Татьяна Степанова
Коридор затмений
Глава 10
Принц воды
Из негостеприимного Чугуногорска вырвались только во второй половине дня – полковник Гущин объявил долгий обеденный перерыв, сжалившись над проголодавшимися Клавдием и Макаром. И они отправились в дом на озере – к детям, хлебосольной горничной Маше и старой гувернантке Вере Павловне. Макар позвонил им и попросил приготовить все вкусно и быстро.
– Дело об убийстве на кухне раскрыто? – спросил он осторожно полковника Гущина, когда они петляли по проселочным дорогам Бронниц.
– Следователь вечером допросит Алексея Лаврентьева и жену его, начнет давить. Если парень признается, то… да, дело, как чугуногорцы говорят, в шляпе. – Гущин отвечал, думая о чем-то, глядя на проплывающие мимо поля.
– А ваши сомнения, Федор Матвеевич? – не отступал Макар.
– Если сын признается в убийстве матери, следователь предъявит ему обвинение. Он и так уверен, что убийца задержан. Косвенных улик против сына немало.
– А что, признание у нас снова становится царицей доказательств? – не унимался Макар. – Я только на вас надеюсь. Больше ни на кого.
– И я, – сказал Клавдий Мамонтов.
Полковник Гущин лишь невесело усмехнулся.
Дома полковнику Гущину обрадовались все. И каждый по-своему. Маленькая Лидочка завизжала восторженно и с разбегу кинулась обниматься: от радости она снова перепутала английский с русским: «My dear colonel Theodor!»[4] Молчаливая Августа, некогда спасенная Гущиным, – конечно, она этого не забыла, несмотря на всю свою «особенность», – подошла чинно и поцеловала Гущина в щеку. Высший знак ее внимания, она и Макара, отца, целовала редко, была всегда очень сдержанна.
Сашхен, так тот вообще залился смехом как колокольчик, запрыгал на руках гувернантки Веры Павловны, тянулся к Гущину. Тот взял его на руки. «Иииии! Лю-лююю!» – выдал кудрявый, как купидон, Сашхен.
– Люблю, – перевел Макар. – Федор Матвеевич, любит он вас, шкет.
– И я вас всех люблю! – Полковник Гущин, держа Сашхена на правой руке, обнял левой Лидочку и Августу. – Как же я соскучился по вам!
Его лицо смягчилось. Клавдий Мамонтов подумал: вот сейчас он настоящий, какой он есть в жизни, все остальное – мрачное, скорбное, жесткое порой и бесстрастное, все это напускное. А здесь он с открытым сердцем и душой.
– И мы все скучали по вам, полковник, – многозначительно выдала гувернантка Вера Павловна. Бледные щеки ее порозовели, очки запотели.
Клавдий Мамонтов отметил, что предупрежденная звонком Макара о приезде Гущина Вера Павловна, до боли похожая на чеховскую англичанку-гувернантку в исполнении Игоря Ильинского в телефильме, принарядилась – облачилась в кремовые брюки и светлый кардиган. И даже накрасила губы элегантной темно-вишневой помадой. Совершенно небывалое сочетание – помада и гувернантка Вера Павловна!
– Вспоминали с Машей, как вы у нас гостили после госпиталя и мы рыбу с вами ловили на озере, – продолжала Вера Павловна.
– И я часто вспоминал. Вы большую щуку тогда поймали. Можем повторить! Рыбалку. – Полковник Гущин пытался отцепить хваткую ручку Сашхена от своего подбородка. Сашхена привлекала на нем ямочка – она проявилась на подбородке Гущина после того, как он потерял половину своего прежнего веса.
Семидесятилетняя Вера Павловна зарделась. Клавдий Мамонтов знал – перешагнувший пятидесятипятилетний рубеж полковник Гущин сразу при знакомстве произвел на гувернантку сильное впечатление.
Обедать сели все вместе в столовой – как в старые времена. Маша расстаралась, наготовила. Клавдий объелся. Макар от него не отстал. Вера Павловна настойчиво уговаривала полковника Гущина «хотя бы временно отойти от жесткой диеты». Прямо ворковала горлицей. Наблюдательная Лидочка поглядывала на нее и затем переводила взор на отца – мол, чего она? Макар строил ей украдкой строгие глаза. Лидочка прыскала – в свои четыре года она замечала все на свете и делала собственные выводы.
