Татьяна Бондарь
Сказки Освии. Шершех
Отмотка
Время потерялось в мрачном душном забвении, ставшим моей новой реальностью. Иногда я видела обрывки того, что делал Шершех моими руками, и мне становилось отвратительно плохо, а он довольно ворчал. Шершех специально давал мне возможность увидеть самые жуткие события, устроенные им, чтобы подпитаться моими негодованием и злостью. Таких возвращений в реальность было три. Шершех не торопился меня «отматывать», справедливо веря, что теперь я от него точно никуда не денусь, и упивался полной властью надо мной.
В первый раз он показал, как я вхожу в тронный зал короля Вальга в окружении устрашающих на вид наёмников. Не знаю как – интригами, подкупами, проповедями или всем вместе, но Шершех сверг Вальга. Стража несчастного короля не явилась на его защиту.
«Если он так слаб, то не достоен того, чтобы быть королём!» – сказал мне Шершех, оправдывая свой поступок.
Второй раз Шершех «включил» меня после покушения. Не знаю, каким чудом, но Освальд, Рональд, Василика и почему-то Альберт, пробрались в спальню Шершеха, пока он спал, и уже начертили на полу необходимый узор в отчаянной попытке спасти меня, но что-то пошло не так. Освальд не успел прочитать заклинание, Шершех проснулся, и призванная им стража связала и увела моих друзей.
«Если они готовы рисковать, пусть узнают, что значит проиграть и всё потерять», – опять сказал он мне.
Ещё один раз он показал мне непривычно пустые улицы Вераильма. Редкие затравленные прохожие спешили в укрытие, общее уныние охватило город.
«Если они не способны бороться за свою свободу, значит она им не нужна!» – припечатал Шершех своей жестокой логикой.
После этого он надолго забыл обо мне. Моя реальность становилась похожа на сон, в котором осознанности оставалось всё меньше. Из воспоминаний сначала исчезли колобок и Дэми, потом Освальд и Василика, а за ними Рональд и Альберт. Пока ещё оставалось моё детство, но его события и лица и до этого были основательно размыты временем, а теперь казались совсем зыбкими и нечёткими. Как я ни цеплялась за эти последние образы, постепенно они тоже истончились до прозрачности. До конца отмотки осталось не долго.
«Ещё чуть-чуть, и меня не станет», – подумала я из дальнего закутка своего сознания, и эта мысль не вызвала поначалу ни боли, ни страха, будто в последний миг перед тем, как провалиться в сон, ты неожиданно понимаешь, что уже не проснёшься, но тебе всё равно не хочется вырываться из сладких объятий сна. Потом я возмутилась собственному спокойствию.
«Не сдамся!» – мелькнуло у меня. – «Я – есть, и я кому-то обещала, что не сдамся!»
Эта короткая мысль потянула за собой другую, вызывая к жизни образы тех, кому было дано это обещание. Они в свою очередь подтягивали за собой всё новые, запуская обратный процесс и заставляя кубики только что разрушенной пирамидки воспоминаний, выстраиваться заново. Образовавшаяся на месте моей памяти пустота, была рада вернуть всё то, что из неё вытягивали силой.
– Молодец, – похвалил меня кто-то, и память услужливо подсказала, что это был Лелель. Он стоял передо мной, как живой, беззаботно играл на перкулеле и напевал:
Наш рыжий рыцарь хэй-хо, хэй-хо
Имел друзей за границей.
Он к ним поспешил, хэй-хо, хэй-хо
Помочь им с врагом сразиться.
Но враг оказался хитёр и силён
И рыцарь закован в цепи.
А оранжевый кактус зовёт, хэй-хо:
«Мой преданный рыцарь, где ты?»
Лелель оборвал песню, прижав струны ладонью, посмотрел мне в глаза и сказал:
– Сейчас самое время вернуться, Лисичка, иначе уже через полчаса Шершех скажет тебе: «Они были слишком ничтожны, значит не достойны того, чтобы жить!»
