Виталий Аркадьевич Надыршин
Пропуск в бездну: маршалы космоса
Якушев полистал документы на столе, вытащил нужный. Стал читать.
– По обвинению в принадлежности к "контрреволюционной националистической организации"…
Он пробежал глазами перечень фамилий. – Хм… Сколько их… Ага, вот главные: заведующий сектором крымскотатарского художественного вещания республиканского радиокомитета Р.М. Рефатов, бывший редактор татарской газеты "Ени Дунья" М.М. Недим, нарком земледелия Крымской АССР Ф.А. Мусаниф, директор педагогического института М.Э. Бекиров, бывший нарком просвещения республики Р.М. Александрович, нарком просвещения Б.А. Чагар, председатель ЦИК Крымской АССР И.У. Тархан… Вон сколько их…
Контрреволюционеры, те ещё! Распустили вы их в Крыму! Они твои – Германов?
– Мои, Лаврентий Тимофеевич! Проблемы были с ними, особенно с редактором татарской газеты "Ени Дунья"
– ?!..
– «Новый мир» в переводе. С Мамутом Недимом. Учился этот татарин в медресе, потом уехал в Турцию, закончил педагогический институт. Позже турки направили его в Германию. Он с нашим Вели Ибраимовым, давно расстрелянного, был в «Милли-Фирка», работал, недолго правда, и наркомом просвещения Крыма. В том году расстреляли его.
– Ну…
– Очень культурный, умный татарин был. Сейчас выясняется, что вроде бы и виноват-то он был только в том, что защищал своих соплеменников, которых признали националистами, и всё. Теперь говорят – виноваты мы.
– Ну, и какие проблемы? Таких, как этот твой татарин-интеллигент – пруд пруди. Турция, Германия – достаточно. К стенке его правильно поставили, ясно же – скрытый шпион. Ко всем шпионам и чуждым политики партии нужно максимально усилить все меры воздействия, за всякий малейший повод арестовывать. Разболтались, понимаешь ли…
Сотрудники не поняли начальника – «кто разболтался»: общины или они – сотрудники, но переспрашивать никто не стал.
«Странно, – удивился Семён. – В перечне неблагонадёжных организаций капитан не назвал еврейские общины» Однако, проанализировать своё наблюдение не успел: подала голос, молчавшая до сих пор сотрудница.
– Лаврентий Тимофеевич, может, я пойду, работы много.
– Сидите, вам особое задание будет. Так вот, Гершель. У вас там некая медсестра из Феодосии…
– Нянечка, она, товарищ капитан.
– Кто, – не понял Якушев.
– Да, эта – Пашкова, из Феодосии. Дура баба. Думаю, обычный оговор.
– Дура, говоришь… Лейтенант, газет не читаете? Что на Востоке страны делается, знаете? Конфликт с японцами у озера Хасан… Надеюсь, слышали? Вот-вот война с Японией… Наша задача на корню пресечь всякую, слышите – всякую, попытку любой японской диверсии на нашей территории. Нужны аресты японских шпионов, чтобы другим неповадно было.
– Товарищ капитан, но зачем Японии взрывать Феодосийский, допустим, порт? Для неё железные дороги Дальнего Востока важны, а не Чёрное море.
Якушев пристально посмотрел на Семёна. – Надеюсь, Гершель, мне не надо повторять вам второй раз о необходимости признать за этой дурой-бабой, как вы говорите, японскую разведчицу.
– Но…
– Никаких но, лейтенант, выполняйте!
– Слушаюсь!
– И ещё, Гершель! Вы же из крымских переселенцев, как я помню из личного дела, в курсе значит. Мне справка нужна о еврейских поселениях в Крыму. Ну, там: сколько их, что сделано, почему нет развития… По короче там напишите, чтобы я был в курсе… По времени не ограничиваю, но не не тяните. Недели хватит?
– Постараюсь, товарищ капитан, – не совсем уверенно ответил Семён.
– Да уж постарайтесь, лейтенант, постарайтесь. Сделайте одолжение, – буркнул Якушев, и повернулся в сторону сотрудницы. – Теперь вам задание.