Отобедав, девочки захотели немедленно пойти гулять – солнышко выглянуло из-за туч и припекало. Горничная Маша забрала Сашхена – он весь обед просидел на руках Клавдия и одновременно тянулся к Гущину, не давая им донести ложку супа до рта.
Дети с Машей отправились на прогулку, а взрослые остались. Вера Павловна принесла послеобеденный коньяк и стопки. Чай со сладкими пирогами и вареньем. И эспрессо для полковника Гущина.
Макар философски созерцал бутылку коньяка, как Гущин себе наливает стопку до краев. Макар боролся с собой. Пить или не пить? Вот в чем вопрос!
– Только чай, – велел ему Клавдий.
– Не учите меня жить. Клава, братан, кто пьет чай – отчается. – Макар, однако, протянул свою чашку английского фарфора Вере Павловне. – Так неужели дело об убийстве на кухне раскрыто, а?
Полковник Гущин пожал плечами. Хлопнул коньяка.
Вера Павловна начала рассказывать ему, какие успехи делает Лидочка в русском языке. А по-английски вовсю уже читает детскую книжку греческих мифов. Потом они обсуждают их, и Августа тоже слушает и рисует. Она постоянно рисует! А Лидочка в мифах очень заинтересовалась обитателями рек и морей – царством Нептуна. Кажется, тритонами. И сказки она разные просит читать – классические старые сказки, например про Принца-Жабу.
– Лягушку? – спросил Клавдий Мамонтов. – Которого принцесса в сказке поцеловала? Фу, гадость. Любовь зла…
– В сказке все романтично, хотя и лживо, – Вера Павловна метнула сквозь очки взгляд на слегка осоловевшего после коньяка полковника Гущина.
– Как ваше здоровье? – спросил он заботливо.
– Прекрасно. Я бодра и полна сил. У нас на озере чудесный воздух и так тихо, покойно. Я каждое утро начала заниматься гимнастикой ушу.
Она пристала к Гущину со своей гимнастикой ушу – мол, если останетесь на выходные у нас, я вам покажу, это что-то! Недаром китайские пенсионеры все поголовно в парках занимаю…
В столовую как вихрь ворвалась Августа. Они удивленно повернулись к ней. Девочка всплеснула руками. Затем выбежала вон и через минуту вновь появилась – уже из детской с планшетом и листом ватмана, своим рисунком.
Она снова взмахнула руками, лицо ее исказила тревога.
– Принцесса, что стряслось? – спросил Макар.
Августа обогнула овальный обеденный стол и подбежала к Клавдию Мамонтову – он был ее любимчиком, сунула ему в руки свой рисунок.
– Похвастаться хочет перед тобой, – заметил Макар. – А круто она стала рисовать.
Клавдий Мамонтов улыбнулся девочке и глянул на рисунок.
«Озеро. Лодка. Наверное, наше Бельское озеро? И я на своем каноэ? Но нет – лодка, не каноэ. А в лодке стоит некто. Фигура с веслом – до пояса выглядит как обнаженный человек. А ниже пояса толстый хвост, не как у рыбы или водяного, но как у змеи. Тритон из греческих мифов? Но что-то не похоже и на тритона».
Клавдий Мамонтов ощутил внезапный дискомфорт – что-то насторожило его в рисунке Августы. Глаза изображенного существа. Они были ярко-желтого цвета. Только они и выделялись на лице, на котором не было никаких иных черт – ни носа, ни рта. Желтые горящие глаза пересекали перпендикулярные черные линии – так схематично Августа обозначила зрачки. Не человеческие, какие-то иные. Не из нашего мира.
– Классно, Августа. Кто это? Кого ты изобразила? – спросил Клавдий, зная, что Августа не ответит.
Девочка молча, настойчиво тянула его за рукав, махнула и полковнику Гущину.
– Она нас куда-то зовет, – понял Макар. – Детка, да что случилось?
Они все встали из-за стола и вышли на улицу. С открытой террасы – вид на парковую аллею к озеру. В конце аллеи они увидели Машу с прогулочной коляской.