Лелель пропал, а я почувствовала, что помню всё, каждую минуту своей жизни, Рональда, Альберта, Освальда. Вспомнила, что Шершех поймал их, и они, должно быть, в опасности. А главное, я вспомнила то самое заклинание, которое когда-то казалось мне бесполезным, и ценнее которого я теперь не знала.
– Я обещала, что превращу тебя в доброго и гладкого? – спросила я, зная, что он меня слышит. Шершех растерялся, так неожиданно было для него снова услышать мой голос внутри давно обжитого тела. – Так вот, я графиня, и не имею права нарушать данного мною слова! – и произнесла заклинание.
Последний бой
Меня рывком вернуло в реальность, а Шершеха так же резко выдернуло из неё. Глазам открылся Вераильм. В первый раз, когда я увидела этот город, он был белым и прекрасным, а теперь лежал под моими ногами неузнаваемо серый и мрачный. Придя в себя, я обнаружила, что сижу посреди высокого помоста, выстроенного над дворцовой площадью. Под помостом бил фонтан, который раньше уродовали пират Мурат и его попугаи. Теперь там возвышалась не менее отвратительная композиция в виде трех людей, с подозрительно знакомыми лицами. Я повернула голову, и сомнений в том, с кого эту скульптуру отливали, не осталось. По правую руку от меня на троне из серебра восседал Чёрный Геральт, по левую – дядя Коллоп, а между ними был мой собственный, золотой трон.
«Да ладно! – не поверила я. – Где ж я вас раскопала? Ну Геральт ещё куда ни шло, он в тюрьме Вераильма прописался, но чтоб Коллоп!..»
Хорошо, что у меня хватило выдержки сказать это про себя, а не вслух. Однако волна моего удивления была так сильна, что оба мага её почувствовали, даже не имея дара. Неприятные маги молча повернули головы и подозрительно уставились на меня. В ответ я растянула лицо в самой широкой улыбке, на которую только была способна. К моему облегчению, маги отвернулись и стали смотреть перед собой с самым сосредоточенным видом. Я постаралась принять такой же важно-отрешённый вид, как и они, посмотрела вперёд и обомлела.
По площади, оцепленной суровыми стражами, совсем не похожими на прежних добрых и наивных хранителей покоя Асскары, вели закованных в цепи людей, в которых я с трудом узнала Рональда, Альберта, Освальда и Василику. По их виду было ясно, что они прошли через многое за время правления Шершеха. Они были до того худыми, что прорванная, перепачканная одежда болталась на них, как паруса на мачтах в штиль.
Рональд сильно хромал на правую ногу. На шее Освальда был ошейник с вдетым в него кольцом, и обрывок верёвки всё ещё свисал с него. С острой горечью я поняла, что верховного мага водили на поводе, как собаку. Альберт хоть и не был таким худым, как остальные, но еле шёл и постоянно спотыкался. Он был бледен и измучен. Одежда на нем вымокла насквозь, казалось, что он только вышел из-под пытки, а палач окатил его водой, чтобы привести в чувства. Правая рука Василики была на перевязи, сделанной из обрывков левого рукава и низа её рубахи. Левая рука, обнажённая до плеча, была покрыта припухшими лиловыми синяками и гниющими ранами. Её волосы отрасли на пядь с того момента, когда я её видела в последний раз. Значит, я пробыла в пустоте, а мои друзья под пытками, не меньше нескольких месяцев.
Друзья смотрели на меня с непривычной и пугающей ненавистью, какую испытывают к палачу с раскалёнными клещами в руках. Только через секунду я поняла, что ненависть эта вызвана тем, что они видят вместо меня Шершеха. Друзей выстроили внизу у помоста и принялись привязывать к столбам. Картина до боли напоминала ту, которую я видела во сне перед побегом из дома Освальда, только тогда горел Альмагард, а здесь лежал в сером могильном отчаянии Вераильм. В том сне всё закончилось плохо.
Моя рука нервно скользнула по шее, нащупав ненавистное ожерелье. Оно всё ещё было на месте, его разбитые камни не смущали Шершеха, по каким-то своим причинам он не спешил избавляться от бывшей клетки.
