся этой мысли: «До чего может довести слепая ненависть и жажда мести. Хотя злодеи того стоят, чтобы другим было неповадно».
– Надежда Андреевна, вы оставляете нам надежду?
– Конечно, девочка переживет шок и пойдет на поправку. Для нее, свято верившей в любовь, чистоту и искренность чувств, это большое потрясение. Необходима психологическая реабилитация. Полагаю, что ее молодой организм выдержит эти испытания. Главное сейчас ни в чем ее не упрекайте, а наоборот, старайтесь утешить, отвлечь от тяжелых мыслей, чтобы не замкнулась и не ожесточилась. Особенно против юношей, мужчин, видя в них лишь источник неприятностей, а не любви и семейного счастья. Время залечивает самые глубокие раны.
– Моя супруга – врач-психотерапевт, – сообщил он.
– В таком случае она поможет Юле справиться с проблемами и восстановиться от душевной травмы. Но не следует форсировать, все должно идти своим чередом.
– Доктор, есть еще одно обстоятельство.
– Какое, не смущайтесь, говорите?
– Моя жена беременна. Волнения могут отразиться на здоровье будущего ребенка? – Все взаимосвязано и стресс для будущей роженицы нежелателен. Но ваша жена врач и знает, как себя вести в подобной ситуации, усмирять эмоции.
Зотов с сочувствием оценил откровение женщины и сказал:
– Не буду вас утруждать, завтра о дочери позаботиться моя жена Ирина Леонтьевна, она тоже врач-терапевт. Юля – единственный наш ребенок, сами понимаете…
– Не беспокойтесь, я присмотрю, – пообещала Надежда Андреевна.
Он поблагодарил доктора, возвратил ей халат и вышел в фойе. “Поблагодари своего отца, – слабый плачущий голос дочери острой занозой засел в сознании.– Больно ударили, в самое сердце, не пощадили девочку, надругались над чувствами. Все, хватит с ними церемониться. Завтра же потребую у прокурора санкцию на арест всей банды”. На выходе из здания больницы он в дверях столкнулся с женщиной и, лишь когда она обратила на него встревоженный взор, признал в ней жену.
– Ира, ты, почему здесь? Откуда узнала, что Юлька именно в этой больнице?
– Не у одного тебя интуиция следователя, материнское чувство сильнее, – с обидой отозвалась она. – Где дочка?
– В реанимации, на втором этаже, но врач не велела беспокоить, – с укоризной ответил Сергей.
– Я сама врач и знаю, как себя вести в подобных ситуациях. Что с ней?
– Родная, наберитесь мужества, держи себя в руках.
– Уже набралась, говори, не томи сердце.
– Злодеи напичкали ее наркотиком и изнасиловали.
– Изнасиловали? – у женщины перехватило дыхание, словно ком застрял в горле. Несколько секунд она осуждающе взирала на мужа и он, не выдержав ее страдальческого взгляда, опустил голову. Потом ее прорвало.
– Эх, Юлечка, девочка моя ласковая, за что тебе такие мучения? – и затрясла Сергея за рукав. – Это все последствия твоей работы. Говорила же, умоляла, чтобы прекратил или оставил это опасное дело. Чуяло мое сердце, что добром не закончится… Дождались, как гром среди ясного неба…
– Ира, милая, очень тебя прошу, не устраивай здесь истерики. На нас смотрят прохожие, – он обнял ее за плечи. – У меня тоже душа болит, сердце разрывается, но обвинениями, криками и проклятиями горю не поможешь. Надо стойко выдержать этот коварный удар судьбы.
– Удар судьбы? Ты сам своей упрямой принципиальностью ставишь семью и себя под эти бандитские удары, – упрекнула она. – У разумных и хитрых людей судьба удачно складывается, без трагедий и потрясений.
– Не будем здесь устраивать публичные дебаты, дома все спокойно обсудим. Пошли, Юля спит, ее опасно лишний раз тревожить и травмировать.
– Нет, я – мать и обязана увидеть свою кровинушку.
Они с трудом уговорили Надежду Андреевну и вошли в палату. Юля, действительно, задремала. Ирина Леонтьевна подошла и взяла ее ладонь с фиолетовыми нитями вен на тонком запястье, чтобы проверить пульс. Она проснулась и вскрикнула:
– Мама, мамочка-а!