Быстро пошли к ней, Августа буквально тащила Клавдия за собой, крепко вцепившись в его руку.
Горничная Маша переодевала Сашхена в коляске в чистый подгузник. Он сделал важные дела прямо на прогулке и теперь отчаянно брыкался и сучил ногами и руками, лежа на откинутой спинке коляски, отталкивая от себя новый памперс. Маша с головой ушла в их противостояние.
– Где Лидочка? – спросил полковник Гущин.
Маша указала им на берег – Лидочка находилась в поле ее зрения. Она стояла у самой кромки воды. Они подошли.
Метрах в ста справа вдоль берега скользила по озеру самая обычная лодка. А в ней кто-то стоял в полный рост, гребя одним веслом, давая себя Лидочке разглядеть. Второе весло покоилось в лодке.
– Мальчишка, – объявила Вера Павловна, вглядываясь сквозь очки в гребца.
– Подросток, – кивнул полковник Гущин.
Да, в лодке находился подросток, одетый в серые спортивные штаны и худи с капюшоном. У него были светлые волосы. Лицо его на таком расстоянии они не могли рассмотреть. Завидев рядом с Лидочкой взрослых мужчин и гувернантку, гребец начал сразу плавно разворачивать лодку назад.
– Эй, привет! – крикнул ему Макар.
Парень не ответил. Он развернулся и мощными гребками начал уводить лодку прочь, потом сел на весла.
– На нашем озере постоянно плавают на лодках, – заметила Вера Павловна. – На том берегу база гребная олимпийского резерва. Юниоры. Наверное, мальчик один из них. Спортсмен.
Клавдий Мамонтов следил взглядом за гребцом. Тот не пересекал озеро, нет, он плыл вдоль берега, правя в сторону дальнего озерного залива. Берег там местами покрывал густой лес.
– Августа, детка, что ты так встревожилась? – спросил Макар, наклоняясь к старшей дочери.
Августа молчала.
– Лидочка, а ты что нам скажешь? – спросил полковник Гущин насупившуюся Лидочку – та выглядела расстроенной и недовольной.
– Он вас не захотеть видеть, – ответила она уныло. – Он плыть домой.
– Оказывается, ты его знаешь?
– Конечно, мы с Августа знаем его.
– И как же его зовут?
– Prince of the lake… of water[5].
– Принц воды? – переспросил Макар. – Типа озерного Ланселота, солнышко?
– Нет, Prince Toad[6]. Я не знаю, как русский. – Лидочка глянула на отца своими голубыми глазами. – Он уплыть, но не значит уходить. Он здесь.
– Здесь? – Макар удивился.
– Да. Он разный. Он есть тут и прямо сейчас, – убежденно ответила Лидочка.
– Где? – спросил полковник Гущин.
– Colonel… Пол-ков-ник, я вам сейчас показать, – Лидочка произнесла русское словно «полковник» ради Гущина с великим усердием.
Глава 11
Тайный друг
Лидочка доверчиво взяла полковника Гущина за руку и повела за собой… к конюшне. Они все двинулись следом. Горничная Маша, закончив переодевать Сашхена, присоединилась к ним – катила коляску. Августа по-прежнему выказывала сильные признаки беспокойства. Чтобы как-то ее поддержать, Клавдий Мамонтов сам крепко взял ее за руку.
Он разглядывал конюшню – строение давно опустело. Когда-то отец Макара держал там лошадей. Но после его смерти и всего, что за этим последовало, Макар лошадей продал. Из конюшни даже убрали весь инвентарь, превратив ее в обычный сарай. На замок ничего не запиралось.
– Лидочка, какое красивое имя – Принц воды, Принц озерный, – заметил спокойно полковник Гущин. – Ваш гость сам себя так назвал?
– Нет. Это я сказать Августе, как в сказка. – Лидочка покачала светловолосой головкой.
– А как зовут мальчика? Как он сам себя назвал? Его имя ты знаешь?
– Toad… Frog[7]… принц, вы увидите сейчас. – Лидочка показала на дверь конюшни.
– Маша, вы ходили гулять к конюшне, когда я уезжал в Питер и Иерусалим? – тихо спросил Макар горничную.
