Виктория Селезнева
Агротуризм для олигарха
Глава 7
Я надеялась, что Никольский ляжет спать, не возвращаясь на кухню, все-таки свежий воздух, все дела. Но видимо где-то там выше отключили мою связь с космосом, так как мои желания постоянно игнорировались.
– Я приготовил нам уютное гнездышко, дорогая, – пропел Никольский, подходя сзади. Я сжала зубы, чтобы не поддастся на провокацию, и продолжила разбираться с посудой. Но когда его руки оказались на моих бедрах, а дыхание я почувствовала на шее, я не выдержала, поворачиваясь к нему, вооружившись вилкой, которую я как раз вытирала. Это только в любовных романах, тело женщины предает ее, и против своей воли она начинает желать ненавистного мужчину. В реальности поднимается злость и негодование, хотя отвращение не появилось, а я так надеялась, что меня показательно вырвет от его «ласк».
– Никольский, последнее предупреждение. Я расцениваю это, – показала глазами на его руки, – как домогательство.
Мужчина улыбнулся.
– А если я во сне случайно тебе на попу положу руку, тоже будешь расценивать это как домогательство?
– Да, – выпалила я, – если не можешь себя контролировать, спи на полу. И руки убрал.
Мужчина, наконец, отцепил руки от моего тела, поднимая их вверх.
– Понял, был не прав. Алиса, а ты крепко спишь? – неожиданно спросил он.
Мне вопрос не понравился. Определенно, в нем был какой-то подтекст.
– А что?
– Не порти о себе впечатление, не отвечай вопросом на вопрос, – нахмурился мужчина.
– Я не собираюсь казаться лучше, чем есть для тебя. Так что?
Никольский помотал головой и улыбнулся.
– Хорошо, проверю сам.
Сергей
В порыве вредности я обрадовался, что мы будем спать вместе. Но затем пришло и осознание, что в такой близости сложно будет себя держать в руках. Все же, как не крути нашу ситуацию, я мужчина в расцвете сил, а Алиса очень даже соблазнительная девочка. И не только телом соблазнительная, а еще и на каком-то эмоциональном уровне. Она пока сама не понимает своей привлекательности, что делает ее еще более желанной.
Но я, как истинный брутальный самец, не сомневающийся в своей неотразимости, был уверен, что как только я включу режим соблазнителя, она растечется как мороженое и все проблемы решаться сами собой. Но строптивая девчонка снова меня удивила, вооружившись против меня вилкой. И я видел, что она не набивает себе цену, просто не хочет меня. Как меня можно не хотеть?
Я отвык от такого. Обычно, мне даже соблазнять никого не приходилось, стоило открыть кошелек и дверь в крутую тачку, дамочки возбуждались сами собой. А тут она знает кто я, и ей плевать. Чаще всего, меня либо желают, либо бояться, притом каждое из этих чувств пропитано уважением. А тут не желания, не страха, не уважения. Да моя самооценка за последний день упала ниже плинтуса. Хотя, с другой стороны, мне же было скучно? Вот теперь у меня есть головоломка, которую я должен разгадать за две недели.
Алиса упорно продолжала вытирать и так сухую посуду, лишь бы не встречаться со мной взглядом. Я ел яблоко и нагло рассматривал ее, пока не услышал:
– Ты меня смущаешь, может, ты уже спать пойдешь? – спросила девчонка, не поворачиваясь.
– И чем я могу тебя смущать? Вгрызанием в яблоко?
– Ты пялишься, – прошипела она.
Зеркало у нее там где-то что ли?
Но отмазываться я не собирался.
– Это явно нельзя причислить к домогательствам, у тебя красивая фигура, считай, что я получаю эстетическое удовольствие.
«А мог бы и физическое».
– Хорошо, – резко повернулась маленькая стерва, – тогда я пойду спать.
– Отлично, где душ? – спросил я у нее.
Алиса довольно улыбнулась. Ну что опять?
– Видел бочку по дороге в туалет?
Я кивнул, доедая яблоко.
– Так вот, это и есть душ, – вижу, что пытается не язвить, но яд просачивается все равно.
– То есть бочка с грязной водой и есть то, чем я могу ополоснуться? – я пытался осмыслить высказывание девчонки.
