Тесс Герритсен
Выжить, чтобы умереть

Убивать просто. Нужны лишь свободный доступ к жертве и подходящее орудие – пуля, лезвие или семтекс. И если все правильно распланировать, убирать за собой не придется. Однако добраться до человека вроде Икара, живого и сопротивляющегося, человека, окруженного родней и телохранителями, – дело куда более тонкое.

Именно поэтому большую часть июня мы потратили на наблюдение, разведку и тренировки. Мы работали подолгу, семь дней в неделю, но никто не жаловался. Да и что жаловаться? У нас была комфортабельная гостиница, и все наши расходы покрывались сполна. А к концу дня у нас всегда было много спиртного. И не какого-нибудь пойла, а хорошего итальянского вина. За то, что от нас требовали, мы считали, нам полагалось все самое лучшее.

В один из четвергов нам позвонил местный агент. Он работал официантом в ресторане «Ла Нонна», и в тот вечер два смежных стола были зарезервированы к ужину. Один – на четверых, другой – на двоих. Тот, кто делал заказ, попросил, чтобы сразу после прибытия гостей были откупорены бутылки «Брунелло ди Монтальчино», дабы они успели как следует «подышать». Официант нисколько не сомневался в том, для кого забронировали эти столики.

Они приехали на двух машинах – одна следовала за другой. В черном «БМВ» оказались два охранника. За рулем серебристого «вольво» сидел Икар. Одна из его причуд – он всегда упрямо настаивал на том, что сам поведет автомобиль. Хотел владеть ситуацией. Обе машины припарковались прямо напротив «Ла Нонны», чтобы их было видно во время ужина. Я уже занял позицию – уселся в близлежащем уличном кафе и заказал чашку эспрессо. Оттуда я мог со всей ясностью, словно с первого ряда на балетном спектакле, наблюдать за зрелищем, которое вот-вот должно было начаться.

Я видел, что сперва из «БМВ» вышли телохранители, они проследили, как Икар выбирался из своего «вольво». Он всегда ездил именно на «вольво» – странный выбор для человека, который был в состоянии позволить себе целый парк «мазератти». Икар открыл заднюю дверцу, и на улицу выскочил малыш Карло – одна из причин, почему Икар отдавал предпочтение такой безопасной марке автомобиля. Его младшему сыну Карло, с большими темными глазами и непослушными, как у матери, волосами, было восемь лет. У мальчика на ботинке распустился шнурок, и Икар нагнулся, чтобы завязать его.

Именно в этот момент Карло заметил, что я сижу рядом. Он так пристально посмотрел на меня, что я ощутил легкий прилив ужаса. Я решил, что мальчик знает. Что он откуда-то узнал о дальнейших событиях. У меня не было детей, в нашей команде все вообще были бездетными, поэтому малыши казались нам загадочными существами. Они представлялись нам маленькими пришельцами, еще не сформировавшимися созданиями, на которых можно не обращать внимания. Однако у Карло были светящиеся умные глаза, и я почувствовал, что с меня сходит обман, что я не в состоянии буду оправдать то, что мы собирались сделать с отцом мальчика.

Потом Икар выпрямился. Он взял Карло за руку и повел его вместе с женой и старшим сыном через улицу, на ужин в «Ла Нонну».

Я с облегчением вздохнул.

Наша команда зашевелилась – мы начали действовать.

Ко мне приблизилась молодая женщина, толкавшая перед собой детскую коляску, ее малыш был невидим под слоем одеял. Ребенок внезапно заплакал, и женщина остановилась, чтобы укачать его. Только я, сидевший почти вплотную к ней, видел, как она разрезает шину на автомобиле телохранителей. Младенец умолк, и женщина продолжила путь по тротуару.

В этот момент в «Ла Нонне» уже разливали вино, мальчики накручивали на вилки спагетти, а с кухни начали выносить блюда с телятиной, ягнятиной и свининой.

А на улице дверцы ловушки почти захлопнулись. Все шло по плану.

