Валерия Корнеева
Лепестки ненависти

Глава 6
Спелая клубника

В зале было так жарко, что казалось, будто плавится воздух. Конферансье объявил выход прославленного пианиста, и аудитория восторженно взревела. Аплодисменты никак не стихали даже тогда, когда Сяо Вэй уселся за рояль. Бессвязные выкрики доносились до его ушей, до крайности раздражая и заставляя ненавидеть малообразованных, но падких до мужской красоты женщин. Сяо Вэй битых пять минут думал, зачем он вообще сейчас здесь сидит, если проклятые фанатки своими воплями не дают ему приступить к исполнению концерта. Наконец ведущий вечера повторно появился из-за кулис и, фальшиво улыбаясь в темноту зрительного зала, попытался успокоить впавших в экстаз поклонниц. Это вроде бы немного помогло, и пианист занёс свои прекрасные пальцы над покорно ждущим инструментом.

Грянула музыка. Сегодня в его программу входили избранные пьесы из цикла «Картинки с выставки» Мусоргского. Начал Сяо Вэй, разумеется, с «Прогулки». Бравурное звучание первых же тактов произведения вновь подстегнуло разгорячённую публику, отчего дамы с первых рядов начали исступлённо кричать: «Xiao Wei, wo ai ni!!!»^[2] Чувствуя, что ещё немного и он достигнет точки кипения, пианист яростно ударил по клавишам, выдавая такое fortissimo, словно кульминация заглавной темы достигалась посредством его собственной злости. Он был в бешенстве: эти безмозглые курицы собрались тут, будто в зоопарке, где сам Сяо Вэй представал некоей милой зверушкой в клетке.

Им было наплевать на глубину драматической мысли композитора, их волновал лишь молодой самец, украшавший собой это место. Ненависть в душе Сяо Вэя клокотала, как крутой кипяток, и, когда он в очередной раз направил пальцы к клавишам, чтобы последним аккордом поставить точку в «Прогулке», он ощутил себя до странности легко. Разноголосый гомон, от которого болела голова, будто выключили. На уши тут же навалилась давящая тяжесть, как если бы он находился под толщей воды. Перемена в шумовом фоне казалась поистине шокирующей. Пианист не успел толком ничего сообразить, как и роскошный рояль исчез прямо из-под рук.

В общем-то, Сяо Вэй не досчитался не только рояля. Стул, на котором он сидел, также куда-то испарился. Он с изумлением покосился в сторону зрителей и понял, что зала не было. Далее он бросил взгляд под ноги и… обнаружил себя парящим в открытом космосе. Ага, без корабля и скафандра. Сяо Вэй никогда не отличался сильной и устойчивой психикой. Пару мгновений назад он был чрезвычайно зол, а сейчас на него напало оцепенение и, конечно, страх. Он не захотел перенапрягать разум и пугаться ещё больше, а поэтому просто взял и вырубился. Так проще и безопасней! Авось, это всего-то глюк от тайком выкуренного косячка накануне выступления. Ну поругает его потом агентство за репутационные потери, ну и ладно, и не в такие скандалы он уже вляпывался!

Сколько он пробыл в беспамятстве, понять он не мог. Но пребывание в обмороке не спасло его от созерцания всё той же ужасающей реальности: он мог без проблем дышать в вакууме и беспомощно наблюдать за медленными переворотами собственного тела в вязком беззвучном пространстве. Сяо Вэй видел все эти сияющие точки, называемые звёздами, а совсем неподалёку от него угрожающе зияла разверстая газовая бездна внутри какого-то смутно знакомого объекта. Да-да, это выглядело цветной фотографией из книги по астрономии, где был опубликован снимок Крабовидной туманности, сделанный с помощью радиотелескопа. У бедного пианиста волосы на голове зашевелились. Что за…?

