bannerbannerbanner
полная версияИ снов нескромная невинность

Валерий Столыпин
И снов нескромная невинность

Интересно мне стало, чего дядька Василий особенного в моей мамке отыскал. Решил тоже в окошко на неё полюбоваться, как она титьки моет со стороны глянуть. Может я чего не догоняю.

Помылся скоренько и Василия позвал.

Вместе созерцали.

Маменька вихоткой меж ног трёт, а дядька Василий языком цокает, – не тому, ох, не тому ягодка досталась. Не тому! Исключительной красоты архитектура. Ювелирный, можно сказать, шедевр, мать её! Чё она торопится-то, куды спешит? Погодь, покрутись маненько, ноженьки ширше раздвинь, попку отклячь. Такой и запомню. Про неё цельную главу с тобой отпишем.

Мамка помылась и в предбанник юркнула, а я вспомнил, что у Кабановых все девки разом в баню ходят, что шестеро их, мал мала меньше.

Там веселее было. Смехотища! Но кое-что необычное я почувствовал, особенно когда Люську, старшенькую, вблизи рассмотрел. Чуть сердце из меня не выпрыгнуло. Тогда я и понял, чем Василий вдохновляется.

С тех пор мы повадились в выходные дни вдвоём по баням шмыгать. Василий и меня обещал писательскому ремеслу выучить, – наблюдай внимательно. Кажную мелочь запоминай. Подсказывать будешь, если чего забуду.

Потом мы долго обсуждали, чего насмотрели. Вроде вместях наслаждались, а кажный своё запомнил. Странно. Окошко одно, а видения разные.

С тех пор дядька Василий меня зауважал, – мы таперича, вроде как подельники, или соавторы. Хочешь, курить тебя научу? Девки жуть как любят, когда от нашего брата махорочкой душистой тянет. Дыхнёшь на иную, она и растает.

Попробовал. Не понравилось.

А девчонки в затоне, правда, замечательные были, особенно когда друг за дружкой гонялись, ныряли, когда намыливались да обмывались, потом вытирались да расчёсывались.

Раньше-то я особенно не замечал, чем девчонки от нас, мужиков, отличаются, кроме того, что у них краников нет. Теперь рассмотрел. Действительно, у каждой есть, чем удивить.

Смеются, галдят. Сколько ни гляди – не насмотришься. Никогда бы не подумал, что это настолько азартная забава. Потом ночью снилось, как подкрадываюсь, а они в чём мать родила, спать на бережку ложатся. Хожу меж них, разглядываю не спеша, где надо наклоняюсь, стараюсь ничего не упустить. Дядька Василий наказывал память тренировать и творческое воображение.

– Девки, – говорил, – самый ценный в природе минерал. Дороже алмазов и других редких самоцветов. Не каждому дано их абсолютную уникальность разглядеть. С виду все бабы одинаковы, а на деле – ни одной сколько-нибудь похожей. Ты рисовать пробовал?

– Так, рожицы да лошадок.

– Коники, да… но девки чудесатее, особливо, когда не знают, что ими любуются. И так изогнётся иная, и так покрутится. Линии, контуры, изгибы, блики разные, тени. Дразнят, проказницы. А в кузов не хотят. Да! Принца иноземного ждут, а того не смыслят, что самые ценные слитки под ногами прячутся. В простоте и смирении благодать. Женщина покориться должна, довериться. Тогда только из неё толк выйдет.

– Чего же ты от Валентины своей сбежал?

– Молодой был, глупый. Ответственности испужался, свободой пуще любви дорожил. Вернуться бы к ей, в ножки пасть. Иногда приснится ночью, зовёт куда-то, мальца показывает. Мобыть у меня сын есть, только я о том никогда не узнаю. А жениться всё одно не советую. Бабы – народ наивный, но вздорный. Окромя красоты неземной да ларца с секретом промеж ног ничем не владеют. Нет, Фёдор, не слухай меня. Оправдаться перед судьбой пытаюсь. Я бы хоть сегодня любую под венец повёл, только предъявить в качестве приданого нечего. Пуст как зимний куст. Ну и ладно, может, тебя научу красоту любить да невинность блюсть.