Однако мне не удавалось выкинуть из памяти лицо Карло, так внимательно смотревшего на меня. Этот образ проник мне глубоко в душу, он занозой сидел в моем сердце. Когда у тебя появляется предчувствие, по силе подобное этому, его никогда нельзя игнорировать.

Я очень сожалею, что отмахнулся от него.

7

Маура ехала в машине с открытым окном, и в салоне веяло летними ароматами. Несколько часов назад она миновала побережье Мэна и теперь двигалась в северо-западном направлении, к плавно скатывающимся холмам, туда, где послеполуденное солнце окрашивало золотом сенные поля. Затем вдруг ее обступил лес, заросли были такими густыми, что казалось, будто внезапно наступила ночь. Несколько миль она проехала, не увидев ни одной встречной машины, и даже задумалась: а вдруг свернула куда-то не туда? Здесь не было ни домов, ни подъездных дорожек, ни единого указателя, свидетельствующего, что она двигается в правильном направлении.

Маура уже собралась было развернуться, когда дорога вдруг оборвалась возле каких-то ворот. Над ними красовалась арка со словом, написанным изящными переплетенными буквами: «Вечерня».

Выйдя из своего «лексуса», доктор Айлз хмуро воззрилась на запертые ворота, обрамленные массивными каменными колоннами. Она не увидела никакой кнопки внутренней связи, а ограда из кованого железа, насколько хватало взгляда, тянулась по обе стороны глубоко в лес. Маура вынула свой мобильный, чтобы позвонить в школу, но здесь, в лесной чаще, сигнал отсутствовал. Лесную тишь лишь подчеркивало зловещее пищание комара, и Маура, внезапно ощутив укус, хлопнула себя по щеке. А затем пристально взглянула на пугающие кровавые разводы. Ее обволакивало облако голодных комаров. Доктор Айлз собралась было вернуться в машину, когда вдруг увидела, что к другой стороне ворот подъезжает гольфмобиль.

Из машинки выбралась знакомая молодая женщина и помахала Мауре. Лили Соул, тридцати с небольшим лет, одетая в узкие синие джинсы и зеленую ветровку, выглядела куда лучше и счастливее, чем тогда, когда они виделись с Маурой в последний раз. Собранные в свободный хвост каштановые волосы Лили теперь поблескивали золотыми прядями, а на щеках появился здоровый румянец, какого не было на бледном худом лице, которое Маура запомнила в то кровавое Рождество, в момент их первой встречи по делу об убийстве. Жестокая концовка того расследования чуть было не стоила жизни им обеим. Однако Лили Соул, всю свою жизнь убегавшая от вымышленных и реальных демонов, отличалась удивительным умением выживать, и, судя по счастливой улыбке, ей таки удалось удрать от ночных кошмаров.

– Мы ждали вас раньше, доктор Айлз, – сказала Лили. – Рада, что вы все же успели до темноты.

– А я уже боялась, что мне придется перелезть через ограду, – призналась Маура. – Мобильный здесь не ловит, и я не смогла бы позвонить.

– Ах, ну мы же знали, что вы приедете. – Лили набрала код на клавиатуре замка. – У нас по всей дороге установлены датчики движения. И камеры тоже, но вы их, вероятно, не заметили.

– Для школы слишком уж много охранного оборудования.

– Все это для безопасности студентов. Вы же знаете, как Энтони относится к охране. Ему всегда кажется мало. – Лили посмотрела на Мауру сквозь прутья ограды. – В этом его отношении нет ничего удивительного. Если учесть, что всем нам пришлось испытать.

Пристально посмотрев в глаза Лили, Маура поняла, что не все ночные кошмары оставили эту женщину. Их тень еще была с ней.

– Но ведь прошло почти два года, Лили. Разве еще что-нибудь случилось?

– Пока нет, – зловеще произнесла Лили, открывая ворота.

Точно такое же заявление сделал бы и Энтони Сансоне. Преступления оставляют вечные шрамы на тех, кто остался в живых, таких как Лили и Сансоне; их обоих преследовали жуткие личные трагедии. Для них окружающий мир всегда будет местностью, кишащей опасностями.

– Езжайте за мной, – велела Лили, садясь в гольфмобиль. – До замка нужно проехать еще несколько миль по этой дороге.