– Успокойся, Юлечка, деточка моя. Мы тебя не оставим, никому не дадим в обиду, – и бережно вытерла кружевным платочком слезы с ее лица.
– Что тебе принести покушать?
– Ничего не надо, – прошептала Юля. – У меня нет аппетита.
– Я остаюсь с ней, – заявила мать. – Вдруг станет плохо.
–Здесь постоянно находится дежурный врач, – напомнил озадаченный ее решимостью супруг. – К тому же, глядя на тебя, Юлька не сможет заснуть и всю ночь проплачет, а ей нужен покой.
– Ваш муж абсолютно прав, – подтвердила подошедшая Надежда Андреевна, дабы прервать свидание.
– Если бы он всегда проявлял благоразумие, – согласилась Ирина с аргументом и поцеловала дочку во влажную щеку. – Спи, Юлечка, я тебя завтра навещу. Ни о чем плохом не думай и быстро поправишься. Мы с отцом будем за тебя молиться и Господь нас не оставит в беде.
Не отрывая печального взгляда с дочери, она последовала за врачом и Сергеем. Отойдя шагов десять от двери, дала волю слезам. Сжав пальцы в кулачки, в отчаянии ударила мужа в груд, словно пытаясь его разбудить от летаргического сна.
– Ты, только ты виноват в том, что с Юлькой произошло! Никогда, до последних дней я тебе это не прощу… Вот каких страданий и жертв стоят твои принципы. Надо жить, как все, думать в первую очередь о семье, о личном благополучии и карьере.
Надежда Андреевна деликатно отошла в сторону, а Зотова продолжила:
– Не знаю, не могу представить, как нам теперь жить под одной крышей?! Я ненавижу тебя… У других женщин мужья, как мужья, устраиваются, приспосабливаются к условиям, идут на компромисс, чтобы в семьях были достаток и уют, а ты какой-то непреклонный, не от мира сего. Кому теперь нужны твои честь, правда и борьба с криминалитетом, если за них приходится расплачиваться так дорого – честью и здоровьем родной дочери? Уйди с моих глаз, я не хочу тебя видеть…
– Ира, подумай, о чем ты говоришь. Горе легче сообща пережить, – тщетно уговаривал он жену и глухо пообещал. – Я этих мерзких насильников повяжу и загоню на нары. Он сжал в ладони ее острый кулачок, раздумывая:
« Может, на самом деле, пока не мозолить ей глаза, а поехать в гостиницу «Москва» и навестить Леру?» Но в следующее мгновение отказался от этой заманчивой мысли: «Нет, жену в таком состоянии оставлять одну в квартире рискованно, мало ли что взбредет в голову на почве волнений».
По прибытию на квартиру, Сергей связался по телефону с госавтоинспектором Михаилом Дроновым и приказал:
– Передайте на все посты ГАИ и экипажам ДПС ориентировку следующего содержания: «Обеспечьте проверку автомобилей марки «Ford» голубоватого цвета. Водитель и пассажир 25-35 лет. Один высокий, другой среднего роста. Одеты: высокий в теплую летную куртку, второй в куртке зеленого цвета. Подозреваются в наркотическом совращении и изнасиловании несовершеннолетней девушки 15 лет. Начальнику МРЭО произвести проверку всех владельцев автомобилей «Ford». Следователь городской прокуратуры по особо важным делам С. В. Зотов».
Каждый из супругов, забился в отдельную комнату. Ирина Леонтьевна – в холодное супружеское ложе, а он в Юлькину спальню, еще хранившую тайну сжигающей страсти в жарких и сладких объятиях Леры.
«Это какой-то зловещий рок, – вдруг поразило его открытие. – Мне не следовало вместе с Лерой заниматься любовью на диване, где обычно спит дочь. Надо было все же предпочесть брачное ложе. Но в тот момент я почему-то решил, что это обострит измену в отношении Ирины, осквернит наше теплое гнездышко. И вот страшный финал – дочь, невинное дитя пострадала за отцовское прегрешение».