Друзей подвели к помосту, и глашатай стал зачитывать приговор. Я напряженно вслушалась. Одного взгляда на четыре столба и сложенные под ними дрова было понятно, к чему именно приговорила я своих друзей. Теперь, из речи глашатая становилось ясно ещё и в чём именно я их обвиняла. Хитрый и бессовестный Шершех собирался казнить единственных, знающих о нём людей, использовав злодеяние, которое совершилось не без его косвенного участия. Он ставил им в вину гибель единственной наследницы аскарского престола, принцессы Амель. Доказательство преступления молчаливо стояло на табуретке в розовом горшочке и никаких «хэй-хо» не пело. И в этот момент неуместное понимание, что расколдовать Амель совсем просто, пронзило меня. Я была как человек, евший всю жизнь суп вилкой, а под старость внезапно открывший для себя, что ложкой удобнее, но уже поздно, весь суп давно съеден.
Нужно было торопиться. Опыт показывал, что Шершех никогда не уходит на долго. Я вытянула вперёд руку, указывая пальцем на торжественный кактус. Глашатай замолчал, боясь меня до дрожи в коленях. Из пальца в кактус ударила молния, колючки с него осыпались, и Амелька снова стала девушкой, скромно сидящей на табуретке, в том самом платье, которое она надела на бал во дворце Альберта.
Мгновение повисшей тишины разорвалось криками и ликованием толпы. Лица стоящих передо мной друзей осветились радостью, вместо палача они увидели во мне давно потерянного друга.
– Освободите их, – как можно более властно приказала я стражам. Они, к моему огромному удивлению, послушались, и начали неуверенно распутывать узлы, но не успели.
Я окончательно выдала себя перед Геральтом и Коллопом. Оба чёрных мага уже были на ногах, в боевых стойках, но страх перед Шершехом, их прежним хозяином, сдерживал магов от удара.
– Что, струсили, червяки безвольные? – прошипела я яростно, обращаясь к старым знакомым, и становясь в первую позицию «боевое заклинание. Быстрый обстрел».
Геральт собрал пальцы в щепоть, и пальнул в меня неизвестным заклинанием. Я выставила щит, но он не выдержал удара, его разорвало на кусочки, а меня опрокинуло на лопатки и вдавило в доски помоста.
Осколки моего щита и остаточный импульс заклинания Геральта, разлетелись в стороны брызгами синих искр, покрывая радиус не меньше десяти саженей. Они рассыпались по площади, поджигая плащи стражей, нищенские обноски горожан, обрывки грязных занавесок в раскрытых окнах домов. Площадь Вераильма наполнилась дымом и криками. Люди бежали прочь, стражи без колебаний бросали посты и придавались постыдному бегству, даже не попытавшись затушить набирающий силу пожар. Под кострами друзей вспыхнуло сено, щедро пропитанное смолой. Языки пламени мгновенно поднялись вверх, уверенно перекинулись на поленья, и поползли к ногам пленников.
Прижатая к помосту, я глядела на расползающийся огонь, и с отчаянием понимала, что не успеваю помочь друзьям. Будто поняв мои мысли, Амель соскочила с табуретки и побежала вниз, быстро преодолевая ступени помоста. Она подняла меч, оброненный кем-то из самых трусливых стражей, и, не боясь пламени, сама стала перерезать верёвки у привязанных к столбам друзей, начиная с Альберта. С невыносимой мукой я подумала, что до Рональда она доберётся в последнюю очередь, а огонь уже лизал его сапоги.
Мне нужно было спасать его, но Геральт пускал одно заклинание за другим, не давая прийти в себя. Я еле успевала отбиваться. Хуже всего было то, что первое заклинание Геральта по-прежнему крепко держало меня, не давая увернуться или колдовать в полную силу. Дядя Коллоп решил помочь напарнику. Пока я ставила очередной щит, он просто нагнулся и поймал мои руки, не давая сделать новый пасс.
