Валерий Алексеевич Голубев
Принцесса Алтая. Сборник шаманских сказок
Сказка про шаманский бубен
А вот послушайте сказку, как молодой кам себе бубен добывал.
Бубен – душа шамана. Чтобы бубен у духов, как дар силы получить, нужно многие испытания пройти, и бубен не купить, не смастерить, – а именно добыть надобно – так говорил старый кам.
Прошло два дня с тех пор, как вернулся ученик в родную деревню с живой и мёртвой водой, вот только не судьба была ему со своим учителем на этом свете свидеться.
На третий день повесил ученик на пояс нож в старых потёртых ножнах, белое перо на груди бережно спрятал, взял разбитый бубен и поднялся на высокую гору с голой лысой макушкой. Весь день на вершину таскал сухой хворост молодой кам, а под вечер разжёг большой костёр, отдал огню разбитый бубен и сидел у костра всю ночь, а звёзды, крупные, как яблоки, что-то шептали ему.
И приходили к нему духи-хранители и наставляли его, приходили души умерших родителей и благословляли его. Пришёл дух учителя, и получил возможность ученик высказать то, что так давно и беспокойно теснилось в груди: слова великой благодарности и восхищения, все свои тревоги и сомнения, все свои открытия и прозрения.
Вот уж и ночь к концу подходит, засветлела полоска неба на востоке. Попросил ученик показать, подсказать старого кама где, в какой стороне новый бубен сыскать. Ничего не ответил дух шамана – коснулся рукой лба ученика и исчез.
Долго сидел юноша в молчании, пока последние угли не потухли. Уже полнеба на востоке заалело, последние звёзды попрятались.
Задул с восточной стороны свежий порывистый ветер, закружился вихрем на вершине горы, поднял тучу пепла и бросил в лицо молодому шаману.
На время как будто ослеп шаман, зачихал, закашлял, вскочил на ноги. А ветер его треплет, толкает вниз с горы. И отправился юноша на запад свой первый бубен искать – добывать.
Три дня и три ночи шёл он, не чувствуя ни холода, ни голода, ни усталости, останавливаясь лишь для короткого отдыха. Что-то странное происходило с молодым камом: глаза слезились, привычные очертания предметов расплывались, дрожали – переливались и мерцали ранее не виданными цветами и красками.
Долго ли, коротко ли шёл шаман, оказался он в незнакомом месте у подножия большого холма. На вершине холма возвышается Чудо-дерево – огромная лиственница. Высотой в сто локтей, пять обхватов у основания. С южной стороны ветви вверх, как руки к солнцу тянутся, с северной стороны ветви к земле клонятся. С восточной стороны кора у дерева нежно-розового цвета, как зоря молодая, с западной стороны кора густо-бордовая, как облака закатные.
Приблизился шаман к царь-дереву, каждая клеточка тела трепещет от восторга неописуемого, опустился на колени, прижался лбом к могучему стволу. Поёт дерево, шепчет, гудит разными голосами. Поёт шаман, поёт о любви к земле-матушке, к небу высокому чистому уносится душа его.
Сам не заметил, как уснул.
И снится сон молодому каму: – сидит он на самой верхушке мирового древа, держится за ветку, что гордо изгибается кверху, как лебединая шея, и перед ним вся родная земля алтайская как на ладони – горы с высокими снежными шапками, холмы, густо поросшие лесом, реки бурливые, долины тучные.
Видит шаман – на опушке у края леса красавцы маралы с большими ветвистыми рогами устраивают турниры, бьются из-за самок. Молодняк резвится, а один марал трёхлетка с обломанным рогом в сторонке под раскидистым деревом стоит, в играх не участвует. Поднял голову однорогий марал, и показалось шаману на краткий миг, что взгляды их встретились…
Хрустнула, подломилась ветка под шаманом….
Открыл глаза молодой кам – лежит он под деревом, и сон, что был ярче яви, из головы не выходит.
Указала сила на благородного оленя, предопределила ему быть верным конём, спутником шамана в путешествиях по другим мирам. Но как оленя добыть? Даже медведю и волку трудно справиться с маралом – смертоносны его рога, остры копыта, ноги быстры. А у молодого кама только нож в старых потёртых ножнах.
И вот какую хитрость придумал шаман. Как свечерело, спустился он в долину. Издалека ещё заметил бабушку-пихту – разлапистое дерево с грубой потрескавшейся корой, под которым в его видении стоял однорогий марал. Одна ветка этого дерева – толстая, замшелая – протянулась в двух метрах над землёй, образуя широкий тенистый навес. На этой площадке можно троим людям лечь и с земли их не будет видно.
