В. Ф. Солдатенко
В горниле революций и войн: Украина в 1917-1920 гг. историко-историографические эссе

3. Противоречия антагонизируются

Объявив себя высшей краевой властью, Центральная рада была не в состоянии сколько-нибудь серьезно контролировать положение в Украине. Как и до того, она просто не имела неоспоримого преимущества, которое базировалось бы на реальной вооруженной силе. Части, присягнувшие ей на верность, проявляли неуверенность, их как будто ошеломили события, заставив искать самостоятельные ответы на вопрос, каким ценностям отдать предпочтение – социальным или национальным. Весьма характерными в этом отношении стали два собрания – III Всеукраинский войсковой съезд и казачий съезд, которые соответственно 20 и 21 октября начали свою работу громкими торжествами.

На Всеукраинский войсковой съезд прибыли 965 делегатов (в основном украинских эсеров и социал-демократов), а в течение заседаний их количество выросло почти в 2,5 раза^[211]. Они представляли 3 млн воинов-украинцев^[212]. Съезд приветствовали представители французской, бельгийской и румынской миссий.

На казачьем съезде присутствовали 600 делегатов (хотя ожидались 1200) от всех казачьих войск на фронте и в тылу. Казачий съезд приветствовали председатель Чехословацкого национального совета Т. Масарик и английский консул в Киеве Дуглас.

Оба съезда проводились по сути в два этапа – до и после получения сообщений о восстании в Петрограде.

Особенно показательными оказались настроения III Всеукраинского войскового съезда, на котором была представлена политически наиболее активная прослойка украинства. Как и ранее, лидеры Украинской революции с самого начала работы форума пытались приглушить эмоции, унять страсти и направить съезд в возможно более спокойное русло. Так, Н. Порш обратился к военным с речью: «Современное украинское войско – это часть, правда, значительная, но только часть и притом меньшая. Поэтому не может оно теперь на своем съезде и не должно идти самостоятельным политическим путем. Первые два Войсковых съезда были еще в некоторой степени овеяны национальной военной романтикой. ІІІ Войсковой съезд должен решительно отвергнуть эти остатки старых времен, должен понять, что современная демократия везде, а тем более украинская, идет не к постоянному войску, не к войнам. Украинская демократия встала на путь федерации, и этим путем должно идти войско. Обособление не в интересе трудящихся масс»^[213].

Однако, несмотря на то, что общий тон речей, по сравнению с предыдущими съездами, несколько снизился, атмосфера оставалась довольно напряженной, предгрозовой.

Характер дискуссии на съезде, тенденции, которые доминировали на нем, дали П. Христюку основания для вывода: «Украинская революционная демократия готовилась на Войсковом съезде к последнему бою с русской буржуазией за национально-политическое освобождение украинского народа» ^[214].

