Но это была иллюзия, настоящей свободы не было. Ставшие ненужными мне деньги висели гирями на моих руках и ногах, а судьба Павлика держала мою душу в железных тисках.
Я решила для себя, что до рождения ребенка должна, просто обязана, полностью закончить свои дела, чтобы наконец-то получить её, свободу. Теперь впереди у меня замаячило счастье – дом, ребенок, Левон. Мой ребенок жил во мне и подталкивал к неординарным решениям. Я ничего лучше не придумала, как инкогнито перечислить все свои деньги на счет твоего фонда. Рассуждала я примерно так: сначала сделаю, а потом буду искать слова и способы своего оправдания. Ко времени нашей с тобой встречи мой живот явно обозначится (на этой мысли мои губы расплывались в счастливой улыбке, а сердце сладко замирало) и твой гнев растает сам по себе. Ничего доказывать не придется, тем более оправдываться. Если ты, Зося, дочитала до этой страницы, то в твоей душе уже живет сострадание ко мне.
Я предупредила банк «Турбо-финанс» о том, что через неделю хочу расторгнуть все договоры и поменять депозитные сертификаты и золотые слитки на денежные средства. Ответ из банка я не получила, но это обстоятельство не вызвало во мне никаких неприятных ожиданий.
В Крыму у меня были еще некоторые неоконченные дела, и я целую неделю про банк даже не вспоминала. Дело в том, что я хотела для себя подготовить какое-то жилье. С внутреннего дворика особняк имел отдельный вход и небольшое помещение для служебного пользования. Если правильно перепланировать, приглянувшееся мне помещение, то там можно выделить отдельную, уютную трехкомнатную квартиру. Я решила, что ничего лучшего до рождения ребенка не придумаю, и приступила к ремонтным работам.
В первую очередь в помещении было смонтировано незамысловатое автономное отопление. Отопление наши местные умельцы собрали за несколько дней, я наняла отделочников, вместе с ними купила материалы и улетела в Москву.
Сидя в самолете, я думала о своем ребенке и Левоне. Раньше моя голова была занята только Павликом и его болезнью, я не позволяла себе отвлечься от его проблем даже на короткий промежуток времени. Сейчас я с удивлением обнаружила, что Павлик в моем сознании как-то растушевался, острые грани боли сгладились.
Возможно, унижения и страдания из-за Павлика разбавились счастьем, которое дарил мне Левон и еще не родившийся ребенок. Я заметила, что мои губы без всякого повода складываются в улыбку, а в глазах появился незнакомый мне самой блеск.
В банке меня ожидали проблемы, но и это обстоятельство не погасило во мне тихую радость, которой я была переполнена.
Оказалось, что ключи от депозитария, где хранились мои ценности, есть только у генерального директора, а он выехал за пределы Москвы и вернется не ранее, через три недели. Он хоть и генеральный директор, но, как и все, имеет право на отпуск. Я была удивлена – отпуск генерального директора и ключи от сейфа, какое все это имеет отношение ко мне? Но банковские служащие в ответ пожимали плечами, разводили руками и предпочитали хранить молчание.
Не сложно догадаться к кому я обратилась за помощью – конечно, к Ивану. Иван назначил мне встречу на улице, возле метро. Какое-то время спустя я поняла – Иван не хотел афишировать нашу встречу. Я рассказала Ивану о поведении руководства банка и попросила совет или хотя бы домашний телефон или адрес Захаренко, который служил в банке Анцева. Иван взял меня за локоть и доверительно зашептал мне в лицо:
– Брось дурить, Оксана. Зачем тебе адрес Валерия Викторовича? Не в твоих силах, что-либо изменить. Будь умничкой, и тебе из украденных миллионов снова что-нибудь перепадет. Зачем тебе полмиллиарда долларов? Ты уже получила пару миллионов, можешь еще на такую же сумму рассчитывать.
Иван отпустил мою руку и ушел. А я еще некоторое время стояла, как столб, с полуоткрытым от удивления ртом.