– Москва запрашивает дополнительные материалы на руководителей Черноморского флота, арестованных в том году по обвинению в военном заговоре. Все они твердят о своей невиновности. Мол – это не мы вредили, мы, мол, ничего не знаем, ничего не слышали. Знакомая песня. Не я веду следствие – живо признались бы! Записывайте, младший лейтенант, фамилии. Поднимите их дела.
Нарком бегло просмотрел список.
– Ну, на самого командующего Черноморским флотом Кожанова, терять время не будем, приговор ему, кажется, уже вынесли. Наверное, и привели в исполнение. Хотя, если, что накапаете, лишним не будет. А вот с этими надо поторопиться: начальник политуправления флота Гугин, заместитель Мустафин, начальник Севастопольского укрепрайона, комбриг Суслов. Этого подозревают в участии контрреволюционной военно-троцкистской организации… С ним полегче будет. Соберите, что найдёте на них, и мне на стол.
Всё, свободны, товарищи офицеры.
Покинув кабинет начальника, Семён вышел во двор. Вид стоящих на солнцепёке арестованных заставил его вернуться в здание. Он подошёл к окну дежурного и резко произнёс: – Давайте арестованных ко мне. Начну допрос…
В свою наёмную квартирку уставший Семён вернулся поздно. Мишка спал. На кухне, в ожидании мужа, жена, уютно примостившись в стареньком кресле, поджав под себя ноги, читала книгу. Взгляды их встретились. Оба одновременно понимающе улыбнулись.
Показав на часы, Наташа покачала головой, но промолчала, не произнеся, ставшей уже привычной, фразу: – Ты, что в управлении один там, что ли? Сеня, если ты себя не бережёшь, подумай о нас!
Семён подошёл к жене, нагнулся, с удовольствием вдохнул такой знакомый запах, и поцеловал её в макушку. – Работы много, милая! Ужинать будем?
– Сеня, а что с квартирой? Когда же дом будет готов. Точно нам дадут там квартиру?
– Должны… Приказ подписан.
– Измаялась я ожидаючи. Иди мой руки, всё готово.
Семён нервничал. Неделя подходила к концу. Текучка заедала. Арестованных меньше не становилось.
Выговор от начальника в его планы не входил, и причина серьёзная. Дом на набережной… Квартира… Недовольство супруги… Брр…
Вечером Семён отложил все дела и стал лихорадочно листать папки с аналитическими записками по еврейскому вопросу.
Его коллега Михаил Германов недавно приехал из Севастополя и теперь за соседним столом мучительно «ломал голову» над составлением отчёта о командировке. В углу кабинета за ширмой, шумел электрический чайник – новинка немецкой промышленности, недавно реквизированной Михаилом в какой-то фирме. В кабинете стоял соблазнительный запах ещё одной новинки – «Докторской» колбасы, где-то раздобытой пронырливым коллегой.
Странно, но материала по еврейскому вопросу в отделе было не так уж и много, на татар значительно больше. Нет, конечно, есть архивы, но копаться там – дело длительное. Семён никак не мог сосредоточиться.
Видя растерянность своего товарища, Германов посоветовал:
– Да понадёргай ты из справок разные цифры, Семён. Когда, где, сколько… А умозаключение пусть начальник сам делает.
– Точно, – облегчённо ответил Семён. И дело как-то сдвинулось с места.
…В сентябре 1930 года из Евпаторийского, Джанкойского и Симферопольского районов Крымский ЦИК создал 16 районов. Из них – 8 национальных, в том числе, еврейский Фрайдорфский. Район объединил ранее существующие еврейские поселения…
Написав это, Семён задумался.
– Миша, а как считаешь, надо ли отметить, что первый пленум районного комитета ВКП(б) в ноябре тридцатого выбрал ответственным секретарём райкома некого Сологуба, председателем райисполкома Тёмкина, которого вскоре отозвали с должности, назначив Бендерского Якова…
– Не думаю… Мелочи не должны интересовать начальника. Пиши о главном.