Правда, при рассмотрении данного вопроса следует иметь в виду, что абсолютного единодушия мнений и настроений, как и на предыдущих форумах, не было. Уже в который раз за 1917 г. проявлялась одна и та же тенденция, переходящая в закономерность: массы, рядовые участники движения были гораздо более решительными, более радикальными чем их руководители. Интересный эпизод в подтверждение этой мысли пересказал в своей книге Н. Шаповал: «Вспоминаю одну трогательную зарисовку с этой незабываемой эпохи. Сразу, как только началось восстание большевиков в России, а в Киеве был создан Верховный Краевой Комитет, однажды ночью, где-то часа в 4-ре утра, в дом Ц. Рады пришла делегация от войскового съезда, чтобы заявить дежурным представителям Краевого Комитета о своих желаниях. Члены этого Комитета по очереди дежурили каждую ночь, чтобы отдавать приказы по охране революции. В этот раз было несколько членов, и к делегации вышел в коридор Петлюра и другие. Делегация была немаленькая – почти сто казаков и матросов, которые заявили, что съезд требует от Ц. Рады как высшей власти немедленно провозгласить Украину республикой. Петлюра начал сладенько уговаривать делегатов, что Ц. Рада сделает это тогда, когда прояснятся обстоятельства, ибо, теперь, мол, неизвестно, как будет с российским правительством, упадет оно, или нет, а если не упадет, то оно пойдет на нас войной, у нас же силы не велики, еще не организованы, на Украине и в тылу стоит почти пять миллионов русского войска и т. д. и т. п. Делегаты перебивали его речь и добивались “немедленно” и начали кричать, что если Ц. Рада не провозгласит вскоре Украину республикой, то они ее подымут на штыки! При всем огромном уважении казачества к Ц. Раде (почетным председателем войскового съезда был сам М. Грушевский!) все же военные люди говорили угрюмо и сердито о “штыках”. Угрозы от любви! О, как грустно было украинским революционерам годами работать в подполье, вести пропаганду в украинских темных массах, которые даже своего национального имени не знали, за царя и попов горой стояли! Казалось, конца и края этой темноте нет, но вот революция их, рабочих и крестьян украинских, разбудила, и они за ¹/₂ года организационной суеты уже просто пошли к цели и первые в своей душе пришли к ней – давай республику и все тут! Радостно трепетало у нас внутри, тепло переполняло сердце – наш народ не отдает нас в руки российской полиции, как “студентов” или “сицилистов”, как это случалось до революции, а требует полного самоопределения, требует Украинской Республики! Слезы радостно наплывали на глаза, голова клонилась к радостному плачу…»^[215]

Еще менее четко представлялась ближайшая перспектива Украинской революции в социально-экономической сфере. Отчасти, войсковому съезду на первом этапе его работы не суждено было определиться в этой области. По предложению С. Петлюры форум прервался и образовал из своего состава «Первый украинский полк охраны революции» (4 куреня, командир – полковник Ю. Капкан, помощник – поручик Н. Галаган). Но, прождав два дня в готовности и практическом бездействии, полк самоликвидировался (правда, съезд решил оставить на некоторое время часть своих делегатов в Киеве, сформировав из них отдельный курень, который должен был перейти в распоряжение Центральной рады)^[216], и 28 октября солдатские посланцы, вернувшись в зал заседаний, высказали свое отношение к ситуации в России, Украине, Киеве. Съезд единодушно осудил действия штаба Киевского военного округа, выступил против шовинистических намерений казацкого съезда. Значительная часть депутатов не скрывала своего одобрительного отношения к петроградским событиям и потребовала от Центральной Рады решительности. Это и отразила итоговая резолюция, принятая на закрытом заседании: «Исходя из принципа полного, ничем не ограниченного самоопределения наций, ІІІ Всеукраинский войсковой съезд добивается от своего высшего революционного органа – Центральной Рады – немедленного провозглашения в ближайшей сессии Украинской Демократической Республики. Принципы определения федеративных связей с другими народами должны быть выработаны Украинским суверенным Учредительным собранием»^[217]. Что же касается большевиков, то было принято бороться только с их требованиями о передаче власти Советам рабочих и солдатских депутатов, хотя петроградское восстание «нельзя считать поступком антидемократичным» и съезду предстояло принять все меры, чтобы войско с Украины не направлялось «на борьбу с представителями интересов трудового народа»^[218]. Немало делегатов съезда заявляли, что готовы идти не за Центральной Радой, а за большевиками^[219].

П. Христюк охарактеризовал возникшую коллизию таким образом: «Как видим, Съезд разошелся здесь с Центральной Радой. В то время, как Малая Рада, хотя и условно, высказалась все же против восстания в Петрограде, Съезд отнесся к нему с видимой симпатией, назвав проводников этого восстания – большевиков – “представителями интересов трудового народа” и отметив, что не только не будет бороться против восстания, а наоборот – примет все меры, чтобы воспрепятствовать вообще борьбе с рабоче-крестьянской революцией в Московии.