Здравым разумом он не приемлет эту мистику, которой чаще всего подвержены очень впечатлительные и богобоязненные женщины, но она не давала ему покоя. Ночью супруги, находясь порознь, томились в плену тягостных мыслей, страдая бессонницей. Непроницаемая стена отчуждения возникла между ними. Никто не решался сделать первый шаг навстречу, чтобы разрушить эту преграду. Сергей с болью ощущал тяжесть вины, свалившейся на его плечи, хотя и осознавал, что поступает верно, по неписаному кодексу чести, совести и справедливости.
20. Накат на Зотова
Ранним утром, едва рассвело, всю ночь, промаявшаяся от бессонницы, Ирина отправилась в больницу к дочери, а Сергей, наскоро позавтракав – в прокуратуру. Спустя полчаса к нему в кабинет зашел Анатолий Борецкий с длинным списком—более двухсот фамилий и адресов владельцев автомобилей «Ford».
– Вот, Дронов постарался, – подал он Зотову отпечатанный на принтере текст.
–На их проверку ухлопаем много времени, а для нас сейчас каждая минута дорога,– вздохнул следователь.
– Нет проблем,– хитро улыбнулся Анатолий.– Из этого списка только у пятерых владельцев «Ford» голубоватого цвета. Остальных Дронов включил на всякий случай, вдруг Юлька в темноте ошиблась в цвете или насильники решили срочно перекрасить свое авто. Если цвет указан точно, то имеем возможность до минимума сузить масштабы и район поиска. Среди владельцев иномарок хозяйка коммерческого магазина «Лотос», капитан супертраулера из производственного объединения «Югрыбпоиск», сейчас он в рейсе, военный пенсионер – полковник в отставке, пятидесятилетний банкир и тридцатилетний гражданин с непонятным родом занятий, брокер или дилер.
Борецкий отыскал в списке его фамилию:
– Рабакин Ефрем Афанасьевич. По возрасту вполне подходит, проживает в городе…
– Погоди,– прервал его Зотов.– Ты говоришь, что он брокер или дилер. Имеет ли он какое-нибудь отношение к концерну «Юпитер Лтд»?
– В базе данных компьютера, наверное, об этом нет сведений, иначе бы Дронов указал,– ответил Анатолий. – Похоже, что этот Рабакин – темная лошадка, занимается каким-нибудь сомнительным бизнесом, сбывает «левое» горючее или водку, а возможно, оружие или наркотики. Хоть и рискованный, но прибыльный бизнес.
– В «Ford» находились двое,– продолжил развивать мысль Сергей.– И если верно вычислил, то Рабакин – один из насильников. Но не следует исключать вариант, что разыскиваемый нами автомобиль не зарегистрирован. Поэтому прикажи своим орлам из угрозыска пусть установят наружное наблюдение за домом, в котором обитает подозреваемый тип. Действуют аккуратно, чтобы не “засветились”.
Мы должно удостовериться, что не ошиблись. Возьми это под свой контроль держи меня в курсе. Действовать будем в зависимости от обстоятельств. Неплохо было бы выследить все связи и добраться до главаря. Только тогда станет ясно, кто заказал убийство Кременя. Хотя личность заказчика и не вызывает сомнений, но необходимы твердые доказательства, чтобы не рассыпались в суде. У Варнака целая команда высокопрофессиональных адвокатов, людей без совести и чести, готовых служить ради «золотого тельца».
– Соберем неопровержимые вещдоки,– обнадежил Анатолий.
– Бандиты обнаглели до крайности, творят беспредел. Это, на мой взгляд, дает нам полное право в экстремальных ситуациях действовать жестко и при малейших признаках сопротивления, угрозы здоровью или жизни, при попытках побега стрелять на поражение, – твердо произнес следователь.
– Сергей Васильевич, а как же предупредительные окрики, выстрел в воздух? – напомнил уполномоченный угрозыска.
– Инструкция о правилах применения оружия, написанная еще в советское время, безнадежно устарела и многие наши коллеги жестоко поплатились за ее бездумное исполнение, – возразил Зотов. – Нынешние бандиты и отморозки действуют мгновенно, хладнокровно и цинично. Пока ты будешь кричать и в воздух палить, они тебя десятки раз продырявят выстрелами из ТТ, Узи, «Скорпиона» или Калашникова.
Я не хочу, чтобы кого-то из вас сразила бандитская пуля, удар ножа в грудь или арматуры по темечку. Если не мы их, то они нас охотно отправят на тот свет. Даже издевательски циничный слоган придумали, мол, самый лучший мент – мертвый мент. Поэтому угрызения совести нас не должны мучить, слезы и сентиментальность оставьте для благородных девиц. Мы должны действовать адекватно, платить коварным врагам той же монетой.