– Главное, не спугнуть прелестниц, – наставлял Василий, – девки, как воробышки пугливые, каждого шороха шугаются, ибо каждой есть, что терять. Невинность однова кажной девке даётся, как приз за непорочное целомудрие. Заруби на носу – не любишь, портить не смей! Смотри, сколько влезет, погляд дармовой, но не балуй, руки не распускай, ежели судьбами переплестись в единое целое не намерен.

– Им про то, что мы красотой девственных форм вдохновляемся, знать не надобно, а то получится, что вместо того, чтобы искренне восхищаться, вроде как непристойным подглядыванием промышляем. За то можно срок схлопотать. Самое волнительное, когда они все вместе оголяются. Вроде как друг перед дружкой стесняются, а сами норовят каждую детальку продемонстрировать: мол, глянь, у меня спелее, круглее, глаже. И так ножку задерут, и эдак. Тихо, замри! Неровён час рассекретят. Это, брат, своего рода охота, только тихая. Один меткий выстрел и сыт по горло выразительными художественными образами. На сто книг может хватить. Есть, о чём приятно вспоминать. Учись, пока я жив.

– А как уши надерут?

– Я ж тебе про уши и толкую. Не высовывай. Я хочу всю фильму до конца досмотреть. И вторую серию тоже, и третью. Жизнь, она короткая, конечно, но ежели ей правильно распорядиться, можно мильон необыкновенных событий без вреда для здоровья пережить. Девки не кажен день для нас нагишом танцуют. Лето как один день пролетит. Вкусного да сладкого не должно быть слишком много, неровён час оскомину набьёшь но и упустить возможность отведать скусный ломтик тоже нельзя. Как тебе вон та, тёмненькая, Глафира Сумарокова? Влюбиться бы в такую. Богиня, не иначе! Я вчера на закате её с Григорием Милютиным у тока за горячим застукал. Такое вытворяли! Любовь у их. Только бы не спортил девку зазря, супостат. Вон она какая: нежная, счастьем светится. Любовь – великая силища. Слыхал, как на сегодня голубки сговаривались. Пойдешь процесс любовной магии созерцать?

– Это тоже для книжки?

– Ато! Посмотришь, как тебя папка с мамкой делали.

– Так, то давно было. Я подрасти успел.

– Дурень. В библии писано: что было, то и будет, что делалось, то и будет делаться, и нет ничего нового под солнцем. Тебя делали и ты подрастёшь – тем же займёшься. Тому тебя и учу, недоросля. Воображение тренируй. Представь, что Гришка – батька твой, а Аглая, чернявенькая та – вроде как маменька. Сам всё увидишь. Только не трепись кому ни попадя, что момент таинства видел. То дело интимное, деликатное, огласки не терпит. Нам не для сплетен при обряде присутствовать надыть, для усиления творческого процесса, чтобы талант писательский гармонией происходящего за пределами видимости стимулировать. Главное, чтобы до сумерек успеть досмотреть, иначе ничего толком не разглядим. Оденься теплее, чтобы комары не загрызли.

– Вот здесь, у скирды, – сказал дядька Василий, – вчера они ластились. Надеюсь, привычек не поменяют. Тут любовнички скороспелые  про страх разоблачения помнить забудут, всё, что положено, в лучшем виде изобразят. К прекрасному прикоснёмся, душу отогреем, себя на стойкость к соблазнам испытаем. Я тут слегка прикопал, сенца насыпал для камуфляжа, чтобы обзор по всем правилам тактики скрытого наблюдения обустроить. О, идут, кажись. Замри! Теперь гляди в оба.

Гришка приволок с собой одеяло, расстелил.

Поначалу стоя целовались. Эка невидаль. Я чуть не заснул, пока чмоки раздавались. В затоне куда интереснее за девчонками подсматривать: не успеваешь глазами водить, столько всего сладкого.

– Начинается, Феденька, не проспи, вот он – момент истины! Глянь, красотища какая. Сейчас Глашка ноги задерёт, Гришка на локтях качаться будет. Везунчик! Посмотрим, надолго ли его прыти хватит.

– А меня делать, когда начнут?