«Вот, значит, как, – с трудом соображала я, – Ванечка сознательно втянул меня в этот банк. И Саша Анцев тоже в курсе всего происходящего. Они знают, что в милицию я обращаться не буду, поэтому ничего не боятся. А я-то, дура! Иван изначально знал, что я самостоятельно не сумею сконвертировать деньги и попрошу у него помощь. Я металась по республике с депозитами, рисковала своей свободой, а они терпеливо выжидали, когда я сама предложу все деньги. Да, они мне жгут руки, но вам я их не отдам. Деньги должны быть на счетах благотворительного фонда, только в этом случае я, возможно, получу отпущение грехов».
Небесное благословление и отпущение грехов могли спасти мою жизнь. Я имею в виду самую настоящую, физическую жизнь. Мне одна популярная в здешних местах гадалка сразу после моего замужества нагадала большой ущерб здоровью от очень близкого мне человека.
– Но, если ты получишь отпущение грехов от неба, – успокоила она меня, – то все может измениться. Грешна ты, девочка.
Запало мне это гадание в память. В ущербе здоровью я видела смерть, поэтому и боялась Савелия. Он способен на все. Тогда же моя тетя случайно познакомила меня со своей коллегой, еврейкой. Разговаривать с ней было одно удовольствие. Она не только синагогу посещала, но Пятикнижие Моисеево знала почти наизусть. Она мне и рассказала о праздничном коридоре из небесных зеркал.
– Никакой мистики здесь нет, – уверяла она меня, – иудейское учение Тора содержит в себе все знания сотворения мира и человека. Тот, кто изучает Тору, сможет научиться не только планировать, но и формировать свое жизненное пространство, конечно, не на всю жизнь, но на год вперед, это точно.
Я тоже увлеклась изучением Ветхого Завета и Талмуда. А в этом году, в самую благоприятную совокупность лунных и солнечных ритмов, я попробовала развернуть зеркала своего праздничного коридора в высший небесный мир. И мне, по-моему, это удалось. Самое невероятное событие в моей жизни уже произошло – я жду ребенка.
Чтобы окончательно изменить свою жизнь, мне предстояло немногое – вернуть деньги тем, кто в них нуждается. Я не могла оставить деньги в руках таких же мошенников, как я сама. Поэтому я осталась еще на несколько дней в Москве.
Домашний адрес Захаренко Валерия Викторовича мне дала Вера Васильевна, секретарь Александра Михайловича. Конечно, удивилась, но через полчаса после моего звонка прислала мне сообщение на мобильный, с адресом и телефоном Захаренко.
Я уже знала, чем чреваты предварительные звонки людям, которые не хотят тебя видеть. Поэтому, не дожидаясь вечера, решила навестить родственников Захаренко прямо сейчас, и выяснить, куда уехал Валентин Викторович. И уехал ли вообще? Дверь мне открыло странное бледное существо. Длинные жидкие волосы завесили лицо, и было совершенно непонятно – мужчина это или женщина.
– Вы что-то хотели?
– Да, – как можно спокойнее ответила я, – я разыскиваю Захаренко Валентина Викторовича. Я его знакомая, приехала из Крыма. Адрес его не знаю, справка выдала вот этот.
– Это мой дядя, но он здесь не живет. Да, Вы, проходите. Ко мне в комнату.
Жестом мне показали на дверь в какую-то комнату. Я вошла и поразилась – вся комната была заставлена аппаратурой. Несколько компьютеров, колонки, магнитофоны и еще какая-то незнакомая мне техника. Стены и пол были в паутине проводов. Но больше всего меня поразили именно стены. Они были обиты блестящими, пухлыми матами. Я не знаю, какие функциональные нагрузки они несли, но, что от них веяло застенками и мраком, это точно.
Комната ассоциировалась с паучьим гнездом или палатой для буйного сумасшедшего. По моей спине пробежал хорошо знакомый мне холодок страха.
– Так, что Вы хотите? – меня внимательно изучала серые глаза за толстыми стеклами очков, – а, впрочем, не спешите отвечать. Я поставлю чайник, мы побалуемся чайком, и Вы мне зададите свои вопросы.