– Это близко к самосуду, нечто вроде того, что вор у вора дубинку украл.
– Не утрируй, твоя аналогия неуместна, – он оборвал Анатолия. – Мы собрались не в бирюльки играть, бандиты показали на что способны или может кто-то из вас считает, что недостаточно жертв и надо подождать, когда кого-то из нас грохнут?
– Клин клином выбивают, – согласился Борецкий.
– Всю ответственность, как руководитель ОСГ я беру на себя, тем более, что приказы не обсуждаются, а выполняются, – продолжил Сергей. – В случае, если кто-то из вышестоящих начальников решит, что мы превысили свои полномочия, то за ваши спины прятаться не стану, приму удар на себя. Опыт против таких атак есть
– Сергей Васильевич, я с тобой солидарен.
Их разговор прервал голос Левашова, прозвучавший по селекторной связи:
– Сергей Васильевич, срочно зайди ко мне.
В кабинете прокурора уже находился Кулиш. Выражение его лица было бесстрастным и даже безразличным, но во взгляде изредка сквозила настороженность. Зотов в ожидании подвоха держался строго подчеркнуто.
Левашов поднялся из-за стола.
– Очень сочувствую вам, Сергей Васильевич. Крепись,– потряс он руку.– В нашей работе, к горькому сожалению, без жертв и неприятностей не обходится. Почему не поставили меня в известность я бы нашел слова для утешения?
– Не хотел вас отрывать от важный дел, – вздохнул следователь. – Напрасно, напрасно, я бы мобилизовал все силы, – с редким для него пафосом заверил Арсений Иванович. Но Сергей лишь усмехнулся, хорошо знал истинную цену его действиям в экстремальных ситуациях, ибо прокурор твердо придерживался принципа: «Раньше времени не высовываться, инициатива наказуема».
– Как вы себя чувствуете? Может, недельку-другую отдохнете? – продолжил он, изобразив трогательную заботу на сытом и уставшем лице. – О путевке в хороший санаторий в Ялте или Алуште позабочусь, а делом Кременя временно займется Кулиш.
– Арсений Иванович, спасибо за отеческую заботу, но я не нуждаюсь в отдыхе! – излишне резко, переведя взгляд на помпрокурора, догадавшись, что это его идея, произнес Зотов. – У меня и сотрудников опергруппы достаточно сил, чтоб довести дело до конца. А на отдых, если «горит» путевка, отправьте Зиновия Яковлевича, он наверняка, перетрудился на канцелярском поприще.
– По-вашему, я бездельничаю? – встрепенулся Кулиш, уловив откровенную иронию.
– Очень даже усердствуете, пора орден или медаль вручать, – парировал реплику Зотов и продолжил.– Гнусное насилие над моей дочерью – это цепь преступлений, которая тянется с момента злонамеренного убийства Кременя и других жертв. Он попал в перекрестье политических и коммерческих интересов. Где крупный капитал, там и криминал. Преступники все активнее внедряются во властные структуры и я не удивлюсь, что года через три-четыре, если мы не остановим, то кто-нибудь из заматеревших и обогатившихся на грабеже криминальных авторитетов будет претендовать на пост президента страны.
– Во, куда вас занесло с прогнозом! После таких прогнозов астролог Глоба и разная шушера в среде колдунов-шарлатанов вам и в подметки не годится. Лихо, Сергей Васильевич, лихо,– покачал головой и захлопал в пухлые ладоши Зиновий Яковлевич. – Такие потрясающие открытия, такие откровения, прямо диву даешься. У нас, что же сицилийская мафия?
– У нас своя, крымская мафия, которой сицилийская в подметки не годится, – уверенно ответил Зотов.– Раздел собственности между кланами без взрывов и крови, ликвидации соперников не обходится. Тут уж своя рубашке ближе к телу. Я знаю, кто заказал убийство Кременя и скоро назову.
– Может вам при такой обостренной мании преследования лучше заняться астрологией или хиромантией?– угрюмо посоветовал помпрокурора. – А настоящее следствие поручим профессионалам.
– Хотите сказать, что вам?