– Смотри, запоминай! Сам попробуешь, тогда самое важное и узнаешь. Завтрева ко мне не приходи, у меня Стешка Суморокова гостить будет. У нас с ей секретная миссия. В субботу встретимся. Ты это, ежели батька с маманей твоей в баню наладится – мне не забудь свистнуть, для такого случая время завсегда найдётся. О, кажись, уже кого-то сделали. Дышат-то как. Видно забег не просто задался. Скакуны, блин! Одеваются. Дальше не интересно. Можно отползать.

– А книжку когда начнём писать?

– Когда вдоволь насмотримся, когда секретов не останется. Нам перепутать ничего нельзя. Люди же читать будут, обучаться, как да чего. Выдумывать да врать, не имеем морального права. Миссия ответственная, особая: кому попало, не доверят.

Позже, когда я во вкус вошёл, понял – насмотреться на это чудо невозможно. Это ведь как рассвет, как рождение зелёного листка, как первый снег – всегда неожиданное, всегда разное.

Выходит, ту книжку мы никогда с дядькой Василием до конца не допишем.

Хотя бы начнём.

Течёт река, прекрасная река

Трудился я в колхозе в ту пору, во вспомогательном цехе. Бумагу резали на стандартные форматы, упаковку кроили и шили из картона для разнообразных хозяйственных нужд.

Заказов было – тьма, только успевай. И вдруг на тебе – затишье, вроде как перепроизводство. Профком предложил десятидневную автобусную экскурсию по Прибалтике, практически бесплатно, за тридцать процентов от стоимости, которые я оплатил из премиальных.

Жена повела себя несколько загадочно, – поезжай-поезжай, мы справимся. Карамелек привезёшь, чёрный рижский бальзам, янтарные бусики с паучками, костюмчики ребятишкам. Себя покажешь, на мир поглядишь.

– Чего это ты такая добрая, – недоверчиво спросил я, – разве что у тебя кто-то есть, – просто хохмил, чтобы диалог поддержать.

– Ха-ха, у кого чего болит, да?

Я поехал, но странная реплика, мной же нечаянно произнесённая, начала жить отдельной жизнью. Выкорчевать её не получалось. Что-то незнакомое в поведении супруги насторожило задним числом.

Накручивать себя на пустом месте начал. Глупость, конечно.

А тут ещё такое начало происходить – волосы дыбом: добропорядочные члены колхозного движения, отъехав километров на двадцать от дома, начали доставать из загашников алкоголь и дефицитные продуктовые припасы, постепенно разбиваясь на сладкие парочки, словно по заранее утверждённому сценарию.

В воздухе всерьёз запахло развратом, хотя дома ни про одного нельзя было сказать чего- либо предосудительное.

 

Я, как почтенный семьянин, в процессе распития, тем более в интимных переговорах, участия не принимал.

Со мной рядом сидела Лидочка Сойкина, швея из нашего цеха, которая ещё дома активно строила мне глазки. Во всяком случае, смотрела довольно странно.

Ничего особенного, если честно, она из себя не представляла: на голову ниже меня, с мальчишеской причёской, совсем без талии, с широкими плотными бёдрами, крупными ладонями, но молодая, общительная не в меру, проказница и хохотушка.

Успокаивало то, что не она меня как попутчика выбрала, сам рядом уселся.

Лида меня развлекает, я шугаюсь: у меня семья, у неё муж в тепличном хозяйстве механиком работает, где моя Лиза огурцы круглый год выращивает. Негоже давать повод для пересудов и сплетен, хотя просто поболтать – совсем не грех вроде.

– Егор Ляксеич, путь неблизкий, давайте дружить домами, – метала она в меня стрелы загадочного, чересчур тёплого, слишком интимного или задумчивого взгляда.

– Не кусаюсь я. Знаете, в стеснительности и скромности, на мой взгляд, нет ничего, что мешает общению привлекательного мужчины и молоденькой женщины. Напротив, эти замечательные качества как бы сближают и потрясающе заводят, – сама смотрит прямо в зрачки немигающим взглядом, словно гипнотизирует.

Хорошо, что я кое-чего про женское коварство знал. Меня соблазнять бесполезно.