Снял шаман всю одежду, только нож оставил. Натёрся густо пихтовой смолой и хвоей, залёг на ветку и стал ждать. Всю ночь провёл шаман на дереве, сросся, сроднился со старой пихтой. Тело его застыло в неподвижности, но дышала внутри, пульсировала, упругая нечеловеческая сила. Порой казалось шаману, что превратился он в древнюю, безжалостную змею, которая как грозная пружина изготовилась к атаке.
Взошло солнышко. Вышли на опушку маралы, чутко втягивают воздух носами, раздувают ноздри. Крупные олени-самцы оглашают воздух трубным рёвом, вызывают соперников на поединок. Молодые маралы сцепились рогами, колотят друг дружку передними ногами в грудь – играют. Подошёл к старой пихте однорогий марал….
Всё это видел шаман не глазами, а ощущал телом, кожей. Не дышит шаман.
Постоял марал под деревом, пофыркал. Решил почесать загривок, потереть бока о шершавый ствол – повернул голову, наклонил свой рог к земле, открыл беззащитное горло…. Неслышно и неотвратимо, как сама смерть, соскользнул шаман с ветки и ударил.
На долю секунды взгляды их пересеклись….
Дико захрипел смертельно раненный марал, отпрыгнул в сторону, но и ста шагов не пробежал, упал, заливая землю горячей кровью. Подошёл шаман и ещё одним ударом прекратил агонию благородного животного.
И опустился шаман на землю рядом с убитым маралом и смешал его кровь со своей, и просил прощения у оленя.
И увидел шаман, как дух марала отделился от остывающего тела белёсым облачком, собрался туманным силуэтом и резво устремился – поскакал в горы. Охотник бросился следом. Летит – скользит дух оленя, не касаясь земли. Шаман не отстаёт.
Долго ли, коротко ли продолжалась погоня – выбился из сил марал, да и охотник устал. Вокруг горы дикие безлесные и не понять, то ли утро сейчас, то ли вечер.
Вдруг раздался низкий угрожающий рык. С гребня каменной осыпи спускается снежный барс – хозяин здешних мест. Остановился марал, как вкопанный, весь затрясся.
Обошёл охотник тихонько по широкой дуге того, кого так долго преследовал и загородил собой от свирепого хищника. Грозно оскалился ирбис, обнажил острые клыки. Засиял ярким светом нож старого шамана в руке его ученика. Несколько долгих ударов сердца мерялись взглядами человек и зверь, наконец, барс отступил и растворился среди валунов, словно его и не было.
Оглянулся кам, а дух марала уже в другую сторону метнулся. Шаман за ним. И опять долгий изнуряющий бег, только ветер в ушах.
У самой кромки снегов после крутого подъёма на перевал вновь остановился беглец, застыл как изваяние.
Архар – могучий как скала, стоял на вершине. Глаза его сияли, как два небесных огня, из ноздрей вырывался густой пар. Архар – тотем всех великих шаманов.
Подошёл охотник неслышно, аккуратно погладил призрачную шерсть марала, положил нож на камень, сделал шаг вперёд и низко поклонился духу гор. Когда поднял голову шаман, на вершине уже никого не было; а олень, стряхнув с себя оцепенение, стрелой помчался вверх по склону.
Из последних сил сделал кам отчаянный рывок и нагнал беглеца у самого края обрыва. Замешкался на миг марал, а потом шагнул в пропасть. Шаман сходу прыгнул за ним и уже в полёте крепко ухватился за шею своей добычи. Закружило, завертело и выкинуло молодого охотника верхом на однорогом олене в незнакомом месте.
Стоит перед ним на душистой зелёной траве Отец всех маралов и спрашивает строго: -
– Зачем ты, шаман, моего сына пленил?
Отвечает юноша: -
– Приветствую тебя, небесный Марал! Прошу, разреши взять твоего сына верным попутчиком и помощником в делах моих и странствиях. И да пребудет в нём частичка твоей силы и мудрости.
– Что ж, – промолвил отец Марал, – так и быть, доверю тебе своего отпрыска , чтобы он мог сослужить службу людям. Но помни – придёт срок, и ты отпустишь его на свободу.
Подошёл Отец маралов к однорогому, коснулся носом его лба и выросли на голове молодого ещё два прекрасных рога. Стал спутник шамана трёхрогим!
Когда очнулся кам, солнце уже было в зените.
Снял шаман своим острым ножом шкуру с убитого марала и вернулся к большому холму, где стоит на вершине одинокая лиственница.
Обратился кам к великому дереву со смелой просьбой. Попросил он одну ветку на обод для своего бубна. И сказало дерево: – поднимись на самую мою верхушку, если сможешь.
А как подняться? Ствол гладкий – не обхватишь, до нижних веток высоко – не допрыгнешь. Отрезал шаман с краёв шкуры марала длинную ленту – получилась крепкая верёвка. К одному концу верёвки привязал камень и стал верёвку раскручивать, да на нижнюю ветку забрасывать. С десятой или двадцатой попытки закрепилась верёвка, поднялся по верёвке шаман на нижнюю ветку, дальше дело уж легче пошло.