Почему же именно в то самое время Съезд постановил решительно бороться с притязанием большевиков передать власть в руки рабочих и солдат и на Украине, не трудно понять. Украинская революционная демократия имела перед собой все еще две задачи: социально-экономическую и национальную. И в то время, как в области социально-экономической симпатии ее (по крайней мере значительной части) были определенно на стороне предводителей рабоче-крестьянской революции – московских соц. – дем. большевиков, в сфере национально-политической она не доверяла (и имела основания не доверять) даже этим самым левым и революционным элементам господствующей демократии»^[220].

Христюк пытается найти и дополнительные пояснения возникшей совсем непростой ситуации. Среди прочих аргументов – учет того, что переход власти к Советам рабочих и солдатских депутатов означал бы переход ее в руки неукраинской демократии (неукраинский или обрусевший пролетариат и русские в своем большинстве солдаты гарнизонов формировали, соответственно, преимущественно неукраинские по составу Советы). «К тому же, – считал историк, – хоть это и не было полностью так, украинская революционная демократия имела право утверждать, что на Украине власть и так принадлежала не кому иному, как рабочим, солдатам и крестьянам, в лице Центральной Рады. Правда, в Центральной Раде впереди шли и преимущество имели не соц. – дем. большевики, но это сути дела не меняло. Все украинские революционно-социалистические партии были представлены в ней, и никто не препятствовал наиболее левым из них взять руководство в свои руки. Можно было бы сказать, что среди украинских социалистических партий не было вовсе таковой, которая в то время могла бы выдвинуть лозунг социалистической революции, как выдвинула его русская соц. – дем. партия большевиков. Да, не было. Были зародыши ее. Но разве это означало, что вся украинская революционная демократия должна была перейти под опеку хотя и более развитой социально и социалистически московской демократии? Да и кто мог бы поручиться, к чему эта опека могла бы привести? Разве украинская демократия не чувствовала враждебного отношения к себе со стороны самых левых элементов московской демократии? Разве идея национального освобождения украинского народа не была чужой, непонятной и даже враждебной для московской “интернациональной” демократии, столь “интернациональной”, что из всех едва не ста наций России она в обыденной жизни признавала только – московскую!»^[221]

Рассуждения Христюка характерны также для других авторов и являются очень важными для понимания подлинных тенденций Украинской революции на одном из самых крутых исторических поворотов. Ведь до 25 октября 1917 г. Украинская революция входила в определенное противоречие с общероссийскими процессами, прежде всего на национальной почве. Это ярко проявлялось в отношениях Центральной рады с Временным правительством, в негативном отношении последнего к автономистско-федералистским ориентациям украинства, к его попыткам сделать конкретные шаги в этом направлении. Что касается социальных аспектов, то, несмотря на усиливающиеся социалистические ориентации лидеров Украинской революции, которые, очевидно, противоречили преимущественно либеральным настроениям Временного правительства, до острых конфликтов здесь не доходило. Центральная рада, Генеральный секретариат просто не совершали ничего такого, что бы сколько-нибудь существенно противоречило политике Петрограда.

На протяжении нескольких последних дней октября произошли довольно существенные изменения. Когда социальные ориентации общероссийской революции стали определять большевики, став доминирующей силой в Петрограде, лидеры украинства поспешили отмежеваться от их курса, даже больше – заняли не просто иную, но и во многом противоположно-непримиримую, даже воинственную позицию, несмотря на очевидное противоречие такой позиции настроениям широких масс.

Возвращаясь же к работе казацкого съезда, следует заметить, что он оказался значительно более консервативным чем войсковой, с откровенной враждебностью встретив сообщения об октябрьском перевороте. Делегаты съезда высказались за оказание помощи штабу Киевского военного округа для ликвидации в Киеве многовластия, пытались давить на Центральную раду и даже направили вызовы казакам на фронт, чтобы те прибыли в Киев, а в казацкие подразделения Киева отправили своих эмиссаров^[222]. Представителям Центральной рады удалось нейтрализовать настроения и действия казаков, хотя застраховаться от неприятностей с их стороны, конечно, было невозможно полностью.

Вместе с частями штаба Киевского военного округа и юнкерами училищ казаки, по решению съезда, 31 октября оставили Киев, преимущественно подавшись на Дон, к генералу А. Каледину ^[223].