– А разве вы не должны запереть ворота?

– Они закроются автоматически. Если вам понадобится уехать, на этой неделе код замка на воротах и парадной двери школы – сорок пять девяносто шесть. Цифры меняются каждый понедельник – мы объявляем их за завтраком.

– Значит, студентам код тоже известен.

– Конечно. Ведь ворота не для того, чтобы держать нас взаперти. Они для того, чтобы не пускать к нам внешний мир.

Маура снова забралась в «лексус». Когда она проезжала между колоннами-близнецами, ворота уже начали постепенно закрываться. Пусть Лили заверила Мауру, что никто не собирается запереть ее за этими воротами, прутья кованого забора наталкивали на мысль о тщательно охраняемой тюрьме. Они напомнили ей о лязге металла и лицах людей, смотрящих на нее через решетку.

Гольфмобиль Лили вел Мауру по узкой дороге, прорубленной в лесной чаще. В мрачной тени деревьев особенно выделялся ярко-оранжевый гриб, прильнувший к стволу почтенного дуба. Где-то высоко, в кронах деревьев, порхали птицы. На одной из веток уселась, помахивая хвостом, рыжая белка. И какие же звери появляются здесь, в глухих лесах Мэна, с наступлением тьмы?

Лес расступился, освободив место небу, и перед Маурой показалось озеро. Вдалеке, за беспросветно-темными водами, виднелось здание «Вечерни». Лили назвала его замком, и строение, возведенное на чистом граните, выглядело именно так. Стены соорудили из этого же серого камня – они словно выросли из горы.

Женщины въехали во двор через арку, и Маура припарковала свой «лексус» возле поросшей мхом стены. Всего час назад казалось, что на улице лето, однако, когда доктор Айлз выбралась из машины, воздух был холодным и влажным. Глядя на высокие гранитные стены, на покатую крышу, Маура представила, как вокруг самой высокой башенки кружат летучие мыши.

– О чемодане не беспокойтесь, – сказала Лили, вытаскивая его из багажника «лексуса». – Мы оставим его прямо здесь, на ступенях, а господин Роман отнесет его в вашу комнату.

– А где же все студенты?

– Бо́льшая часть студентов и персонала разъехались на лето. Остались только два десятка ребят и основной состав работников; они живут здесь круглый год. А на следующей неделе вас с Джулианом ждет настоящая тишина, поскольку всех остальных детей мы везем на экскурсию в Квебек. Позвольте мне быстренько показать вам школу, а затем я отведу вас к Джулиану. У него сейчас урок.

– Как у него дела? – поинтересовалась Маура.

– О, он по-настоящему расцвел, с тех пор как попал сюда! Не сказать, что он очень любит занятия в классе, однако мальчик находчив и замечает то, что упускают другие. А еще он защищает младших, всегда следит за ними. Настоящий опекун по характеру. – Лили умолкла. – Однако нам он стал доверять не сразу. Это и понятно, если вспомнить, что ему пришлось пережить в Вайоминге.

Да, Маура прекрасно понимала. Они с Джулианом перенесли все это вместе – боролись за жизнь, не зная, кому доверять.

– А вы, Лили? – спросила Маура. – Как ваши дела?

– Я теперь на своем месте. Живу в этом прекрасном замке. Учу замечательных детей.

– Джулиан рассказывал, что на занятиях вы строили римскую катапульту.

– Да, когда проходили приемы ведения осады. Студенты очень увлеклись процессом. И к сожалению, разбили окно.

Женщины поднялись по каменной лестнице и оказались у двери – такой высокой, что в нее спокойно прошел бы великан. Лили снова набрала код замка. Массивная деревянная дверь распахнулась очень просто, от легкого толчка, и, переступив порог, спутницы оказались в холле с высоченными арками, обрамленными старым деревом. С потолка свисала железная люстра, а над ней, в арке, красовалось, словно разноцветный глаз, круглое витражное окно. В этот мрачный вечер сквозь него проникал лишь слабый мутноватый свет.