Его психическое истощение достигло предела. Он в панике зажмурился и от всего сердца пожелал немедленно оказаться подальше от этого ада. Где угодно, лишь бы там не было вот этого всего… Как только стремление молодого человека обрело понятную ему самому форму, он заметил, что вокруг его тела из ниоткуда возник болидообразный кокон, напоминавший по текстуре мягкое стекло. Сяо Вэй опасливо ощупал прозрачную, чуть поблёскивавшую стенку странной штуковины (на спальный мешок смахивает, не так ли?) и сделал любопытное открытие. При лёгком нажатии на непонятный материал подушечки пальцев сначала упирались в твёрдую границу кокона, а затем без особых усилий продвигались дальше, немного прилипая к «стеклу», если это вещество можно было так назвать.

Когда желание переместиться в безопасное убежище достигло апогея, Сяо Вэй явственно ощутил, как мерцание кокона вокруг него усилилось, а само вещество под пальцами стало более податливым и пластичным. Хоть пианист и находился в данный момент на грани помешательства, он смог уловить пока ещё не доступную его пониманию связь между возникшей у него целью и состоянием «стекла». В глубине души он взмолился: «Ну пожалуйста, пусть я окажусь там, где всё хорошо!!!» Одновременно с этим Сяо Вэй обеими руками упёрся в расширявшийся на глазах кокон, продавил его полурасплавленные стенки и…

И обеими ногами плюхнулся на грядку с кустиками перезрелой клубники. Он ошарашенно сидел на четвереньках. Сидел очень долго. Сяо Вэю уже начало казаться, что он полностью отупел от дикости происходившего. Что за дьявол? Сначала тягостное предчувствие незадолго до концерта, потом эти спятившие поклонницы, да чтоб они там все… Внезапный выброс его божественного тела в открытый космос, какой-то сюрреалистический бред с разноцветными галактиками и коконом вокруг него самого… А теперь вот грядки?! Да что творится сегодня с его сознанием? Вроде бы та травка была вполне стандартной по воздействию, всё-таки проверенный поставщик, он уже такое курил и не раз… Почему до сих пор не отпускает?!

Сяо Вэй был готов заплакать. Как он втайне признавал, стабильностью нервной системы он никогда не мог похвастаться. По резному листику ползла жирная гусеница. Воздух сочился летом и солнцем, а гигантские бордовые ягоды касались сухой почвы. Некоторые из них были наполовину расклёваны вороньём. Почему-то именно в этот момент Сяо Вэю не хотелось сомневаться в достоверности того, что видели его глаза и улавливали другие органы чувств. Он ещё не поднял от грядки голову, а уже знал, что рядом была звонкая и светлая берёзовая роща, откуда доносилось до неприличия жизнерадостное щебетание пташек. Он ещё не отвёл взгляд от налитой клубничины, усеянной зёрнышками, как понял и другую вещь: все эти долгие минуты его стояния на карачках за ним кто-то неотрывно наблюдал.

Так что голову поднять пришлось. Он неосознанно откинул со вспотевшего лба прядки прилипшей чёлки (о, этот жест боготворили его фанатки), предсказуемо облизнул пересохшие губы – словом, совершил все те действия, которые всегда перечисляют плохие писатели, когда хотят нагнать саспенс. Чуть поодаль от прославленного Сяо Вэя стояла женщина со скрещенными на груди руками и хмуро смотрела на него. На ней была какая-то несуразная заношенная одежда, поэтому на его поклонницу она не тянула. Костяк фанатской армии смазливого пианиста составляли обеспеченные дамы, а эта женщина была обута в резиновые сапоги, штаны на коленках у неё были испачканы землёй, кое-где к ткани прилипли травинки. Сяо Вэй уже в который раз испугался. Почему она так вперилась в него? Узнала? Его ведь невозможно не узнать, он – лицо многих известных брендов. Ох, что сейчас начнётся…

– Ну как, долго тут ползать по моему огороду будете? – вопрос исходил, естественно, от возвышавшейся над ним женской фигуры.

Сяо Вэй ничего не понял. Как он машинально отметил, интонация, которую женщина вложила в произнесённую фразу, не казалась угрожающей, но… он совсем не понял, на каком языке к нему обращались. Он на всякий случай решил обворожительно улыбнуться этой неопрятной особе, вдруг это поможет сгладить острые углы?