Центральная рада заняла без особого труда своими войсками ключевые пункты города и административные помещения, заставив считаться с собой как с реальной высшей властью в городе.

Оценивая тактику Центральной рады, всего украинского руководства в октябрьских событиях, пожалуй, нельзя считать ее взвешенной или хитро замаскированной, хотя такая точка зрения и существует в историографии. Сосредоточение власти в Киеве после ожесточенных боев «между революционным войском и контрреволюционными войсками Штаба» в руках Центральной рады стало в равной степени как логичным, так и неожиданным в прогностическом отношении результатом, который для Центральной рады скорее был совпадением непростых обстоятельств, чем следствием целенаправленных, спланированных, ясно осознаваемых усилий.

Падение же Временного правительства, ликвидация его местных органов создали для Украинской революции, ее политического руководства благоприятную обстановку. Можно было мгновенно реализовать все то, что не удавалось достичь на протяжении предыдущих восьми месяцев нервно-напряженной борьбы, претворить в жизнь неурезанную платформу формирования автономного строя в Украине. Шаги в этом направлении представлялись тем более важными, чем настойчивее требовала их украинская демократия, в частности ІІІ Всеукраинский войсковой съезд.

Неудивительно, что уже 30 октября 1917 г. Центральная рада приняла решение пополнить Генеральный секретариат генеральными комиссарами по делам военным, пищевым, железнодорожным, судебным, по торговле и промышленности, почте и телеграфу. На следующий день Центральная рада рассмотрела вопрос о положении тех украинских земель, которые, согласно инструкции Временного правительства, оставались вне автономной Украины, и, «принимая во внимание волю украинского народа, выраженную в многочисленных постановлениях крестьянских, национальных и общетерриториальных – губернских и уездных съездов, разных политических и общественных организаций отделенных частей Украины, а также взвесив то, что раздел Украины, как следствие империалистической политики российской буржуазии относительно Украины, обостряет национальную борьбу, нарушает единство революционных сил демократии Украины и тем самым ведет край к беспорядку и росту контрреволюции», – постановила распространить власть Генерального секретариата на всю Украину, включая Херсонщину, Екатеринославщину, Харьковщину, материковую Таврию, Холмщину, часть Курщины и Воронежчины^[224].

В состав территории, подчиненной Центральной Раде, не была включена только Кубань, хотя жители этого края и участвовали в украинском национально-освободительном движении. Причины этого следует искать в особом характере развития революции в регионе.

Кубанские черноморские казаки как часть одного Кубанского казачьего войска (национально разнородного) были слишком тесно связаны с общекраевыми интересами, которые диктовали казачеству отдельную линию политической, революционной борьбы. Признавая свою принадлежность к украинскому народу и «великой матери Украине», принимая определенное участие в общеукраинской борьбе, украинское кубанское казачество в то же время не порывало связей с общероссийским казачеством, в частности, сделало большой вклад в создание так называемого «Юго-Восточного Союза».

Еще до октябрьских событий в Петрограде состоялось важное для жизни Кубани заседание Кубанского военного Совета, продолжавшееся две недели. Обсудив дело будущего государственного строя в России, Совет единогласно высказался за федеративную республику. В заседаниях Совета участвовали как гости представители Украины, встреченные очень тепло. Председатель Совета приветствовал их на украинском языке, называя «сынами нашей матери – Украины».

Став на почву федерации, кубанцы в конце января 1918 г. провозгласили свою область Кубанской Народной Республикой с отдельным Законодательным Советом и правительством^[225].

* * *

Трудно утверждать, что осуществляемые лидерами украинства шаги вытекали из априорно враждебного отношения большевиков к национальным интересам украинской нации. Ведь именно РСДРП(б) оказалась единственной партией, которая неизменно осуждала все великодержавные акции Временного правительства касательно Украины и к концу октября 1917 г. еще не успела официально оформить через соответствующий государственный акт собственную национальную платформу («Декларация прав народов России» была принята СНК лишь 2 ноября 1917 г.).