– Вода не грязная, а за день она нагрелась достаточно, чтобы быть не ледяной.
Вот так сюрприз.
– Ладно, – я встал, хлопнув рукой по столу, – мне все больше нравится эта деревня. А здесь, наверное, принято считать, что Земля плоская?
Алиса резко обернулась.
– Знаешь, то, что здесь нет коммуникаций, не дает тебя права считать, что люди тут тупые.
Ого, да мы оскорбились в лучших чувствах.
– Отсутствие здесь цивилизации дает мне право считать, что люди не используют мозг, чтобы улучшить здесь жизнь. И не надо мне рассказывать про отсутствие финансирования! Мужики, которые целый день играют в карты на завалинке с бутылочкой мутной жидкости в обнимку, давно могли бы собраться и построить здесь подобие детской площадки, или как-то облагородить местность, придумать какой-то бизнес, чтобы наскрести денег на проведение газа, пусть даже нелегальный. Но когда люди во всем обвиняют правительство и презрительно поджимают губы при виде богачей, означает только то, что они сами ничего не хотят менять в своей жизни. Возможности, пусть и разные, есть у всех. Только зачем? Если можно и дальше прожигать свою жизнь.
На этих словах я развернулся и вышел на улицу, вдыхая свежий воздух. Я разозлился, не собирался читать никаких лекций, но она, черт возьми, меня спровоцировала! Защитница сирых и убогих, твою мать! Почему-то большинство считают, что все им должны, а они обиженные обществом несчастные люди. Поработали бы эти люди хоть раз 24 часа из 24 в сутках, поспали бы хоть раз целый месяц по 2-3 часа, потому что проект горит, слетали бы на другой конец мира ради встречи на один час, тут же возвращаясь обратно, даже ни разу не искупавшись в море, потому что некогда. Но нет, они только стонут, как им тяжело жить.
Тряхнув со злостью головой, пошел искать этот чертов душ.
Когда ополоснулся, вспомнил, что не позвонил Марку. Справедливо полагая, что завтра дом бабы Вали возьмут штурмом, я вздохнул и пошел совершать восхождение на телефонный холм.
Марк, естественно, причитал, что он не может выполнять свои обязательства, находясь в нескольких километрах от объекта охраны, и пытался воззвать к моей совести и инстинкту самосохранения, чем окончательно разозлил меня и был послан на три буквы.
Мой охранник и так обосновался в соседней деревне, чтобы в экстренной ситуации добраться до меня за считанные минуты, и его недовольство я списал на то, что сам его разбаловал.
В доме стояла тишина, когда я вернулся с вынужденной прогулки. Алиса лежала на краю кровати, усердно делая вид, что спит. Мне выпала участь спать у стенки, видимо девчонка подготовила себе пути отхода.
Одеяло дожидалось меня, а Алиса лежала, укрывшись каким-то покрывалом. Все явно говорило о том, что она ожидала появление хищника в ночи. Я не удивлюсь, если у нее под подушкой лежит та самая вилка! Но мой хищник сегодня спал, и я решил присоединиться к нему. Настроение было испорчено, да и нахрапом девчонку не возьмешь. «У меня есть еще две недели» – подумал я засыпая.
Алиса
Когда Никольский вошел в спальню, я, кажется, перестала дышать. Я очень боялась, что он просто нападет на меня. И что мне делать? Кричать? Пугать бабушку? Но явно не дать ему то, за чем он активно охотится.
Но, к моему изумлению, мужчина лег, отвернувшись от меня и уже через несколько минут спал. Я даже поерзала слегка на кровати, но он не подавал признаков бодрствования. В голове проскользнуло легкое разочарование – готовилась, мучилась, боялась пошевелиться, а он просто взял и уснул.
Я решила расслабиться и последовать его примеру. Но сделать проще, чем осуществить. Помимо воли, в голове засели слова Никольского о том, что у каждого есть возможности, но далеко не каждому это надо. Я задумалась. В соседней от нас деревне пару лет назад провели газ, в колхоз выделили пару чего-то там уборочных машин, а все потому, что там большая часть жителей очень активны. Они постоянно строчат какие-то запросы, подают документы на различные субсидии, устраивают ярмарки и тд. А в нашей деревне хоть какую-то активность проявляет моя бабушка и ее соседка, но в силу возраста, они мало чего могут. А остальных все устраивает, точнее не так, не устраивает, но они считают, что все должно быть преподнесено на блюдечке с золотой каемочкой.