Маура остановилась у подножия массивной лестницы и залюбовалась гобеленом, висевшим на стене, – выцветшим изображением двух единорогов, отдыхающих в беседке из фруктовых деревьев и лоз.

– Это и в самом деле замок, – проговорила она.

– Построенный примерно в тысяча восемьсот тридцать пятом году неким Сирилом Магнусом, страдавшим манией величия. – Лили с отвращением покачала головой. – Он был железнодорожным магнатом, страстным охотником, коллекционером искусства и, если верить большинству свидетельств, порядочной сволочью. Этот замок замышлялся как его личная резиденция. Проектировался в готическом стиле, которым Магнус так восхищался во время путешествий по Европе. Гранит добывали в пятидесяти милях отсюда. Балки – из старого доброго мэнского дуба. Когда тридцать лет назад «Вечерня» купила это здание, оно было в очень приличном состоянии, так что почти все здесь – оригинальное. Сирил Магнус в течение нескольких лет достраивал замок, и в нем легко потеряться. Поэтому не удивляйтесь, если заблудитесь.

– Этот гобелен выглядит средневековым, – сказала Маура, указывая на изображение единорогов.

– Так и есть. Он привезен из виллы Энтони, что во Флоренции.

Мауре приходилось видеть сокровищницу, состоящую из картин XVI века и венецианской мебели, которую Энтони Сансоне держал в своем особняке на Бикон-Хилле. Она нисколько не сомневалась, что его вилла во Флоренции столь же огромна, как и это здание, а произведения искусства, хранящиеся в ней, впечатляют еще больше. Однако эти стены отличались от теплых, выкрашенных в медовые оттенки тосканских строений, здешние стены из серого камня испускали холод, который невозможно было развеять даже в солнечный день.

– А вы бывали там? – поинтересовалась Лили. – В его доме во Флоренции?

– Меня не приглашали, – ответила Маура, а про себя добавила: «Видимо, в отличие от вас».

Лили задумчиво взглянула на собеседницу.

– Не сомневаюсь, это дело времени, – проговорила она и повернулась к тому, что представлялось Мауре обшитой панелями стеной. Лили надавила на одну из панелей – та распахнулась, обнажив дверной проем. – Это вход в библиотеку.

– Вы что, пытаетесь спрятать книги?

– Нет, это просто одна из странностей постройки. Полагаю, старина Сирил Магнус любил сюрпризы, поскольку это не единственная дверь, замаскированная под нечто иное.

Лили провела гостью по коридору, в котором не было окон; темные панели на стенах еще больше подчеркивали его полумрак. Оказавшись в самом дальнем конце коридора, женщины вошли в комнату с высокими окнами-арками, пропускавшими серый свет угасающего дня. Маура удивленно вглядывалась и ряды книжных полок, взлетавших вверх на три этажа, к самому потолку-куполу; штукатурка там была украшена изображением пушистых облаков на голубом небе.

– Это самое сердце «Вечерни», – объяснила Лили. – Наша библиотека. В любое время, днем или ночью, студенты могут приходить сюда и брать с полки любую книгу – конечно, если они готовы обращаться с ней уважительно. А если они не могут найти необходимое в библиотеке… – Лили подошла к противоположной стене и открыла дверь, за которой скрывался десяток компьютеров. – На крайний случай всегда есть доктор «Гугл». – Она с презрением закрыла дверь. – Но в самом деле, кому нужен Интернет, когда здесь настоящие сокровища. – Лили жестом указала на три этажа книг. – Целое собрание многовековой мудрости под одной крышей. От одного взгляда на это у меня слюнки текут.

– Вы говорите как настоящий преподаватель классической истории, – заметила Маура, разглядывая корешки.

«Женщины Наполеона». «Жития святых». «Египетская мифология». Она остановилась, наткнувшись на одно из названий – черный кожаный корешок с золотыми буквами: «Люцифер». Книга будто бы взывала к ней, требуя внимания. Маура вынула издание и пристально взглянула на истертый переплет с тисненым изображением присевшего на корточки дьявола.

– Мы считаем, что знания необходимы все без исключения, – тихо пояснила Лили.

– Знания? – Маура поставила книгу на полку и посмотрела на собеседницу. – Или суеверия?