Существует такой приём у профессионально флиртующих дам – пристальный визуальный контакт с мужчиной, которого хотят заарканить. Если быть точнее – бессознательное сенсорное свидание с незнакомым человеком, которое  способно настолько мощно захватить внимание, что кое-кто полностью утрачивает связь с реальностью.

Чтобы вынырнуть из пучины нечаянного, ни на чём не основанного обаяния, выплыть обратно из заинтересованно навязчивого состояния, в котором таинственным образом отключается способность видеть и чувствовать что либо, кроме этого взгляда, может оказаться недостаточно сил.

Я много читаю. Так вышло, что буквально на днях попалась на глаза статья о гипнотическом дурмане, легко внушаемом именно через зрение.

Там было написано, что интим через взгляд бывает настолько агрессивным, что в некоторых странах всерьёз обсуждают вопрос о привлечении к уголовной ответственности за приставание посредством длительного похотливого всматривания глаза в глаза, приравнивая подобное домогательство к насильственному сексу.

Кто знает, может быть прежде, мы умели безмолвно общаться через взгляд: передавать эмоции, мысли, короткие текстовые послания.

Может быть! Нужно быть начеку.

Негоже отцу семейства легкомысленные шашни разводить.

Как, скажите, можно объяснить, что задержав, чуть дольше обычного встречный заинтересованный взгляд на случайном попутчике мы способны за доли секунд вообразить что угодно, как правило, в интимном ключе, совершая в бессознательном пространстве в ускоренном темпе цепь непредсказуемых для обычного поведения действий, даже спонтанно влюбиться, если предрасположены к адюльтеру или романтике?

Слаб человек, внушаем.

Выходит, глаза – чрезвычайно чувствительная эрогенная зона, можно сказать, канал телепатического воздействия, антенна приёма-передачи гипнотического импульса, включающая, без нашего согласия некий сканирующий зонд.

Не правда ли – странно: заглянул в расширенный от напряжения зрачок, не прибегая к тактильному, эмоциональному, даже когнитивному контакту, и поплыл разумом. Или заставил переживать своего визави, движимого непостижимой магической силой, скрытыми от понимания энергиями. Проваливаешься помимо собственной воли в необъятную бездну эмоционального потрясения, не сознавая, что над тобой совершили насилие.

Давно известно, что даже встреча с взглядом человека на портрете активирует участки мозга, ответственные за социальное взаимодействие, заставляя вести мысленный диалог с тем, кого с нами нет.

Что ещё способен натворить визуальный контакт – науке неведомо.

Зато мне знакома беспредельная власть пытливого женского взгляда. Именно глазками околдовала меня Лиза, с которой и поныне связан священными узами законного брака, хотя само слово мне жутко не нравится: как можно дать настолько негативное определение, дающее отсылку к недоброкачественной продукции, отношениям, которые предполагается пронести через всю жизнь?

Гиппократ говорил, что брак – лихорадка наоборот: начинается жаром, а заканчивается холодом.

Если честно, Лидочка мне симпатична своей искренней непосредственностью. С такими женщинами легко общаться, но это не повод отвечать взаимностью на нескромные интимные атаки.

– Отчего вы такой пугливый, коллега, неужели я выгляжу коварной искусительницей? Не хотите откровенничать – не надо. Давайте поиграем во что-нибудь. Например, в барышню. Это такой весёлый детский диалог, – вам барышня прислала кусочек одеяла, велела не смеяться, губки бантиком не делать, да и нет, не говорить, чёрный с белым не носить. Вы поедете на бал? С вас любой ответ, в котором отсутствуют названные слова и действия. Поспешаете не торопясь, только и всего. Упражнение на внимание и скорость реакции. А чего – весело.

– Помилуйте, Лидия Игоревна, это какой-то детский сад. Давайте помолчим. Так хочется расслабиться, вздремнуть. Впереди столько интересных событий.

– Успеете выспаться, вы же не старик. Хорошо, есть игра для взрослых, например, “к сожалению и к счастью”. Я буду оптимистом, вы – пессимистом. Я говорю, – к счастью, сегодня замечательная погода для путешествия и для более близкого знакомства с приятным попутчиком. Вы должны опровергнуть это утверждение или продолжить беседу любым способом, вставляя в диалог фразу, – к сожалению. Ну, чего вам стоит, Егор Алексеевич, уважьте даму! Мне одиноко, грустно.