– Пойми, что здесь главное? Вот гляди, написано: на 1 марта 1931 года население еврейского Фрайдорфского района состояло из 29600 человек. А из них евреев только чуть более трети… Остальные русские, татары, немцы, украинцы…
– Какой же он еврейский, даже половины нет евреев. Интересно, а сколько там крымских татар?
Семён пробежал глазами текст документа. – Татар – двадцать процентов. Но еврейские переселенцы занимают половину площади района.
– Совсем не дурно, скажу тебе.
– После коллективизации в районе насчитывалось девяносто три колхоза, пять машино-тракторных станций, в которых числилось более трех сотен тракторов и около сотни комбайнов.
– А сколько понастроили домов?!.. Сам видел. Я допрашивал одного директора колхоза…
– Точно. Вот данные, послушай, – перебил коллегу Семён. – Одних школ около семидесяти, десятки клубов, библиотеки, кинопередвижки. Три больницы, медпункты в каждом колхозе… Своя тракторная, сельскохозяйственные школы… Район обслуживают 9 электростанций, 25 телефонных установок.
– Так и пиши об этом, чего голову ломать. Про еврейский театр не забудь. Я как-то был на районной конференции, вечером на еврейский спектакль пригласили. Ничего, знаешь… Нет, что и говорить, богатый район.
– В 1935 году на базе Фрайдорфского, образован новый – Лариндорфский район.
– Вот, так и пиши. Не забудь о еврейских организациях написать: «Агро-Джойнт» и «Комзет»… Прикрыли их в Москве, правда. Но это без нас в центре сделали.
– Судя по справкам, к тридцать седьмому году переселение евреев в Крым почти прекратилось…
– Вот-вот! И это несмотря на явные успехи. И это в своей справке отметь. А чисто еврейскими районы не стали… Почему?.. Среди привлечённых нами нэпманских и кулацких элементов за антисоветскую деятельность и вредительство вашего брата евреев не так уж и много. Иногда, даже странно было… Это, Семён, писать не надо.
– Евреев в колхозах стало значительно меньше, это точно. И отец мой о том же. Бегут в города, говорит он, не хотят в земле ковыряться. Да, и американцы перестали помогать. В Палестину некоторые направились. Опять же Биробиджан есть…
– Не забудь отметить комсомольцев и пионеров. Тоже помогали нам выявлять вредителей. Начальство любит такие факты. Про Павлика Морозова слышал? Все газеты писали про этого пацана.
– Нашёл пример, – пробурчал Семён. – от отца отказался…
– Я тебе больше скажу, чем меньше евреев у нас в Крыму, тем спокойнее, – зевая, проговорил Германов. – Нам и с татарами проблем хватает. Давай, Сеня, чай пьём и по домам. Я, так точно, за день намотался, устал как собака. Завтра закончу отчёт. Да и ты не сиди. Днём раньше, днём позже, какая разница.
Семён с облегчением вздохнул: – И то правда… Пора по домам.
На следующий день, ближе к обеду, в кабинет Германова и Гершеля неожиданно вошёл сам Якушев. Хмуро посмотрев на сотрудников, он буркнул: – Гершель вас отзывают в Москву.
– Меня! Зачем? – вырвалось у Семёна.
– С семьёй, – добавил начальник. – Я почём знаю… Начальству виднее. Передайте дела Германову, – и вышел, громко хлопнув дверью.
– Ну, а ты боялся. О справке наш Лаврентий не вспомнил даже. Ты – это… что накарябал оставь. Не ровен час вспомнит и мне поручит.
Семён молчал, он испугался. Первое, что пришло ему в голову – квартира… Причитания жены… Опять мимо… И только потом возникла тревожная, подленькой змейкой вылезшая наружу мысль: Заковский – враг народа, его подпись в приказе о моём назначении в Крым… Мой черёд?.. Успокоил его насмешливый голос Михаила.
– Глядя на твой испуг, хочу, Сеня, тебя успокоить. Хотели бы арестовать – арестовали на месте. Не такие мы с тобой шишки, чтобы на транспорт тратиться, да ещё с семьей.
