Вера Ивановна Чугуевская
Раб Ритма

Глава 3

Переделав все дела, мальчики смогли вырваться на пару часов. Тереза не любила отпускать их без разрешения отца, но ей было жалко своих сыновей, которые сидят взаперти. Поэтому сейчас, увидев пять пар умоляющих глаз, сдалась:

– Хорошо, идите, – ласково сказала она, улыбаясь глазами, – только будьте аккуратнее!

Мальчишки, обрадованные свободой, наперегонки выскочили за пределы двора. Джонни и Джереми перепрыгнули небольшой забор на потеху всем остальным. Тереза, любуясь всем этим, лишь покачала головой.

Добравшись до магазина, мальчики решили разделиться. Джереми и Джонни отправились покупать подарок для мамы – шаль. Мальчикам хотелось сделать ей приятное, ведь отец никогда не дарил ей подарки. Даже когда что-то покупал для неё – это считалось великим одолжением.

Джеки, Джорджи и Джимми пошли покупать игрушечного медведя. Деньги Джереми отдал Джеки – как самому старшему из оставшихся.

– Не натворите ничего, не то отец взбесится, – предостерёг он братьев, перед тем как разойтись в разные стороны.

В магазине игрушек все трое заворожённо ахнули: как много потрясающих интересных вещей находилось здесь. Джеки буквально прилип к локомотиву, уносящему за собой пять вагонов, то появляясь, то исчезая в туннелях. Джорджи засмотрелся на роботов и их невообразимое оружие, а Джимми и вовсе затерялся среди стеллажей с игрушками.

Мишку все-таки выбрали. Он оказался прелестным – белоснежный мех, синий бантик. Виви любила этот цвет, а глаза – не простые пуговки, а как настоящие.

– Она будет счастлива, – подытожил Джимми, улыбаясь большим ртом от уха до уха, – вы только посмотрите на эти глаза!

Братья поддержали его мысль, и Джеки хотел что-то добавить, как вдруг послышался резкий свист и насмешливый голос:

– Что, Джонсон, никак этим расплатились с твоим папашей за ваше жалкое вступление? – Здоровяк с короткой стрижкой в сером бомбере попытался схватить игрушку, но Джимми вовремя увернулся.

Это оказалась банда местных хулиганов, которые любили издеваться над всеми вокруг. Джимми крепче сжал в своих руках плюшевого друга, испугавшись этих ребят.

– Отстань, – Джорджи заслонил брата. Мальчик был выше Джимми и физически крепче, поэтому шансов в такой «беседе» у него было больше. – Идите куда шли. – Брови на мальчишечьем лице нахмурились.

Банда хулиганов загудела.

– Вы посмотрите, какой смелый слизняк, – угрожающе произнёс их главарь, – а ну дай сюда! – Он с силой оттолкнул Джорджи, который бы упал, если бы его не подхватил Джеки. Хулиган своей большой толстой пятернёй схватил за голову мишку и рывком забрал его у Джимми. – А теперь плачь! Ну! Давай же! – Джимми сжал руки в кулаки. – Гляньте, какой смелый, парни, держите! – Он бросил медведя своим приспешникам. Те стали перекидывать игрушку друг другу.

– Ну, ну поймай! Давай! – дразнились они, громко хохоча при виде того, как мальчики пытаются до него дотянуться. – Такие же никчёмные! Отец говорит, что ваш папаша готов на всё для вашей записи в студии, а об него ноги вытирают и заставляют лизать ботинки!

От этих слов в Джеки взорвалось терпение – сжав руки в кулаки, мальчик бросился в бой. Ударив одного из хулиганов в челюсть, он удовлетворённо закричал:

– Получи! – Но его тут же обступила вся банда.

Мальчика повалили на пол, избивая ногами. Джеки не кричал, а лишь свернулся в клубок, прикрывая руками лицо и голову.

– Беги за помощью! – крикнул Джорджи Джимми, а сам бросился на защиту Джеки.