– Мы гуляли в парке. Вот и Вера Павловна подтвердит. К конюшне мы не ходили, зачем? Может, девочки сами заглядывали туда? Я никогда их не оставляю без присмотра, – Маша волновалась. – Что вы, Макар, никогда! После того случая с похищением я глаз с детей не спускаю на прогулке. И Вера Павловна тоже.
– Дети всегда в поле нашего зрения, – подтвердила и гувернантка.
Макар промолчал. Он сам распахнул дверь конюшни.
Пусто. Свет закатного солнца пробивается сквозь пыльное окно, и в столбе света пляшут пылинки. Никаких принцев… Никого.
Клавдий Мамонтов с облегчением вздохнул – девчонки напридумали себе. А тот парень на лодке… мальчик… не такой уж он и мальчик, судя по росту и по фигуре – вполне сформировавшийся подросток-старшеклассник. Какой интерес ему общаться с маленькими детьми?
Полковник Гущин вслед за Лидочкой шагнул в сумрак конюшни. Она уверенно вела его внутрь.
– Ох, там аквариум! – воскликнула гувернантка Вера Павловна.
На крышке деревянного ящика, где раньше хранили корм для лошадей, стоял самый обычный аквариум. Они подошли к нему.
В аквариуме сидела на песке бурая жаба. Клавдий Мамонтов не поверил глазам своим – на голове жабы блестела маленькая золотая корона!
– Ничего себе! Пугало! Живая жаба! – Макар наклонился к аквариуму. – В короне… Лидочка, откуда она у вас?
– Он… не она… принц, – Лидочка положила на стенку аквариума свою ладошку, и жаба увидела – медленно двинулась в ее сторону. – Он быть в лодка, и он быть здесь у нас. Он разный. Он сам нам сказать – я везде и с вами. Он плыть сегодня, чтобы кормить себя сам.
– Сам себя кормить чем? – спросил Макар, распрямляясь.
– Его мясо, – Лидочка указала на стеклянную банку позади аквариума с мертвыми засохшими червями. – Надо другой – и он привозить. Но не захотел с вами. Он только с нами – со мной и с Августа. А вы большие, вы ему не нужно.
– Только с вами он хочет общаться, пацан безымянный, ваш принц. – Полковник Гущин взял в руки банку с дохлыми червями.
Затем он наклонился к аквариуму и… Лицо его внезапно изменилось. Удивление… тревога…
– Макар, Клавдий, ну-ка, взгляните сами, я без очков вблизи, – шепнул он.
Они оба тоже наклонились. Жаба-«принц» пялилась на них выпуклыми глазами, не мигая. Золотая корона на голове жабы была вырезана из обычной золотой фольги, аккуратно склеена.
– Вы ничего не замечаете странного? – хрипло спросил полковник Гущин.
– Нет… а что… ох, вот черт! – Макар не удержался.
И Клавдий, занятый короной и глазами земноводного, тоже разглядел, что так насторожило полковника Гущина.
Стежки бурых ниток…
Золотая корона из фольги была крепко пришита с двух сторон нитками прямо к бородавкам на голове жабы.
– Жабу вам парень подарил? – уточнил полковник Гущин, присаживаясь на корточки пред Лидочкой.
Она кивнула.
– А как он здесь оказался, на конюшне? На лодке приплыл?
Лидочка снова кивнула.
– Но по озеру постоянно плавают на лодках! – воскликнула Вера Павловна. – Мы и внимания с Машей не обраща…
– Когда папа уехал, парень… то есть ваш принц приплыл на лодке и познакомился с вами? – продолжал расспрашивать Лидочку Гущин.
– Да, мы скучать с Августа. Он плыть, мы ему махать. Ну, просто махать… весело. – Лидочка растерянно смотрела на встревоженные лица взрослых. – Он увидеть и на берег к нам.
– Но дети на берегу были всегда с нами, когда мы на озере, – пылко заявила горничная Маша, заслоняя собой коляску с Сашхеном от аквариума и покалеченной жабы.
– Выходит, не всегда, – полковник Гущин тяжело вздохнул. – Ладно, ничего страшного ведь не случилось. Лидочка, а где ваш принц, этот пират высаживался на берег тайком? Так, что его видели только вы с Августой? Он ведь не единожды к вам наведывался, а несколько раз, аквариум вам подарил.