– Неплохо понимать и то, и то, вы так не думаете?

Маура прошлась по залу, мимо рядов длинных деревянных столов и стульев, мимо нескольких глобусов, изображавших мир, каким его представляли в разные века.

– Если только вы не преподаете это как систему фактов, – проговорила она, остановившись, чтобы рассмотреть глобус 1650 года с неправильными очертаниями континентов и многочисленными неизвестными и неоткрытыми землями. – Тогда получается суеверие. Миф.

– На самом деле мы учим их вашей системе верований, доктор Айлз.

– Моей системе верований? – Маура удивленно посмотрела на Лили. – Это какой же?

– Научной. Преподаем им химию и физику, биологию и ботанику. – Лили бросила взгляд на старинные дедовские часы. – Кстати, именно ею Джулиан сейчас и занимается. Урок вот-вот должен закончиться.

Женщины вышли из библиотеки и вернулись в холл по отделанному темными панелями коридору, а затем поднялись по массивной лестнице. Проходя под гобеленом, Маура заметила, что он слегка колеблется на каменной стене, словно в здание ворвался сквозняк; казалось, единороги ожили и теперь вздрагивают под развесистыми фруктовыми деревьями. Возле окна лестница поворачивала, и Маура обернулась полюбоваться видом на лес, раскинувшийся вдали. Джулиан рассказывал ей, что школа окружена чащей и до ближайшего городка нужно ехать несколько миль. Только сейчас она поняла, насколько в действительности изолирована «Вечерня».

– Никто сюда не доберется, – тихо проговорил голос, он был настолько близко, что Маура вздрогнула. Полумрак скрадывал черты стоявшей в арке Лили. – Мы сами обеспечиваем себя едой. Разводим птицу ради яиц и коров ради молока. Отапливаем здание собственной древесиной. Нам совершенно не нужен внешний мир. И здесь я впервые чувствую себя в безопасности.

– Здесь? В лесу с волками и медведями?

– Мы с вами прекрасно знаем, что существуют вещи куда более опасные, чем волки и медведи за воротами.

– Разве вам не полегчало, Лили?

– Я по-прежнему думаю о том, что произошло, каждый день думаю. О том, что он сделал с моими родными, со мной. Но то, что я здесь, мне очень помогло.

– Помогло ли? Или здешняя изолированность только усиливает ваши страхи?

Лили в упор взглянула на Мауру:

– Здоровый страх перед окружающим миром помогает некоторым из нас оставаться в живых. Этот урок я заучила два года назад. – Лили продолжила подниматься по лестнице, мимо мрачноватой картины, изображавшей трех мужчин в средневековых одеждах; без сомнения, еще одно пожертвование из семейного собрания Энтони Сансоне.

Маура подумала, что неугомонные студенты каждый день носятся мимо этого шедевра, и задалась вопросом: сколько миллисекунд продержалось бы такое полотно в обычной школе? А еще она вспомнила о библиотеке с бесценными томами в коже с золотым тиснением. Разумеется, студенты «Вечерни» – уникальная группа детей, раз им доверяют такие сокровища.

Женщины поднялись на второй этаж, и Лили указала вверх, на третий.

– Жилые помещения находятся на следующем этаже. Комнаты студентов – в восточном крыле, спальни для учителей и гостей – в западном. Вы будете жить в старой части западного крыла, там в каждой комнате прекрасный камин. Летом это лучшее место во всем здании.

– А зимой?

– Зимой оно необитаемо. Если, конечно, вы не хотите всю ночь бодрствовать, подбрасывая поленья в огонь. Мы закрываем эту часть замка, когда наступает холодная зима. – Лили повела гостью по коридору второго этажа. – Давайте поглядим, закончил ли старина Паски.

– Кто-кто?

– Профессор Дэвид Паскантонио. Он преподает ботанику, клеточную биологию и органическую химию.

– Достаточно сложные предметы для старшеклассников.

– Старшеклассников? – Лили рассмеялась. – Мы начинаем давать эти предметы в средних классах. Двенадцатилетние куда умнее, чем принято считать.