Потом мои мысли потекли в другую степь: а что, собственно, сделала я, чтобы облегчить жизнь своей бабуле?
Ничего. Я принимаю как данность, что газ в деревне только в баллонах, что топится дом дровами, которые еще наколоть надо, что вода только в колонке, пусть и рядом с нашим домом. Для меня все это ностальгия, но я никогда не задумывалась, что прожив пару недель в деревне, я потом приезжаю домой и наливаю горячую ванну, смотрю 140 каналов телевизора и готовлю еду на газовой плите.
Мне стало стыдно, я сама ничуть не лучше их, и в словах Никольского есть правда. Сколько раз я сетовала на то, что деревня загибается, что ничего не делается для улучшения условий, и ни разу не попыталась сама сделать хоть что-то. А я журналист, я могу найти нужные факты, есть множество субсидий и дотации от правительства, есть очереди на проведение коммуникаций и прочая требуха. Но мне это не нужно, вот и весь ответ.
Во рту появилась горечь от собственной никчемности. Каким бы неприятным человеком не был Никольский, но стоит признать, что человек с отсутствием мозга не смог бы создать и возглавить такую империю. Он умен, и в некоторых вещах к нему, определенно, нужно прислушиваться.
Сделала себе мысленную зарубку, что нужно попытаться изменить жизнь бабушки в лучшую сторону и не противоречить всему, что говорит Сережа, а наоборот, попробовать для себя что-то почерпнуть. Возможно, даже самой вывести его на разговор об истории создания его империи.
С этими мыслями я позволила себе расслабиться и окунуться в мир Морфея.
Глава 8
Правда спала я плохо, просыпалась каждые пару часов, ожидая подлянки от Никольского, чего не скажешь о нем самом. Тому, похоже, все по боку. Даже стало обидно, что с ним в постели девушка, а ему пофиг. Ох уж эта бабская натура, сначала не тронь меня, а потом – почему ты на меня внимание не обращаешь?
В 7 часов утра встала бабушка и через несколько минут я присоединилась к ней.
– Ты что вскочила такую рань? – улыбнулась мне бабуля, отчего возле ее глаз разбежались морщинки.
– Не спится, – я подошла и обняла ее, – доброе утро.
Я как будто попала в детство, стояла, обнимала свою бабушку, ища в ней защиту и спокойствие. Только в этот раз от себя самой.
– Садись, я сейчас блинчиков напеку, – отстранилась от меня бабуля.
– Не надо, я сама.
Я улыбнулась и в доказательство своих слов схватила миску.
– Ну, хорошо, сдалась бабушка, – а я тогда пока кур покормлю, да грядки открою.
Бабушка ушла на улицу, а я не выдержала и заглянула в комнату. Мой раздражающий фактор спал, и спящим даже не выглядел настолько уж бесяче.
Я вытянула из сумки блокнот и собралась идти на кухню, приготовить блины и свести мысли в кучу на бумаге. Но на выходе из комнаты моя нога попала в тиски. От неожиданности я вскрикнула, а затем зло развернулась.
– Доброе утро, красотка. Подглядываешь за мной, пока я сплю?
Я фыркнула и попыталась вырвать ногу.
– Ты слишком высокого о себе мнения, никогда не любила смотреть, как кто-то пускает слюни на подушку.
– Что за блокнот? – кивнул Никольский на мои руки, тем не менее, не отпуская меня.
– Я туда рецепты ядов записываю, – буркнула я, прижимая блокнот сильнее. – Отпусти меня или без блинов останешься, – выдала я последний аргумент.
Никольский разжал руку, похабно улыбаясь. Мне бы понять, что слишком он легко сдался, но я спокойно и гордо развернулась в сторону выхода, чтобы тут же полететь на кровать.
– Что ты делаешь? – вскрикнула я, зло смотря на нависающего надо мной мужчину.
– Ничего, ты упала, а я своим сильным телом защищаю тебя от внешних факторов, – улыбнулся мужчину, упираясь на руки с двух сторон от меня.