И в этот момент с неба раздался оглушительный крик, настолько противный и громкий, что все, кроме дяди Коллопа и меня, невольно зажали уши и подняли головы вверх. На площади так много всего происходило, что никто и не думал смотреть в небо, а там между тем творилось нечто небывалое. С окраин королевства слетались птицы-стражи. Они кружили над толпой темным облаком, предвещая беду. Тени их крыльев скользили по земле, погружая площадь в сумрак дождливого дня, истошные вопли едва ли не разрывали барабанные перепонки. Оставшиеся на площади редкие люди смотрели на птиц, как заворожённые, не понимая, приближается ли новая опасность, или птицы безнадёжно опоздали предупредить о только что произошедшей.
Ответ на этот вопрос не заставил себя долго ждать. Уродливый фонтан, украшенный моей скульптурой, со страшным грохотом ушёл под землю, на его месте открылась чёрная дыра, напоминающая воронки Геральта.
– Твоих рук дело? – спросила я у него так строго, что он вздрогнул. Похоже, я напомнила Геральту, как мать корила его за разбитую вазу. От секундной растерянности Геральта удерживающее меня заклинание отпустило. Я почувствовала, что снова могу двигаться и лягнула его между ног. Он согнулся пополам и отступил, магия магией, а физическую боль никто не отменял. Геральт был ненадолго выведен из строя, но времени терять было нельзя, а оставался ещё Коллоп. Он всё так же стоял, полусогнувшись и крепко сжимая мои запястья. Я вывернулась, обхватила ногами его шею и рывком дёрнула вниз, не думая в тот момент о последствиях. Старый мешок потерял равновесие и полетел прямо на меня. Он, крепко приложился головой о доски помоста между моих ног и обмяк, придавив толстым пузом. Пока я выбиралась из-под него, Геральт уже пришёл в себя, но, хоть смотрел с ненавистью, нападать не торопился. Он ясно видел бегущую к помосту четвёрку моих друзей. Они все теперь были свободны. Освальд на ходу сплетал заклинание.
Геральт был сумасшедшим, но не глупым магом. Он хорошо знал, чем заканчиваются для него встречи с Освальдом. В третий раз в тюрьму ему не хотелось. Геральт не стал долго думать, превратился в чёрную птицу и полетел прочь, но птицы-стражи стаей набросились на него и облепили плотным облаком. Раздался истошный крик, и когда птицы-стражи брызнули в стороны, Геральт полетел вниз, безвольно раскинув растрёпанные крылья. Возможно, падал он ещё живым, но удача отвернулась от него окончательно, и он угодил в пламя костра. Запах горелых перьев наполнил площадь, доказывая лучше слов, что больше Чёрный Геральт не навредит никому.
Дядя Коллоп лежал без сознания на гладких лакированных досках, но, праздновать победу было слишком рано. Птицы кричали не зря. Земля под ногами дрогнула, и из провала на месте фонтана, подобно полчищу огромных чёрных жуков, полезли зашитые в кожаные доспехи солдаты фермесской армии. Кривые сабли и ятаганы, блестели, как жала, в крепких, натренированных убивать руках.
Фонтан на дворцовой площади оказался тем самым местом силы, которое так старательно искал Освальд, и которое я помешала ему найти.
Почти без усилий, чёрная волна фермесцев стёрла остатки аскарской стражи, не успевшей бежать с площади. Справившись с ними, резвые фермесские бойцы двинулись ко мне прямо по подмятым телам. Они поднимались по ступеням помоста, лезли по толстым опорным столбам, чтобы обезглавить королевство одним ударом, убив того, кто занимает трон. На помосте сейчас стояла только я, и на меня приходилось целых три трона. Надо было бежать, прямой бой никогда не был моей сильной стороной.
– Невидимость, – в панике шепнула я, и, стараясь не шуметь, полезла вниз, цепляясь за зазоры между досками. На мою удачу, несколько нижних досок были выломаны, я протиснулась между ними и спряталась под помостом. Первые солдаты к тому времени уже добежали до верха, и теперь растерянно топтались на том самом месте, где несколько мгновений назад стояла я. Из резвых, хорошо обученных рубак они превратились в сутулых и хмурых исполнителей чужой воли. Задание оказалось провалено, обезглавливать было некого. Я увидела фиолетовую волну их беспомощной ярости. Они теряли надежду на триумфальное возвращение домой, ради которого в прошлом согласились на долгие годы тренировок, бесконечное преодоление боли и отказ от спокойной мирной жизни. От досады они отыгрались на несчастном Коллопе, всё ещё лежавшем без сознания. Я зажмурилась, чтобы не видеть эту жестокую расправу, и вновь открыла глаза, только когда доски помоста за моей спиной хрустнули. Я обернулась на звук, но никого не увидела.