Женщины проходили мимо открытых дверей и пустынных классов. Маура краем глаза увидела человеческий скелет, висевший на стенде, лабораторный стол и подставки для пробирок, настенную распашную таблицу, изображающую этапы мировой истории.

– Раз у вас начались летние каникулы, меня удивляет, что до сих пор идут какие-то занятия, – призналась Маура.

– В противном случае нам пришлось бы иметь дело с двумя десятками студентов, сходящих с ума от скуки. Нет уж, мы пытаемся чем-нибудь занимать их серые клеточки.

Они свернули за угол и наткнулись на огромную черную собаку, развалившуюся перед закрытой дверью. Завидев Мауру, пес тут же задрал голову и, бешено размахивая хвостом, устремился к ней.

– Ого! Волк! – Маура рассмеялась, когда пес поднялся на задние лапы. Две огромные передние легли ей на плечи, а влажный язык смачно мазнул по лицу. – Я смотрю, манеры твои не улучшились.

– Он явно счастлив видеть вас снова.

– И я тоже рада видеть тебя, – прошептала Маура, обнимая собаку.

Пес снова опустился на четыре лапы и – Маура готова была поклясться – улыбнулся.

– Тогда здесь я вас и оставлю, – сказала Лили. – Джулиан с нетерпением ждал вашего приезда, так что почему бы вам просто не войти в класс?

Помахав рукой на прощание, Маура так тихо проскользнула в классную комнату, что никто и не заметил ее появления. Она остановилась в уголке, наблюдая за тем, как лысый профессор в очках быстро пишет мелким почерком недельное расписание на грифельной доске.

– Ровно в восемь утра мы собираемся у озера, – проговорил он. – Если опоздаете, вы действительно останетесь в школе. И упустите возможность увидеть редкий экземпляр аманита биспоригера^[6], который только-только вырос после недавнего дождя. Прихватите с собой сапоги и дождевики. Возможно, будет грязно.

Даже со спины Мауре не составило труда отыскать среди студентов, собравшихся вокруг демонстрационного стола профессора Паскантонио, Джулиана «Крыса» Перкинса. В свои шестнадцать лет он уже был сложен как взрослый мужчина, с широкими плечами, которые казались еще более мускулистыми, чем были в момент их последней встречи. На эти самые плечи она опиралась прошлой зимой, когда они вместе боролись за жизнь в горах Вайоминга, и эта борьба сковала их крепкими и долговечными узами. Джулиан стал Мауре почти сыном, ближе она никогда не сходилась с ребенком, и сейчас с гордостью наблюдала, как прямо он стоит, как внимательно слушает, даже несмотря на то, что профессор Паскантонио жужжит, словно комар.

– Я хочу, чтобы вы сдали доклады о ядовитых растениях к пятнице, до того как большинство из вас уедет на экскурсию в Квебек. И не забудьте о викторине по угадыванию грибов, которая будет в среду. Все свободны.

Повернувшись, Джулиан заметил Мауру и просиял. В два шага он оказался возле нее, уже раскрыв руки для объятия. Однако в последний момент, понимая, что на него смотрят одноклассники, Джулиан передумал и просто быстро уткнулся ей в щеку и неуклюже похлопал по плечу.

– Наконец-то вы приехали! Я ждал вас целый день.

– Что ж, теперь мы пробудем вместе две полные недели. – Маура откинула темную челку со лба парнишки и чуть задержала руку на его щеке, где с удивлением нащупала первые намеки на щетину. Уж слишком быстро он взрослел.

Джулиан вспыхнул от ее прикосновения, и Маура вдруг поняла, что некоторые студенты остались в классе и теперь стоят, наблюдая за ними. Большинству подростков неинтересен даже сам факт существования взрослых, но одноклассникам Джулиана, казалось, было любопытно, что это за чужачка вторглась в их мирок. По возрасту они были средне- и старшеклассниками, и одежда их тоже разнилась – от рваных джинсов на светловолосой девочке до парадных брюк и оксфордской куртки на одном из мальчишек. Все они глазели на Мауру.

– Вы судмедэксперт, – проговорила девочка в мини-юбке. – Мы знали, что вы приедете.