– Хорошо, попробуем. Но недолго. Что будет, если я выиграю, вы от меня отстанете?

– Поменяемся ролями, только и всего. Это не опасно. К счастью, вы мне симпатичны. Сижу рядом и млею. Какой мужчина оказывает мне знаки внимания!

– Мы так не договаривались. Это похоже на откровенный флирт. Легкомысленные интрижки не для меня – так и знайте.

– Не кокетничайте, это только игра. Ну же! Давайте перейдём на “ты”. Чем доверительнее диалог – тем интереснее игра. Нас наверняка ждут сюрпризы.

– К сожалению, не могу ответить взаимностью.

– К счастью, это легко исправить. Чувствуешь, как занимательно бывает, когда вынужденно следуешь нелепым с виду правилам? Никогда не знаешь, в какой тупик может завести безобидное развлечение, какие варианты для милой беседы предложить.

– К сожалению, разделить твой оптимизм не могу. Думаешь меня не испытывали на прочность? Сколько раз. Я не азартен. К тому же люблю жену.

– К счастью, есть тысячи способов заставить человека думать иначе. Уговорила же я тебя играть.

– К сожалению, мне пришлось уступить, но это абсолютно ничего не значит. Учтивость – не более того.

Лидия Игоревна лукаво посмотрела не меня, улыбнулась, выставила напоказ белоснежные зубки, – Так уж и к сожалению. К счастью, нет, и не может быть окончательно тупиковых ситуаций. Симпатия – это когда нравишься. Для построения искренних интимных отношений значение внешности явно преувеличено. Любого можно обаять заботой, сочувствием, дружелюбием, нежностью. Запахом, наконец. И конечно взглядом.

Я вздрогнул. Относительно взгляда всё ясно, но запах: откуда ей было знать, что я давно принюхиваюсь, наслаждаясь странным возбуждающим ароматом, исходящим от её волос, который увлекает, дразнит? Ну, нет, ей не удастся так просто со мной расправиться!

– К сожалению, твоя тактика рассекречена, зря стараешься, Лида. Ты для меня просто взбалмошная девчонка вполне заурядной наружности. Моя жена вне конкуренции – она красавица. Это сложно оспорить.

– Уколол, уколол. Сейчас заплачу. Лиза где-то там, я – здесь. Я девушка внимательная: слушаю, думаю, вижу. К счастью, у мужчин есть некий загадочный компас, который не даёт им возможности лукавить. Как бы ты не скрывал свой нечаянный восторг, сидя рядом с недурной молоденькой попутчицей, пусть не такой лапочкой, как твоя любимая, одна не вполне согласная с твоим утверждением часть организма не способна солгать, – Лида, кокетливо сжав губки бантиком, пристально посмотрела на мои брюки,  – да-да, кажется, он тебя выдал.

– Прекрати… те, я не хочу больше играть! Вы меня провоцируете! К сожалению.

Честное слово, я не хотел произносить этой глупой фразы: сама вылетела.

Лидия Игоревна изобразила раскаяние, молитвенно сложив ладони, – прости, ради бога прости! К счастью, нам ещё долго ехать. Я успею заслужить прощение. Соглашусь, это был опрометчивый шаг, можно сказать без преувеличения – пошлый рискованный трюк. Но, что я могу поделать, если ты мне действительно нравишься? Ведь я нисколько не хитрила. Посмотри сам, он… он, этот, с твоего позволения, магнит, так заманчиво топорщится. Я польщена. Наверняка виноваты духи. Я сама в восторге от этого экзотического аромата.

Моё лицо горело ярким пламенем. Она меня сделала, эта пигалица! То, чего невозможно выразить словами, ей без усилий удалось транслировать при помощи мимики, дополненной красноречивым, весьма продолжительным взглядом, который что-то болезненно-яркое вытащил из тайников души.

Я был расстроен, зол, но сердце трепетало; поначалу тревожно, но с каждой минутой слаще и слаще.