Человек скрылся за такой же, как и стены, пухлой дверью. Мне этот человек показался очень странным, и я решила, что мне нужно срочно выйти не только из этой комнаты, но и из квартиры тоже. Я тихонько приоткрыла дверь и услышала приглушенный голос, встретившего меня человека. Видимо, он разговаривал по телефону:
– Папа, к нам приперлась какая-то тетка и спрашивает дядю Валю. Каким образом я должен с ней поступить?
Я не стала ожидать возвращения то ли парня, то ли девушки, выскользнула из комнаты, осторожно прокралась по коридору и открыла входную дверь. Вслед мне полетел голос с визгливыми истеричными нотками:
– Вы, куда? Вернитесь, мы с Вами еще не поговорили.
Человек явно был обеспокоен, нет, даже обескуражен, моим бегством. Инструкции, полученные им по телефону относительно меня, скорее всего, предусматривали другой итог моего опрометчивого визита в темную комнату.
Я переночевала в гостинице, а утром отправилась в Госбанк. Я несказанно озадачила служащих банка, когда показала им свои договоры с банком «Турбо-финанс» на хранение собственных золотых слитков. Оказывается, в банке никогда не существовал зарегистрированный депозитарий и с золотом они не работали. Еще большее удивление вызвали депозитные сертификаты – банк не имел лицензию на профессиональную деятельность с ценными бумагами.
Чтобы начать разбирательство с банком, меня попросили изложить все, что я рассказывала на бумаге и оставить заявление. Но я отказалась писать заявление, ссылаясь на то, что, видимо, сама что-то напутала и попробую решить свои проблемы с банком самостоятельно.
На меня посмотрели, как на душевнобольного человека и сказали, что вообще-то специалисты банка «Турбо-финанс» поговаривают о скором банкротстве своего учреждения.
Но я в своем решении была уверена. В любом случае, о заявлении не могло быть и речи – у меня ведь тоже могли попросить декларацию доходов для того, чтобы подтвердить источник капитала. Я вовсе не хотела уезжать из Москвы специальным рейсом, с наручниками на руках.
Естественно я немедленно ретировалась из банка и решила еще раз навестить ставший мне ненавистным банк «Турбо-финанс».
Возле крыльца банка я сразу заметила машину генерального директора и благоразумно осталась ожидать его на улице. Вскоре он вышел из здания. Но не один, вместе с ним был его брат и Иван.
Я сообразила, что они приступили к переговорам о разделе, украденных мной денег. Среди них не было только Саши Анцева, но вполне логично, если его интересы представлял Иван.
Наблюдая за ними из укромного местечка, я приняла твердое решение упасть перед тобой, Зося, на колени и просить помощь. Тебе будет гораздо проще разобраться с этими господами, скажем, по моей генеральной доверенности.
Я передам все свое имущество твоему благотворительному фонду, а ты, не прячась по углам, и не стесняясь источника происхождения, имеешь полное право потребовать от этой шайки махинаторов деньги.
Зося, помоги мне. Не могу я оставить деньги в еще более грязных руках нежели, чем мои. Я извелась от мыслей о своей нечистоплотности и мечтаю… Впрочем, я уже повторяюсь. Ты знаешь, о чем я мечтаю – о чистой, свободной жизни. Без мук совести и страха.
Я вернулась в Горевск и поселилась в квартире Левона. Он уехал к матери, и я осталась совершенно одна. Я наняла частного нотариуса, и мы подготовили на твое имя полный карт-бланш. Вместе просмотрели легитимность документов на недвижимость в Крыму.
Кроме того, я сформировала лично для тебя отчетную папку с банковскими выписками и договорами по движению украденных денег.
Ты, конечно, удивишься, увидев эти документы – тебе они абсолютно не нужны. Но мне очень хочется, чтобы ты их разобрала и удостоверилась, что я для себя из этих денег практически ничего не взяла. Чтобы за какие-то средства жить, я назначила себе заработную плату и командировочные расходы. Кроме того, я перечислила некоторую сумму в клинику, за лечение Павлика. В дальнейшем, я надеюсь, что ты примешь меня на работу в благотворительный фонд. Я могу делать что угодно – быть смотрительницей особняка, бухгалтером, уборщицей или дворником. Кем, угодно! Ты только доверь мне какую-нибудь работу, я буду надежным и верным твоим сотрудником.