– Отпусти, – прошипела я сквозь зубы.
– Конечно, как только поцелуешь своего любимого, так сразу и отпущу, – жадно поедал глазами мои губы Никольский.
– Обойдешься, – попыталась я оттолкнуть гору мышц надо мной. – Ты понимаешь, что еще чуть-чуть, и я засчитаю тебе проигрыш?
Руки уперлись в его твердую как камень грудь.
– Какая строптивая красотка, – прошептал мне в ухо Никольский, – я даже представляю, как ты умеешь стонать в умелых руках.
Нет, конечно, я не растаяла от этих слов и интимности момента. Но невообразимым образом замерла, задумываясь, что делать дальше. Не бабушку же звать, ей богу. И в тот момент, когда я слегка расслабилась, Никольский, одним выверенным движением, выхватил у меня блокнот и отстранился, как ни в чем не бывало.
– Отдай! – завопила я, вскакивая за ним.
Мужчина заулыбался, поднимая руку с блокнотом вверх.
– Что такое, малышка? Это твой личный дневник?
– Не твое дело, – зарычала я, а в душе поднялся страх, что он его сейчас откроет и прочитает все, что я успела написать. А там только про него, и далеко не лестные комментарии. А еще разные заметки и умозаключения. Ему ничего не будет стоить сложить дважды два.
Я опустила руку и сменила тактику.
– Сережа, отдай, пожалуйста, это личное.
Никольский с удивлением изогнул бровь, надеюсь, на моем лице исказилась мука, достойная растопить его сердце.
– Хорошо, – он протянул блокнот, отдергивая его от моих рук в последний момент, – но за поцелуй. Я застонала.
– Тебе 10 лет?
– Нет, мне 36, меня динамит красивая девчонка, и я хочу хотя бы поцелуя. Нормальный, взрослый, не для десятилетки.
– Ты знал, что я не собираюсь ложиться к тебе в постель, когда ехал сюда, – не сдавалась я.
– Знать и чувствовать – это разные вещи. Алиса, – сердито воскликнул мужчина, – или ты целуешь меня, или я его открываю.
И демонстративно взялся за обложку.
– Нет! – я глубоко вздохнула. Фиг с ним, поцелую, это же ерунда, раз ему детство в жопу ударило.
Я наклонилась к его губам, на секунду замерев, затем закрыла глаза и, глубоко вздохнув, как перед прыжком в воду, коснулась его губ. Нет, разряд тока или искру я не получила, но было приятно. Никольский активно отвечал на поцелуй, но, не перехватывая инициативы. Отстранился он, неожиданно, первым, куснув меня за нижнюю губу напоследок.
Я насупилась, показывая всем видом, через какой ад мне пришлось пройти, но выглядело явно неправдоподобно.
– Маленькая чертовка, – прошептал мужчина, отдавая мне блокнот. Он улыбнулся, не так как обычно, с издевкой, а просто довольно и мягко.
Я вскочила, прижимая к себе блокнот, и выбежала из комнаты. Сердце отчаянно колотилось, я сама не понимала, что меня так взволновала. «Это от злости» – уверяла я себя. «Не невинный же поцелуй меня выбил из колеи».
Сергей
«Эх, Никольский, доиграешься ты!» Я покачал головой, смотря вслед убегающей девчонке. Довольная ухмылка не сходила с лица, маленькая победа, но моя. Признаюсь, это было чертовски приятно и крайне возбуждающе. Как я выдержал и не подмял ее под себя, без понятия. Мне нужно памятник ставить за терпение и силу воли.
Конечно, я прекрасно понимаю, что у нее в блокноте, но заглянуть туда мне действительно хотелось. Но всему свое время. Я дам ей повод оправдаться, если она сама все мне расскажет.
Я оделся, несколько раз выдохнул, сбрасывая возбуждение, и пошел за своей порцией блинчиков.
Алиса стояла у плиты и демонстративно избегала моего взгляда. Бабы Вали нигде не было видно.
– А где бабуля? – спросил я девчонку.
– Это моя бабуля, – буркнула она, – а для тебя баба Валя.
– Самое поганое чувство, Алиса, это ревность, – сказал я ей, воруя блин с тарелки, за что сразу получил лопаткой по руке.