– Хвала богине, ты здесь! – сказал Освальд, снимая невидимость с себя и с остальных. За ним в моё укрытие забралась сперва Амель, затем Василика, Альберт и Рональд. Противомагического ошейника на Освальде уже не было, и едва мы все оказались снова вместе, он одним щелчком пальцев поставил звуковой щит, чтобы мы могли слышать друг друга в нарастающем шуме.
Моему облегчению не было предела, на глазах наворачивались слезы. Случилось несбыточное – я снова была собой, и мои друзья все стояли рядом.
– Ты же не должен меня видеть! – сказала я, снимая заклинание невидимости. – Я плохая ученица, моя невидимость ни к чёрту.
– Твоя невидимость в порядке, – как всегда невозмутимо сказал Освальд. – Тебя выдаёт паутина в волосах.
И хоть было не время и не место, я все-таки заплакала, и крепко обняла каждого из них. Только новая тревога смогла отвлечь меня от этого занятия.
– Где Дэми? – в испуге крикнула я.
– За неё не беспокойся. Они с Колей у бабушки в деревне. Когда ты начала наводить страх на королевство, мы сразу её туда отправили. Бабушка Василики кого угодно сможет убедить, что её трогать не стоит. Не уговорами, так трёхзарядным арбалетом, который всегда у неё под рукой.
На площади раздался грохот, пробивший даже звуковую завесу щита Освальда. Мы прильнули к доскам помоста, и вместе стали наблюдать, как фермесские солдаты заполняют площадь. Их было очень много. Казалось, что в Аскаре, ослабленной правлением Шершеха, не осталось силы, способной дать отпор врагу. С площади исчезли все краски, кроме чёрного цвета их лат. Амель, дрожа, смотрела на горящее, захваченное врагом королевство, и только Василика с лёгкой усмешкой взирала на происходящее, явно чего-то ожидая.
– Сейчас начнётся! – сказала она. – Ещё посмотрим, кто кого!
И будто услышав её слова, с боковых улиц, охваченных огнём, потекла рекой ночная стража Вераильма. Воспитанники Василики врезались в ряды врага, разрывая безупречный строй фермесцев. Капитанша была права, – началось. Она хорошо тренировала своих подопечных, и теперь с гордостью смотрела, как они достойно встречают врага. Чёрное плотное полотно строя фермесцев всколыхнулось и прорвалось под их напором.
– Я к ним, ваше высочество, – подмигнув, обратилась Василика к принцессе, и, не дожидаясь разрешения, выпрыгнула из-под помоста, раздобыла меч и прорубая себе дорогу, побежала туда, где среди чёрной реки, белело пятнышко ночной стражи. Альберт и Рональд последовали её примеру и поспешили на помощь. Под помостом остались только я, Освальд и Амель. Я хотела бежать следом, но Освальд схватил меня за плечо.
– Твоя сила не в этом. Колдуй! – почти приказал он. Я зажмурилась и постаралась сосредоточиться. Это было трудно, как никогда. Впервые в жизни я не могла справиться со своим даром. Сейчас видеть эмоции в цветах было мучительно, от безумства красок болели глаза. Наверное, именно к этому стремился Шершех. При воспоминании о нём рука сама потянулась к шее, но холодных гладких камней не оказалось под пальцами. Ожерелья не было. Когда-то оно незаметно появилось на мне, теперь так же незаметно исчезло, само выбрав для этого момент.
Похоже, Шершех тоже не справился с силой чужих эмоций, потому что именно теперь, над помостом, где толпились солдаты в чёрном, поднялось до самого неба его огромное могучее тело, с бурой шерстью, достававшее холкой до неба, а медвежьими когтями до земли.