Я дописываю свой жизненный отчет, забираю от Савелия Павлика и еду в Крым. Там я и буду ожидать твой вердикт.
С Павликом у меня тоже возникли дополнительные трудности. В специнтернате его не оказалось. Савелий, почувствовал, что наша история заканчивается, поспешил забрать Павлика домой. Мне придется еще раз встретиться с бывшим ненавистным мужем. Я боюсь идти в его логово одна. Он сейчас не работает и целыми днями сидит в нашей квартире, с Павликом. Я знаю, он уверен в том, что я приду за Павликом и ждет меня. Ему тоже нужны деньги. И он надеется их получить от меня, воспользовавшись моими материнскими чувствами.
Откровенно говоря, меня уже и Павлик утомил. Не такой он больной, чтобы не понимать очевидные вещи. Простая распущенность, поощряемая Савелием и склонность к хулиганству. Да еще привитая, снова-таки Савелием, тяга к травке и прочим наркотическим веществам. В свое время Савелий для него клей покупал, он же и рассказал, как получить удовольствие и миражи, вдыхая испарения этого химиката.
Но идти за Павликом мне придется, поэтому я решила, что пойду не одна. Если бы дома был Левон, то я бы, невзирая на его вспыльчивый характер, попросила бы его пойти вместе со мной. Но, увы… Я долго думала и прикидывала, с кем могу пойти к Савелию.
Я хорошо знаю всех сотрудников детской комнаты милиции, но их я оставила на потом, их помощь мне понадобится, если Павлик категорично откажется поехать со мной в клинику. Органы опеки не подходили по этой же причине.
Я решила пригласить дальнюю родственницу Савелия, Наталью. Давно мне известно, что она неискренний, лживый человек, но выбора у меня нет. А вдвоем лучше, чем одной.
Она согласилась не сразу, что-то обдумывала, а может, советовалась с Савелием? Но сегодня мне позвонила сама и назначила время и место встречи. Не нравится мне все это, но я пойду.
С Павликом мне нужно встретиться и попробовать его уговорить на добровольное лечение в клинике.
Вот, Зося, и все. Я смогла тебе все рассказать, и сама горжусь своей смелостью. Сегодня или завтра я вместе с сыном уеду в Крым и там буду каждый день проверять свой электронный ящик. Напиши мне. Пожалуйста, напиши».
Зося отодвинула в сторону компьютер и вынула из кейса стопку бумаг. В отдельном файле лежала доверенность на совершение всех действий со всем имуществом Сулимовой Оксаны Ивановны. Оформила ее Оксана на имя представителя благотворительного фонда Зои Чарышевой.
«Умница, – похвалила Зося сообразительность Оксаны, – так мне будет проще вести переговоры с Захаренко и его компанией. Больше всего я не ожидала встретить в этой компании Ивана и Сашу.
Этим двоим чего в жизни не хватало? Образование, работа, перспектива – все есть. Успевай только мозгами соображать. Если Иван в какой-то степени все-таки напрямую зависел от расположенности к нему посторонних людей, то Саша имел твердую и самую надежную поддержку. Александр Михайлович, понимал, что поступает неправильно, но старшему сыну не мог отказать в самой абсурдной прихоти. Иван – ведомый, значит, в их тандеме ведущий Александр.
Оксана, не могу я тебе об этом сообщить, но, уже дочитывая твое письмо, я приняла решение развернуть деньги в том направлении, о котором ты просишь. Поверь мне, деньги уйдут детям.
Если ты считаешь, что это спасет твою душу, то все будет так, как ты хотела».