Но в развитии Украинской революции в национально-государственной сфере была и своя логика, обусловленная внутренними факторами. Местные большевики, считая себя частью единой партии, пришедшей к власти во всей стране, и прилагая усилия к установлению нового порядка в Украине (провозглашение власти Советов во многих населенных пунктах Донбасса, прифронтовой полосы, восстание за власть Советов в Киеве, Виннице и т. д.), не желали мириться с сосредоточением власти в руках Центральной рады^[226]. В лучшем случае, учитывая реалии, они соглашались признать за последней властные компетенции на какой-то незначительный срок – до изменения соотношения сил. Соответствующей была и тактика.

Во-первых, считалось возможным признать высшую власть Центральной рады в крае, но на местах такой властью должны стать и уже становились Советы рабочих, солдатских и крестьянских депутатов (одно это уже практически полностью лишало бы Центральную раду возможности влиять на ход событий на местах).

Во-вторых, планировалось вскоре созвать Всеукраинский съезд Советов рабочих, солдатских и крестьянских депутатов совместно с Центральной радой для избрания на нем «настоящей Рады Советов», единой рабоче-крестьянской власти для Украины. Расчет такого «компромисса» также был очевиден – растворить украинское представительство в Советах рабочих и солдатских депутатов, поглотить его, лишить Украинскую раду как «буржуазный орган» даже номинальной власти.

Поэтому-то Центральная рада сделала все, чтобы не выпустить политическую инициативу из своих рук, использовать момент для углубления процесса национально-государственного строительства. Именно в таком русле и следует, очевидно, рассматривать мотивы и историю появления Третьего универсала Центральной рады.

Так, М. Грушевский пишет, что перед угрозой кровавой междоусобицы «создание единой, сильной власти в крае являлось жгучей потребностью. Такие резолюции и были вынесены Ц. Радой, и этого было еще мало: единственным способом утверждения этой власти было подведение государственного фундамента под нее»^[227]. Таким образом, пришли к убеждению, что «Украинская республика действительно должна быть провозглашена немедленно, но провозглашение это не может ограничиться одной формальной стороной, – вместе с тем должен быть по возможности полно раскрыт демократический и социалистический характер сего восстановленного украинского государства. В результате взаимопонимания между фракциями украинских с.-д. и с.-р. был выработан проект третьего универсала Ц. Рады, который и был с некоторыми изменениями принят и провозглашен Ц. Радой 7 ноября»^[228].

Со слов М. Грушевского становится понятным, что готовившийся государственный акт одновременно должен был стать программой широких действий демократического и социалистического характера, то есть программой дальнейшего развития революции.

В значительной степени разделял точку зрения своего старшего коллеги и В. Винниченко, еще откровеннее заявляя: «…для украинской демократии вопрос стоял так: либо признать петроградское Правительство Народных Комиссаров и идти вместе с ним, разделяя всю его социальную и политическую программу, или вести вполне самостоятельную, ни с кем уже не связанную акцию.

Центральная Рада избрала второй путь… Силой обстоятельств Украина фактически отрезалась от России, имея с ней только номинальную федеративную связь. Центральной Раде оставалось только соответствующим актом зафиксировать это положение…»^[229]

Кроме того, «Генеральный Секретариат не мог дальше висеть в воздухе как орган какого-то центрального правительства, которого не было, – и не было даже надежды, чтобы оно могло образоваться. Он должен стать правительством Украинского государства»^[230].

Так появился на свет один из важнейших, судьбоносных для Украины и ее народа революционных документов.

«Народ украинский и все народы Украины! – извещала Центральная рада. – Тяжелое и трудное время выпало на землю республики Российской. На севере, в столицах идет междоусобная и кровавая борьба. Центрального правительства нет, и по государству распространяется безвластие, беспорядок и разруха.