– Да, у меня почти тридцать лет стажа в сравнении с вашими пятнадцатью, – не без гордости заявил Кулиш. Следователь бросил взгляд на Зиновия Яковлевича и заметил, как тот беспокойно заерзал на стуле, втянул голову в плечи.
– Сергей Васильевич, я ценю ваш юношеский максимализм и желание извести всех негодяев под корень, но шашкой тоже надо размахивать с умом, чтобы в атаке своих не порубить. Важны железные доказательства, стойкие свидетели, которые впоследствии не откажутся от первоначальных показаний, как это часто бывает, – проявил явную солидарность с помощником прокурор.
– Будут, осталось немного,– уверенно произнес Зотов, решив не раскрывать козырей.
– Ну, батенька, мы юристы, а не сочинители детективов,– вздохнул Левашов.– Это писатели могут себе позволить художественный вымысел, и разные крутые виражи и ситуации в сюжете, а наше кредо – железные факты, улики, неопровержимые доказательства. Уголовное дело должно быть шито не белыми, а прочными нитями. Вы на Зиновия Яковлевича не обижайтесь, а наоборот почерпните опыта у последних из могикан. Божьему дару, интуиции в вузах и академиях не научат.
Не отвергайте, а пользуйтесь бесплатными советами и консультациями, чтобы по молодости, угоду сомнительным амбициям и тщеславию, не наломать дров. Сами отлично понимаете, но желаете признаться в том, что опыт ветеранов юриспруденции– это уникальное, бесценное достояние. Поэтому не отворачивайтесь, когда вам протягивают дружескую руку.
Кулиш, как китайский болванчик, с удовлетворением закивал блестящей с белым пушком, словно венчиком, головой.
– Спасибо Арсений Иванович, за мораль, давно не слышал столь блистательной речи, – склонил голову следователь.
– Молодо-зелено, опять без сарказма и юмора не может. Ядовитый, как серная кислота, – вступился за прокурора его верный помощник и с огорчением заметил. – Сергею Васильевичу эрудиции, мудрости и жизненного опыта недостает. Я предлагаю передать дело по факту трагической гибели Кремнева и других фигурантов ДТП следователю Горелову. Он ас в юриспруденции, не будет тянуть волынку, быстро разберется и поставит все точку над i.
Это злополучное дело уже столько времени вредит нашим статистическим данным. К концу года, если не улучшим положения с показателями раскрываемости, то на республиканском совещании подвергнемся самой жесточайшей критики. И тогда об очередных званиях, продвижениях по службе и других поощрениях придется надолго позабыть. Окажемся в роли постоянных мальчиков для битья. И до тех пор, пока кто другой не сменит нас в последней графе аутсайдеров. Разве я за себя пекусь, за державу, за коллег, работающих в поте лица, обидно.
– Да, за державу, действительно, обидно, – вставил реплику Зотов.
– У Сергея Васильевича от усердия голова перегрелась, везде, словно мы живем не в Крыму, а на Сицилии, ужасные мафиози мерещатся. Готов всех поставить к стенке и пустить в расход. Он находится в таком состоянии, что не может провести объективное, беспристрастное расследование, – вошел в раж Кулиш. – В нем уже сейчас говорит чувство мести за поруганную честь дочери. Он наломает дров, искалечит судьбы невинных людей. Я не хочу, чтобы несмываемое пятно легло на чистый мундир прокуратуры. Если вы, Арсений Иванович, не последуете моему совету, то снимаю с себя ответственность за негативные последствия. Более того, он намерен обратиться с рапортом к прокурору республики. Он глубокомысленно взглянул на Левашова и по верблюжьи поджал губы, ожидая ответной реакции, но тот не торопился с резюме.
– Я прошу признанного аса прокуратуры, каковым он сам себя считает, ответить на два вопроса,– официально подчеркнуто произнес Зотов.– Откуда вам известно, что факт надругательства над моей дочерью, каким-то образом связан с гибелью Кременя? Может, ему подсказала интуиция, на которую Зиновий Яковлевич любит ссылаться, когда отсутствуют аргументы? И второе, почему он так настойчиво добивается моего отстранения от дела? Значит, имеет корыстный интерес. Не думаю, что это продиктовано любовью к строгости закона и трогательной заботой о репутации прокуратуры.