Первым, кому Зося рассказала историю Оксаны, был отец. Николай Васильевич некоторое время что-то хмуро обдумывал, потом сел рядом с Зосей на диван и обнял ее:
– Ты прости, доча, мое малодушие, но я не смогу Левону рассказать подробности гибели Оксаны. Я вообще не могу с ним говорить про Оксану. Не получится у меня. Здесь нужны особые слова и интонации, а я привык к прямым путям-дорогам. И к тебе с такой просьбой мне тяжело обращаться. На тебя эти грязные деньги свалились вместе с шайкой аферистов-мошенников во главе с Санечкиным отцом. Может, нам Дашу попросить, чтобы с Левоном поговорила. Даша неплохой психолог и сумеет бережно донести до Левона правду про Оксану.
– Не стоит, папа. С Левоном я должна сама объясняться. Он нам не чужой человек – крестный папа нашего Санечки и друг семьи. Я не хочу, чтобы он обижался на нас за то, что не сочли нужным сами ему все рассказать. Я сейчас уеду, у меня уже назначена встреча с бывшим комитетчиком. Хочу заказать ему досье на братьев Захаренко. Имея представление о прошлом господ Захаренко, с ними будет проще разговаривать. А вечером ты пригласи Левона к нам домой. К этому времени я немного успокоюсь, соберусь с мыслями, и я думаю, что сумею с ним все обсудить.
– Ты собираешь материалы для поездки в Москву?
– Да. Думаю, что к завтрашнему дню я буду готова.
– За Олюшку ты не беспокойся. Даша с огромной радостью возьмет на себя все заботы о внучке.
– Спасибо, папочка! Только Олюшка поедет в Москву вместе со мной. Хочу Сашу порадовать. Для него доченька – большой праздник. Да и Санечке не помешает общение с маленькой сестрой. А-то они растут, словно чужие люди.
– Ты еще кого-то из наших служащих берешь с собой? Мне внушает доверие твой начальник службы безопасности. По-моему, честный и толковый человек. Если характеризовать его достоинства одним словом, то можно сказать так – надежный. А это многого стоит. Из Левона сейчас помощник никудышный. Ему много времени понадобится, чтобы все осознать и восстановить свои душевные силы, да и физические тоже.
– Да, Петрович едет со мной. Еще хочу няню Олюшкину попросить, чтобы сопровождала малышку. Они привыкли друг к другу, не хочу перегружать ребенка новыми лицами. Малышке легче будет привыкнуть к новому месту, когда рядом старый, надежный друг.
– Какая-то она мрачная, эта послушница. Ты не думала о том, что она может оказывать негативное влияние на психику ребенка.
– Все хорошо, папа. Она не мрачная, а робкая и закомплексованная. Причем, эти черты ее характера проявляются исключительно среди взрослой части нашей семьи. При нас она смущается, боится сделать лишнее движение или проронить ненужное слово. Но ты посмотри, как они с Олюшкой бегают по нашему парку, то ли в прятки играют, то ли в какие-то догонялки. И обе взахлеб веселятся. Спать она умеет ребенка уложить, сказку почитать и накормить. Олюшка доверяет своей бабушке-няне, так она ее называет. Никогда при ней не капризничает. А это самое главное. Хочу только уговорить ее хотя бы незначительно обновить гардероб. Только, вот, не знаю, как к ней подступиться. Будет, наверное, правильно, если переговоры с няней я поручу доченьке. Это позволит мне снять с себя целую проблему Ты распорядись, чтобы их сегодня провезли по магазинам. И сопровождение какое-то организуй. Няня представления не имеет о банковских картах, и Олюшка пока в этом мало соображает. Приставь к ним кассира.
– Все сделаю, это не проблема. У меня один вопрос, дочка, созрел. Скажи, а Наталья, родственница Савелия, которая заманила Оксану в западню, так и останется безнаказанной? Такое нельзя прощать. Я мог бы этой особой заняться.
– Ничего не нужно, папа. Дело в том, что она уже наказана. Возможно, она уже ушла в мир иной, а если и живет, то в инвалидном кресле. Она сама себя наказала – выбросилась из окна своей квартиры. Зло всегда возвращается к тому, кто его кому-то причинил. Все, папочка, я уехала.
Зося спешила на встречу с Корнеевым.