Тем не менее вопрос на незнакомом ему языке повторился, причём уже с более требовательными нотками в голосе:

– Я говорю, вы тут сколько собираетесь мой урожай портить и топтать всё своими ботинками?

Видимо, женщина в растянутом свитере начала сердиться. Сяо Вэй осознал, что, возможно, его лучезарная улыбка с белоснежными винирами пришлась не к месту. Он нашёл в себе силы побороть головокружение, поднялся с четверенек и суетливо поклонился насупленной замарашке. На её лице отобразилось недоумение. Только сейчас, когда незваный гость принял вертикальное положение, хозяйка огорода смогла получше рассмотреть вторженца. Это был худощавый и довольно высокий молодой человек монголоидной наружности. Его наряд разительно контрастировал с сельской пасторалью, в атмосферу которой незнакомец был погружён словно не по своей воле, а оказался здесь случайно. Классический жакет из качественной плотной ткани, какие-то диковинные узоры на лацканах, жемчужные запонки, и, простите, батистовые манжеты белоснежной рубашечки под этим самым жакетом. М-да, ну и фрукт…

Пока женщина откровенно сканировала внешность стоявшего перед ней азиата, он уже и не знал, что ему делать дальше. Аура звёздности мигом слетела с него, ведь он торчал тут совсем один перед неприветливой иностранкой (в том, что Сяо Вэй находился не в родном Китае, он убедился на интуитивном уровне). Он также увидел, как даже при детальном разглядывании его лица у неё не возникло во взгляде ни намёка на узнавание и идентификацию его личности. С одной стороны, это предположение немного расстроило тщеславного от природы пианиста, а с другой – дало ему надежду вести себя относительно свободно. Сяо Вэй тоже присмотрелся к своей случайной визави, но потерпел фиаско, пытаясь угадать её возраст. Она больше походила на европейку с крашеными светлыми волосами по плечи. Он дал бы ей от двадцати семи до тридцати пяти лет, но вообще к другим людям он никогда особо не присматривался, ведь фокус его внимания обычно всегда был обращён на самого себя, поэтому и навык определения возраста окружающих у Сяо Вэй был развит слабо.

Процесс обоюдной игры в гляделки через несколько минут наскучил обоим. Сяо Вэй не осмелился ничего говорить по-китайски, а она, однако, решительно развернулась к нему спиной, намереваясь уходить. «Айдол от классической музыки», как его неофициально прозвали на родине, открыл и закрыл рот. Она вот так просто взяла и пошла прочь?!

Его эго было настолько уязвлено, что, несмотря на всю странность ситуации, он подскочил к женщине, схватил ей за рукав страшенного старого свитера и воскликнул по-английски:

– Hey, wait! I… I… I don’t know what I’m doing here, but I need some help! Please, explain to me what’s going on!!!^[3]

Под его напором она замерла в полушаге от калитки, перевела выразительный взгляд на вцепившегося в её предплечье парня, отчего он внутренне похолодел и тотчас отпустил рукав с кучей извинений. Всклокоченная и ненакрашенная, она производила двоякое впечатление. Хотелось, будучи таким холёным и чистым, одетым в люкс, просто держаться от неё подальше. А ещё… у неё было интересное выражение лица. Оценивающее, но не вульгарное. Её черты, как неожиданно для себя отметил Сяо Вэй, выглядели гармонично и пропорционально, глаза, хоть и смотрели недружелюбно, полнились тем самым покоем, который ему доводилось замечать при общении только с умными людьми. Подобное он улавливал, когда подолгу смотрел на портреты композиторов, полотна старых мастеров и когда разговаривал с выдающимися представителями академического мира.

Она хмыкнула и бросила через плечо, продолжая прерванную ходьбу:

– First of all, you are the one who is being the intruder here. You haven’t even introduced yourself to me yet, why would I condescend to any explanations?^[4]

С этими словами она юркнула за калитку, оставляя такого знаменитого и такого несчастного пианиста одного под жарким июльским солнцем, висевшим в зените, будто сценический прожектор.