Маура улыбнулась:

– Джулиан рассказывал обо мне?

– Да почти все время. Вы будете у нас преподавать?

– Преподавать? – Маура взглянула на Джулиана. – Вообще-то, не собиралась.

– Мы хотели бы послушать о судебной патологоанатомии, – заявил мальчик-азиат. – На биологии мы вскрываем лягушек и зародышей свиней, но это простая анатомия. Это не так круто, как то, что вы делаете с мертвецами.

Маура оглядела нетерпеливые лица детей. Как и в случае с прочей публикой, их воображение разжигали многочисленные телесериалы о полицейских и детективные романы.

– Я не уверена, что это подходящая тема, – призналась Маура.

– Потому что мы дети?

– Судебная патология – предмет, который обычно читают студентам-медикам. Даже взрослые в большинстве своем находят эту дисциплину неприятной.

– А мы так не считаем, – заверил азиат. – Но может быть, Джулиан не рассказывал вам, кто мы.

«Чудаки», – усмехнулась про себя Маура, наблюдая за тем, как выходят из зала одноклассники Джулиана; процессия сопровождалась шарканьем и скрипом половиц. В воцарившейся тишине Волк тоскливо взвизгнул, помчался к Джулиану и лизнул его руку.

– «Кто мы такие»? Что он имел в виду? – поинтересовалась Маура.

– Как и подавляющее большинство его одноклассников, – ответил вместо мальчика преподаватель, – юный господин Чинн включает сначала рот, а затем уже мозг. В попытке расшифровать болтовню подростка нет абсолютно никакого смысла. – Мужчина угрюмо воззрился на Мауру поверх своих очков. – Я профессор Паскантонио. Джулиан говорил, что вы приедете на этой неделе, доктор Айлз. – Преподаватель бросил взгляд на парнишку, и его губы изогнулись в полуулыбке. – Кстати, он прекрасный студент. Ему бы только поработать над орфографией, делает безнадежно много ошибок. Но лучше других замечает в лесу необычные образцы растений.

Пусть комплимент был сдобрен критикой, Джулиан широко улыбнулся.

– Я работаю над орфографией, профессор.

– Хорошо вам погостить у нас, доктор Айлз, – пожелал Паскантонио, собирая с демонстрационного стола свои записи и образцы. – К счастью для вас, в это время года здесь тихо. Не так много ребятишек топочут, словно слоны, вверх и вниз по лестницам.

Маура заметила горстку сиреневых цветов, которую профессор держал в руках.

– Аконит.

Паскантонио кивнул:

– Аконтиум. Прекрасно.

Она осмотрела другие образцы растений, выложенные на столе профессором.

– Наперстянка. Фиолетовый паслен. Ревень.

– А это? – Преподаватель поднял ветку с засохшими листьями. – Будет совсем замечательно, если вы скажете, с какого цветущего кустарника она взята.

– С олеандра.

Паскантонио взглянул на собеседницу; в его глазах вспыхнул интерес.

– Который не растет в здешнем климате, но вы все равно узнали его. – Профессор почтительно наклонил лысую голову. – Я потрясен.

– Я выросла в Калифорнии, там олеандр встречается повсюду.

– Подозреваю, что, кроме всего прочего, вы занимаетесь садоводством.

– Но лишь как любитель. Я патологоанатом. – Маура бросила взгляд на образцы, собранные на столе. – Все это – ядовитые растения.

Профессор кивнул:

– И некоторые из них так красивы. Мы выращиваем аконит и наперстянку здесь, в нашем цветнике. Ревень растет в огороде. А фиолетовый паслен с такими прекрасными цветочками и ягодками вылезает повсюду, словно сорняк. Вокруг нас – красиво замаскированные орудия смерти.

– И вы учите этому детей?

– Им такие знания необходимы ничуть не меньше, чем всем остальным. Это напоминает им о том, что мир природы, как вам прекрасно известно, опасен. – Паскантонио переложил образцы на полку и принялся собирать свои записи. – Приятно познакомиться с вами, доктор Айлз, – добавил он и повернулся к Джулиану. – Господин Перкинс, визит вашей подруги не может служить оправданием для несданной домашней работы. Это я так, чтобы не оставалось неясностей.

