Виктор Новоселов
Сладких снов
11
Этап четвертый – жизнь.
Утро следующего дня выдалось на редкость погожим. Стоял полный штиль, щеки пощипывал легкий морозец, а на небе не было ни облачка. Если бы я вчера переждал непогоду, то сегодня без проблем бы добрался до дома. Но я слишком устал для второй попытки, да и желания возвращаться у меня не было, ведь этот поход поставил ряд вопросов, которые требовали ответов.
Я взял ту самую бутылку виски, которую оставил на кухонном столе и отправился на пристань. Весь вчерашний день шел снег, поэтому пристань замело по колено, я нашел бочку только в тот момент, когда наступил на нее ногой.
Я смахнул снег с бочки и утоптал вокруг небольшую площадку, чтобы удобно сидеть. На бочку я набросил кусок материи, еще вчера служивший мне укрытием от ветра и снега.
Я сел, открыл бутылку и сделал большой глоток. Напиток обжег рот и горло, после чего опустился в желудок, где этот жар превратился в приятное тепло, расплывающееся по всему телу. Как давно я не выпивал, это было в прошлой жизни, когда я был на даче. Да и то я не выпивал, а можно сказать делал себе анестезию.
Я сделал еще глоток, как раз в этот момент первый глоток достиг мозга, и по телу прошла волна расслабления. Ноги налились тяжестью, и все тело как будто мерно раскачивалось на волнах бытия в такт биению сердца. Я не ожидал, что виски так быстро достигнет цели, поэтому решил поостеречься, поставил бутылку в снег и закурил. Совершенно верно, я вернулся к этой пагубной привычке.
Я смотрел прямо перед собой, здесь должна была быть река, но она была скованна льдом и щедро заметена снегом. Если бы я был здесь впервые, ни за что бы не догадался, что река прямо передо мной, я бы решил, что это просто спуск с одного холма, плоская низина, а после пологий подъем на другой холм.
Я закрыл глаза, вокруг была идеальная тишина, которую редко нарушали крики ворон да поскрипывание деревьев из-за мороза. Так с закрытыми глазами, я собрался с мыслями и бегло восстановил картину вчерашнего дня.
Сегодня, спокойно сидя на пристани, я понимаю, что вчера все было против меня. Совершенно ясно, что надо было переждать непогоду в хранилище. Так же было бы логично развернуться в тот момент, когда я достиг переправы. И уж совсем глупостью было продолжить движение, тогда когда осознал, что не успеваю выполнить намеченное.
Но вчера я все делал не по уму. Как будто я специально сделал все, что было в моих силах, чтобы не попасть домой. А может так оно и есть? Может я специально пошел в поход в плохих условиях, сам себе придумал голоса, лай собак и нафантазировал себе это приведение?
Но почему? Да, еще в процессе подготовки к походу, в те моменты, когда мой план был на грани срыва, я часто спрашивал себя: «Зачем все это?». Но когда я находил выход из сложившейся ситуации, вопросы испарялись сами по себе, и я с новыми силами принимался за подготовку.
Неужели я мог потратить столько времени, убить столько сил на сам поход специально, чтобы, не достигнув цели, вернуться назад? Какая-то глупость. В голове возникла каша из мыслей и догадок. Я еще немного отхлебнул из бутылки и решил как-то структурировать поток этих мыслей.
Итак. Зачем я вообще пошел в этот поход? Я устроил все это для того, чтобы зайдя в свою квартиру, взглянуть на диван и удостовериться, лежит ли на нем моя жена. Неужели мной двигало простое любопытство? Я потратил столько времени на то, чтобы просто потешить свой интерес? Возможно, ведь я оставил ей раствор и еду в квартире, есть шанс, что она выжила. Но сколь ничтожен этот шанс!