Глава 7
Диалог противоположностей

Вот уже около часа, хоть он и потерял счёт времени, Сяо Вэй сидел за столом на кухне самого обычного деревенского дома. Конечно, обычным такое жилище показалось бы преимущественно тем, кто либо родился в России либо хорошо знал культурные особенности дачного быта наших сограждан. Человеку, которого против его воли незримые силы выбросили из привычной реальности, подобное обиталище точно не понравилось бы. Стоило учитывать и то обстоятельство, что на деревянном колченогом стуле, помнившим ещё царскую эпоху, ёрзал известный музыкант, рано познавший все прелести крышесносной популярности. Сяо Вэю было неудобно и неуютно, стул под ним припадал на укороченную ножку, производя громкий стук, отчего казалось, словно где-то невпопад тикают сумасшедшие часы. По другую сторону прикрытого обшарпанной клеёнкой стола на таком же некрасивом стуле восседала хозяйка дома. Она, в отличие от Сяо Вэя, вела себя спокойно, а стул под ней не шатался.

Всё это время, что пианист тут провёл, обнимая собственные плечи и кусая свои слегка напомаженные губы, она пыталась выдвинуть версии произошедшего и объяснить логику событий. Хозяйка (оказалось, что её звали Лизой) без малейших усилий вела с ним беседу, благо, что на его счастье она хорошо знала английский, а ведь это тоже являлось чем-то из ряда вон выходящим. Подумать только – встретить в русской таёжной глуши кого-то, кто говорил по-английски совершенно свободно, даже лучше, чем сам Сяо Вэй! А ведь он долгое время брал уроки иностранного языка у ведущих учителей, коих агентство выписывало из Америки для своих юных звёздочек. От этих мыслей он ощутил очередной приступ дискомфорта, но постарался быстро подавить нежелательные эмоции. Утешало одно: сидевшая перед ним женщина выглядела лет на десять старше его, а это означало, что если она жила в таком убогом домишке, то её знания в любом случае не помогли ей финансово. Широкая улыбка, как для рекламы зубной пасты, у Сяо Вэя вышла непроизвольно, от одного лишь чувства своего безграничного, недостижимого превосходства.

Лиза прервалась на полуслове и вновь чуть помрачнела. Она не могла знать наверняка, о чём думал аристократичный красавчик с точёными скулами и идеальной укладкой на иссиня-чёрной шевелюре, но от его улыбки веяло фальшью. В принципе, все свои предположения относительно причин его внезапного падения в её огород она уже озвучила.

Повторять по многу раз Лиза не считала нужным, поэтому сурово подытожила:

– Господин Вэй, если вы не возражаете, я пойду в сарай, мне дров к вечеру надо наколоть. Здесь ближе к ночи становится холодно, я обычно за пару часов до сна топлю малую печь. Ах, вы же не знаете, что такое малая печь. Короче говоря, я вам всё высказала: причина разрыва пространства и, возможно, времени, состоит в вашем сильном психическом напряжении. Вы упомянули, как на концерте почувствовали приступ злобы на фанаток. Скорее всего, внутренне вы так раскалились, что все эти душевные импульсы заставили вас исказить структуру самой Вселенной, а это не шутки. Как я вам объяснила, у меня произошло примерно то же самое, но…

На этой фразе она запнулась. Задумчиво посмотрела на клеёнку, по которой медленно водила пальцем. Лиза продолжила молчать.

Сяо Вэй не сдержался:

– И? Что вы утаиваете… – он неожиданно сглотнул, – Лиза?

Она не особо удивилась тому, с какой видимой неловкостью он произнёс её имя. Ясно, что в такой ситуации знаменитость уровня Сяо Вэя оказалась случайно. В ситуации, когда какую-то безликую серость приходится называть по имени.