Лидочка снова взяла его за руку и вывела на улицу из конюшни.
– Завтра утром жабу к ветеринару отвезу, – тихо объявил Макар. – Пусть башку жабью обработает и уберет корону. Надо ж до такого додуматься!
Лидочка повела их по тропинке в траве к берегу озера. Заросли кустов и… маленькая заводь. От нее до конюшни не больше тридцати метров. Клавдий Мамонтов оглянулся на аллею – заводь и кусты заслоняли деревья, если смотреть с аллеи.
– Лидочка, Toad… жаба и есть тот самый ваш тайный друг, про которого ты мне говорила? – спросил Макар.
Лидочка кивнула и глянула на Августу.
– Мой. Августа его не любить.
Клавдий подумал – старшая Августа просто в отличие от маленькой Лидочки хорошо разглядела, что кожа жабы травмирована шитьем. Но сказать этого сестре она не смогла. Вероятно, показывала, да легкомысленная Лидочка внимания не обратила. Или подумала, что так и надо? Но он прогнал от себя подобную мысль. Жестокость… Дети порой ее не замечают не из-за испорченности, а в беззаботности своей.
– Я решил, что друг ненастоящий, воображаемый. Персонаж их любимых мифов. – Макар пожал плечами.
– Кто твои соседи здесь, на озере? – спросил его полковник Гущин.
– Понятия не имею. Никогда соседями не интересовался, – Макар вздохнул.
Гущин глянул на Клавдия Мамонтова:
– А ты что скажешь?
– Не знаю я ничего про соседей, Федор Матвеевич, – признался Клавдий.
– Ты же здесь дело раскрывал – убийство его отца.
– Соседи тогда в поле нашего зрения не попали. – Клавдий Мамонтов глянул на помрачневшего Макара.
Полковник Гущин достал мобильный и позвонил в Бронницы – новому начальнику УВД, спросил, кто живет на берегах Бельского озера в районе заливов.
– Озеро – место тихое, Федор Матвеевич, – ответил начальник УВД. – Ни отелей, ни домов отдыха, ни турбаз, специально чтобы олимпийцам простор дать, где тренироваться. И поселков нет, деревни не близко. Поместье там, которое ваш знакомый, то есть внештатный сотрудник, – бронницкий полицейский усмехнулся, – унаследовал от богатого отца.
– Я в курсе. А кто еще на озере живет? Ближайшие соседи Макара Псалтырникова?
– Один и есть ближайший сосед – Зайцев. Тоже человек весьма обеспеченный, бизнесмен, у него мебельная фабрика в Касьяново. У него хоть и не поместье, но участок большой и особняк.
– У него есть семья, дети?
– А как же? Жена, как я слышал, молодая и сын взрослый от первого брака.
– Взрослый сын? А другие дети есть? Подростки?
– Не в курсе я. Вам справки навести о семье Зайцевых?
– Нет, спасибо. Я сам разберусь.
Полковник Гущин спрятал мобильный.
– Может, пацан из семьи обслуги Зайцевых? – заметил он. – Поехали навестим соседей прямо сейчас и сами глянем – кто такие и чего им от наших детей нужно. Родительский долг исполним, Макар.
Он так и сказал – «наших детей». Макар глянул на него преданно и благодарно. А Клавдий Мамонтов подумал, что наверняка коньяк ударил полковнику в голову. Раз он так рвется на разборку с соседями.
Однако, чуть поразмыслив, он решил – не только корона из фольги, пришитая по-живому к коже земноводного нитками, заставляет Гущина испытывать тревогу от сознания, что человек, который способен на такое, тайком входит в контакт с маленькими детьми Макара.
Есть и еще одно важное обстоятельство.
Но, прежде чем делать выводы, надо выяснить, кто на самом деле этот «тайный друг» – жабий принц.
Глава 12
Дом с медной крышей
Дом соседей на озерном заливе располагался всего в трех километрах к северо-востоку. А по воде и того ближе. Дом окружал сплошной высокий забор. В лучах заката блестела медная крыша, тронутая зеленоватой патиной.