Молчаливый офицер госбезопасности умел хранить секреты. Кроме того, он поддерживал связь со своими бывшими сослуживцами на всей территории развалившегося СССР. И у кого-то из них обязательно в уголках памяти, или в архивах, сохранилась хоть какая-то информация о Захаренко.
Анцев когда-то вскользь упоминал о том, что Валерий Викторович – бывший военный, и, кажется, даже воевал в Афганистане.
Корнеев уже сидел за столиком в ресторане и пил кофе.
Зося представила ему своего начальника службы безопасности и сразу изложила свою просьбу. Все, что попадется под руку о деятельности братьев Захаренко, должно быть собрано в одно досье. Размер гонорара за услугу Зося уже определила и сейчас придвинула по столу к Корнееву бумажку с рядом цифр.
– Это, что, гонорар? – удивился Корнеев, – деньги достойные, но я могу поработать на Вас бесплатно. Я Вам в бытность нашей общей работы в банке говорил, что Вы мне симпатичны. За мои скромные услуги вы назначили неприлично большой гонорар. Я с такими деньгами впервые встречаюсь. Можно на много меньше.
– Не спорьте, – ответила Зося, – каждый труд должен достойно оплачиваться. Кроме того, я прекрасно понимаю, что Вы сейчас подключите к решению моей проблемы много людей. И это будут не простые статисты, а высокооплачиваемые профессионалы.
– Если я правильно понял, – Петрович обращался к Зосе, – речь идет о братьях Захаренко – Валерии и Валентине?
Зося утвердительно кивнула головой.
– Извините, я только сейчас услышал эти фамилии. Но мне кажется, что именно с этими братцами я хорошо знаком.
– Рассказывайте, – попросил Корнеев, – важно все. Где и как познакомились? Род их деятельности, какие-то подробности жизни. В общем, все, что вспомните.
– Познакомились? В Афганистане. Я исполнял там свой интернациональный долг перед братской нам страной. Так в первые годы войны было принято определять военные действия советских войск в Афганистане. Воевал я там в должности заместителя командира полка, в звании майора с первых дней ввода советских войск. Оба брата Захаренко были офицерами, во время боевых действий отличались крайней жестокостью и садизмом по отношению ко всем афганцам. Они не делили людей на мирных и военных – стреляли и уничтожали всех, кто случайно встречался на их пути. В одну из первых боевых операций мы десантировали около сотни людей на высокогорное плато, у подножия которого было несколько кишлаков. Наш отряд должен был спуститься к кишлакам, подготовить безопасный проход обоза и до его подхода патрулировать территорию. Братцы Захаренко по-своему поняли приказ и уничтожили один из кишлаков полностью – не только людей, но домашний скот и прочую живность. Решили, что если уж патрулировать, то свободную от местных жителей территорию.
– Эту историю я тоже знаю, – подтвердил Корнеев, только имена исполнителей не запомнил.
– Известные имена – братья Захаренко. Своими подвигами они обожали хвастать перед рядовым составом, но шепотом, когда рядом не было их сослуживцев-офицеров. Такие подвиги настоящими офицерами не приветствовались. В их роте мародерствовали только эти уроды. Они дуканы и лавки брали на абордаж, крушили стены и перегородки и забирали самое ценное, в основном деньги и драгоценности. В роте поговаривали, что им однажды посчастливилось сейф с афгани вытащить из какого-то заведения. Но поймать их с поличным нам не удалось. Нахрапистые, наглые и смелые, они научились безнаказанно выскакивать из любой ситуации.
– А кто у них за старшего?
– Генератором идей у них был старший – Валерий, а Валентин безропотно исполнял все его команды. Наш особый отдел долго за ними охотился, даже дело сумел на них завести. Обоих Захаренко одели в наручники и отправили специальным бортом в Кабул, но вскоре отпустили. Там какая-то странная история произошла с материалами по их делу – их, то ли выкрали, то ли уничтожили. Братцы снова ушли от ответственности, но к нам в полк больше не вернулись. Деньги у них были – и чеки военнослужащих, и афгани. Скорее всего, сумели откупиться. Вот и все. Дальше они куда-то исчезли. Уже после вывода наших войск из Афганистана на одной из встреч с однополчанами я слышал о том, что братаны Захаренко, якобы были замешаны в поставках из Афганистана на территорию России наркотического сырья – марихуаны, гашиша и опия. Их груз где-то на территории Казахстана то ли пограничникам, то ли таможенникам даже удалось задержать, но Захаренко снова выскользнули из рук правосудия. Где они сейчас я не знаю, но то, что это очень опасные люди, могу смело утверждать.