– По мне, самое поганое чувство – это зависть, – пожала плечами девчонка.
Я дожевал добычу.
– Твои доводы? – спросил я ее, воруя уже второй блин и окуная его в клубничное варенье.
– Не знаю, наверное, та же причина, про которую ты мне говорил вчера.
Алиса как ребенок, только что дулась на меня за вынужденный поцелуй и мое панибратское отношение к ее бабушке, и вот уже абсолютно переключилась.
– Поясни, – попросил я.
Алиса повернулась ко мне, подняв глаза к потолку.
– Люди, которые завидуют, не стремятся изменить свою жизнь в лучшую сторону, они хотят, чтобы у предмета их зависти стало все хуже. То, что ты говорил: «я не буду ничего делать, а только причитать».
Я задумался.
– В какой-то степени ты права. Но мой фаворит в списке ненужных чувств все-таки остается ревность.
– Поясни, – улыбнулась девчонка, кидаясь моими фразами.
Я усмехнулся.
– Ревнуя, ты в первую очередь ставишь себя ниже противника, если считаешь, что он способен отбить объект твоего обожания. Лично я привык, что я первый во всем.
– Фу, как не интересно и в твоем духе, – неожиданно надула губки Алиса.
– Интересно, – произнес я, подходя к ней ближе. Точнее к блинам.
– Я надеялась услышать благородное, что человеку нужно доверять, какие отношения без доверия, а ты, как всегда, о себе.
– Что делать, если я у себя самый любимый? – спросил я, все-таки вырывая блин с тарелки.
Алиса вздохнула и переместила всю тарелку на стол.
– Ешь уж, – буркнула она.
– О, я заслужил блинчиков, – я потер руки.
– Не заслужил, – охладила мой пыл девчонка, – но мне нравится слушать твои мысли, поэтому, считай, ты меня задобрил.
Я с недоверием посмотрел на нее. Было бы лестно это слышать, если бы я не был в курсе, что должен проболтаться о самом сокровенном. В груди неприятно заныло, как пацан, ей богу. Какое мне дело до мнения обо мне не нужной мне девчонки?
Завтрак прошел в тишине. Затем пришла хозяйка дома, и разбавила наше тягостное молчание своими байками. Под конец трапезы, баба Валя обратилась ко мне.
– Сережа, наколешь мне дров, не хочется искать нанимать кого-то.
– Конечно! – «конечно я лучше бы нанял кого-то», так и хотелось добавить. Но я же самостоятельный брутал на две недели. Где мой могучий топор? Дровосек идет на бойню!
Топор я нашел в сарае. Я его видел на картинках «Волшебника изумрудного города», читал племяннику, поэтому узнал.
Подошел к выкидышам бревен, ну или как называется уже напиленное бревно?
Так, ну, сложного ничего не должно быть, это как пиццу разрезать.
Поставил пенек на землю и долбанул. Отлетела щепка. Ничего, в следующий раз буду более метким. Во второй удар отлетело бревно в сторону, больно треснув меня по ноге.
– Твою мать, разжиревший буратино, сука!
Мои причитания прервал искренний смех, думаю, несложно догадаться чей.
– Он первый начал, – указал я на отлетевший пенек.
Алиса стояла рядом и задорно смеялась, я даже не разозлился на нее, ее живой смех заряжал и меня.
– Ладно, хватит ржать, лучше прочитай мне пять главных правил дровосека.
– Почему пять? – перестав смеяться, спросила девчонка.
– Потому что больше я не запомню, – я улыбнулся ей.
Алиса собралась и повернулась ко мне.
– Ну, во-первых, колоть дрова проще колуном, а не топором, – сказала Алиса, забирая у меня орудие из рук.
– Это что еще за кент? – недоуменно спросил я. Через пару минут в моих руках оказался брат-близнец топора, слегка отожравший щеки.
– Во-вторых, – продолжала лекцию девчонка, – колоть бревно удобнее на другом бревне, выбери пенек пошире.
Я прикатил самый широкий и приказал ему стоять на месте.
– Затем мысленно подели пенек, который собрался колоть крест накрест и одним ударом поруби сначала вдоль, потом поперек, желательно не до конца, чтобы бревно не распалось на части после первого удара.