Это был я, и не я. Мистика какая-то!

В голову  медленно вползали весьма похотливые мысли, когда я невольно нырнул в глубину её расширенных зрачков с колдовской тёмно-зелёной радужкой.

Остановив дыхание, я с наслаждением отдался движению приливной гравитации. Если точнее, под влияние её, нечаянной попутчицы воли, о которой на самом деле не имел представления, но чувствовал каждой клеточкой возбуждённого тела, как наполняюсь неодолимо-тягучим влечением.

Вынырнуть из пучины нечаянного, ни на чём не основанного обаяния, выплыть обратно из заинтересованно навязчивого состояния, в котором таинственным образом отключилась способность видеть и чувствовать что либо, кроме этого взгляда и этой женщины, в прежнюю жизнь – не было сил.

Минуту назад я ничего о Лиде не знал, и знать не хотел, а теперь ненасытно хотел знать буквально всё. Она явно мной манипулировала.

Когда мы невольно влюбляемся, интимный собеседник и романтическая ситуация в целом приобретают несоизмеримую с объективными обстоятельствами субъективную значимость. Мы боимся, что не сможем соответствовать преувеличенной важности момента, того, что не хотим упустить ускользающее малые возможности обрести пусть призрачное и краткое по времени, но счастье.

Волнение заставляет совершать ошибки, граничащие с глупостью.

– К сожалению, нами, мужчинами, рулят гормоны … ну зачем тебе всё это, Лида? К чёрту игру, мы не дети! Я мужчина, которому природой назначено быть любознательным, разбирать всё неожиданное, новое, по винтикам, заглядывать внутрь. Ты – дерзкая женщина, которой необходима интимная разрядка. Смотри, сколько желающих занять моё место. У них… словно с катушек послетали, черти, сперматоксикоз, что ли инфекционный. Почему меня-то, старика выбрала?

– Течёт река, прекрасная река, издалека таинственно пророчит: жизнь коротка, друзья, жизнь коротка… но, боже мой, она ещё короче! Не хочется говорить о грустном сегодня, не хочется портить человеку, к которому испытываю доверие и симпатию, настроение. Я знаю нечто, что уже убило меня, что определённо не понравится тебе. К счастью, у нас с тобой впереди десять дней, которые можно прожить беззаботно, весело, с чувством, с толком, с расстановкой.. Да-да, к счастью, это так. Подари мне малюсенькую весну. Это совсем не сложно.

– К сожалению, не могу разделить с тобой столь блаженную трансформацию. Зимой должен идти снег и должно быть холодно. Человек, изменивший однажды, перестаёт быть супругом, становясь не попутчиком даже – наездником. Для меня обман неприемлем в принципе. По идейным соображениям.

– Я не зову тебя в постель, Колесников. Во всяком случае, теперь. Поговори со мной, пооткровенничай, протяни руку помощи, которая мне крайне необходима. К счастью, мы встретились на нейтральной территории, где никто не может помешать говорить и слушать. Я тобой очарована.

– Не понимаю, на что ты всё время намекаешь. Прекрати, Лида. У меня всё замечательно: жена, дети… квартира. Живи – радуйся. В словесной игре я проиграл, нет больше повода сказать – к сожалению. Пессимизм – гадкая стратегия. Я счастлив, этим всё сказано.

– Есть, Егор Алексеевич, есть повод для разочарования. есть. К сожалению, не к счастью. Но об этом позже, не сейчас. Расскажи, как понял, что влюбился в жену. Как у вас всё начиналось. Обожаю волшебные сказки.

– Какой из меня рассказчик. Лиза – замечательная жена, великолепная хозяйка. До неё я не понимал, как это – купаться в любви. Наши чувства – самая важная часть восторженно изумляющейся души. И эта прекрасная, родниковая часть. Пусть на краткий миг, кто знает, что нас ожидает впереди, возможно, надолго или навсегда (время всё сумеет расставить по местам), наша любовь чиста, честна, кристально прозрачна и тщательно отмыта от каких-либо опрометчивых сомнений. Семнадцать лет вместе. Я верю ей, она – мне. Разве этого недостаточно, чтобы противостоять каким угодно соблазнам?