Для справки
С приходом в НКВД Лаврентия Берия, волна репрессий прокатилась и по руководящим органам госбезопасности. За непомерную жестокость, способствующей необоснованному оговору арестованных, были репрессированы многие сотрудники НКВД. Коснулись они и высших руководителей, среди которых были евреи, отличавшиеся не меньшей жестокостью.
Начиная с образования советской республики, евреи действительно составляли в руководстве страны довольно большой процент, а в органах безопасности порой доходило до семидесяти процентов. Лагеря для заключённых (ГУЛАГ) находились практически в полном «ведении» лиц еврейской национальности.
К середине 1938 года массовые репрессии в стране достигли больших масштабов, причем значительно возросло число арестованных по обвинению в совершении наиболее тяжких преступлений, чаще заканчивающихся высшей мерой – расстрелом.
В Крымской АССР всего было арестовано более шестнадцати тысяч человек, из которых к ноябрю 1938 года были приговорены более тринадцати тысяч, из них как минимум пять – к расстрелу. Были репрессированы все секретари крымского обкома партии, председатель правительства и председатель Президиума Верховного Совета республики, а также, крымские наркомы и их заместители, более десяти секретарей райкомов, полтора десятка председателей райисполкомов и около семидесяти директоров предприятий.
Уже в конце августа 1938 года за особую жестокость к арестованным, часто не обоснованную, расстреляли комиссара 1-ого ранга Заковского (Штубиса), в декабре наркома НКВД по Крыму Лаврентия Якушева.
В 1939 году по приговору военного трибунала в числе группы сотрудников «Агро-Джойнта» расстреляли доктора Зиновия Серебряного, затем бывшего руководителя крымского НКВД Михельсона.
В апреле 1939 года был арестован, а через год расстрелян народный комиссар госбезопасности СССР Николай Ежов.
В 1940 году расстреляли старшего майора Цесарского.
В процессе этих кампаний были репрессированы многие, кто принимал участие в разработке проекта «Крымская Калифорния». Сам проект, как казалось руководству страны, заглох окончательно. И к тому были причины, не зависящие ни от правительства СССР, ни от татар, ни самих евреев: в Европе началась война.
1 сентября 1939 года Германия напала на Польшу.
В конце октября того же года немецкие войска начали боевые действия в Европе, напав на Францию и, находившиеся там экспедиционные войска Великобритании.
В апреле 1940 года в течении одного дня нацистская Германия захватила Данию. Затем была оккупирована Норвегия. Боевые действия между Германией, Великобританией и Францией были временно приостановлены. Западноевропейские страны в этот период осуществляли секретные переговоры с нацистским руководством. Они стремились к тому, чтобы направить германские войска против Советского Союза. И поначалу не договорились…
В мае 1940 года Германия захватила Бельгию, Голландию и возобновила боевые действия против Франции, выйдя к побережью в район порта Дюнкерк, где окружили четыре десятка английских, французских и бельгийских дивизий.
В июне того же года германская армия вошлав Париж, и через неделю Франция капитулировала.
А следы нашего героя Семёна Гершеля после отзыва его из Крыма обратно в Москву затерялись в бурных и трагических событиях первых военных лет. Доходили, правда, слухи, что воевал он в составе войск НКВД, и даже в газетах промелькнула как-то его фамилия в списках награждённых, но дальнейшая судьба Семёна нам не не известна.
Начавшаяся война многих вычеркнула из списков живых и мёртвых.