Я понял. Нет, никакое это не любопытство, мной двигала надежда. Я надеялся, что войду в квартиру и найду пустующий диван. Хоть я и считаю себя убийцей, но продолжаю где-то в глубине души верить, что надежда есть. Несмотря на то, что Лина жестоко обошлась со мной, я еще верю в чудо, верю в то, что в ней осталось что-то светлое, и это что-то не даст ей умереть в своих грязных снах, а вернет в реальную жизнь.
Тогда возникает другой вопрос. Почему я так и не дошел до дома? При всей подготовке мне достаточно было переждать непогоду или хотя бы повернуть у переправы, чтобы не тратить силы, тогда сегодня я бы без особых проблем дошел бы до цели.
Все же просто, это чистейшей воды самообман. Я хочу верить в то, что Лина жива. Но умом я понимаю, что зайду в квартиру и увижу на диване изрядно подпорченный временем труп. Именно поэтому я не хочу идти туда. Мой мозг обдурил сам себя. Он дал мне надежду, и когда эта надежда, наконец, толкнула меня на действие, он не дал мне ее разрушить.
Такой хитрый маневр, вроде бы я сделал все, что мог, долго готовился, старался, но не дошел. Совесть чиста, ведь я действительно положил много сил и времени во имя надежды. Но если бы я достиг цели, то надежда бы разрушилась, такого нельзя допустить, я должен жить с надеждой хоть на что-то. Каждый должен на что-то надеяться. Если бы я дошел, все тайное стало бы очевидным. И как я уже сказал, результат был бы однозначно неутешительным. Это похоже на двоемыслие у Оруэлла только без политического подтекста.
Думаете все, что я говорю это бред? Нет, тут мне в голову приходит простой и повседневный пример такой работы нашего мозга. Знаете такие анекдотические случаи с телефонными звонками, которые обычно характеризуются как проявление женской логики, я имею в виду случаи, когда женщина ждет звонка от мужчины, тот не звонит, а сама она не решается набрать его номер, хоть и сама этого очень хочет. А это ведь тоже проявление надежды. Ведь велика вероятность, что она его просто не заинтересовала, и если это так, то ее самооценка несколько падет, что для женщин равносильно катастрофе. И если она позвонит, то эта вероятность перестанет быть вероятностью, а станет истиной, а так у нее есть надежда, что он сломал телефон, сидит вторые сутки на важном собрании, или выпал, из иллюминатора самолета, пролетая над Зимбабве. Она никогда не узнает правду и этим сохранит право надеяться.
Такое происходит повсеместно, не только женщины и отщепенцы, вроде меня, подвержены подобным играм разума с самим собой. Допустим, горячий болельщик хоккейной команды совершенно ясно осознает, что его команда проиграет в следующем матче, причем это будет разгром. И в день матча абсолютно внезапно из-за откуда-то взявшихся дел он не может посмотреть игру. Потом он узнает счет, который, разумеется, не в пользу его команды, и начинает рассуждать, мол, лед плохой, судья нехороший и тому подобное. Он никогда не посмотрит повтор, он сохранит надежду на то, что его команде не повезло, не было никакого разгромного поражения, был только несправедливый судья, ужасный лед и кривые клюшки.
Вся наша жизнь строится вокруг надежды на что-то хорошее. Но иногда мы надеемся на что-то настолько маловероятное, что приходится идти на явный самообман, чтобы сохранить ее.
Я обманул себя в том, что хотел дойти до дома, и в тоже время я не мог туда не пойти. Если мой разум так борется за эту надежду, то так тому и быть, пускай она сохранится. Я пообещал себе не пытаться впредь достигнуть дома. Пускай тайна остается тайной. Я так и не смогу вынести себе окончательный вердикт.
Другим важным вопросом были те необъяснимые явления в сквере. Собак я все-таки считаю реальными. Их появление не было чем-то сверхъестественным, учитывая, что я кричал там на весь город. Да и вообще я ожидал их появления изначально.
Но силуэт и голоса. Что это? Я все-таки считаю, что голоса это происки ветра, я увидел этот силуэт и впал в какое-то подобие ступора, когда уже везде начинают мерещиться странности. Помню, когда я был ребенком, смотрел репортаж о ряде терактов в спальных районах, меня эта новость столь испугала, что потом мне то тут, то там мерещилось тиканье таймера.
Так и тут первичен был силуэт, а потом уж я услышал голоса. Нет ничего удивительно в том, что в ветре мне слышались голоса, в том состоянии я мог в вихре снега увидеть ангела во плоти.
Но остается вопрос, что же это за силуэт. Вот тут уж ответов у меня нет, как я уже говорил, рыжие волосы могло подрисовать и воображение, но откуда взялся сам силуэт? Не ясно, предположить можно много чего, но все это будут всего лишь догадки. Для себя я буду считать, что меня проведал призрак той девушки, что лежала в ковре, все равно узнать, что там было, мне не светит.
И, наконец, зачем я стащил семейную фотографию со стены? Я никогда не знал этих людей, наши пути никогда не пересекались. Они чужие мне люди. Мы столь же близки как две капли в море. Вроде бы мы даже составляем одно целое, но на самом деле бесконечно далеки друг от друга.
Так зачем же? Минутный порыв? Но все минутные порывы, какими бы импульсивными они нам не казались, на самом деле имеют под собой крепкую основу. Знаете, я думаю, что это связано с тем, что моя семья, точнее обе моих семьи, и семья в которой я вырос, и семья которую я попытался создать сам, обе они не были крепкими, точнее в какой-то момент все пошло наперекосяк. Деньги, все из-за них, их отсутствие делает нас беспомощными, и при этом свободными, но в глазах окружающих мы становимся фактически изгоями. А их наличие делает нас сильными, и мы становимся зависимыми от денег сильнее, чем опиатный наркоман от героина, но окружающие же считают нас при этом небожителями.
Если бы жадность человека имела предел, то все было бы в порядке. Но чем толще кошелек, тем меньше мера. Золотые колье для нежизнеспособных собак-мутантов, бриллиантовые кольца в силиконовых грудях секретарши, это уже сверх меры, согласитесь. Может тот, кто покупает все это, и понимает, что все это, по меньшей мере, неразумно, но остановится он уже не способен. Покупай, трать, больше, еще больше. И так до тех пор, пока мозг еще может придумывать что-то беспрецедентно дорогое, пускай и бессмысленное.
Моего отца, сгубили деньги, не он владел ими, а они руководили им. Мою Лину, сгубила сладкая жизнь, это не она выбрала такую жизнь, это всеобщая мания потребления так решила за нее.
А с этой фотографии на меня смотрела счастливая семья. Обычная семья. Я помню неприхотливую обстановку у них дома. Они свободны от всех этих фальшивых ценностей, у них есть то, чем истинно стоит дорожить. Они сами друг для друга, самая большая ценность, не измеримая всякими бумажками и камешками.
Конечно, вероятно, если бы ничего не произошло, и дочери выросли, всеобщая лихорадка потребления подхватила бы и их. Но здесь на фотографии запечатлен момент, в котором существует их счастье. Эта фотография столь искренне доносит до меня их единство, что я начинаю чувствовать себя обездоленным, ведь мне подобное счастье впредь не уготовано.
Наши родители не зря столь ценят старые фотографии, ведь в них живут отпечатки радости. И мы бы ценили такие фото, но их у нас нет и не будет. И не потому, что мира того, каким он был, больше нет, даже если бы ничего не произошло, мы давно променяли простое истинное счастье на мнимое благополучие. Теперь мы будем показывать нашим детям другие фотографии и умилять. Вроде, вот твой папа в спортзале фотографирует себя в зеркало. О, а вот твоя мама в ночном клубе с минимумом одежды в призывной позе с выпяченными губами, кстати, это тот день, когда мы познакомились с твоим папой.
Я не моралист. Мне глубоко плевать, кто и чем занимается. Просто я не понимаю, зачем мы так добровольно превращаемся в набор брендов без будущего и без прошлого. Конечно, теперь уже никто не будет ходить по клубам с выпученными губами, они теперь ходят так в своих снах. Хотя может, хоть уснув, они поняли, как все их бытие тщетно и смогли все исправить.
Эту фотографию я положу в тумбочку у кровати, и в тяжкие моменты буду смотреть на нее, ибо в ней запечатлен момент радости, радости, которой я лишен. Это дарует мне спокойствие хотя бы еще на пару часов.
Закончив с мыслями о прошедшем дне, я еще немного посидел, попивая виски и когда захмелел, отправился в хранилище немного подремать.
С этого самого дня я, как и обещал себе, не приближался к своему дому. Однако моя жизнь сильно поменялась. За время подготовки к этой экспедиции я искренне полюбил пешие походы, благо теперь я был относительно готов к длинным переходам. Поэтому теперь я много времени проводил в пути. Намечая себе направление, я двигался по нему, составляя себе карту, продумывая маршрут, проходя по нему с каждым днем все дальше, я рано или поздно достигал предела своих возможностей. Я стал брать с собой в поход книги и плеер, подальше от хранилища в минуты отдыха музыка и литература воспринимались значительно живее, чем на кресле в тесном помещении. Когда я понимал, что по направлению, которое я выбрал, мной исследованы все закоулки, я объявлял себе две недели отдыха. В первую неделю я просто отдыхал, приводя обмундирование в порядок. Потом, была неделя праздника, как я ее называл, неделя, на протяжении которой я выпивал, готовил себе что-то особенное на костре, в общем, отдыхал умом.
Так я и жил, даже, более того, подобная жизнь доставляла мне определенное удовольствие, когда утром я вставал с постели и подсоединял шланг к емкости меня снедало приятное нетерпение, сейчас я возьму вещи и вырвусь на свободу. До того, как я попал сюда, я даже не мог предположить, что мне так нравятся на самом деле бывать на природе. Более того, мои мысли никогда не приводили меня к подобным выводам, а зря. Ведь если бы я в той жизни открыл бы для себя подобное удовольствие, то смог бы ходить в куда более отдаленные места нашей планеты, нежели теперь, когда я строго ограничен во времени. Но как говорят люди: лучше поздно, чем никогда.
Следующей зимой я несколько раз выбирался в город. Разумеется, около дома или аллеи я больше не показывался, как и обещал сам себе. Однако, в первый поход мне хватило смелости навестить рыжеволосую девушку. Как не трудно догадаться она так же лежала в ковре на полу около кровати, как я и оставил ее год назад. Теперь же при виде ее тела я не сбежал как ошпаренный, а присел на корточки рядом с ней. За прошедший год труп сильно испортился, но я чувствовал некоторую вину за то, что потревожил ее и хотел хоть как-то загладить вину.
Перенести труп целиком было уже просто физически невозможно. Да и зима оказалась такой же снежной, как и в прошлом году, так что могилу вырыть не получится. Придется изобразить подобие могилы прямо здесь из того, что есть. Я решил покрыть ее тело ковром, а сверху водрузить кухонный стол с предварительно отломанными ножками, он исполнит роль надгробия. Все эти манипуляции заняли у меня меньше двадцати минут. После чего я достал нож и нацарапал на столешнице: «Просто хороший человек». Я не знал, так ли это, но и в том, что это не так, я не был уверен. А как говорят, о мертвых либо хорошо, либо никак.
Я хотел положить на столешницу ее фотографию, но все фотографии, которыми буквально были увешаны все стены, были совместными с ее мужем. Я взял одну из них, на ней они были относительно далеко друг от друга, и оборвал ее мужа.
Конечно, вы можете обвинить меня в том, что я ничего не зная о произошедшем, совершил такое однозначное действие. Но я парирую тем, что это ее могила, а не их общая, так что совесть моя чиста. Завершив с этим, я почтил ее память минутой молчания, молиться я не умел, да и зачем, если даже Бог и есть, то эти земли он давно покинул.
В следующих походах я занимался тем, что можно смело назвать мародерством. Залезал через окна в дома людей и воровал у них книги, ибо моя библиотека оказалась бедна на интересные мне книги. Больше я ничего не трогал в чужих квартирах принципиально. Зато я отрывался в магазинах, забирая выпивку и разные долгохранящиеся деликатесы. Вы смело можете осуждать меня, ведь я вандал и вор. Залезаю к людям в дома, разбивая окна, ворую их вещи, потом иду в магазины и уношу то, что мне не принадлежит. Но знаете, люди сами отказались от всего этого. Им это уже не надо, зато мне может здорово пригодится. Я даже не считаю это воровством.
Помню, будучи еще мальчиком, я поспорил с дворовыми ребятами, что стащу из магазина шоколадку. Я зашел в магазин и, воспользовавшись суматохой, утащил эту самую шоколадку. Я вышел из магазина и на крыльце похвастался ребятам своей добычей. Они хвалили меня, говорили, мол, молодец, самый ловкий из всех.
Но тем временем на душе у меня скреблись кошки. Я понимал, что эту шоколадку вычтут из зарплаты продавщицы, а продавщицей здесь была приятная пожилая женщина, которая, когда мы гурьбой подходили к кассе, всегда приветливо улыбалась и спрашивала нараспев: «Здрааааствуйте деточки, что вам подать».
В этот момент я развернулся и вошел в магазин. Робкими шажками я подошел к кассе и положил на прилавок шоколадку. Продавщица удивленно смотрела на меня, тут я ей все выложил и расплакался. Плакал я не от страха, а от обиды за то, что ради какого-то спора украл то, что мне не принадлежит и пострадает от этого совершенно невинный человек.
Продавщица ничего мне не сказала, просто молча взяла шоколадку, положила ее на место и потрепала меня по голове. Но эту самую обиду я пронес через всю свою жизнь, я никогда не брал чужого и не спихивал свою вину на других. Все это вызывало во мне очень острую реакцию.
Конечно, с возрастом мир перестал делиться на белое и черное, став безрадостно серым. Я понял, что все друг друга обманывают, подсиживают, и, что уж говорить, крадут в астрономических масштабах. Конечно, живя в грязном мире сам, со временем вымажешься по самые уши. Но я старался не делать другим зла, не всегда получалось, ведь толкни меня, я толкну в ответ, таков ныне закон жизни, не усвоивший его остается за бортом.
Теперь же, залезая в дома и магазины, я не чувствовал абсолютно никаких угрызений совести, это все уже не чужое, оно просто ничейное. От того, что я заберу это, никто не пострадает. Я спокоен. Да и к тому же в этом городе я вообще единственный человек, который жив и не спит, более того именно я слежу за жизнью всего мирно спящего населения данного города, они зависят от меня, поэтому можно сказать, что все то, что я взял, моя зарплата.
В этих походах я сделал несколько поистине важных приобретений. Однажды я дошел до местного торгового центра, одного из тех, где можно купить все от трусов до истребителя. Территориально он находился на улице перпендикулярной той, где стоят свечки-башни. Параллельно аллее. Но, чтобы дойти до аллеи, надо было двигаться, держа новый район по правой стороне, а до торгового центра надо было идти в противоположенную сторону.
Там я нашел отдел спортинвентаря, мне удалось наконец избавился от своего рюкзака-свитера, и теперь я был обладателем замечательного туристического рюкзака. Да и вообще, я сильно подновил свое обмундирование, взяв про запас еще и летнюю одежду. Теперь ходить в мои походы будет не только интересно, но и комфортно.
Другим моим открытием стал магазин бытовой техники. Впринципе, мне ничего не требовалось, вся действительно необходимая бытовая техника была у меня в хранилище. Но мне ведь необходимо же как-то разнообразить свой быт. Сначала я хотел взять компьютер. Но что я буду с ним делать? Вести дневник? Обучатся обработке фотографий? Нет, все это теперь не имеет смысла. И я решил взять игровую приставку, да-да буду играться в игрушки, как малое дитя. Конечно, на компьютере тоже можно играться во все что угодно, и даже с большим удобством. Но приставка создана именно для игр, на ней нельзя будет, например, создать текстовый файл, чтобы изливать ему душу.
На стенде с приставками было представлено два варианта, каюсь, я слаб в этом, и прочтение описаний к ним не внесли ясность. Две коробки, казалось, умели одно и то же, выглядели почти одинаково, но почему-то позиционировались как абсолютно разные вещи. Видимо, чтобы понять разницу, надо в них поиграть, но поиграть я могу только в хранилище, а тащить две коробки не хотелось, поэтому я сделал выбор по принципу: «вот эта лежит поближе ко мне». Набрав так же дисков к этой приставке, я удалился.
Той же зимой я научился отгонять собак. На мое счастье в отделе с подарками продавали всякие петарды, хлопушки и фейерверки. Я взял себе несколько пачек петард и детский пистолет с пистонами. Его я взял потому, что не надо было ничего поджигать и бросать, достаточно было нажать на спуск.
Случай попробовать свою теорию мне представился в этот же день. Когда я подошел от торгового центра к сторожевым вышкам, со стороны аллеи раздался лай, я достал пистолетик и выстрелил, лай тут же затих. Не знаю, напугал ли я собак или они просто не захотели со мной связываться, но больше их не было слышно.
Как показывал опыт моих будущих походов, собаки не очень-то хотели проверять, что же там так шумит, я же не хотел проверять, как на них действуют эти самые взрывы, на этом наше знакомство и окончилось. Я слышал лай, стрелял или поджигал фитиль петарды, они затихали, я быстро уносил ноги. Все остаются при своих, никто не в обиде.
Когда лед на реке тронулся, я вернулся к привычному распорядку, только теперь к неделе праздника и неделе отдыха прибавилась неделя игры. Я долго не мог разобраться, как запустить данный девайс, и уже было думал, что поломал приставку пока нес, но все благополучно заработало, и я погрузился в мир игр.
В какие-то моменты я понимал людей, которые сидят за компьютером круглыми сутками, они очень похожи на тех, кто сейчас спит в хранилище. Они исполняют здесь свои мечты, здесь слабый становится сильным, тихоня становится душой компании. Разница лишь в том, что игры не могут охватить все аспекты нашей жизни, а устройство Станкича может. Поэтому зависимых от игр миллионы, а от устройств Станкича миллиарды.
Люди осуждали зависимость от игр, я помню статьи в газетах различных моралистов. Помню выступления по телевизору различных психологов и психиатров, говоривших о том, что это бич подрастающего поколения. Но как только появилось устройство, по сути та же игра, только ты сам мог выбирать правила и декорации, все эти моралисты, психологи и психиатры с удовольствием уснули, чтобы не проснуться.
К сожалению игры, быстро надоедали мне, эти правила и декорации не подходили для того, чтобы я стал зависим от них. Тем не менее, мне было приятно провести за какой-нибудь игрой несколько дней.
Так и проходили месяцы и уже даже года. Летом походы на природу, зимой походы в город. В промежутках отдых и развлечения. Я и сам не заметил, как с моего появления здесь прошло уже три года и четыре дня. Сегодня по расписанию как раз день, входящий в неделю отдыха, иногда в эти дни я люблю выйти на причал усесться на ту самую бочку и мыслить о прошлом.
Некоторые из этих мыслей теперь вызывали у меня снисходительную улыбку, а некоторые так же живо волновали меня, как и три года назад. Как же давно это было, я уже привык жить так, как я живу сейчас. Наверно я не совру сам себе, что я доволен этой жизнью. Конечно, на меня часто нападают приступы одиночества, и с каждым годом они все сильней. Прошлой зимой я опять было задумался о том, чтобы навестить свой дом, эту мысль тогда удалось отогнать от себя. Но удастся ли отогнать ее грядущей зимой, я уже не уверен.
Каждый раз я все меньше и меньше хочу возвращаться в хранилище. Меня уже действительно тошнит от этих серых стен. Эти три года можно считать хорошим отпуском, но даже отдых может надоесть. Видимо сейчас назревает пятый этап моей жизни здесь, и через годик, сидя на бочке, я буду вспоминать уже не четыре этапа моего бытия, а пять. Но что же он мне несет, не знаю.
Я сижу здесь целый день и думаю о прошлом, раньше мне хватало воспроизвести в памяти свою жизнь до настоящего момента и мне становилось несколько легче. Но сегодня все не так, я чувствую перемены, я их жажду. Но пока их перспектива туманна, она витает где-то в воздухе и ждет удачного момента, чтобы превратиться в мысли, а потом и в действия.
Но видимо еще рано для них, надо немного подождать. С этими мыслями я встаю и иду в хранилище. Время перемен еще не пришло, а вот время выполнять свои обязанности как раз наступило.
Когда я захожу, в хранилище уже гудит сирена. Я иду по давно опостылевшему коридору к двери на противоположенной стороне. Уже отточенным движением я поворачиваю засов и открываю дверь. Внутри за три года ничего не изменилось. Я закрываю кран, отсоединяю шланг. Это все уже доведено до такого автоматизма, что я могу все сделать с завязанными глазами. Присоединяю шланг к другой емкости, открываю кран. Сирена затихает.
Тут я замечаю, что шланг к емкости я присоединил как-то слишком криво. Со мной такое впервые, я хватаюсь за шланг одной рукой, чтобы зафиксировать, а другой в этот момент тянусь к крану, чтобы закрыть его. Но тут шланг от того, что я схватился за него слетает с крепления до того как я закрываю кран. Я замираю со шлангом в руках, но ничего не происходит. Из емкости ничего не вытекает. Я еще несколько секунд сижу неподвижно. Из крана не вытекает ни капли. Я поднимаюсь на ноги и смотрю на табло, которое оповещает меня о том, что емкость заполнена до отказа.
Я откидываю шланг в сторону. Открываю кран второй емкости, а затем и третьей. Ничего, пусто. В них пусто как в пустыне, я присаживаюсь на четвереньки и пытаюсь посмотреть в трубу, естественно ничего не вижу. Потом прикладываюсь ухом, тоже ничего, никакого шума воды.
Я снова поднимаюсь на ноги, табло показывает мне, что две емкости сейчас полны, одна пуста. У емкости, которую я пытался подключить начал чуть-чуть падать уровень жидкости. Будто бы она подключена и подает раствор. Кажется, система неисправна. Я подбегаю к табло, на котором обозначается состояние людей в хранилище. Все заполненные ячейки отображаются зеленым. Все в порядке, с ними все в порядке. Они живы. Но раствор не подавался, и кто знает, сколько он не подавался.
Очевидно, табло неисправны. Одно показывает, что с емкостями все в порядке, а другое сигнализирует о том, что люди в хранилище живы и здоровы. Что если вся система уже давно неисправна? Значит, люди в хранилище давно мертвы. А я не мог этого узнать до своей оплошности. Я еще раз закрываю и открываю кран на одной из емкостей. Но ничего так и не происходит.
Я выхожу из аппаратной, я ничего не могу сделать. Я не присоединяю шланг к емкости и оставляю все краны открытыми. Выйдя из комнаты, я в состоянии легкого ступора кручу колесо засова, закрывая дверь. Потом, тяжело шагая, я отправляюсь в свою комнату. Я ничего не понимаю, ничего. Почему система не работает? Почему она никак не сигнализировала о том, что люди в хранилище умирают?
Пару часов я сижу на кровати, мысли путаются в голове. Сон естественно не идет, но я ложусь под одеяло, надеясь задремать. Как маленький ребенок я ищу спасения от проблем во сне. До утра я пребываю на грани сна и яви, то и дело просыпаясь.