 

– Да ты романтик. Мне бы такую уверенность, Колесников. Я второй раз замужем, а ведь мне только двадцать шесть. Первая любовь была настолько бурной, настолько стремительной и яркой, что я не успела ничего толком понять. Улетела и не вернулась, пока милый не открутил мне голову. Просто так, для профилактики бил, чтобы показать, кто в доме хозяин. Я не жалуюсь. К счастью, у меня хватило мудрости переступить через незрелые чувства, которые пришлось радикально выкорчёвывать. Я долго болела, не могла понять, что сделала не так. Знаешь, отношения – неразрешимая загадка. Как снежинка на ладони: вот она была, и нету.

– Мне повезло больше. Лиза никогда не давала повода для ревности и вообще. Да я и не искал. Её легкомысленная игривость не в счёт. Мне даже нравится, что на неё засматриваются, а она как бы хвостом виляет. Знаешь, мне одна мудрая женщина рассказывала, как можно избавиться от сильной душевной боли, от недуга, вызванного предательством близкого. Это непросто, но точно помогает. Сестра пробовала. Нужно задержать дыхание. Не дышать, пока голова не закружится, пока в глазах не начнут мельтешить цветные фейерверки, пока не почувствуешь – ещё секунда и кислород больше никогда не понадобится.

– Чего замолчал? Продолжай.

– Хочу попробовать. Советников сам не люблю. Умничать грешно.

– Дальше чего, в чём секрет?

– Нужно заставить себя снова дышать. Только так можно понять, что самое ценное – сама жизнь, что никакие отношения, даже самые волшебные, не могут быть важнее возможности свободно дышать. Всё когда-то конается, в том числе любовь, но это не повод сводить счёты с собой. Жизнь продолжается. Очень не хочется, чтобы дальше всё происходило без нас.

– Ты уверен, что понимаешь, о чём говоришь?

– К счастью, понимаю. К сожалению, ничем не могу тебе помочь.

– Я выплыла, сама. Не без помощи второго мужа. Генка вытащил меня из депрессии. Я так обрадовалась, так усердно и добросовестно старалась стать счастливой, правда не сразу. Мы успевали незаметно улизнуть откуда угодно: спрятаться в постели в соседней комнате, слиться воедино в тихом уголке, отдаться в неудобной позе без разницы где, пусть даже в подъезде, причём не единожды за день. В хитросплетениях рук, ног, разговоров, дыхания, в сладком забытьи мне мерещилось истинное предназначение мужского и женского, чудилось, что я познала в полной мере тайну жизни, глубинный смысл бытия. Я была беспредельно счастлива.

Сначала, если честно, совсем не хотелось туда, в самое начало любовных отношений, где уже бывала однажды с другим мужчиной, куда приятный во всех отношениях, но совсем не идеальный любовник уверенно вёл, стремительно приближая неминуемую развязку. Координата, где приземляется любовь, где с головой накрывает иллюзорным туманом безмерного счастья, была мне известна. Но я знала уже, что по неведомой причине морок рассеивается со временем, обнажая то, что сокрыто от пьянеющего взгляда. Быть вероломно обманутой флёром фальшивой страсти, вслед за которой подступает одиночество и неминуемое отчаяние, не было желания. Да и страшно, если честно, стать инвалидом повторно. Напустить на себя морок просто, рассеять тяжело. Мне так плохо сейчас, пожалей меня.

– Хочешь сказать…

– Хочу… и говорю. Думаешь, если не видно слёз, значит, нет причины, нет предательства? Есть. Ты – моё призрачное спасение, но, пока не можешь понять причины, потому, что не хочу убивать тебя правдой. Прости! Меня вполне устроило бы бескорыстное таинство, основанное на доверии, на симпатии. Без примитивной физиологии, без художественной имитации множественных оргазмов. Просто доверься, я не сделаю больно. Одно уточнение – я не сделаю больно, именно я.

– У меня голова кругом. Признаюсь, кое-что изменилось за те пару часов, что мы делаем вид, что играем. Никогда не думал, что меня может увлечь женщина твоего типажа. Мне всегда нравились фигуристые с маленькой грудью скромницы… моего возраста.