Забрался кам на самую верхушку, дерево под ветром раскачивается, того гляди сорвёшься вниз – костей не соберёшь. Приметил кам ветку из своего сна, что плавно изгибается, как лебединая шея. Треснула ветка у основания. Привязал себя шаман кожаной верёвкой к стволу дерева, отрезал надломившуюся ветку ножом и с великими предосторожностями спустился вниз.
Так добыл молодой кам шкуру и обод-обечайку на свой бубен.
И сам бубен вышел на славу – живой и горячий, как верный конь; лёгкий и звонкий – как птица.
И вскоре смогли увидеть люди силу рождённого бубна и своего молодого шамана – но это уже совсем другая история.
Сказка про дочь охотника
Течёт на Алтае река Айя, быстрая речка, бурливая. Живёт в алтайской деревушке девушка Айя, дочь охотника – первого соболятника в округе.
С малых лет просилась девочка с отцом в лес, в тайгу. А когда выросла, мало кто из парней мог сравниться с ней в умении управляться с лошадью и в меткости стрельбы.
Отец в ней души не чаял, матери была она помощницей, рукодельницей, на все руки мастерицей.
И надо сказать, что молодой кам в девушку был давно тайно и безнадёжно влюблён. Старался всякий раз кружным путём пройтись, чтобы с Айей как бы невзначай встретиться, а когда их пути пересекались, и слова вымолвить не мог. Да и девушка, казалось, молодого шамана вовсе не замечает.
Однажды пасмурным вечером, в конце осени это было, прибежали за шаманом и позвали скорей в дом охотника, отца Айи.
Сильно помял охотника медведь, каждая минута дорога.
Взял шаман свой бубен, повесил на грудь белое перо – драгоценный амулет и поспешил к раненому.
Вошёл в аил охотника, а здесь уже бабка– знахарка распоряжается, приказывает воду греть, очаг пожарче разжечь. И как только успела быстрей шамана доковылять в её– то годы?
Лежит охотник на шкурах без сознания, лицо белое, еле дышит, на груди страшная рваная рана. Рядом жена и дочь Айя, лица заплаканные, шамана не видят.
Глянула бабка– знахарка в глаза каму холодно, испытующе и всё понял шаман без слов. Живую плоть знахарка тонкой маральей жилой зашьёт, кости развороченные составит, зарастит; однако плохи дела, много крови потерянно, ускользает, уходит душа охотника, и если её не вернуть всё будет бесполезно.
Тяжкий груз упал на плечи юноши. Ещё и двух полных лун не прошло, как ушёл к великим духам старый кам, а тут такая задача– под силу лишь опытному и искусному шаману.
Воскурил молодой кам веточку священного вереска, стал в бубен бить, духов– покровителей созывать, стал просить учителя о помощи.
Не слушаются руки. Бубен кажется неподъёмным и поёт неровно, прерывисто. Одна предательская мысль гнетёт молодого шамана – А вдруг, как не выйдет? – Вдруг не получится?
Посмотрел юноша на заплаканное лицо свей возлюбленной и неожиданно для себя запел о том, как любит он Айю– дочь охотника, как гибок её прекрасный стан, как развеваются по ветру её шёлковые волосы, когда скачет девушка верхом на коне по цветущим лугам.
Слова песни сами лились из груди, звенел и рыдал бубен. Загорелись щёки у молодого шамана, закружился он в танце, всё поплыло перед глазами, и взмыл он лёгкой птицей высоко– высоко в небо, и полетел на поиски души охотника.
С огромной высоты ясно различал шаман каждую травинку, каждый камешек далеко внизу, только духа охотника видно не было.
Над горами, над долинами парил шаман, широко расправив лёгкие крылья. На дне глубоко ущелья разглядел, наконец, туманную фигуру человека.
Дух охотника пробирался среди валунов и колючих кустарников, словно выслеживая добычу, и удалялся всё дальше от родной деревни.
Закружил сокол над головой охотника, захлопал крыльями – не замечает его дух охотника, идёт дальше. Схватил когтями бестелесную фигуру сокол и поднялся в воздух. Отяжелели крылья, далеко лететь, трудно. Лёгкие в груди разрывает жгучей болью.
Спускаясь к родной долине, перелетел сокол через гору, едва не цепляя верхушки деревьев. Остановилось дыхание, только хриплый крик – Айя, Айя, Айя – вырывался из горла. Подломились крылья, рухнул шаман со своей ношей на крышу дома охотника, и мир рассыпался на множество цветных осколков.
Айя! Открыл глаза молодой кам, лежит он под тёплым одеялом в доме охотника. В окошко солнечные лучики пробиваются, освещают милое лицо девушки. Айя!
Поцеловала девушка шамана и упорхнула.