Возле дома стояла «Скорая помощь». Когда полковник Гущин, Клавдий и Макар подъехали, со двора, отворив калитку, как раз вышли врач и медсестра с каким-то оборудованием в медицинских чемоданах и контейнерах. Макар отметил, что «Скорая» принадлежит дорогой частной клинике в Жуковском, услугами которой когда-то пользовался и его отец.
Врачей провожали двое мужчин – один в летах, восточной внешности, смуглый, явно по виду помощник по хозяйству, в рабочем комбинезоне, и молодой парень лет за двадцать, одетый в синюю толстовку и спортивные брюки. Тайного друга – жабьего принца – он был явно намного старше. Не тот.
– Здравствуйте, это дом Зайцевых? – спросил полковник Гущин. – Полиция области.
– Полиция? – Парень в толстовке удивился и встревожился. – К нам? Но зачем? Что случилось?
– Полиция приехала! – заорал на весь участок его спутник в комбинезоне, словно оповещая кого-то.
– Хозяин дома? – спросил Гущин. – Зайцев?
– Папа дома. Но к нему нельзя, он нездоров. А что такое? – Парень оглянулся на участок.
Он выглядел взволнованным. Клавдий Мамонтов оценил его – ничем не примечательная внешность, пепельные волосы, мышиного какого-то цвета, алые прыщи на подбородке и свежий порез на щеке, явно после бритья.
– Нам необходимо поговорить с вашим отцом. Это ваш ближайший сосед – он живет на озере. – Полковник Гущин кивнул на Макара. – Мы по частному делу приехали, не волнуйтесь. Но неотложному. Нам надо обсудить с вашим отцом и вашей матерью один важный вопрос.
– Моя мать умерла. Мой отец женат вторым браком. Но почему все же полиция?
– Полиция к нам! – снова заполошно оповестил его спутник.
– Полиция? – из глубины участка послышался еще более встревоженный женский голос – надтреснутый какой-то, почти истерический.
Клавдий Мамонтов вздрогнул – интонация… в вопросе словно заключен крик о помощи и одновременно страх…
– У вас есть младший брат? – спросил он парня.
– Адам? Он сын Евы.
– То есть как? – не понял Клавдий Мамонтов.
– Сын жены моего отца.
– А вас самого как звать?
– Василий. – Парень посторонился. – Ну, входите, раз приехали. И раз вы полиция. Что же мы на пороге. Удостоверения ваши можно посмотреть?
Клавдий Мамонтов достал свое, а полковник Гущин не удосужился даже – вошел в калитку, Макар за ним.
Их взору предстал неухоженный участок – все словно заброшено еще с зимы и осени, не прибрано. Просторный дом из красного кирпича – подобные «замки» с медной крышей строили богатые люди лет двадцать назад.
На кирпичной открытой веранде промелькнул силуэт – словно тень. Клавдий смог лишь понять, что это женщина с распущенными темными волосами в чем-то черном, то ли накидке, то ли хламиде. Мелькнула и пропала. Ей ли принадлежал тот исполненный ужаса и тайных слез голос?
– Сколько вашему младшему лет? – спросил полковник Гущин.
– Пятнадцать.
– Он плавает на лодке по озеру?
– Я не знаю. Возможно. Лодка у нас есть, и катер был, только он в ремонте, – Василий Зайцев отвечал удивленно и настороженно. – Что все-таки стряслось? Что не так?
– Нам надо переговорить с вашим отцом и его женой, – распорядился полковник Гущин.
– Невозможно. Папа болен. А Ева… она тоже больна.
– Молодой человек, вы глухой? – повторил полковник Гущин бесстрастно. – Мы приехали к вам не чай пить. А по делу, которое касается семьи вашего соседа Макара Псалтырникова. С вами мы пока волнующий нас вопрос не обсуждаем. С вашим младшим мы поговорим позже. Сначала со взрослыми. С родителями.
– Вася, пусть поднимаются ко мне. Что ты споришь с ними? – послышался мужской голос из отворенного на втором этаже «замка» окна.
– Папа, зачем ты встал? Тебе после капельницы лежать необходимо, – громко ответил Василий Зайцев.
– Я лягу потом. А ты проведи гостей ко мне.