Джимми быстро подобрал упавшего медведя и побежал к старшим братьям:

– Скорее! Там убивают Джорджи и Джеки! – не своим голосом закричал он, братья бросились на помощь, но было уже поздно.

Джеки лежал на земле, лишь судорожно подёргивая кончиками пальцев. Джорджи сидел рядом с ним на коленях, опустив голову к лицу Джеки. Гладя брата по голове, Джорджи не замечал, как с его губы течёт кровь, а в области брови ему рассекли кожу. Джеки с трудом сглотнул, с его губ сорвалось едва различимое:

– Слава Богу, подарок для Ви цел. – Затем мальчик закрыл глаза, провалившись в беспамятство.

Джимми трясся от страха – зубы не переставая стучали, а тело сотрясал озноб. Мальчик почувствовал тошноту при виде крови, в глазах стали появляться чёрные пятна, заполняющие всё вокруг. Его обняла крепкая рука Джереми, который как самый старший старался держаться.

– С ним всё будет хорошо, не бойся, – произнёс он, видя, что его брат не скоро избавиться от шока.

***

Джеки положили в больницу. Это стало настоящим ударом для всей семьи. Мальчики с болью смотрели на побитого брата, который был не в силах даже выдавить из себя улыбку. Тереза не сдерживала слез, причитая:

– Как же такое могло случиться! – Её пальцы гладили загипсованную руку сына. – Это я во всём виновата! – Она громко всхлипывала. – Не нужно было вас отпускать!

Виви не пускали к Джеки, хотя девочка рвалась в гости к брату. Она топала ножками и плача просила:

– Но я так скучаю по Джеки! Я хочу к нему! – Но остальные боялись, что сейчас Джеки её только напугает, поэтому её с собой не брали в больницу.

Джакомбо в эти дни навис над всеми мрачной грозовой тучей. Его лицо стало озлобленным, он ждал разговора с врачом сына, который сможет ответить на интересующие его вопросы. Врач оказался человеком понимающим и выложил Джонсону всё, не щадя его:

– Рука вашего сына сломана в двух местах. Процесс реабилитации очень сложный, – он сделал небольшую паузу, – и дорогостоящий. Возможно, что не все пальцы останутся такими же чувствительными, как прежде. Мне очень жаль, мистер Джонсон. – Их беседа проходила в коридоре больницы.

Чёрный взгляд, способный прожигать дыры в стенах, пытливо буравил врача.

– Он не сможет заниматься музыкой? – спросил мужчина с запинкой, а всегда ровную линию губ пронзила судорога.

Врач смерил его взглядом, подумав про себя, что и его самого не мешало бы проверить, однако поспешил ответить на вопрос:

– Маловероятно. – Он сочувственно положил руку на плечо Джакомбо, – простите, но я всего лишь врач, а не волшебник.

Врач удалился, а Джакомбо ещё несколько минут стоял в коридоре, пытаясь осмыслить новую для себя реальность. Когда он вошёл в палату, то увидел загипсованного сына, рядом с которым сидела Тереза, которая принесла из дома свежий пирог и запеканку. Она нежно гладила травмированную руку, успокаивая сына:

– Всё наладится, мальчик мой, ты поступил правильно. – Её ласковый тон дополняла нежная улыбка, которая испарилась при появлении мужа, она моментально переключила своё внимание на мужа, – самое главное, что твой сын остался жив!

Джакомбо сделалось тошно от этих слов. Он не смог сдерживать нарастающую ярость внутри себя. Схватив рядом стоявший стул, мужчина разбил его об стену. Его глаза налились ненавистью.

– Этот мерзавец всё испортил! Малолетний слюнтяй нарушил все мои планы! – он кричал так, что, наверное, это слышала вся больница, но ему было всё равно, – это твоих рук дело, это ты хочешь меня уничтожить, – он тыкал пальцами в жену, – ненавижу тебя! Ненавижу твоих ублюдков! Никчёмные, ленивые тряпки! Этот теперь будет сидеть на всём готовом? Не позволю! Пусть убирается из моего дома! Мне нахлебники не нужны! Даже по морде не может дать, – он сплюнул прямо на пол, – теперь лежит тут как на курорте! – Он схватил рукой пирог, продавив его между пальцами, сунул в лицо сыну. – На, жри теперь!

