Татьяна Буглак
Выбор Младенца
Хозяева теперь были объединены новой целью и на время забыли о вражде.
– Я отвезу, я сумею! – залебезил биолог. – Но в катер все не поместятся, возьмите с собой по три человека, и этих тоже, они нужны будут.
Нас закинули в катер, и биолог, неуклюже устроившись в пилотском кресле, поднял планетарник над лесом.
– Дайте им ту коробку, пусть подлечатся. – он кивнул на аптечку. – И следите, чтобы не делали глупостей! Только лечение.
Катер шёл медленно и неровно, дёргаясь, как игрушка в руках неумелого кукловода, отчасти и потому, что Эл то и дело отвлекался от пульта, что-то набирая на своём коме. Видать, снова свои драгоценные образцы проверял. Из-за них он нас и предал, сволочь!
Нас катало по кабине, словно горошины в коробке. Лёшка, вцепившись в меня, зло шепнул:
– Чтоб он гробанулся! Нам так и так не жить, а его я урою!
Биолог почти не умел вести планетарник, а садиться умел ещё хуже. Но почему-то направил катер в ангар, неуклюже поставив его поперёк просторного помещения почти впритык к малому катеру-атмосфернику.
– Приехали. – Эл, не обращая внимания на направленное на него охранниками оружие, шагнул к выходу из катера. – Возьмите этих и поставьте у той стены, их должна опознать техника. Сейчас я открою корабль и проведу вас к Младенцу.
Хозяева и их охранники напряглись, уже просчитывая свои шансы. Особенно это было заметно по лицам солдат: каждый из них представлял, что Младенец выберет властелином мира именно его, ведь нигде не говорилось, что выбор должен проводиться только между Хозяевами. Мы с Лёшкой стояли, опираясь на стенку атмосферника, и лишь наблюдая за происходящим.
Шурх-шурх-шу-урх…
За переборкой грузового отсека раздавались еле слышимые, странные, невозможные в обычное время звуки, на мгновение заглушённые не менее странным в такой ситуации насвистыванием биолога. Михаил коротко ударил этого гада по лицу:
– Открывай! И заткнись!
– Сейчас. – Биолог улыбнулся разбитыми в кровь губами.
Мне хотелось убить его, уничтожить этого предателя. Как хорошо, что сейчас здесь нет Ниссы! Хотя бы она в безопасности и не знает, что такое пресмыкательство перед безумными хозяйчиками, возомнившими себя повелителями над жизнью других людей.
Двери грузового отсека разошлись, и в ангар внезапно хлынула волна мелких, с кошку, наверное, тварей: словно бы обтянутые мокрой розовой кожей крабы с мягкими мешкообразными телами и круглыми ртами, обрамлёнными сотнями мелких острых зубов. Они десятками прыгали на людей, раздирая одежду и тела, словно голодные псы, нападающие на обессилевшего оленя. Ангар заполнился воплями, которые перекрыл чёткий спокойный голос Эла, стоявшего у самой двери в отсек и едва видимого под лавиной этих существ:
– Экстренная эвакуация, только экипаж!
Всё произошло в считанные секунды – открытый отсек, смертельный вал безумных тварей, толкнувший меня назад, в стену атмосферника, Лёшка. И вдруг наступила тишина. В следующее мгновенье на меня повалился пилот, втянувший за собой потерявшего сознание и залитого кровью биолога. Пинком вышвырнув из кабины вцепившуюся в ногу Эла тварь, он приказал:
– Он на тебе! Я веду «мопед».
Я, с трудом извернувшись на небольшом сиденье, дотянулся до короба с аптечкой и занялся Элом. Он был жив, но изодран в клочья. Хорошо, что до живота и горла эти твари добраться не успели, только до рук и ног, но там было месиво. Его в реанимацию надо, а у нас была только обычная аптечка с минимумом лекарств и простым минихирургом. К тому же не хватало места : малый катер, или, как его в шутку окрестила Нисса, «мопед», рассчитан на четырёх сидящих пассажиров. Я, стараясь не обращать внимания на собственную боль, вклинился в промежуток за спинкой пилотского кресла, уложил Эла на заднее сиденье и раскрыл минихирург. Хотя бы кровь остановить и раны биогелем закрыть. Повезло, артерии целы. Где же пакеты с биогелем? Эл должен был их положить.
***
Не знаю, сколько прошло времени, но мне всё же удалось остановить кровь и наложить повязки. Но долго он так не протянет. Хорошо, болевой шок купировал – обезболивающее у нас сильное.
– Садимся, – хрипло предупредил Лёшка. – Держи его, может тряхануть.
Но сели мы мягко – на песчаный пляж. Впереди расстилалось сероватое море, позади золотились стволы сосен. Лёшка откинулся на спинку кресла:
– Выбрались. Здесь людей нет.
По его лицу текла кровь: – эти твари успели порвать и его, хотя и не так сильно, как Эла.
– Вылезай, тебя тоже штопать надо.
Я подхватил так и не сложенный минихирург, выбрался из катера. Лёшка буквально упал на песок и, закусив губу, ждал, пока я обрабатывал его раны. Потом с трудом сел:
– Теперь твоя очередь.
– Я вроде цел, – я пожал плечами, – только синяки.
– Глянь на ноги.
Только в этот момент я увидел, что мои ноги до колен изодраны, словно я повстречался с морской пумой.
– Я ничего не чувствовал. – Я, ослабев, сел на песок.
– Шок. – Теперь уже Лёшка расставлял надо мной «абажур» минихирурга. – Но сейчас будет больно. Терпи.