Шершех давно не оказывался в таком круговороте страстей. Жалкие тени эмоций, которые он собирал с людей после своего освобождения, были просто ничем по сравнению с бурей, развернувшейся в течение последних нескольких минут. Чужих страстей оказалось так много, что Шершех потерял способность мыслить. Он опьянел после долгого голода, и утратил над собой контроль. Больше он не мог сдерживаться и прятаться. Он хотел брать, брать всё, что ему хочется, и утолять свой вековой голод. Над помостом, в клубах дыма, поднималось в небо его огромное тело, закрывая собой солнце. Жуткое зрелище заставило замереть и белых воинов, и чёрных, угасив пыл сражения. На полпути к своему отряду стояла Василика. Рональд и Альберт застыли неподалёку. Никто не двигался, не понимая, что делать дальше, и только птицы-стражи кружили в воздухе, крича громко и надрывно.
Чудовищный монстр замахнулся когтистой лапой и смёл одним ударом три десятка солдат. Вид разлетающихся окровавленных тел снял всеобщее оцепенение, фермесцы кинулись прочь, стараясь уйти подальше, но размеры Шершеха были так велики, что он смог бы дотянуться рукой до другого конца города. Пока ему хватало фермесских солдат, которые, как нескончаемый поток муравьёв, лезли из провала на месте фонтана. Всё новые бойцы проходили через место силы на главную площадь Вераильма, даже не догадываясь, что здесь их ждёт мгновенная смерть. Едва выбираясь из провала, они разлетались в стороны под ударами Шершеха. Король Фермеса в жажде наживы с лёгкостью отправлял этих бедолаг на погибель, сидя при этом на удобном троне и попивая дорогое вино из хрусталя. Война утратила честность в тот момент, когда правители перестали сопровождать своих солдат в бои и отправлять на войну своих детей.
– Надо подсказать фермесцам заклинание проверки, открывающее тайные мысли и чувства, – решила я. – Пусть и они тоже испытают своего правителя на порядочность. Может быть, одно это превратит воинственный Фермес в мирного соседа.
Осальд способность колдовать в суматохе не утратил. Он сколько мог прикрывал ночную стражу Аскары, но его силы явно уступали могуществу Шершеха. Амель сидела, уткнув лицо в колени. У неё не хватало мужества смотреть на происходящее. Освальд тяжело вздохнул, и я услышала, как он выставляет невидимость и щит. Сейчас он спасал жизни самых близких, потому что всех спасти не мог. Спустя несколько минут под помост вновь забрались Рональд, Альберт и Василика, защищённые его заклинаниями.
Через щели досок была хорошо видна площадь. Сейчас она совершенно опустела. Некогда белая мостовая Вераильма стала багровой от крови, но Шершеху всё было мало. Теперь он не мог остановиться, как камень, брошенный в пропасть, не может прекратить свой полет. Не имея рядом людей, Шершех взялся крушить дома. Его огромные пальцы с лёгкостью входили в стены королевского дворца, вырывали из неё куски и швыряли в стороны. Обломки стены рассыпались на части, сминая дома. Её осколки отбивали с домов почерневшую от огня штукатурку и разбивали уцелевшие до сих пор стекла на несколько миль вперёд. Шершех бесновался. Единственное, что осталось нетронутым – помост, на котором он стоял, и под которым так удачно прятались мы.
– Что теперь делать, Освальд? – спросила я.
– Было бы просто прекрасно, – ответила вместо него Василика, – если бы ты превратила Шершеха в кактус! – и равнодушно пожав плечиком, добавила:
– Он бог, а против богов могут пойти только другие боги. Я, может, и справилась бы, да настроение сегодня не то.
Других идей не было. Шершех над нами бушевал, растирая между огромных ладоней целые дома, и щедро посыпая всё вокруг обломками и камнями.
– Что это? – внезапно спросила Амель, глядя сквозь щели помоста в сторону уходящей в город улицы.