– Пошли, – сказал Василий Зайцев. – Но учтите, ему нельзя долго разговаривать. Проявите милосердие – вы, полиция.
Он не пустил их через главный вход и веранду – они обогнули дом и зашли со стороны патио – в большую кухню. Поднялись по винтовой лестнице из коридора – холла, служившего чем-то вроде хозяйственной кладовой – со стеллажами, заставленными моющими средствами, инвентарем для уборки и кухонной посудой.
Обстановка на втором этаже стильная, но тоже запущенная, как и участок, как и сад. Комната, схожая с больничной палатой. Кровать с кронштейнами, монитор на стене, кресло у окна.
На кровати сидел худой как скелет совершенно лысый мужчина в больничной робе и пижамных штанах. Возраст его было трудно определить. Полковник Гущин лишь глянул на него и притих. Таких он повидал в госпиталях и клиниках, в которых лежал после ковида и ранения, – онкологические больные. Прошедшие химиотерапию и многое другое.
– Простите за вторжение, – сказал он и представился по полной форме, назвал имена и фамилии Макара и Клавдия.
– Соседи наши? Слыхал я про поместье Псалтырникова, это ваш покойный отец? – Зайцев-старший обратил к Макару бледное лицо свое – ни кровинки в нем, только глаза с лихорадочным тусклым блеском. – А я Иван Петрович. Извините, что в таком виде затрапезном…
Они все как-то смешались, разом поубавилось гонора и желания идти на конфликт.
– Так какой у вас ко мне вопрос? – спросил Зайцев-старший.
В этот момент в комнату-палату зашла женщина восточного типа в робе медсестры.
– Зейнааб, повремени, пожалуйста, с инъекцией, а? – попросил Зайцев.
– Ждать нельзя, Иван Петрович. Что сейчас доктор сказал? Сразу после капельницы надо сделать укол. – В руке домашней медсестры был шприц. – Зачем вы приехали? – спросила она с раздражением. – Человек болен, а вы лезете.
– Тихо, тихо, не надо за меня заступаться. – Зайцев протянул ей руку, и она сделала укол.
Сверкнула глазами – словно молнией пригвоздила полковника Гущина – и ушла.
– Итак, коротко, сама суть вопроса. И мы вас больше не побеспокоим. У нашего друга Макара Псалтырниова – вашего соседа – маленькие дети. Две девочки и годовалый сын. Нам стало известно, что ваш младший сын Адам, – полковник Гущин тщательно подбирал слова, – тайком несколько раз приплывал на лодке в их дом и познакомился с девочками. Им четыре и шесть лет, понимаете? А вашему младшему пятнадцать.
«А может, это и не их сын? – подумал Клавдий Мамонтов. – Вот сейчас выяснится, что мы не туда приехали, зря побеспокоили. А жабий принц совсем не Адам Зайцев».
– Слыхал я, что полиция уже и за детей принялась. – Зайцев криво, горько усмехнулся. – А что не так с сыном? Что он, экстремист или фейки распространяет? Или постит что-то в сетях? Или ваших детей к чему-то склоняет плохому?
– Папа, – Василий, находившийся в комнате и молчавший, попытался вмешаться.
– Тихо, Вася. Раз приехала полиция ко мне, удостоила меня, так сказать, своего внимания и высказывает нам какие-то непонятные претензии, то я тоже молчать не буду. У меня рак печени, последняя стадия, мне жить осталось мало. – Иван Васильевич Зайцев глядел на них почти с вызовом – горьким, страшным вызовом обреченности. – Поэтому я вас, полицию, силовиков, не боюсь. Все, чем мы жили, что мы строили, что наживали, что создавали, о чем пеклись, – все, все обратилось в прах. Наши надежды, планы, наш бизнес, наши мечты, наши капиталы… С кем новое будете создавать, а? Ну вот я, например, потерявший почти все… я умираю от рака… И таких, как я, умирающих не только физически, но и морально, – утративших надежды, утративших сам смысл существования, – полным стало полно. С кем вы останетесь? Сын наш младший вас не устраивает. То, что он с вашими отпрысками общается?