Лиза, в свою очередь, снисходительно ответила:

– У меня произошло почти то же, что и у вас, господин Вэй. Различие кроется в некоторых деталях. Я не помню, сколько дней или недель нахожусь в своём лесном убежище, но я осознала важные вещи.

Он почувствовал спазмы в животе. От этого разговора ему становилось совсем нехорошо. Страх опять начал крепнуть в его трусоватой душе.

– К-какие вещи? – Сяо Вэй не хотел портить имидж привлекательного во всех смыслах мужчины, но в сражении с ужасом неизменно проигрывал. – Лиза, скажите мне, иначе я сойду с ума!

Она почти прошептала:

– Во-первых, я знаю, что за мной ведётся охота. Меня ищет один, а может, и не один человек. Он много знает о механизмах сжатия реальности и, если я верно поняла его намерения, его целью является заставить меня что-то сделать. Скорее всего, учинить грандиозную космическую катастрофу и полный хаос во всех существующих мирах. А ещё… ещё я не могу до конца установить контроль над тем, как развивается мой дом!

Забыв о неухоженности собеседницы, Сяо Вэй подпрыгнул на стуле и, чуть не ложась грудью на столешницу, заглянул Лизе в глаза.

В его собственном взгляде в который раз плескалась паника:

– Вы сказали, «развивается дом»? Что это значит?!

Женщина вернула ему пристальный взгляд и тоже перегнулась к нему через разделявший их стол:

– Я не уверена в своей догадке полностью, но иногда, когда у меня нет по-настоящему сильных эмоций, особенно негативных, то это место, хм… как бы точней выразиться… начинает «забывать», что здесь есть обитатель. В данном случае – я. Иногда я могу проснуться утром, а узор на обоях кое-где смотрится выцветшим, поблёкшим, как если бы это был чей-то чёрно-белый сон или кадр ретро-фильма. Или, допустим, недавно у сахарницы крышка стала монолитной с самой ёмкостью. Дверцы посудного шкафчика позавчера не захотели открываться, на них пропали ручки, а стекло помутнело.

Лиза глубоко выдохнула и продолжила:

– Чтобы как-то это исправить, я заставила себя вспомнить, как на работе меня травил коллектив и, конечно, начальник. Отрицательные эмоции на какое-то время захлестнули меня, и мне силой мысли удалось восстановить нормальный вид своего дома, сделать, так сказать, косметический ремонт и вернуть этой действительности адекватный облик. Но проблема в том, что мои переживания по поводу травли и других обид становятся слабее. Они сами будто изживают себя, выгорают изнутри. И сдерживать хаос, который хочет сожрать моё пристанище, также всё труднее.

Сяо Вэй потрясённо пялился на Лизу. Эта серая мышка оказалась Атлантом, несущим на своих плечах небесный свод.

Она устало произнесла, вставая из-за стола и направляясь к двери:

– Однажды может статься, что опять исчезнет дверной проём. Или комната станет чуть меньше по площади. Не очень заметно, но меньше. Сначала, когда я тут только очутилась, сбежав от своего преследователя, я думала, что буду чувствовать себя божеством с абсолютной властью над своим мирком. Но я ошиблась. Это вытягивает из меня силы, я не знаю, сколько ещё так продержусь. Если защита спадёт, он вычислит меня и выманит из моего убежища. Либо явится сюда сам.

У Сяо Вэя сел голос:

– И… как теперь быть?

Лиза на секунду задержалась у выхода и пожала плечами:

– Понятия не имею. Надо думать, но не сейчас. Ладно, пора мне дрова колоть, вы тут пока приходите в себя, ещё поговорим позже.