Я шипел, чувствуя, как щупы прочищают мои раны, сшивают их биоскобочками, заливают биогелем. Но по сравнению с Элом и я, и Лёшка были целы.
– Что делать будем? – Лёшка взглянул на спавшего под действием обезболивающего биолога.
– Есть и спать. – Я полез в катер, стараясь не потревожить Эла. – Держи НЗ, Эл побеспокоился, ещё неделю назад. Как ты сообразил-то?
– А ты не понял, что он свистел? – Пилот вгрызся в брикет НЗ. – Это же «Мышь и кот», забыл?
– Я не соображал ничего. – Я отхлебнул тоника. – Значит, у биологов те же сигналы?
– Да во всей КА одно и то же. Меня этой песенке ещё дед учил, а его – его прадед. Ещё тогда её как сигнал «препод идёт, готовьтесь», использовали. – Лёшка на мгновенье улыбнулся воспоминанию, потом закрыл глаза, откидываясь в кресле. – Нам обоим нужно отдохнуть.
***
Проснулись мы от тихих стонов Эла. Я наклонился над ним, радуясь теперь, что биолог невысок и умещается на сиденье катера.
– Лежи, тебе нельзя двигаться.
– Выбрались? – Он едва заметно улыбнулся, попытался поднять руку с комом, и тут же с изменившимся лицом уронил её, видимо, вспомнив, что проверять уже нечего.
– Да, выбрались. – Я ввёл ему в нетронутый участок плеча обезболивающее. – Сейчас напою тебя, тебе нужно поправляться.
– Спасибо… – Он сделал вид, что верит в выздоровление, почти невозможное в таких вот условиях. – Лёшка цел?
– Цел. – Пилот жевал брикет НЗ. – И думаю, что это вообще за колония? Ничего подобного никогда не было. Внешне всё похоже на колонии Объединённого Человечества, но всем правят «хозяева жизни», да ещё Младенец этот…
– Ты видел эмблему на коробке? – Я смотрел на звёзды, пытаясь найти среди них знакомые.
– Ну, видел, – пожал плечами Лёшка и поморщился от боли в изодранных руках. – И что?
– В детстве я слышал легенду о «Полудне. – Я взял фляжку с тоником. – Это было в начале двадцать второго века, вскоре после истории с големами. Именно из-за неё тогда и подняли вопрос: нужны ли Человечеству те, кто считает себя «хозяевами жизни»? Но они тогда имели ещё очень большую власть, до их Бегства было далеко, и уйти из Солнечной системы решили нормальные люди. Молодёжь, мечтавшая о мире без войн, мире равных возможностей, мире, где ценят каждого человека. Они любили старинные книги, в которых описывался такой мир, и, построив корабль – один из первых межзвёздных, он даже в Летопись не был внесён, она тогда не велась ещё, – назвали его «Полдень». Корабль ушёл незадолго до истории с Детьми Марфы, на нём, как говорят, был композитор, написавший музыку, которую потом использовали для гимна Объединённой Земли. Больше о корабле ничего неизвестно. На той коробке была эмблема «Полудня».
– Но если так, то почему?.. – Лёшка был потрясён. – Как они, мечтавшие о мире равных возможностей, построили вот такое?!
– Не они, – еле слышно сказал Эл. – Я же успел немного поговорить с тем стариком, до того, как его… как его убили. Он рассказал мало, но кое-что успел. Через несколько десятков лет после того, как корабль сел на этой планете, была эпидемия, погибли почти все взрослые, остались лишь дети и подростки, кое-что знавшие из простых технологий, но и только. Умиравшие собрались на корабле и закрыли его, как мы сейчас свой. Вы же заблокировали его?!
– Да, не волнуйся, – успокоил его Лёшка. – Старичок послужил нам в последний раз.
– Хорошо. – Эл облегчённо вздохнул. – В общем, тогда осталась лишь молодёжь, родившаяся уже здесь. И воспринимавшая рассказы старших о «хозяевах жизни» как старую сказку. Им не хватило знаний, чтобы предотвратить регресс.
– Скорее, этих знаний не хватало изначально. – Я старался вспомнить легенду. – Построившие корабль были идеалистами, верившими, что стоит только уйти с Земли, оставив на ней все «устаревшие» знания, и этого будет достаточно. Надо всего лишь правильно воспитывать детей. Но ведь кроме любви и дружбы есть ещё и экономика, и психология, а они этого не учитывали, как и многого другого. Они изначально не смогли создать равновесие, опираясь лишь на идеалистические принципы, и скатились к той же структуре. Эпидемия лишь ускорила это. Ведь сказки о «хозяевах жизни» уже были. Но то прошлое. А вот как ты всё это сделал?
– Я? – Эл слабо улыбнулся. – Вы думали, что Чжоу не разберётся с катером, да? Пока мы летели к Короне, он понял, как им управлять. Ещё когда мы ели, его люди в катер бомбы загрузили.
– Что? – Мы с Лёшкой не могли поверить, но всё же смутно помнили, что солдаты на самом деле какие-то ящики с собой тащили.
– Почему ты думаешь, что бомбы? – Лёшка всё-таки не верил.
– Из одной коробки запал торчал и порох сыпался. Я в детстве как-то его сделал – порох-то, – ох мне тогда и влетело! – Эл чуть улыбнулся, стараясь не показать, насколько ему плохо, но на его лбу выступил пот, дыхание сбилось. Я поспешил вколоть биологу обезболивающее, думая про себя, что лекарства хватит всего на сутки-двое.