Наш край также в опасности. Без власти, сильной, единой, народной, Украина тоже может упасть в бездну междоусобицы, резни, упадка. Народ украинский! Ты вместе с братскими народами Украины поставил нас беречь права, приобретенные борьбой, творить порядок и строить всю жизнь на нашей земле. И мы, Украинская Центральная Рада, твоей волей, во имя творения порядка в нашей стране, во имя спасения всей России, оповещаем:

Отныне Украина становится Украинской Народной Республикой. Не отделяясь от республики Российской и сохраняя единство ее, мы твердо станем на нашей земле, чтобы силами нашими помочь всей России, чтобы вся республика стала федерацией равных и свободных народов.

До Учредительного Собрания Украины вся власть творить порядок на землях наших, издавать законы и править принадлежит нам, Украинской Центральной Раде, и нашему правительству – Генеральному Секретариату Украины.

Имея силу и власть на родной земле, мы той силой и властью станем на страже прав и революции не только нашей земли, но и всей России.

…Граждане! Именем Народной Республики в федеративной России мы, Украинская Центральная Рада, призываем всех к решительной борьбе со всякими беспорядками и разрушениями и к дружескому большому строительству новых государственных форм, которые дадут великой и изможденной республике России здоровье, силу и новое будущее. Выработка этих форм должна быть проведена на Украинском и Всероссийском Учредительных собраниях…»^[231]

Провозглашение Украинской Народной Республики, намерения строить федеративные отношения с другими национально-государственными образованиями бывшей России на принципах единения демократически-социалистических сил, меры в социально-экономической и политической сферах – отмена помещичьей собственности на землю, введение 8-часового рабочего дня, государственного контроля над производством, сообщение о стремлении к заключению немедленного мира, о праве национально-персональной автономии для национальных меньшинств и другие положения Третьего Универсала М. Грушевский назвал «грандиозной программой» для дальнейшей деятельности руководства Украинской революции – Центральной рады и Генерального секретариата.

Как всегда, с особым пафосом оценивал Универсал В. Винниченко: «Теперь, наконец-то, мы могли создать жизнь по нашему образу и подобию, и только по-нашему. Теперь мы имели все средства для того. Все государственные аппараты переходили в руки Генерального Секретариата, все финансовые средства были в его распоряжении, вся военная сила подлежала его приказам…» ^[232]

Провозглашение Третьего Универсала стало, бесспорно, выдающейся вехой, кульминационным пунктом Украинской революции. Юридически оформлялось достижение вековой величественной цели – восстановление национальной государственности, получившей естественное название – Украинская нация с созданием Украинской Народной Республики поднимались на качественно новую ступень своего развития. Перед ней открывались невиданные до того возможности для масштабных сдвигов как в различных отраслях внутренней жизни, так и в международных отношениях. Одним мощным движением Украина фактически догоняла нации и государства, имевшие возможности беспрепятственной эволюции на протяжении столетий, и буквально врывалась на международную арену как прогрессивное общественное национально-государственное образование.

Однако это действительно эпохальное для украинской нации событие уже на протяжении десятилетий воспринимается и оценивается по-разному.

Критически отнеслись к Третьему Универсалу и провозглашению УНР местные организации РСДРП(б). Они развернули интенсивную кампанию с целью дискредитации и документа, и обусловленных им действий. Примером подхода большевиков к решению Украинской революцией текущих проблем является статья в «Пролетарской мысли» «Довольно дипломатии».

«7-го ноября Центральная Рада издала новый Универсал, – говорилось в публикации, – с некоторым опозданием и с определенным урезанием Универсал лишь подтверждает часть декретов, изданных новым правительством рабочих и крестьян, а объявление Украинской республики является лишь выводом из объявленной питерским советским правительством декларации прав народов. Хотя присутствующая при провозглашении Универсала публика громко аплодировала и кричала “Слава”, вряд ли этот Универсал сможет удовлетворить широкие круги рабочих и крестьян. Правда, там говорится о земле, о мире, о контроле и еще о многом, но сейчас после победы, одержанной советскими войсками, нет такого соглашательского воробья, который об этих высоких материях не чирикал бы изо всех сил. Разве можно теперь найти человека, который хотел бы повлиять на ход политической жизни и который высказывался бы против немедленной передачи земли земельным комитетам, немедленного предложения мира всем желающим и т. д. Сейчас дело не в лозунгах, а в том, как и кто эти лозунги будет осуществлять, стоит ли Рада на точке зрения пролетарско-крестьянской революции, или на точке зрения революции буржуазно-демократической.