Я поставил пенек поменьше на свой постамент и сделал так, как сказал гуру бревен (надеюсь, не в том смысле), и да, это было эпично!
– Трехочковый, – показал я взглядом на обрубленные поленья, – кто здесь мастер?
Алиса прыснула и пошла складывать дрова.
– Я тебе помогу, сложу все в поленницу, чтобы ты не отвлекался.
– А какой приз ждет меня в конце? – ну, я не мог не поинтересоваться.
– Обед, – невозмутимо ответила Алиса.
– А может еще один поцелуй?
Девчонка нахмурилась и ничего не ответила. Поторопился, испортил все. Желая вернуться к непринужденному разговору, спросил, покалывая (да-да, легко и непринужденно) пеньки:
– Так значит, тебе нравится слушать то, что я говорю.
Слегка помедлив, она кивнула.
– Как бы я к тебе не относилась, считаю, что ты достоин, чтобы к тебе порой прислушиваться, фильтруя, конечно, все пошлости и скабрезности.
– Ска…, что? Алис, тебе 93?
Девчонка улыбнулась.
– А как ты ко мне относишься? – огорошил я ее внезапным вопросом. – В твоей фразе прозвучало «как бы я к тебе не относилась».
Алиса распахнула свои синие глаза и замолчала.
– Я жду правды, малышка.
Глава 9
– Не называй меня малышкой, – надулась и отвернулась.
Я усмехнулся.
– Ну, а кто ты? Ты ведешь себя как ребенок, я бы мог называть тебя деточка, но тогда я буду выглядеть как престарелая дама, только мундштука не хватает и воротника стоечки.
Алиса попыталась сдержать смех, но не получилось.
– Ну, у тебя и фантазия, Никольский.
– Ответочка, не называй меня по фамилии.
Девчонка уставилась на меня.
– Тебе это не нравится?
– Слегка раздражает, – ответил я, разрубая очередное бревно. А в этом что-то есть, физическая нагрузка, только не искусственная. Мышцы налились, что мне очень нравится.
– Хорошо, – кивнула головой Алиса, подбирая поленья.
– Ты не ответила на мой вопрос, – я повернулся к девчонке, вопросительно смотря на нее.
Думала, что я забыл. Отвлекся и забыл. Она просто плохо меня знает.
Алиса пожала плечами.
– Двояко.
– Ответ, достойный выступления на вручении оскара, – усмехнулся я, – «Как вы себя ощущаете, держа в руках такую награду?» «Двояко»
Девчонка улыбнулась.
– Воспринимай это как хочешь.
– Нет, ты уж объясни, – я отложил орудие пыток дерева и присел на свой постамент.
Алиса вздохнула.
– С одной стороны ты очень бесишь своими шутками и подкатами, а еще наглостью и прямолинейностью, с другой – всем этим и удивляешь, иногда даже восхищаешь. Среди моих знакомых нет людей, похожих на тебя.
Надо же, даже вроде честно. Это ход такой? Вывести меня на откровенный разговор, а потом полить ушатом говна в своей газетенке?
– Я вообще один такой, – усмехнулся я. – Пойду, поймаю связь с внешним миром, пока мой охранник не решил, что ты придушила меня ночью.
Я встал, направляясь к холму, чтобы позвонить Марку. А то я опять про него забыл, не привык я отчитываться перед кем-то. Но хоть Марк и был параноиком, я понимал, что такая мера необходима.
– Можно я с тобой прогуляюсь? – послышалось сзади.
Я обернулся.
– Ну, пошли, мне не жалко.
По дороге шли молча. В мою голову ворвались деловые вопросы, которые нужно было решать. Я перечислял про себя тех, с кем нужно связаться, помимо Марка. Несмотря на то, что мой бизнес был достаточно налажен, я даже в отпуске всегда продолжал работать. А тут я выпал из реальности, мне и позвонить никто не может.
Алиса тоже молчала. Я украдкой глянул на девчонку, выглядит расслабленной и спокойной, то ли привыкает ко мне, то ли задумала что-то. Не исключаю ни одно, ни другое.