Мы проследили за её взглядом. По развороченной мостовой, между остовами домов и обгорелыми брёвнами, мелькало маленькое белое пятнышко. До этого спокойная Василика запустила длинные пальцы обеих рук в волосы и прорычала:
– Нет! Дэми! Откуда она здесь взялась?!!
Я всмотрелась ещё внимательнее, и поняла, что Василика права. По изуродованной улице действительно пробирался ребёнок.
– Но как? – холодея от ужаса спросил Освальд.
Шершех так и стоял прямо над нами, и я поняла, что он блефовал, когда говорил, что может выбрать в проводники кого угодно. Хоть Освальд и разрушил частично его ловушку, полной свободы от ожерелья злой бог так и не получил. Как иначе было объяснить то, что он не двигался с места, а так и оставался стоять там, где упало ожерелье.
Сейчас Шершех, к счастью, смотрел в другую сторону и не видел внезапно появившуюся Дэми. Он сосредоточил на королевских конюшнях всё своё внимание, но мы понимали, что он может заметить Дэми в любой момент.
– Когда спасу её – уши оторву, – провыла Василика. – Будет знать, как телепортироваться от бабушки!
– Чертим узор! – отрывисто скомандовал Освальд, быстро беря себя в руки. Он судорожно стал выводить в грязи под помостом небольшой рисунок, маленькую копию того, который был нужен, чтобы сдержать Шершеха.
– Чертим все! – крикнул он. – Иначе не успеть.
Подчиняясь его команде, мы принялись копировать узор. Руки дрожали, линии получались не самыми чёткими, но вырисовывать было некогда.
– Освальд, мы его не удержим, – с отчаянием проговорила я, выводя очередную линию рядом с его.
– Мы обязаны попробовать! – отрезал он.
Амель беззвучно плакала, чертя безупречную линию в грязи. Ей очень не хотелось умирать, и мне тоже. Я с горечью поняла, что у меня больше может не оказаться возможности поговорить с Рональдом, проехаться верхом и вдохнуть свежий воздух, наполненный ароматом лилий. Чернота небытия пугала своей близостью.
– Не плачь, Амелька! – попробовала утешить я и её, и себя. – Два раза не умрёшь, а от одного – не уйдёшь.
Василика вела свою часть узора изогнутой саблей сосредоточенно и чётко. Её хладнокровию можно было позавидовать. Мы столкнулись с ней мягкими точками.
– Жирная корова, – выругалась она, и страшное напряжение, сковывавшее меня, вырвалось истерическим смешком.
– Му, – мрачно подтвердила я, и поспешила перейти на следующий круг, который выводил Рональд. Я надеялась, что смогу и с ним перекинуться словечком, но сказать хотелось так много, что я так и не придумала, с чего начать.
Мы рисовали всего несколько минут, хоть мне казалось, что прошло не меньше часа. Узор был закончен, мы сделали его настолько большим, насколько нам позволяло пространство, надеясь, что огромное тело Шершеха поместится в него. Бог даже не подозревал, что прямо под его ногами, жалкие человечки снова пытаются ему помешать.
Освальд выпрямился и посмотрел на узор, внимательно проверяя, все ли линии точны, не допустил ли кто-то из его помощников ошибку. Всё было идеально правильно. Если бы было время удивиться, как шесть человек смогли так слажено сработать в полутьме, обходя опорные столбы и уже выведенные линии, он бы это сделал.
– Узоров хватит максимум минут на десять, – сказала я ему шёпотом, оценивающе глядя на едва различимые закорючки в грязи. – Что будем делать потом?
– Будем запускать заклинание, – сказал вспотевший от напряжения Освальд. – Вдвоём может и справимся.
– Со мной?!!
– А с кем ещё? Других магов здесь нет. Только ты и я. Остальные нас прикроют, пока мы будем выстраивать заклинание.
Василика ревниво на него посмотрела.
– Я же недоучка!
– Не поможешь – он раздавит нас в два раза быстрее, а потом возьмётся за Дэми. Сейчас самое время молиться богине.
– Какое заклинание ты собираешься использовать? – пискнула я, уже догадываясь.