Хозяйка дома аккуратно прикрыла за собой дверь, стараясь лишний раз не создавать резких звуков, ей и так было понятно, в каком шоке пребывал этот изнеженный нарциссичный парнишка. Она сама уже морально устала от общения с ним, невзирая на его сильнейшую физическую привлекательность, опровергать которую было бы попросту глупо. Лизе хотелось немного побыть в одиночестве, собраться с мыслями и действительно решить, что им вдвоём делать дальше. В его присутствии она начинала злиться на себя, потому что думать получалось с трудом, все более-менее рациональные идеи покидали её голову, когда она случайно поднимала взгляд от столешницы и видела его лицо. Она однозначно не была готова к столкновению с мегазнаменитостью на территории собственного огорода, где она уже дней пять понемногу перекраивала пространство, чтобы найти материю для создания спелой клубники.

Подойдя к дровянику, Лиза вытащила из кармана спортивных штанов скомканные тряпочные перчатки. Со вздохом посмотрела на свой несвежий маникюр. Лак винного оттенка облез на ногтях неравномерно, кое-где у кутикулы торчали заусенцы и виднелись ранки, что в целом лишь поддержало бы у постороннего человека убеждённость в пофигизме Лизы. Она немного поколебалась и засунула перчатки обратно в карман. Нащупала у нижнего ряда дров оставленный накануне топор. Топор был проблемным: у него частенько при ударе о твёрдую древесину лезвие соскальзывало с хилого топорища, так и норовя рассечь не ольховую чурку, а некстати подвернувшиеся ноги в кроссовках или даже лоб того, кто осмелился бы им орудовать. Лиза знала этот топор как облупленный, поэтому ещё вчера хорошенько вымочила его в ведре с холодной водой. Она с юности помнила, как подобные манипуляции проделывали со своенравным инструментом взрослые, и обычно вымачивание помогало на несколько часов избавиться от люфта между лезвием и топорищем. В противном случае был риск бездарно лишить себя жизни или серьёзно покалечить, что в Лизины планы не входило.

Она занесла топор над беззащитным полешком, чувствуя себя персонажем, которому нравилось задаваться философскими вопросами перед вершением «правосудия» над всякими несправедливыми старушенциями. Эта мысль внезапно развеселила Лизу, отчего она прыснула со смеху и начала задорно колоть дрова. На растопку малого отделения русской печи требовалось не так уж и много, поэтому трёх-четырёх наскоро разрубленных чурок и скрученной в широкие завитки бересты вполне должно было хватить. Чтобы не занозить пальцы, женщина собрала деревяшки в завёрнутый на животе свитер и пошла с этой ношей к дому. Перед самым крыльцом она бросила мимолётный взгляд на алеющий запад. Что ни говори, а закаты в тайге были бесподобными! Пусть её будущее казалось туманным и неопределённым, пусть сюда и занесло какого-то случайного человека, но летние вечера перед короткими белыми ночами являлись чистым воплощением поэтической мысли. Где-то дикой кошкой вскрикивала иволга, воздух звенел от комариного писка, а за высоченные сосны на пригорке малиновым пятном уходил ещё один прожитый день.

Когда сентиментальная дымка слезами заволокла ей глаза, она поняла, что всё это время на неё из дверного проёма молча таращился Сяо Вэй. Лиза устыдилась своих эмоций по поводу заката и осознала, как некрасиво смотрелась она со стороны, ведь руки её были заняты дровами, а кофта неприлично задралась на отнюдь не плоском животе.

Она мысленно чертыхнулась и сухо процедила музыканту:

– Отойдите от двери, пожалуйста. Мне надо донести всё это до печки. Спасибо заранее.

Сяо Вэй послушался. Помочь не помог, но хотя бы не мешался под ногами, и то ладно.

Лиза сокрушённо подумала: «Сколько ещё его тут терпеть, обузу эдакую и белоручку! Господи, хоть бы он делся куда-нибудь отсюда к утру…»

Сяо Вэй будто вышел из ступора:

– Э… Простите… Лиза… Э… Мне надо беречь пальцы, я бы помог, но… Вы же понимаете, я очень высокооплачиваемый артист…

Лиза с грохотом обрушила дрова на пол перед печкой. Сяо Вэй содрогнулся от шума. Этот звук ужасно диссонировал с его восприятием эстетики. Она просто и негромко выругалась по-русски, а потом стала искать спички.