– Ну, что, Зоя Николаевна, – спросил Корнеев, – не передумали пересекаться с братцами Захаренко? Судя по рассказу Вашего шефа службы безопасности, эти люди порядочные негодяи. И свои афганские подвиги они с успехом повторяют и в наше время.
– Нет, – ответила Зося, – у меня пути отступления отрезаны. Наши дороги уже пересеклись. Вы, как можно оперативнее поработайте над досье обоих Захаренко. Для меня важен каждый день. Цена промедления очень высока. У меня появилось, подозрение, что они готовят экономическую диверсию против банка моего мужа. Когда Вы будете готовы, немедленно звоните. Неважно, день, это будет или ночь.
Дома Зосю ожидал сюрприз – к ней в комнату Олюшка привела за руку Анну Семеновну.
– Смотри, мамочка, – Олюшка всегда очень ответственно относилась к поручениям, – мы с няней правильный костюм купили?
Зося была потрясена. Перед ней, в привычном, строгом костюме серого цвета стояла ее мама, Василина Дмитриевна. Только волосы Анны Семеновны были прикрыты платочком. Привычка с самых юных лет прятать волосы под платок плюс строгий дресс-код монастыря.
– Правильный, – поцеловала Зося дочь, – а кто выбирал?
– Олюшка выбрала, – Анюта стояла перед Зосей с опущенными глазами, – я ей говорила, что мне надо что-нибудь попроще, но она и слышать ничего не захотела. Характер твой, я хотела сказать Ваш. Дорогой и нарядный костюм, мне бы и халатика хватило. Но Олюшка… Она много мне одежды купила и, даже, шубейку.
– Анна Семеновна, перестаньте оправдываться. Олюшка правильно все сделала. Но меня ты, мое солнышко, удивила. Вкусы-то у нас с тобой оказались одинаковыми. И когда ты только успела составить для себя представление о стиле одежды? Молодец! Чем ты еще сегодня занималась?
– Папе звонила. Няня сказала, что она боится ехать в Москву, потому, что мой папа будет недоволен. Там у меня есть московские, городские няни. Он сердиться будет. Я у него спросила, можно ли мне с няней приехать. А еще с дедушкой Петровичем. Папочка сказал, что я могу привезти с собой всех жителей нашего города. Главное, чтобы я сама приехала. Тогда няня согласилась. И мы с ней уже начали собираться.
– Хорошо. Только ты, доченька игрушки с собой не бери. И вещей поменьше. Там у нас все есть. Анна Семеновна, завтра мы, наверное, вылетаем. Вы позвоните матушке Евгении, предупредите ее, что мы некоторое время будем отсутствовать. Все, доченька, меня уже ожидает дядя Левон. Мне нужно с ним поговорить, это надолго. Ты постарайся мне не мешать. Хорошо? Можешь распорядиться, чтобы нам с Левоном чайный стол накрыли в дедушкином кабинете.
– Хорошо. Я пойду к своей бабуле Дашечке, мы с ней целый день не виделись. Мы с ней поговорим, а потом я скажу повару, чтобы чай приготовил.
Зося спустилась вниз и сразу увидела Левона. Он сидел в гостиной на диване, прямой, вытянувшийся и напряженный.
«Предчувствие, – поняла Зося, – только бы мне самой выдержать предстоящий разговор».
Зося вместе с Левоном прошла в кабинет отца и уселась в низкое кресло.