Если бы она мне рассказала причину приезда сюда, пусть даже не до конца, но хотя бы сказала, что она журналистка и хочет написать про меня статью – возможно, я бы сейчас по другому воспринимал ее. Девочка она не глупая, красивая, с характером – могло бы что-то сложиться даже больше, чем на одну ночь. Но я не терплю ложь и лицемерие. Когда я говорил, что ревность является моим самым нелюбимым чувством – я слукавил. Я ненавижу, когда мне откровенно врут, особенно для личной выгоды. И этот червячок неприязни постоянно шевелился во мне, как только я начинал думать о девчонке.
Алиса неожиданно подняла глаза, перехватив мой взгляд на себе. Я отвернулся. Одно дело, когда я лапаю ее взглядом, другое, когда думаю о ней в ином ключе.
Мы поднялись на холм, где я сразу достал телефон и первым делом позвонил своему заму.
Алиса
И зачем я напросилась к нему в компанию? Само как-то получилось, а сейчас чувствую себя неуютно, хотя и стараюсь не показывать. Он же еще будет созваниваться, а я что в этот момент должна делать? Водить хоровод вокруг него?
Мы поднялись на холм, и Никольский, с хмурым видом начал кому-то названивать.
– Вы там охренели все, что ли?! – после какой-то долгой фразы собеседника заревел мужчина, – какая авария?! Ты без меня решить ничего не можешь?! Я тебе деньги плачу, чтобы в критической ситуации ты мне сказал, что не смог до меня дозвониться?!
В трубку видимо полились оправдания, на что Никольский сморщился и буркнул: «Я сам ему позвоню»
Я оглянулась вокруг, и заметила множество цветов, которым явно было нипочем, что уже середина августа. Пока мой спутник с кем-то договаривался, я нарвала охапку цветов и, в своих джинсовых шортиках, присела на землю и начала плести венок.
– Да, я понимаю ваши возмущения.
– …..
– Нет, я не буду менять условия договора.
– ….
– Хорошо, тогда встретимся завтра с юристами, которые с легкостью признают наш случай форс-мажором. Советую перечитать договор, особенно пункт 10.
– ….
– Я пытаюсь договориться мирно, – злостная ухмылка, – терять вашу компанию, как партнеров, мне бы не хотелось, но и выезжать на нас, я не позволю.
– ….
– Отлично. Мой менеджер предложит вам отличный вариант компенсации потери времени. Всего доброго.
Отключил телефон, садясь на землю. Я краем глаза наблюдаю за мужчиной, но с расспросами не лезу.
Постучал телефоном по коленке, закусил какую-то травину и снова начал кому-то звонить.
– Да, решил, предложи им какую-нибудь плюшку.
– ….
– Может, я вместо тебя и работать буду?! Все, дальше сам.
Отключился и посмотрел в мою сторону.
– Только что я чуть не лишился 20 миллионов, – откинулся назад на траву, положив руку под голову. – Алиса, ты когда-нибудь занималась сексом на сеновале?
Мне бы удивиться и оскорбиться, но, видимо, я привыкаю к Никольскому и его манере поведения.
– Нет, не доводилось, – со смехом ответила я, продолжая плести венок.
– Наверное, солома в задницу и другие места впивается, – глядя на небо, философски изрек мужчина.
– Хочешь проверить? – ну, а что, я могу поддержать любой разговор.
Никольский повернулся ко мне, рассматривая меня удивленным взглядом.
– А что, ты готова провести эксперимент?
– А причем здесь я? – засмеялась я, вплетая последний цветок.
– А с кем же я буду проверять? – разочаровано протянул спутник.
– Сними штаны, да прыгни голой жопой в сеновал, – заржала я, представляя эту картину.
Никольский разочаровано отвернулся.
– Приличная леди не знает слова жопа, – сказал он, поднимаясь с земли и отряхиваясь.
– Приличная леди вместо рыцаря дождалась неотесанного викинга и подстраивается под него, – я тоже встала с земли, подходя к Никольскому и надевая венок ему на голову.
Он скептически поправил мое творение.
– Я похож на диснеевскую принцессу? – поднял мужчина брови.
– Ты похож на Иванушку – дурачка, – засмеялась я, – но тебе идет.
– Ох, Алиса, – сощурил глаза Сережа, – накажу я тебя.
Но венок не снял, а снова достал телефон, набирая чей-то номер.
– Привет, Марк, я жив, твоими молитвами. И даже украшен мертвыми растениями.
Марк похоже на том конце провода усомнился в здравомыслии начальника, так как следующей речью Никольского было:
– Какая самогонка, Марк, я еще не дошел до этой стадии сельской жизни.
Я с улыбкой отвернулась, начиная потихоньку спускаться вниз.
Вскоре мужчина попрощался со своим собеседником и догнал меня.
– А ты всегда сам решаешь проблемы в своей компании? – нарушила я тишину.
– Нет, – Никольский посмотрел внимательно на меня, – просто есть категория клиентов, которым важно, чтобы вот самый-самый главный с ним разговаривал. Те, которые пытаются самоутвердиться за счет других.
– А ты не такой? – почему-то вылетел у меня этот вопрос.
– Нет, – Никольский пожал плечами, – мне вообще наплевать, кто и что будет решать, у меня есть проблема, она должна быть решена. Я дошел до той жизненной позиции, когда меня вообще мало интересуют незнакомые люди и их мнение обо мне.
– Ну, насчет мнения ты точно не соврал, – не удержалась я от комментария.
– Я вообще редко вру, Алиса, и терпеть не могу ложь по отношению ко мне. Ее я не прощаю.
Сказал серьезно и внимательно посмотрел на меня. Догадываюсь, что это камень в мой огород. Сомневаюсь, что меня не проверили, хотя про статью они навряд ли могли узнать, это закрытая информация.
Но я от его слов не растекусь позором, буду и дальше соблюдать легенду.
– А о чем ты мечтаешь? – сменила я тему.
– Сколько вопросов, малы… взрослая и самодостаточная женщина, – улыбнулся Никольский.
– Уж лучше малышка, – зло буркнула я.
Мужчина засмеялся, затем, став серьезным, ответил:
– С моим доходом и жизненным опытом мечты из эфемерных надежд превращаются просто в планы на жизнь, поэтому сложно сказать. Могу рассказать про планы.
Меня такой ответ в стиле Никольского не удовлетворил.
– Ну, есть что-то нематериальное? То, что нельзя купить?
– Алиса, ты слишком наивна еще, – без насмешки улыбнулся Никольский, – в этом мире можно купить все. Вопрос в цене.
– Нет, – буркнула я, – любовь ты не купишь!
Мужчина засмеялся, а я нахохлилась.
– Не обижайся, – притянул меня он за плечи, – любовь – это как раз то, что за деньги покупается идеально.
Я выкрутилась из его объятий.
– Я не про секс, я про чувства.
– Эти две вещи взаимосвязаны, ну, конечно, если мы не говорим про любовь матери и ребенка. – Мужчина серьезно посмотрел на меня. – Предположим, я не предложил бы тебе тогда секс в ресторане, а подошел бы в приюте для животных с предложением организовать акцию. А еще сказал бы, что хочу открыть фонд помощи. Затем пригласил в ресторан, много и красиво рассказывал про себя и свою любовь к братьям меньшим, удивил бы тебя схожестью наших пристрастий, исполнил бы (случайно, конечно) твою самую заветную мечту. Затем первый поцелуй, я говорю, что ты лучшее, что случилось со мной. Первый секс, с романтичным завтраком в постель и предложение руки и сердца через пару месяцев. Вот и вся любовь, в которую вложена куча бабла – организация фонда, исполнение мечты, дорогие рестораны, куча нанятых людей, которые выяснят, что ты любишь, ну и так далее.
Никольский замолчал и посмотрел на меня. Без улыбки и иронии, просто в ожидании, что я скажу.
– Если нет химии, – уже менее уверенно произнесла я, – то я тебя все равно не полюбила бы.
– Химию мы создаем сами, малышка, просто, когда ты поймешь простую истину, что чего-то хотеть и строить планы, как это заполучить, это правильно, тогда ты сможешь многого добиться. А еще, желать много денег – это тоже нормально.
– У тебя, наверное, есть план, как затащить меня в постель? – спросила я, поднимая на него взгляд и останавливаясь.
За домами потянулись темно-синие грозовые тучи, подул ветер и я, непроизвольно поежилась.
– Конечно, и не один, – спокойно ответил мужчина.
– Ну, ты и гад, – прошептала я, хотя, знала это с самого начала.