Часть вторая
Странный визит
Трехэтажное здание под номером 13, в котором с начала 30-х годов располагалась советская дипломатическая миссия, находилось в фешенебельном районе английской столицы, как раз недалеко от Кенсингтонского дворца. Особняк был старым, построенный ещё в 1852 году, но с довольно привлекательной архитектурой в стиле неоготики. Когда лет десять назад решался вопрос с переездом советского представительства из прежнего царского посольского здания на Чешем-хаус, срок аренды которого через три года заканчивался, в этот – более просторный особняк, именно цифра тринадцать сильно смущала завхоза советской миссии: – Число какое-то не счастливое, –
недовольно бурчал он, – да ещё с такими грабительскими условиями! Тьфу…
Действительно, условия аренды были издевательские. Но эти кабальные условия владельца особняка, некого английского миллионера Ричардсона – заплатить аренду вперёд сразу за шестьдесят лет, начальство в Москве не сильно смутило. Причём, оплаченный царским правительством оставшийся трёхлетний остаток аренды старого здания посольства, где находился последний русский посол граф Банкендорф с многочисленной прислугой, в зачёт новой аренды не шёл. Пришлось согласиться и с этим, потому как, желающих в то время сдать СССР в аренду большое здание в Лондоне, прямо скажем, было весьма ограниченное число. И этот то, Льюис Ричардсон, известный своим русофобством, поначалу особого желания подписать договор с русскими тоже не имел. И понять его можно. Этот миллионер до революции имел концессии в России, а с приходом к власти большевиков… Сами понимаете… Кому понравится терять выгодный бизнес…
Выручили маклеры. Зная, что еврей Ричардсон, помимо прочего, является главой еврейской общины Великобритании, они красочно расписали ему о великом деянии большевиков в отношении бедных евреев в России. Даже на карте показали миллионеру полуостров Крым – русскую Палестину, куда, по их рассказам, стремятся все обездоленные евреи. Сердце старого еврея, старика Ричардсона, дрогнуло, он чуть не прослезился, и уже было хотел подписать договор без особых условий, но тут в нём проснулся капиталист, и тот, конечно, возмутился. Миллионер покряхтел, покряхтел, да и выкатил русским те самые кабальные условия.
В конечном итоге, руководство страны Советов согласилось с диким требованием миллионера и заплатило англичанину наперёд тридцать шесть тысяч фунтов стерлингов, тем самым, давая понять, что советская власть – это надолго, и в 1990 году оно обязательно перезаключит договор аренды на более приемлемых для себя условиях. 1990-ый… дата для России знаменательная!
…Так вот кто виноват в крахе великой страны с названием Советский Союз – еврей-капиталист Льюис Ричардсон! Не догадался капиталист потребовать арендную плату лет так это за сто пятьдесят-двести вперёд, а там, глядишь, и пронесло бы: или у Горбачёва инфаркт от пустых полок в магазинах случился бы, или Ельцин вконец спился, да и Чубайс со всей дружной командой Гайдара, глядишь, перебежали бы в США… Шутка, конечно! Что случилось, то случилось! И увы… История, как мы знаем… В прошлое не вмешаешься и не вернёшь.
Ну, ладно! Давайте вернёмся в Лондон…
И вот наступил 1940 год.
Обычно невозмутимый, с едва заметной, словно приклеенной усмешкой на лице (кстати, что ставило порой в тупик политиков малознакомых с советским дипломатом), полпред Майский сегодня нервничал, и было от чего.
Чтобы как-то успокоиться, он с задумчивым видом разглядывал из окна своего кабинета чудесный сад напротив: фонтан, виднеющийся сквозь ветки деревьев, теннисную площадку, раздевалку спортсменов. Чуть далее, за зелёной изгородью виднелось поле для игры в футбол, а ещё дальше – раскинулись знаменитые Сады Кенсингтона, едва ли не самый прекрасный из лондонских парков.
Время текло медленно. Иван Михайлович часто посматривал на часы – ждал гостя – известного политика прошлых лет Ллойда Джорджа, предупредившего днём ранее о желательности личной с ним встречи.
Напольные часы стали бить полдень – дверь в его кабинет открылась. Сотрудник дипмиссии пригласил визитёра войти в кабинет.
Как и положено, после обмена приветствиями, беседа началась с соблюдения английского протокола: долго говорили о погоде, о нестабильности на бирже и обстановке в Европе…
Наконец, гость заговорил о ситуации в самой Англии. Говорил долго, нравоучительно… Иван Михайлович стал уже уставать от бесцельного разговора и даже мельком глянул на часы, что было явным неуважением к гостю. Гость заметил нетерпение хозяина кабинета и неожиданно, практически, не закончив замысловатую фразу, резко произнёс:
– Если вы, господин Майский, думаете, что и в 1940 году последние события чему-либо научили английский истеблишмент, то вы жестоко ошибаетесь.