Левон осторожно опустился на диван и снова замер. Через минуту молчания, он поднял на Зосю глаза и разлепил сомкнувшиеся в одну линию губы:
– Говорите, Зоя Николаевна, всю правду. В подробностях, и с мелочами. Я чувствую, что Оксана не просто оставила меня, а с ней что-то случилось ужасное. Не жалейте меня, говорите.
И Зося начала свой рассказ. Голова Левона покачивалась в такт ее голоса, руки сцепились мертвой хваткой и лежали на коленях. Когда Зося назвала имя убийцы и насильника Оксаны, Левон вскочил с дивана и метнулся к двери.
– Остановись, Левон. Ты меня не дослушал.
– Я убью этого урода Павлика. Я всегда знал, что этот ублюдок не простой придурок, а самый настоящий бандит.
– Левон, вернись на свое место. Павлик сейчас далеко, на лечении в психиатрической клинике. Клиника в Англии. Кроме того, ты не знаешь главную причину привязанности Оксаны к этому парню.
Левон снова уселся на диван. Теперь его руки были сжаты в кулаки, а спина сгорбилась, как у древнего старца.
– Ты не знаешь главного, – повторила Зося, – Павлик ваш сын. Твой, и Оксаны.
Больше Левон ни одного разу Зосю не перебил. У него не было ни вопросов, ни эмоций. Он сидел, все больше сжимаясь в комок, а его лицо серело и превращалось в маску.
Зося пересказала Левону полное содержание Оксаниного письма и уже говорила слова утешения, которые могли бы вывести его из оцепенения и вернуть в мир ощущений. В это время в комнату зашел Николай Васильевич.
– Левон, Дарья Никаноровна хочет тебе помочь. Можно ей войти?
– Да, конечно. Но помощь мне не нужна. Это я во всем виноват, глупый баран! Первого сына не признал, а второго ребенка позволил убить вместе с Оксаной.
– Левон, я прошу тебя остаться сегодня у нас. И на работу тебе не нужно приходить. Может тебя в санаторий отправить на реабилитацию?
– Спасибо, Николай Васильевич. Ничего не надо. Мне покажите могилу Оксаны. Если можно, то прямо сейчас. А завтра я поеду с Зоей Николаевной в Москву. Оксана хотела, чтобы деньги были переданы благотворительному фонду. Я в этих делах не разбираюсь, а вот за Зоей Николаевной присмотрю. Эти Захаренко к ней ближе, чем на один метр не приблизятся. Я Вам, Николай Васильевич, обещаю, что не отойду от Зои Николаевны ни на одну секунду. Оружие всегда при мне, и стреляю я отлично.
– Левон, ты сгоряча можешь глупостей натворить сколько угодно. С Зосей Петрович едет. Ему тоже можно доверять. Оставайся здесь, со мной. Садись снова за руль моей машины. Тебе нужно время, чтобы все осознать и успокоиться.
– Нет, я должен ехать с Зоей Николаевной. Для меня сейчас это очень важно. И еще важнее, немедленно поехать к Оксане.
– Папа, Петрович должен был уже приехать. Пусть он отвезет Левона на кладбище.
– Я сам его отвезу.
Николай Васильевич домой вернулся через час. Левон остался на кладбище. Утром приехал к завтраку и сказал Зосе:
– Я готов. Если Вы позволите, то вместе с Петровичем буду ожидать Вашу команду здесь, в доме.
Левон за ночь изменился до неузнаваемости – черные волосы разрисовались серебряными нитями, смуглая, гладкая кожа приобрела синюшный оттенок и одутловатость. Глаза Левона прикрыли темные очки. Видимо, там металась тоска и боль. Прежним остался голос, да еще походка футболиста.
«Правильно, – думала Зося, – пусть едет со мной. Нельзя его дома оставлять одного, без дела. Горе одолеет. Вся жизнь разрушена. Ему нужно возрождаться из пепла, как птица Феникс, и заново учиться жить. Но чтобы воскреснуть, нужно сначала умереть, кажется, так Лактанций определил похожую ситуацию. У Левона, даже его физическая оболочка изменилась до неузнаваемости за одну ночь. Что же тогда произошло с душой?»
Ближе к обеду Зосе позвонил Корнеев и коротко доложил: