Василий Розанов
Апокалипсис нашего времени

№ 10

Солнце

 
Попробуйте распять солнце,
И вы увидите – который Бог.
 

Корень вещей

 
Мы поклонились религии несчастья.
Дивно ли, что мы так несчастны.
 

Древность и христианство

 
Ярко солнышко встало.
Ярче кровь забежала.
Жилушки напряглись.
– Хочется работать!
(язычество).
Пасмурно небо…
Сон клонит к земле…
Выспаться бы?
Не выспаться ли?
 

Все можно. Но можно как-нибудь и «обойтись». Тут запасено «покаяние». И в расчете на него можно и «погодить».

(христианство).

Домострой

«Вот когда я умру, он закроет мне глаза, мне «и – матери своей», – говорит отец при рождении первого сына – мальчика. Это и есть «Домострой», великая идея которого, замечательно, ни разу не пробудилась в русской литературе XIX, да и XVIII века, но которая была в Москве, и дал эту идею поп Сильвестр, друг Грозного, – друг и наставник.

Великий, прекрасный наставник.

Одна идея «Домостроя», Домостроя, есть уже великая, священная. Самое слово как прекрасно по изобретательности, по тому, как «составилось в уме», и, составившись, выговорилось филологически.

Несомненно, самый великий «Домострой» дан Моисеем в «Исходе», во «Второзаконии» и т. д. и продолжен в Талмуде, и затем фактически выражен и переведен в жизнь в кагале Талмуд (конечно, в Вавилонской его редакции – «Бавли») и кагал – две вещи, совершенно не понятые в Европе и европейцами. Кагал есть великолепная «city», «lа cite», «коммуна», где люди живут рядышком, в теплоте и тесноте, помогая друг другу, друг о друге заботясь «как один человек», и поистине – одна святыня. Это – та естественная и необходимая социализация, которую потеряв человечество вернулось к искусственному, дрянному, враждебному и враждующему со всеми «социализму». Социализм есть продукт исчезновения Домостроя и кагала. Невозможно человеку жить «одному», он погибнет; или он может погибнуть; или испытать страх погибнуть. Естественное качество кагала – не давать отделяться от себя, вражда к тому, кто отделился (судьба Спинозы в Амстердаме и «херема» над ним). Херем и был совершенно справедлив, потому что «община» важнее личности, пусть даже эта личность будет Сократили Спиноза. Тем более что общине совершенно неизвестно, отделяется ли сейчас от нее Сократ или Спиноза, или – обычный нелюдим, хулиган.

Община – это слишком важно. Если – хулиган, ну даже талантливый или гениальный хулиган, разрушит ее, – то ведь «все погибнут». А «все» – это слишком много. «Если ты жалеешь одного, как же ты не задумаешься надо всеми?»

И евреи, впавшие в такое ужасное одиночество после Христа, с враждебностью всего мира против них зажили «кагалом». «Единственное спасение для нас».

Но и вообще и в частности, без отношения к Христу и без отношения к евреям, – «кагал» есть естественно социальная форма жизни всех людей. Несомненно, что «кагалами», т. е. «уличками», «общинами», жили финикияне и карфагеняне. Даже у римлян что такое их «трибы» и «курии»? Кагалы. И – в Аттике, и даже в Спарте. «Кагал» есть яйцо курицы или, еще вернее, – это есть курица с выводком. Это есть «тривиум» и «квадривиум» средневековой жизни. «Римская империя (всемирность) пала, будем жить тривиумом и квадривиумом». «Свой уличный суд», «свой околодок», «свои соседи». И – не дальше, не грешнее.

«Дальше» – империя, папство и грех.

В этом отношении или, вернее, в этом направлении «коммуны» 60-х годов у нас были совершенно правильны. «Будем жить по-своему», а «до прочих людей нам дела нет». Отлично.

Вот для таких-то крошечных общинок и нужны «домострой», сперва маленькие и узенькие, а потом и обширнее. Но я думаю – «обширнее», не очень. «Всемирность» решительно чепуха, всемирность – зло. Это помесь властолюбия одних и рабства других. Зачем это? «Книга судей израилевых», с Руфью, с Иовом, свободная, нестесненная, мне казалась всегда высшим типом человеческого проживания. Она неизмеримо выше и счастливее царств. А «счастье» есть поистине «кое-что» для человечества. От вздоха по счастью человек никогда не откажется. Бедный человек. Полюбим именно бедного человека. Бог воистину возлюбил бедного человека. Не нужно богатства. Это – лишнее.

Итак, «бедный человек» возлюбил свое «гетто», в нем греется, им защищается, и, ей-ей, это выше Сократа и Спинозы. Потому что это священнее Сократа и Спинозы. Тут Бог ютится. В гнездышке. Потому что гнездышко – оно такое священно, которого ищет и сам Бог. Не спорю: есть Бог Универзуса. Но мне как-то более нравится «Бог гнездышка».

И вот я думаю – евреи во всем правы. Они правы против Европы, цивилизации и цивилизаций. Европейская цивилизация слишком раздвинулась по периферии, исполнилась пустотами внутри, стала воистину «опустошенною» и от этого погибает. Кому она нужна? Кого греет? Самые молитвы ее пусты, эти «протестантские молитвы», эти «католические молитвы». Эти «православные молитвы». Слишком обширно. А где обширно, там и холодно. «Где же нагреть такой храм?» В храме св. Петра – только мерзнуть. Как лучше его маленькие церковки в Ярославле и вообще по Поволжью.

Живите, евреи. Я благословляю вас во всем, как было время отступничества (пора Бейлиса несчастная), когда проклинал во всем. На самом же деле в вас, конечно, «цимес» всемирной истории: т. е. есть такое «зернышко» мира, которое – «мы сохранили одни». Им живите. И я верю, «о них благословятся все народы». – Я нисколько не верю во вражду евреев ко всем народам. В темноте, в ночи, не знаем – я часто наблюдал удивительную, рачительную любовь евреев к русскому человеку и к русской земле.

Да будет благословен еврей.

Да будет благословен и русский.

Христос между двух разбойников

 
Не поймет и не оценит
Гордый взор иноплеменный,
 
 
Что сквозит и тайно светит
В простоте твоей смиренной.
……………………………….
Удрученный ношей крестной
Всю тебя, земля родная,
В рабском виде Царь Небесный
Исходил благословляя.
 

Хороши стихи. И счастливо было пропеть их. Но каково-то в самом деле, в самой вещи и реальности было «проходить», и века проходить и пронести в таковом виде и положении «рабском» русскому народу, целым губерниям

. . . . . . . . . . . . .

Ой, ой, ой. . . . . . . . .

. . . . . . . . . . . . .

«– Горяченького кофейку! Ах бы горяченького кофейку, барин Федор Иванович».

И Некрасов будто аукнулся столь же знаменитым, но уже воистину разбойничьим стихом:

«– Холодно, странничек, холодно».

«– Голодно, странничек, голодно…»

Так и видишь двух побродяг. Ужасных, лукавых, хищных. Это уже вся наша революция с ее «реквизициями» банков или из банков, с «красной гвардией» из разных оборванцев, «получающих» (т. е. «назначивших себе») в жалованье 25 руб. суточных, «потому, брат —

 
Холодно, странничек, холодно…
Голодно, странничек, голодно…»
 

И не каждую неделю, месяц и год придется «сыграть такую революцию» или «сорвать такую революцию».

 
Великое умиление…
Великий разбой…
 

Т. е. в стихах двух поэтов. Оба как «хлестнули крест-накрест» поперек. И плети вонзились в тело всего человечества. Там – правда, здесь – правда. Все – ужасная реальность, – о, какая реальность…

И висеть, висеть Христу, неизбывно висеть между этими двумя разбойниками, именно – этими, никакими – еще:

«– Помяни мя, Господи, егда приидеши во Царствие Твое».

– Другой же хулил Его, говоря: «Избавь Себя и нас».

И человечество… но где же быть цивилизации в двух этих воплях, между этим умилением и этим разбоем: где тут зерно для развития, для жизни? Зерна – нет, а две судороги.

А ведь цивилизация – это рост… Видите ли вы синие волны Средиземного моря, и Адриатику, Рим и Египет.

Полно.

Солнце.

Счастье.

О, не надо христианства. Не надо, не надо… Ужасы, ужасы.

Господи Иисусе. Зачем Ты пришел смутить землю? Смутить и отчаять?

Как падала и упала Россия

Нобель – угрюмый, тяжелый швед, и который выговаривает в течение трех часов не более трех слов (видел в заседании Совета товарищества «Новое Время»), скупал и скупил в России все нефтеносные земли. Открылись на Ухте (Урал) такие же – он и их купил и закрыл. «Чтобы не было конкуренции наследникам».

Русские всё зевали. Русские всё клевали.

Были у них Станиславский и Владимир Немирович-Данченко. И проснулись они. И основали Художественный театр. Да такой, что когда приехали на гастроли в Берлин, – то засыпали его венками. В фойе его я видел эти венки. Нет счета. Вся красота.

И записали о Художественном театре. Писали столько, что в редкой газете не было. И такая, где «не было» – она считалась уже невежественною.

О Нобеле никто не писал.

Станиславский был так красив, что и я загляделся. Он был естественный король во всяком царстве, и всех королевских тронов на него не хватило бы. Немирович же был так умен, что мог у лучшего короля служить в министрах (обоих видел у барона Н.В. Дризена).

Совет юношеству

Кто есть кормилец твой, – кто прокормляет тебя, питает, – и после Бога и родителей есть «все для тебя» – тому не лукаво отдай всю душу свою. Думай о пользе его, – не о своей пользе, а – его, его, его… ежечасно, ежедневно, ежегодно, всегодно. Сложи в душе своей, что и после смерти его ты должен не забывать его, а молиться о душе его и вечном спасении. И никогда ни одним словом… нет я говорю глупости: ни одною мыслью в собственной душе, не осуди его, даже и самые его недостатки, так как нет человека без недостатков. Но именно – ему, ему, который питает тебя, ты должен все простить, во всем в душе своей постараться оправдать его, забыть, обелить. Ни в чем не умалить – именно в душе, в душе, в совести.

Помни: Небо как и земля. И открытое Небу – открывается «в шепотах» и земле. В шепотах, сновидениях и предчувствиях. Поэтому никогда, никогда, никогда не лги, в совести-то, в главном — не лги.

Не будь хулиганом, – о, не будь хулиганом, миленький.

И вот этот совет мой тебе— есть первый социологический совет, какой ты читаешь в книжках. Первый совет «о социальной связности». Тебе раньше все предлагали на разбой и плутовство. «Обмани кормильца», «возненавидь кормильца». И советовали тебе плуты и дураки, которые отлично «устраивались около общества», т. е. тоже около кормильца своего (читатели). А тебе, несчастному читателю, глупому российскому читателю – подсовывали нож. И ты – нищал они – богатели (плутяга Некрасов и его знаменитая «Песня Еремушке»).

* * *

Ни от кого нищеты духовной и карманно-русского юношества не пошло столько, как от Некрасова. Это – диссоциальные писатели, антисоциальные. «Все – себе, читателю – ничего». Но ты, читатель, будь крепок духом. Стой на своих ногах, а не

 
Что ему книжка последняя скажет,
То на душе его сверху и ляжет (Некр.).
 

И помни: жизнь есть дом. А дом должен быть тепел, удобен и кругл.

Работай над «круглым домом», и Бог тебя не оставит на небесах.

Он не забудет птички, которая вьет гнездо.