– Как твоя Лиза?

– Именно она. Не поверишь, но у меня не было другой женщины. Хватает одной.

– Скромная. Значит! Застенчивая, смиренная, добродетельная, да? Что ты знаешь о жене?

– Всё, всё знаю! У нас двое детей. Мы прошли через такое!

– Ладно, перебор. Конечно, всё знаешь. Но я тоже правду люблю. Иногда с удовольствием сама её сочиняю. Забавное развлечение. Знаешь, нет ничего печальнее разлюбленных мимоходом надёжных мужчин. И брошенных в стремлении отведать как можно большее число сладеньких кудесниц женщин тоже жалко. Шаг влево – всегда ошибка, настигающая бумерангом любого и каждого, предавшего возвышенные чувства ради примитивного инстинкта. Когда-нибудь потом обманутая любовь покажется предателям лучшим, что было в их убогой жизни. Потом. Обманутым и преданным от этого знания ничуть не легче.

– Ты говоришь загадками. Или вываливай начистоту, о чём речь, или давай сменим тему.

– С превеликим удовольствием расскажу. Однажды в жизни каждого наступает час, когда приходится избавляться от переживания волнующих эмоций. Сентиментальные романтические фантазии и сопутствующие им соблазнительные декорации – это конечно здорово, но рано или поздно с сокровенных тайн осыпается мистический флёр, а волшебное томление плоти оказывается примитивным химическим процессом. Увы, волшебство любви теряет сверхъестественную силу, когда растворяется в постылой обыденности. Разочарование – ужасное испытание, как для мужчин, так и для женщин. Начинается поиск причин, выявление виноватого, которого как бы и нет, потому, что ага, это не игрушки – любовь. Не к тебе, увы, но что делать, такова селяви.

– Зачем нам говорить на темы, о которых даже думать противно. Мысли материальны. Никогда не призывай то, что способно разрушить обжитый мир. Любимым нужно верить.

– Знаешь, есть такая игра, точнее, развлечение – эхо. Кричишь любую белиберду в пустоту, и ждёшь от Вселенной ответа. Когда я узнала, нет, кокетничаю, когда увидела, и саму проблему, и впечатляющий визуальный видеоряд:  шлёп-шлёп, туда-сюда. Отчётливо, громко. Она на огуречных ящиках: изящная, лёгкая, нагая. Стройные ноженьки порхают над головой любимого. Он как наседка над цыплятками кудахчет над ней с напряжённым голым задом… и рычит от удовольствия. Романтика, твою мать!  Настроение у меня было хуже некуда. Тоска вселенская, обида на весь мир, одиночество, отчуждение, боль. До утра заснуть не могла. Вышла на улицу покурить, там туман. Чуть не завыла от досады и вообще от всего на свете. Они там оргазмами развлекаются, я – здесь, одна за всех страдаю. Решила прикольнуться, вспомнив про любимый мультик. Кричу от отчаяния в пустоту, – лошадка-а-а, ау, где ты-ы-ы! Размытое безмолвие незамедлительно ответило, – ёжи-и-к, это ты-ы-ы, ты меня нашё-о-ол? Конечно, я слегка перетрусила, сразу в подъезд просочилась, а там меня нервный смех разобрал. Конечно, я ёжик, кто же ещё? Да пошли они все! В жизни столько интересного, столько неожиданного, увлекательного, земного. Ты, например.

– Стоп! Я ведь не пьян. Ты о чём сейчас рассказывала?

– И бьется пульс, и тихо тает время, ржавеют в ранах позабытые ножи. Мы часто просыпаемся не с теми, и так наивно верим в миражи. Поцелуй меня. Просто так. Подумай, стоит ли знать то, что знаю я?

– Давай разберёмся.

– А давай не будем! Просто пожалей меня – вот и всё. Неужели я так много прошу? Щепотка нежности, горсть добра, пара листиков теплоты, горошина искренности. Я преданная, ты верный. Почти идеальное сочетание.

– Лида, уже стемнело. Давай просто поспим, не будем морочить друг другу головы. Тебе нужно успокоиться. Жизнь прекрасна!

Рейтинг@Mail.ru