С этими словами он вышел из палаты. Джеки лежал, сотрясаемый приступом от нескончаемого потока слёз. Мальчик почувствовал себя настолько униженным и оскорблённым, что любая травма казалась пустяковой. Тереза бережно вытирала лицо сына дрожащей рукой:

– Не нужно, милый, всё наладится. Он буйный, но отходчивый, ты же знаешь…

В голову мальчика пришла мысль: «Лучше бы они меня там и убили!»

***

Джеки пришлось вколоть несколько доз успокоительного, после чего мальчик уснул. Его братья не знали о поступке отца, но догадывались, что в больнице произошло нечто ужасное. Джонни стоял, облокотившись о дверной косяк, его опущенный взгляд внимательно изучал потёртые ботинки. Вдруг он тихо произнёс:

– Ведь она и теперь смолчит, – в его голосе звучало разочарование, – мне порой кажется, что и ей на нас плевать…

Сидящие на одной кровати рядом друг с другом Джорджи и Джимми лишь обречённо опустили свои тонкие детские плечики, а Джереми постарался успокоить Джонни, тронув его за рукав старой рубахи, доставшейся ему «по наследству» от старшего брата:

– Я думаю, что она всё же даст отпор. Она нас любит, – вступился он за мать.

В ответ Джонни лишь хмыкнул:

– Посмотрим…

Джорджи бросил взгляд в окно:

– Он возвращается!

Джакомбо пришёл с работы. Он выглядел как всегда злым, а изо рта торчала дешёвая сигарета. Его рабочая одежда нуждалась в чистке, а жёсткие чёрные волосы слиплись от пота.

Мальчики насторожились, стараясь даже не дышать. Они внимательно прислушивались к каждому шороху: скрипнула половица, послышались тяжёлые шаги – значит, отец пошёл в столовую, где через несколько секунд откроется дверца холодильника, звякнет бутылка с пивом и хлопнет дверца.

Обычно Тереза не трогает мужа после смены. Она молча кормит его, он, также не проронив ни одного «спасибо», берёт пиво, ожидая, когда наступит время воспитывать сыновей. Тереза тяжело вздохнула, ей было сложно начать неприятный разговор. Джакомбо почувствовал, что супруга собирается что-то сказать, но по-детски переминается с места на место. Мужчине это надоело. Он ненавидел порой мямлящий тон жены:

– Чего тебе? Я устал! – Его насмешливый тон как бы говорил ей: «Ничего у тебя не получится, слабачка!».

Женщина, сдвинув брови на своём круглом лице, начала свой монолог:

– Не смей меня игнорировать, Джакомбо. – Она скрестила руки и гордо подняла подбородок. – Джеки останется дома с семьёй. Я не позволю тебе выгнать моего сына из моего дома. – В этот момент мальчики наверху обрадованно обнимались, счастливо улыбаясь, слушая, как мама их защищает. – Это мой дом, – она сделала ударение на слове «мой», – во всех твоих бедах и несчастьях виноват только один человек – ты. Не смей винить моих детей. Не смей угрожать и попрекать их куском хлеба, – её глаза искрились от смелости, – а если тебе не нравится, убирайся сам. Я устала. Устала от унижений и побоев. Единственное, что меня держит, дети. Мы уйдём только вместе, а ты останешься здесь, будешь зализывать свои раны и топить их в алкоголе!

– Да я тебя… – Джакомбо опешил от такой речи, он грозно надвинулся на жену, но она лишь сильнее расправила плечи.

– Ударишь? Бей. Я не боюсь тебя. – Она смотрела прямо ему в глаза. – Я любила до безумия, до беспамятства, но не тебя. Это был другой человек. – Её сочувственный тон обескуражил Джакомбо, а глаза вдруг заблестели от слез. Он увидел постаревшую, осунувшуюся жену будто бы в первый раз, и она смотрела на него как на незнакомца. – Тебя я не знаю. Ты чужой мне.