Ллойд Джордж58 скептически посмотрел на советского полпреда, надеясь увидеть на его лице признаки хотя бы малейшего испуга или разочарования. Однако, Иван Михайлович был спокоен, он сидел в кресле никак не реагируя на слова англичанина. Заложив ногу на ногу, словно давно не видел, полпред с любопытством разглядывал обстановку собственного кабинета.
– Более того! – с некоторыми нотками недовольства, продолжил английский политик, – Могу с уверенностью сказать: прими европейские страны, те, что подписали нейтралитет с Германией более агрессивные меры вплоть до вступления в коалицию с Гитлером, не исключаю, и Великобритания может поддаться соблазну пойти по их пути. И тогда, сэр, Советскому Союзу придётся весьма туго, несмотря на ваш договор с немцами о ненападении.
Майский молчал, и продолжал оставаться в том же безмятежном состоянии человека далёкого от переживаний, по крайней мере, внешне. Он лишь развёл руки в стороны, как бы говоря: – Кто знает… Кто знает, сэр!
Но спокойствие советского полномочного представителя СССР в Англии было обманчивым, он напряжённо размышлял, стараясь понять причину столь неожиданного появления этого важного представителя английского истеблишмента в здании советского полпредства.
«И не сидится же дома семидесятисемилетнему старику? В друзьях его страны Ллойд Джордж никогда не числился. К тому же, падкие на сенсации лондонские газеты ещё совсем недавно тиражировали статью этого политика, смысл которой был, что после прихода Гитлера к власти в Германии, германский нацизм совершенно безвреден для Великобритании, но станет прекрасным антисоветским орудием.
Странный визит, странный разговор… Непонятный… Хотя, этот бывший премьер-министр ранее не был замечен в поспешных, необдуманных высказываниях. Старик осторожный… Видимо, запахло «жареным»… Чего он хочет от меня?»
Затянувшаяся пауза визави своё дело сделала, Ллойд Джордж перешёл к цели своего визита.
– Господин Майский, сэр, прошу принять от меня некоторые извинения по поводу моих ранних заблуждений по отношению к политике германского правительства. Я ошибся в Гитлере.
Вот уж тут, услышав от чопорного и надменного англичанина слова извинения (случай небывалый, в анналах истории английской дипломатии, практически неизвестный), Майский слегка вздрогнул, по крайней мере, его ресницы, словно шторки объектива фотоаппарата, взлетели вверх. Иван Михайлович сделал удивлённый вид.
– И что же, сэр Джордж, такого произошло, что вы изменили своё отношение к политике Германии? Только ли гибель вашего крейсера «Ройял Ок» на морской базе Скапа-Флоу?». Газеты пишут, что подводная лодка немцев отличилась…
– Возможно, сэр, возможно, и это тоже! Тщательно анализируя ситуацию в Европе, разговаривая с политиками, и не только с английскими, я пришёл к печальному выводу…
Англичанин сделал паузу, и медленно, осторожно, тщательно подбирая слова, продолжил. – Я убедился в реваншистских устремлениях зарвавшегося Гитлера. Польша, Франция и прочие страны Европы – не конечная цель фюрера. Гитлер обязательно нападёт на Великобританию, после чего повернёт свои танки и самолёты в вашу сторону, сэр.
Майский уточнил.
– Надеюсь, правительство его величества того же мнения, сэр Джордж?
Губы советского полпреда при этом, как бы, дрогнули, изобразив ухмылку. По-крайней мере, так показалось английскому гостю, и это неприятно удивило английского аристократа.
Он не мог понять, оценил ли этот русский важность только что сказанного им или нет? «Всевышнего благодарить надо – вокруг нет этих проныр – журналистов. Такого бы разнесли на весь мир…», – подумал Джордж. Старый политик представил себе утренние заголовки столичных газет: «Англия извиняется…», «Русские празднуют победу…», «Правительство сэра Черчилля, – что дальше?»