– То, которым ты и до этого прогоняла Шершеха. На этот раз мы его произнесём вдвоём и правильно. Это заклинание создали не для мух, а для богов. Когда ты рассказала, каким заклинанием умудрилась дважды прогнать Шершеха, я вдоль и поперёк перечитал книгу, из которой его взял. Только на одиннадцатый раз я нашёл в самом конце пояснение к заклинанию, ловко замаскированное под рецепт галушек. Из расшифровки следовало, что это заклинание создала сама Мать Хранительница и спрятала от посторонних глаз, добавив ему способность открываться только нужному человеку. Боги говорят с нами языком случаев, вот и получается, что книга попала к нам не просто так. Заклинание дважды срабатывало только частично потому, что его следует произносить вдвоём, распевно, и один из магов обязательно должен быть женщиной. Теперь у нас есть всё, чтобы оно сработало. Не трусь, должно получиться, – попытался добавить мне уверенности он.
– Если это действительно заклинание, а не рецепт, – мрачно вставила я, закатывая рукава.
Читать было нужно, глядя на Шершеха. Когда мы уже собирались покинуть своё укрытие, Рональд мягко поймал меня за руку.
– Я хочу, чтобы ты помнила, что я люблю тебя, – сказал он и поцеловал меня. – Выживи, ради меня, – он подхватил с земли две сабли, подобранные в первую вылазку, крутанул ими, проверяя баланс, и выпрыгнул через выломанные доски наружу к Шершеху, чтобы отвлечь монстра и дать нам с Освальдом больше времени.
Медлить было нельзя, каждая секунда была на счету. Все знали, что делать, и с мрачной решимостью последовали за Рональдом. Альберт и Василика тоже вооружились саблями, и даже Амель подняла вражеский ятаган. Он так неудобно лёг в её ладонь, что стало ясно – принцесса держала оружие впервые.
Как раз в тот момент, когда Шершех развернул огромное тело в сторону улицы, где белым пятнышком мелькало платьице Дэми, к нему подскочил Рональд. Он едва доставал Шершеху до колена, и казался колоском, вытянувшимся перед деревом. Монстр сразу переключил внимание на внезапно появившихся людей, замахнулся огромной рукой и первым же ударом едва не сбил Рональда с ног. Тот успел увернуться, полоснуть бога по протянутой ладони и, прихрамывая, отбежать за границы магического узора, куда не было хода Шершеху. Граница узора засветилась огненным, бог с воем отдёрнул от неё обожжённую руку. Граница держала Шершеха, а Альберт и Василика уже атаковали монстра, беспрепятственно проникая через неё. Друзья поняли, что справиться с Шершехом можно только ловкостью, и стали по очереди забегать за огненную линию, наносить удары и отбегать за границы узора. Загнанный в ловушку Шершех выл, его ярость напоила воздух красным, я с трудом видела сквозь неё. Шершех сжал огромные кулаки и ударил в огненную стену. Она задрожала, едва удерживая удар. Нужно было торопиться.
Мы с Освальдом встали в разных углах помоста, чтобы оказаться по диагонали и держать Шершеха посередине, и начали петь заклинание на мотив старой песни печального короля. Четыре строки, казавшиеся в спокойствии дворца короткими и несерьёзными, сейчас тянулись и не хотели заканчиваться. При первых же звуках заклинания, Шершех выронил из огромных ладоней только что поднятый камень. Теперь всё его внимание безраздельно принадлежало мне и Освальду. Хоть Шершех и не видел нас, зато слышал хорошо. Он перестал обращать внимание на колющие его сабли, и целенаправленно стал крушить защиту узора, мешающую добраться до нас. Узор сдержал ещё три удара, и лопнул с глухим хлопком. От четвёртого удара я увернулась, от пятого – увернулся Освальд, не переставая петь. Мы не успевали. Одним ударом древний бог раскрошил в щепки деревянный помост, заставив нас упасть с трёхметровой высоты на землю. Золотой трон приземлился в нескольких сантиметрах от меня, едва не раздавив. Рональд и Альберт выбрались из-под обломков досок и уже снова нещадно кололи ноги монстра. Василика забиралась на остатки ближайшего здания, решив напасть сверху.