– Да, сэр, – мрачно ответил Джулиан. Серьезное выражение его лица продержалось до того момента, пока профессор Паскантонио не удалился по коридору на достаточное расстояние и уже не мог их слышать. Тут парнишка громко рассмеялся. – Теперь вы понимаете, почему мы прозвали его Ядовитым Паски.

– Да, кажется, приветливым его не назовешь.

– Нет. С большим удовольствием он беседовал бы со своими растениями.

– Надеюсь, другие твои преподаватели не такие странные.

– Здесь они все странные. Именно поэтому тут так интересно. Как говорит мисс Соул, нормальное – это скучно.

Маура улыбнулась пареньку. И снова коснулась его щеки. На этот раз он не отстранился.

– Похоже, тебе здесь нравится, Крыс. Ты со всеми ладишь?

– Куда лучше, чем дома.

Дома, в Вайоминге, Джулиана никто не щадил. В школе он был записным двоечником, над ним издевались, его высмеивали; он был известен не достижениями в учебе, а стычками с законом и драками на школьном дворе. Казалось, в свои шестнадцать лет он был создан для тюремной камеры.

Так что, говоря о странностях, Джулиан был в чем-то прав. Он никогда не был нормальным и уже не станет таким. Брошенный родной семьей, оказавшийся в одиночестве в диких местах, он научился полагаться только на себя. Он убил человека. И хотя это убийство было самообороной, проливая чужую кровь, ты меняешься раз и навсегда, и Маура не раз задумывалась, насколько сильны мучащие его воспоминания.

Джулиан взял ее за руку:

– Пойдемте, я покажу вам школу.

– Госпожа Соул показала мне библиотеку.

– А в своей комнате вы уже были?

– Нет.

– Она в старом крыле, куда селят всех важных гостей. Именно там останавливается господин Сансоне, когда навещает нас, хотя его давно уже не было. В вашей комнате большой каменный камин. Когда приезжала тетя Брайаны, она забыла открыть дымоход, и помещение наполнилось дымом. Пришлось эвакуировать все здание. Так что вы не забудьте, ладно? О дымоходе.

«И не опозорьте меня», – хотел сказать парнишка.

– Я не забуду. А кто такая Брайана?

– Просто одна девочка.

– Просто девочка? – Темноволосый, с пронзительным взглядом, Джулиан постепенно становился красивым мужчиной; когда-нибудь он будет привлекать много женского внимания. – Поподробней, пожалуйста.

– В ней нет ничего особенного.

– Это ее я только что видела на уроке?

– Да. У нее длинные черные волосы. И очень короткая юбка.

– А! Ты имеешь в виду хорошенькую.

– Ну, видимо.

Маура рассмеялась:

– Да ладно тебе! Только не говори, что ты этого не заметил.

– Ну заметил, конечно. Только она все-таки зараза. Пусть даже мне жаль ее.

– Жаль? Почему?

Джулиан бросил взгляд на Мауру:

– Она оказалась здесь, потому что убили ее маму.

И тут Маура пожалела, что с такой беспечностью стала интересоваться подружками Крыса. Мальчишки-подростки были для нее загадкой – неуклюжие создания с большими ногами и вскипающими гормонами, порой такие беззащитные, а порой – холодные и очень отдаленные. Пусть Мауре страшно хотелось стать ему матерью, но идеально справиться с этой задачей ей не удастся – по-настоящему, у нее никогда не появится материнский инстинкт.

Маура молча шла за Джулианом по коридору третьего этажа, увешанному картинами с изображением средневековых деревень, столов с угощениями и Мадонны с Младенцем и ликом оттенка слоновой кости. Комната, предназначенная для доктора Айлз, располагалась почти в самом конце коридора. Переступив порог, Маура увидела, что ее чемодан уже на месте и поставлен на специальную полку вишневого дерева. Из полукруглого окна открывался вид на обнесенный оградой сад с каменными статуями. На ограду, словно вражеская армия, напирал лес.