И Ллойд Джордж, под впечатлением собственных измышлений, виновато развёл в сторону руки.
– Не уверен, сэр. Лорд Невилл Чемберлен упустил время. Он неисправим, а к тому же страшно упрям… Даже нападение немцев на наш крейсер и гибель более восьмисот человек экипажа, не повлияло на нашего премьера в его желании не ссориться с Гитлером. Мне точно известно, что он и сейчас готов пойти на сделку с немцами, если они дадут понять, что готовы выступить против Советского Союза… Можете быть уверены, что премьер-министр Великобритании Чемберлен ни минуты не думает о серьезной войне с Германией. То же самое могу сказать и о министре иностранных дел виконте Галифаксе. Он полностью поддерживает политику Невилла, и также ненавидит вашу страну. И это катастрофа! Война вскоре окажется у границ наших государств. По крайней мере, немецкие дивизии уже накапливаются вблизи английских берегов, Ла-Манш их не остановит. Следующая, смею вас заверить, будет ваша страна, сэр.
– Но господина Чемберлена уже нет, он ушёл в отставку.
– В отставку… – хмыкнул гость, – если бы видели, с каким трудом парламент избавился от него.
– Важен результат, сэр. С мая сего года его величество король Георг VI назначил премьер-министром военного министра господина Черчилля, а, если мне не изменяет память, Эдуард Фредерик Линдли Вуд – виконт Галифакс, ваш протеже в бытность вашу премьер-министром, остался в этом правительстве.
Ллойд Джордж вздохнул. – Тридцатые года… Виконт Галифакс… То были другие времена, господин Майский, и я ими горжусь!
– Вот как! Интересно… Очень интересно! А ведь именно ваш виконт Галифакс, о чём вы, вероятно, осведомлены, в июне тридцать девятого отказался приехать к нам в Москву на совместные переговоры о взаимном сотрудничестве с советским правительством. И тем самым, мы упустили шанс договориться, вынудив мою страну подписать с Гитлером пакт о ненападении.
– Чего вспоминать прошлое, пусть и недавнее. В свете мною сказанного вам этот договор с немцами вряд ли поможет. А по поводу, тех переговоров…
Майский не выдержал. Стараясь не повышать голоса, произнёс:
– Оставим на время наш договор с Германией, сэр. Хотелось бы напомнить вам о ваших недавних планах вместе с Францией нанести удар по нашей территории, в частности, произвести бомбардировку Баку, Грозного, Батуми… Но май 1940-ого года внёс в эти планы коррективы. Третий Рейх нанёс удар по вашим объединённым войскам в Европе. Дюнкерк, сэр… Англии и Франции было уже не до Советского Союза. Подозреваю, и военный конфликт СССР с Финляндией не обошёлся без вашего участия. Так ведь, сэр Джордж?
– Сэр, но ваша страна до сих пор поставляет Германии топливо. Бомбардировкой мы хотели прекратить эти поставки, – не совсем уверенно возразил Ллойд Джордж. – О времена, о нравы… Повторюсь, господин Майский: не будем вспоминать прошлое. Мы тогда все были уверены в антибольшевистских настроениях фюрера и совсем не думали о нападении агрессора на страны Европы. Борьба идеологий… Сами понимаете…
Вздохнув, сэр Джордж, добавил:
– Этот солдафон Гитлер возомнил себя императором Наполеоном, забыв, чем тот кончил.
Иван Михайлович позволил себе не скрывая, усмехнуться.
– И что же вы, сэр Джордж, предлагаете?
– В целях пресечения германской агрессии уже мы предлагаем вам сотрудничество, господин полномочный представитель Советского Союза. Свои мысли я высказал господину Черчиллю, и он со мной согласился.
Майский посмотрел на некогда всесильного английского политика, и не ответил.
– Теперь нужно ваше согласие, сэр! – не совсем уверенно произнёс Ллойд Джордж. – А впрочем, не торопитесь, сэр. Я не рассчитываю на незамедлительный ответ. Сообщите о словах старого английского дипломата господину Сталину.