Вернулось сознание к охотнику, хоть и слаб он совсем, но жизнь его теперь вне опасности.
Стали молодые люди с того дня много времени вместе проводить. В долину зима пришла, а любовь их становилась всё крепче и горячей. За зимой весна – как обещание огромного, ещё неизведанного счастья.
В последний месяц весны отправился молодой кам к дальним горам через два перевала за редкими лечебными травами, которые цветут лишь на полнолуние, а Айя дома осталась родителям по хозяйству помогать.
Собрал шаман травы, сколь нужно было, да умаялся. Разморило его на солнце. Спустился кам к небольшому водопаду в уютную ложбинку.
–Что за диво! Стоит на плоском камне красивая нагая женщина. Искрящиеся потоки воды омывают стройное тело, кожа золотом отливает. Большие крепкие груди с твёрдыми сосками покачиваются в такт плавным движениям. Заметила красавица юношу – не испугалась и не смутилась. Отвела одной рукой прядь мокрых волос со лба, другой рукой к себе поманила.
Забыв обо всём, как зачарованный, молодой шаман скинул с себя одежду и ступил под обжигающе-холодные струи, и охватил его огонь желания как пожар в тайге. Стал он незнакомку ласкать, целовать, гладить её нежную упругую кожу.
Рассмеялась красавица, впилась губами в губы юноши, прижалась всем телом. И вошёл в неё молодой кам страстно и неистово. И на самом пике наслаждения превратился он в волка, а женщина та (может шаманка она была или могучий дух) превратилась в волчицу.
Весь день и всю ночь резвились любовники под полной луной. А на утро проснулся молодой кам в небольшой пещере в человеческом обличие, а его подруги нигде не было…
Вернулся кам в деревню сам не свой, не хочет видеть Айю, не может в глаза ей смотреть.
Опечалилась и встревожилась девушка такой перемене.
А шаман почти целый месяц из дома не выходил, а в канун полнолуния устремился в дальние горы, к тому месту, где встретил искусительницу.
Пришёл юноша к водопаду, весь день окрест искал, звал прекрасную незнакомку – нет ответа. А к ночи, как вышла полная луна, перекинулся молодой кам волком.
Подозрительно легко получилось это у него на сей раз. Забыл он наставления учителя, что нельзя бездумно играть с могучими силами, неподвластными даже самым сильным шаманам.
Завыл молодой волк, и вскоре ответила ему волчица-обольстительница. Всю ночь играли и любились волки, носились по горам – по долам, рвали зубами тёплое дымящееся мясо убитого зайца, пьянели от запаха свежей крови…
А утром опять проснулся шаман в той же пещере в человеческом облике. Снова стал он искать, звать подругу – да той и след простыл.
Перекинулся шаман волком, почувствовал тонкую ниточку запаха волчицы и помчался по её следам.
К вечеру прибежал молодой волк в пустынную долину, ровную как стол и завыл отчаянно и призывно. И услышал он ответный вой.
И вышла к нему волчья стая. Во главе стаи матёрый самец-вожак и знакомая волчица. И предложила волчица биться двум самцам, и кто победит, тот и будет с ней.
Понял молодой кам, что поединка не избежать, и каков бы ни был исход битвы, победит он или проиграет, пути назад в родную деревню уже не будет. Никогда не увидит он Айю.
Айя! Только теперь вспомнил о ней шаман. В ловушку завела его безумная гибельная страсть. А волки уж со всех сторон широким кольцом обступают.
Вдруг громкий звук выстрела ударил по ушам! И ещё один!
Присели волки на задние лапы, попятились.
Айя! Дочь охотника гонит во весь опор своего коня, стреляет на всём скаку.
Третий выстрел! Развернулись волки с вожаком и растворились в сумерках.
Но волчица, низко припадая к земле, большими прыжками кинулась навстречу всаднице, а молодой волк бросился наперерез, почти не касаясь земли – только бы успеть, только бы успеть.
Прыгнула волчица, прыгнул молодой волк – сшиблись в воздухе почти над головой девушки.
Грянул выстрел! Яркая вспышка ослепила глаза…
…Или это пламя костра? Смотрит на огонь молодой кам – и впрямь, костёр горит, его голова лежит на коленях у Айи. Гладит девушка волосы шамана – волосы, не шесть. Побежали крупные слёзы по щекам юноши. Долго плакал он беззвучно… Говорить-то кам несколько дней не мог.
Гладит Айя шамана по голове, вспоминает....
Вспоминает, как тёмным осенним вечером принесли мужчины в аил тяжко раненного отца. Как сидела она не в силах пошевелиться, сжимала двумя руками холодную жёсткую отцовскую ладонь, пытаясь согреть. Губы её что– то шептали, сейчас и не вспомнить что....
Целительница громко распоряжалась. Причитала мать....