Татьяна Золотарёва
Мальчик-старчик
…В моей жизни то понос то золотуха. С поносом я сроднился, а вот к золотухе привыкнуть не могу. Тем более, она никогда не приходит одна. Мама теперь читает медицинскую энциклопедию, хотя раньше грешила любовными романами. Что уж она там вычитывает, не знаю. Но каждая статья вызывает в ней бурю эмоций, и всю эту бурю мама устремляет на меня. Она спрашивает, не болит ли у меня живот, не кружится ли голова, не хочу ли я писать, не тошнит ли меня… Она не успевает закончить свои вопросы, а ответы уже тут как тут: меня сташнивает, я падаю в обморок и описываю чистые штанишки. Возможно, если бы мама задавала меньше вопросов, она видела бы меньше ответов. Но эта мысль приходит только мне, и я деликатно молчу, ведь мама хочет, как лучше. Кто ж виноват, что у неё получается, как всегда.
…В детском саду «Дружба», куда мама водит меня, когда я не болею, мне грустно. Я там самый маленький. Сначала я переживал по этому поводу и устроил маме с бабушкой целый спектакль нехочухи, так что зрители замахали руками: «Верю! Верю!» Но не тут-то было. Мама твёрдо намерилась приобщать меня к цивилизации и записала в сад, где много детей, мало цветов и совсем нет собак. Я самый маленький, ага. Зато моя кровать у окна, и я наблюдаю за воронами на карнизе. Я могу целый час ковырять манную кашу, и никто меня не поторопит.
Местный авторитет Шурик бьёт меня по лбу и называет яйцеголовым. Когда я спросил маму, что это значит, она закрыла лицо руками и выбежала из комнаты. На следующий день мама долго шушукалась с воспитательницей. Виновница событий голова всё это время горделиво возвышалась над остальным телом. Даже мой единственный приятель Вовка, над которым потешались из-за огромных очков и ушей-лопухов, перестал играть со мной в дальнобойщиков. День за днем я становлюсь объектом всеобщих насмешек, и вот уже решительно ни один обитатель детсада «Дружба» не желает дружить со мной. Хорошо, что я часто болею и не хожу туда. Плохо, что я часто болею и каждый мой визит становится событием.
…Странное дело: я потерял из виду папу. А ведь у нас с ним столько дел! Во-первых, дочитать энциклопедию. Во-вторых, папа должен объяснить мне, что такое хорошо и что такое плохо. В-третьих… Да что перечислять! Папа просто должен быть, и точка. Но, похоже, отсутствие папы очевидно только мне. Мама и бабушка носятся со мной, как ни в чём не бывало. И лишь соседка баба Маня, думая, что я сплю, сообщает бабушке, какие «у этой стервы крашеные волосы и кривые ноги», и «что за кобель – сбежал от трудностей, оставив одну с больным малым». Я мотаю новости на ус, хотя, признаться, мало что понимаю. Кто такая стерва с крашеными волосами и кривыми ногами, я не знаю, поскольку в занятиях с папой мы остановились на букве «д». Кобель – это наш дворянин Кузя, кого-то с кем-то оставивший. Впрочем, эти разговоры не имеют отношения к папе. Завтра проснусь и первым делом спрошу у мамы, на какую луну он улетел.
…У меня появился седой волос. Такого возбуждения в нашем доме не случалось с тех пор, как у меня вылез первый зуб. Бабушка застыла с добычей в вытянутой руке, испепеляя глазами то прозрачный волос, то меня. Чувствуя торжество момента, я не дышал и не моргал. Я похож на папу! По крайней мере, на того папу, которого помнил – с седыми волосами и бородой. Бородой пока не пахнет, зато волосы не подвели. Маме я свои доводы не излагаю, она восприняла произошедшее по-другому. А как иначе объяснить, что телефон не умолкал несколько дней, и мама то и дело шепталась в трубку. Бабушка, наоборот, молчала и отворачивалась, когда я заглядывал к ней в глаза. Белоснежный волос как шапка Мономаха лежал в прозрачном пакете на почётном месте. Лежал до тех пор, пока в дверь не постучался новый гость и не унёс его с собой. Гостя звали Сергей Борисыч, он был в белом халате и сказал, что хочет стать моим другом. Как настоящий друг Сергей Борисыч пришёл с красным КамАЗом. Я понял, что мы подружимся.