Напрасно мы искали бы ясный и простой ответ на этот главный и кардинальный вопрос. Весь Универсал состоит из обычной буржуазной демократической мелодекламации, которую можно толковать и так, и так. Рабочих и крестьян можно убеждать, что Универсал направлен против помещиков и капиталистов, а последних можно увещевать необходимостью успокоить рабочих и крестьян некоторыми уступками. Но рабочим и крестьянам вся эта дипломатия не нужна. Они требуют от Центральной Рады категорического ответа: стоит ли Рада на стороне правительства рабочих и крестьян, или она против него…»^[233]

Причем с каждым днем критический тон большевистских выступлений становился все более отчетливым и непримиримым.

Отрицалось даже то, что сначала оценивалось, хоть и с оговорками, но все же положительно. Такой, в частности, была статья в той же «Пролетарской мысли» под названием «Центральная рада и земельный вопрос»^[234].

Правда, не все большевистские организации сразу же четко определились в своем отношении к высшему государственному акту Центральной рады. Так, орган Полтавского комитета РСДРП(б) – газета «Молот» – горячо приветствовала Третий Универсал и, сравнивая его с ленинскими декретами, не находила в них принципиальных разногласий, считала Универсал воплощением линии советской власти на украинском языке. Только через определенное время полтавские большевики сменили первичные выводы^[235].

Неоднозначную оценку получил Третий Универсал и в украинской среде. Ему противопоставлялись другие, по мнению некоторых авторов, более весомые и содержательные документы. Сразу стоит отметить, что такие попытки нельзя признать достаточно убедительными. Так, явным преувеличением является утверждение М. Стахова о том, что реальным восстановлением Украинского государства стали решения Центральной рады от 31 октября и 1 ноября о выходе Генерального секретариата из-под подчинения Временному правительству и распространении его власти на все губернии Украины^[236]. Нельзя согласиться и с его положением о том, что «это было с самого начала своего существования фактически и формально суверенное Украинское Государство», которое в Третьем Универсале «нашло лишь свое оформление»^[237].

С этими утверждениями перекликаются положения книги С. Литвина о С. Петлюре. По его логике, изданием Третьего Универсала Центральная рада «дала формальную основу под фактически уже существующую Украинскую державу… Украинская Народная Республика юридически стала суверенным государством, самостоятельным в пределах своей территории (? – В. С.) и ни от кого независимым извне, с самостоятельной верховной властью»^[238]. Неизвестно, правда, зачем тогда было принимать через два месяца Четвертый Универсал, если уже 7 ноября 1917 г. в вопросе о самостоятельности были расставлены все точки над i.

Представляется, что самую серьезную попытку всесторонне проанализировать содержание Третьего Универсала, в том числе определить те его недостатки, которые проявятся позже, сделал в своих «Заметках и материалах к истории украинской революции» П. Христюк. Причем преимущество его исследовательского подхода заключается в попытке вписать не только события, которые произошли в Украине позже (как следствия воплощения в жизнь идей Универсала), но и значение самого документа как определяющего фактора в более широкий, общероссийский контекст, изъятие из которого процессов в Украине и принимаемых документов мешает постижению истины.

Обдумывая одно за другим положения исторического акта, П. Христюк приходит к ряду принципиальных выводов, среди которых важнейшими для предпринимаемого исследования являются следующие: «…в отношении к крестьянско-рабочей революции в Московии, а тем самым и к Советскому Правительству, образованному в Петрограде большевиками, Центральная Рада и Генеральный Секретариат не заняли вполне внятной позиции, хотя политика Временного Правительства и осуждалась Центральной Радой, хотя упадок его и переход власти к большевикам был на руку Центральной Раде, последняя все же не задумывалась серьезно над вопросом о признании московских Народных Комиссаров если не всероссийским, то хотя бы московским правительством.