Он не смог сказать ни одного слова. Его руки сжались в кулаки, а губы неестественно побелели. В глазах мужа Тереза увидела страх и отчаяние, которые ему были несвойственны. Джакомбо вылетел из дома, бросившись прочь со двора. Он не помнил, как оказался на отшибе, где обитали лишь стаи бродячих собак. Присев на одну из коряг, он достал пачку дешёвых сигарет. Курил одну за одной. В памяти всплывали картины прошлого, но кто всё-таки прав? А кто виноват?

Глава 4

Тереза Джонсон вынесла большую корзину с грязным бельём на задний двор, где стояло жестяное корыто, наполненное горячей водой. Будни домохозяйки из низших слоев общества таковы, что большую часть суток приходится находиться в согнутом состоянии.

Спина, уже привыкшая к ежедневной работе, практически не болела, лишь понемногу калеча позвоночник. Передышка – непозволительная роскошь, ведь обеденное время не за горами – дети, муж и, быть может, что-нибудь останется для неё. Тереза старательно полоскала, тёрла, выжимала белье покрасневшими руками со скукоженной от воды кожей. Она поднимала каждую вещь вверх, смотря, не осталось ли на ней пятен, затем аккуратно развешивала на бельевых верёвках. Лёгкий ветер и солнце аккуратно подсушивали одежду, которая дожидалась следующей стадии – глажки. Рядом с Терезой крутилась Виви – девочка играла со своими игрушками и училась у мамы стирать. Девочка с большим энтузиазмом шлёпала маленькими ручками по мыльной воде, счастливо разбрасывая по двору пенные ошмётки. Вдоволь наигравшись с пенной водой, она вытерла ручки о фартук матери, спросив:

– Мама, а вы купите мне новое платье? – Её большие глаза смотрели на уставшее лицо Терезы. Дочка ещё не понимала, что в их семье недостаточно денег на излишества.

– Нет, милая, прости, но мы не сможем этого делать, – пронизанный грустью голос Терезы выдавал её внутреннее состояние. Она, отложив на секунду бледно-жёлтую майку, вытерла руку о фартук и погладила дочку по щеке. – Может, чуть позже. А сейчас сбегай, пожалуйста, к братьям. Скажи им, что скоро наступит обед, если не хотят есть холодное, то пусть скорее заканчивают и идут домой.

Виви счастливо улыбнулась, схватив мишку за одну лапку.

– Ура! Мы идём на огород! – Её редко пускали туда из-за того, что любопытная девочка могла пораниться. – Мамочка, спасибо!

Тереза нежно улыбнулась вслед удаляющейся дочери, подумав про себя: «Как мало надо для счастья детям».

***

Мальчики работали на огороде – вооружившись граблями и прочими инструментами, они собирали урожай кукурузы, а сухую траву скидывали в большую плетёную корзину, которую потом следовало вынести на свалку. На улице ярко светило солнце, не было ни единого намёка на ветер или каплю дождя. Унылое чучело опустило голову, а вороны зависали над землей, будто бы воздушные змеи, почти не шевеля крыльями.

Братья работали без футболок, по их спинам струились струйки пота. Уставшие от работы пыльные лица и мокрые волосы отражали желание поскорее оказаться в тени. Неожиданно Джорджи расставил руки, немного «похрустев косточками», улыбнулся, оглянувшись вокруг, – работа была практически выполнена. Он схватил несколько початков кукурузы и стал ими жонглировать. Ребята одобряюще улыбнулись, окружили брата, присвистывая и притопывая:

– Ещё-ещё, давай больше кукурузы!

Мальчишки смеялись, добавляя брату початки, а тот уже сосредоточенно свёл брови, чтобы успевать. Сделав шаг назад, он наткнулся на корзину. Не удержав равновесия, Джорджи упал поверх травы, а его «снаряды» с грохотом повалились на землю и самого жонглёра. Джорджи при этом жалостливо заохал:

– Ай, ой, ай! – последний початок угодил ему прямо в глаз, отчего он выругался так, как порой это делает отец. Это вызвало взрыв смеха у его братьев.

Мальчик, немного придя в себя, рассмеялся вместе с ними. Он быстро дотянулся до нескольких початков кукурузы.

– Сейчас вы у меня посмеётесь! – С этими словами он послал снаряды прямо в своих братьев. Джереми получил в плечо, а Джонни в ногу. Джимми же смог увернуться, подпрыгнув над пролетающей кукурузой. Джорджи хохотал – его спину царапали травинки, но они были мягкими. Подбежавшая Виви смотрела на эту картину широко распахнутыми глазами. Подхвативший на руки девочку Джонни спросил:

– Виви, хочешь летать?

Девочка, размахивая маленькими ручками, прокричала:

– Да!! Ииииии!

Она пищала от восторга, а Джонни, подмигнув Джорджи, крикнул:

– Лови!

Джорджи вытянул руки и поймал крохотное тельце сестры. Она заливалась смехом и обнимала братьев. Повиснув на спине у одного из них, Виви как обезьянка доехала до дома.

***

На чёрно-белых экранах телевизоров вся страна наблюдала политиков, одетых в строгие костюмы. Они провозглашали победные лозунги в войне со Вьетнамом, что выведет их на первое место, потеснив с пьедестала почёта Советский Союз. Женщины с замиранием сердца проверяли почту: вдруг придёт злополучная повестка, за которой последует долгая разлука.

Страну начинали охватывать волнения, недовольство нарастало.

Завод, на котором трудился Джакомбо, остановил работу: рабочие объявили забастовку. Народ был возмущён этой войной – простые люди не понимали: что им делать на чужой земле? Почему их дети должны умереть в полях долины Йа-Дранг и окрестностях Сайгона. Почему матерей заставляют носить траур, зачем оставляют кровавый шрам в душе каждого, кто прикоснулся к этой войне?

Им было там плохо. Мальчишки, юношеская спесь которых часто становилась губительной, навсегда оставались лежать на поле боя. Бравые солдаты с выставленной вперёд грудью, ступая на чужую землю, говорили:

– Не бойтесь, желторотые, мы пришли! Мы спасём! Мы настоящие солдаты. – Увы, большинству из них не доведётся вновь увидеть родину, обнять маму, поцеловать отца.

Уныние, страх и негатив охватывали население всё больше, зажимая в гигантские клешни сознание каждого человека и существа. На улице, где жили Джонсоны, уже не обошлось без потерь: недобрую весть получила соседка, миссис Джарвис, которая была всегда так добра и мила. Она лишилась единственного сына – теперь её дни были наполнены горечью. Женщина ходила с каменным лицом, а при виде детей начинала причитать, простирая руки к небу:

– Боже, за что мне такое наказание? – Казалось, что всю жизнь из неё высосали, оставив лишь боль и горечь.

В этих условиях было трудно найти площадку для выступлений. Джакомбо это выводило из себя. Он усилил давление на мальчиков, заставлял их доводить каждый элемент до идеального состояния, будь то кивок головы или нота. Джакомбо не мог допустить, чтобы его группа опростоволосилась перед публикой. Мужчина с нетерпением ждал, когда отыщется любой вариант для выступления.

Такая возможность действительно вскоре представилась. Один из парней с его завода, кто собирался отдать долг родине, которая когда-то его предков сюда привезла на больших кораблях в колодках, пригласил группу Джакомбо в бар, где будет выпивка и много желающих послушать хороший джаз, перед тем как улететь на войну.

Джонсон был рад, но на его лице всё так же было сложно увидеть нечто похожее на проявление эмоций. Он тут же собрал мальчиков, сорвав их с занятий. Уставшие дети лишь за полночь смогли лечь отдыхать, даже не перекусив ничего.

***

Мальчики теперь играли вчетвером. Джеки больше не брал в руки инструмент. После случая в больнице он всё дальше становился от отца и матери. Его трясло от злости, когда он вспоминал поступок матери, которая не смогла ничего сделать в ту секунду, когда его унижал Джакомбо. Отца мальчик давно уже привык воспринимать таким какой он есть, но мама! В его юной душе не было ответа на этот вопрос.

Он занялся учёбой, а после уроков пропадал в лавке сапожника, где зарабатывал СЕБЕ на еду! Отношения с братьями остались прежними: Джеки всегда помогал, выслушивал и поддерживал, но о музыке больше не говорил. Мальчики уважали его выбор, возможно, даже завидовали его смелости. Он вычеркнул мир музыки раз и навсегда. Его упрямое противостояние поражало. Откуда брались силы у этого мальчика 12 лет?

Джеки пропадал на работе, пока остальные собирали инструменты и одевались в костюмы. В один из будних вечеров они исполняли свои любимые мелодии – ещё совсем молодые, но уже понимающие, что эти люди в форме цвета хаки не скоро услышат музыку, её заменят канонады взрывов и стоны раненых.

В приглушенном свете ламп они сегодня были не яркими, дерзкими джазменами – они играли музыку, которая была в их душе. Спокойный ритм, ритмичные переходы и мелодичное звучание. Мелодия сопереживала, поддерживала и горевала одновременно. Из Джимми вдруг вырвалось неожиданное соло – он зазвучал сильнее, мощнее, ярче остальных. Его пальцы скользили по кнопкам. Мальчик закрыл глаза и выплеснул наружу всё то, что таилось в его душе. Перед его глазами промелькнуло лицо убитой горем матери – в груди затрепетало сердце. В ушах эхом прозвучал звонкий смех сестрёнки. А вместо зала с людьми, вместо грозного отца и родных братьев Джимми очутился на лугу, полном трав и цветов, где раздаётся жужжание диких пчёл. Его ладоши ощущали прикосновение каждого лепестка, листочка дерева и порыва ветра, который нёс его всё выше и дальше. В какой-то момент он замер – опять боль переполнила его душу – он оказался у большой горы, сложенной из черепов буйволов, увидел, как загоняют слонов и истребляют тигров. Мелодия вновь приняла трагичный оборот, затихнув. Он открыл глаза – детские, но такие уже мудрые и понимающие. В них горел огонь.

После концерта за кулисами Джимми схватил за шиворот отец. Он сгрёб его за шкирку как беспомощного маленького котёнка. Мальчик поёжился от чёрного взгляда Джакомбо. Раздувая от негодования ноздри, мужчина оскалил зубы:

– Ты что вытворяешь, щенок? Кто тебе позволил делать то, что я не приказывал? – От него пахло алкоголем, Джимми поморщился.

– Ведь всем понравилось, – неуверенно проговорил мальчик. Он не понимал, в чём его вина, ведь им аплодировали.

Джакомбо грубо отпихнул мальчика в сторону, тот, ударившись о стену, схватился за руку, которую свело от боли:

– Здесь всё решаю я! Не смей мне перечить! Всё тебе дал я! Ты мне обязан!

– Ты говорил, что музыка должна идти от сердца, а не от строго написанных на бумаге нот! Если не чувствуешь – не сможешь творить.

Последовала пощечина:

– Молчать! Собирайся и иди отсюда вон! Дома я с тобой продолжу разговор.

Джимми вдруг затрясся от страха. Его побледневшие губы судорожно что-то шептали, а в глазах засияли слёзы. Он сполз на пол, закрыв лицо ладонями. Рядом послышался тяжёлый вздох, затем тонкая рука обняла его за плечи. Джимми почувствовал, как чья-то голова легла к нему на плечо:

– Я с тобой, Джимми. Вместе мы справимся. – Это был Джорджи, который видел то, что сделал отец.

Мальчики просидели так ещё несколько минут, а затем последовали домой за остальными.