Вскоре, встреча дипломатов закончилась. Иван Михайлович проводил гостя до двери. Уже открыв дверь, Ллойд Джордж, обернувшись, произнёс:
– А по поводу, как вы говорите, сэр, моего протеже лорда Галифакса… Смею вас поставить в известность, на пост премьера-министра Великобритании в мае 1940 года, его величество рассматривал две кандидатуры, первой, и наиболее вероятной, была кандидатура виконта. Трезвый расчёт и любовь к своей родине подсказали Эдуарду Фредерику Линдли Вуду отказаться от высокой должности, как вершине дипломатической карьеры, в пользу Уинстона Черчилля. Человека более подготовленного для отпора возможного агрессора, и в тоже время готового сделать барабан из кожи собственной матери, чтобы пробарабанить марш в свою честь. Вот такой он, наш новый премьер-министр.
Старый политик помолчал, и добавил: – Что касается нынешних политиков?!.. Мир все больше напоминает сумасшедший дом, которым заправляют умалишенные. Прощайте, сэр.
Проводив гостя, Майский вернулся к окну: хотелось взглянуть на отъезжавшего аристократа. Не увидел. Видимо, чтобы не афишировать свой поход в советскую миссию, Ллойд Джордж оставил транспорт подальше от особняка.
В поле зрения Ивана Михайловича попался больше похожий на дворец шикарный каменный дом Лесли Уркварта. Того самого Уркварта, который до революции имел богатейшие цветнометаллические заводы в царской России и после революции, как и многие английские предприниматели, стал одним из злейших врагов советской власти. Чуть далее стоял не менее богатый, очень красивый дом герцога Мальборо. И тот, и другой, да и остальные местные богатеи, живущие в районе этой улицы, постоянно писали на работников советской дипмиссии жалобы городским властям: они, видите ли, то газон не вовремя подстригут и уберут возле своего здания, то бумажку не поднимут с тротуара, а то, вообще, кошмар – автомобили русских гостей перекроют всю улицу…
Полпред с сожаленьем отвёл взгляд от дворцов и, вздохнув, направился в особый, секретный кабинет шифровальщиков.
Через пару часов в Москву ушла срочная шифрограмма.
Для справки
В целях выведения Англии из предстоящей войны в сентябре 1940 года немецкие бомбардировщики неожиданно для англичан стали бомбить их города. Великобритания ответила аналогичными действиями, произведя первую бомбардировку Берлина.
21 декабря 1940 года Гитлер подписал директиву о подготовке войны против СССР.
В начале марта 1941 года о присоединении к союзу Германии, Италии, Венгрии и Румынии заявило царское правительство Болгарии.
В апреле того же года при поддержке итальянских и венгерских дивизий немцы вторглись в Югославию и Грецию.
Согласно директиве Гитлера тринадцать ударных немецких дивизий приготовились переправиться через Ла-Манш на берега Туманного Альбион – Великобританию.
А СССР в это время добросовестно исполнял взятые на себя обязательства по договору о взаимном ненападении с Германией. Продолжались совместные учения с немецким Вермахтом, эшелоны с топливом, металлом, продовольствием шли в Германию…
Даже за несколько дней до начала войны один из хлебозаводов Одессы продолжал изготавливать ржаные сухари для немецкой армии, ежесуточно отправляя в Германию по три вагона своей продукции. Мало того, рабочие завода эти сухари упаковывали в длинные деревянные ящики, пригодные для дальнейшей упаковки в них немецких винтовок.
В этот период на смену английского кабинета лорда Чемберлена пришло коалиционное правительство во главе с лидером консерваторов Уинстоном Черчиллем, который первым в Европе заявил о войне с Германией до победного конца.
22 июня 1941 года в нарушение соглашения о взаимном ненападении Германия вторглась на территорию СССР.
12 июля 1941 года в Москве было подписано соглашение «О совместных действиях Правительства Советского Союза и Правительства Его Величества в Соединенном Королевстве в войне против Германии».