– О том, что вы серьезно больны, мы не знали, иначе бы не побеспокоили вас, – ответил ему полковник Гущин. – Вы сами отец. Можете понять отцовские чувства Макара Псалтырникова, его беспокойство. Ваш младший сын… у него с девочками слишком большая разница в возрасте для общения. Но не это нас обеспокоило. Сама форма – он назвался детям тайным именем, странным каким-то – принц Жаба. Он привез им в подарок покалеченное земноводное. Жабу, которой причинил мучения… боль… Именно поэтому мы решили поговорить с вами.
– Как понять причинил мучения? – спросил Василий Зайцев недоуменно.
– Он нитками пришил к голове земноводного корону из фольги, – ответил ему Клавдий Мамонтов. – Надо же до такого додуматься было! И подарил покалеченную лягушку малолетним детям. Совсем, что ли, того он у вас?
– Не может такого быть. Папа, что за бред? – Василий Зайцев обратился к отцу. – Чтобы Адька такое сделал?!
– Позовите вашего младшего сюда, мы и проясним вопрос, – предложил полковник Гущин.
– Вася, позови его, – сказал Зайцев-старший.
– Но сначала нам бы хотелось с его матерью, вашей женой, переговорить, – заметил Гущин.
– Нет, исключено! Папа, да скажи им! – Василий Зайцев глянул на Гущина в упор – чего, мол, вы добиваетесь, а?
– Позови Адама, – снова велел Зайцев-старший.
Василий раздраженно пожал плечами и ушел.
– Насчет того, что вы говорили нам, не волнуйтесь, – полковник Гущин помолчал. – Ваше право говорить, что думаете. И мне жаль, что… со здоровьем у вас так все…
– Значит, не накатаете на меня донос? – Зайцев презрительно усмехнулся. – А то пишите – контора пишет. Сажайте меня. Мне уже все равно где умирать – дома ли, в больнице, в тюрьме… Врачи от меня отказались.
В комнату вернулся Василий, с ним зашел высокий светловолосый подросток в черной толстовке с капюшоном. Клавдий и Макар лишь глянули на него и…
– Ты по озеру на лодке плаваешь? – спросил его Зайцев.
– Плаваю, Иван Петрович, гребу, тренирую мускулы, – голос у Адама был уже юношеский, грубоватый, хотя и срывался на мальчишеский дерзкий фальцет.
– К соседям на огонек заплывал, у которых девочки маленькие?
– Малявки две? Мне интересно стало просто – кто там поселился? Дом ведь всю зиму пустовал. Так ради понта я сплавал.
– Не один раз сплавал ты в гости, – возразил полковник Гущин. – Подарок своим новым маленьким друзьям привез.
– Какой подарок? – Адам глядел на них с усмешкой.
– Жабу в аквариуме.
– Какую еще жабу? – Самая светлая и самая простодушная улыбка осветила лицо подростка – узкое как лезвие ножа, не по-детски красивое.
– С короной на голове, которую ты нитками прямо к коже пришил.
– Какую корону? Иван Петрович, чего они волну гонят на меня? Я понятия не имею, о чем они говорят.
Клавдий Мамонтов подумал – или препираться с ним в присутствии больного раком отчима, или просто оттаскать его за уши прямо сейчас. Наглый. Лживый. Смеется над ними. Издевается.
– Не ходи в гости к соседям. Там тебе не рады, – велел Зайцев-старший. – Больше он к вам никогда не придет. И на лодке не приплывет. Инцидент исчерпан?
– Да, – полковник Гущин кивнул. – Хотелось бы надеяться, что ваш младший слова принял к сведению. Чем ты жабу… иголкой или шилом? Не жалко тебе было живое существо увечить?
– Я не понимаю, о чем вы говорите, – Адам еще светлее улыбнулся. – Все, я свободен?
Он повернулся и исчез за дверью.
– Он никогда больше к вашим детям не придет, спи спокойно, страна, – объявил Зайцев-старший.
– Уходите, папе надо лечь, – Василий буквально выгонял их.
И они покинули мрачную комнату-палату. Спустились по винтовой лестнице в кухню. Адам стоял у навороченной кофеварки и готовил себе капучино.
Макар и Клавдий снова переглянулись – одна и та же мысль посетила их.
– Ну а с собаками что ты сделал? – спросил его тихо Макар.
