Тиана Тон
Только ты

Глава 2

Элли спустились со склона и ступили на территорию города Асаджун, где жили дуворы из племени «Горные яки». Их вождя звали – Пуотс, Громовой голос.

– Ой! Ба! Смотрите, кто к нам пожаловал! – воскликнул невысокий, коренастый мужчина, приближающийся к путникам. – Никак светлокрылые элли взлетели к нам ввысь.

– Приветствуем тебя, Жилос! – произнёс Бьюч. Он приложил указательный палец правой руки ко лбу, после чего сжал кулак в вертикальном положении. Таким образом, элли выражал почтение представителю вождя «Горных яков». Его примеру последовали собратья. – Как здоровье Громового голоса? Всё ли в порядке на ваших землях?

– Вашими молитвами! – пробасил Жилос. Он приложил ладонь к груди, выражая уважение к гостям. – Вы как всегда с запозданием. Чем на этот раз порадуете?

– Мы принесли сухой священной травы, сладких и солёных ягод, мёда, грибов и корнеплодов. И немного рыбы захватили: вяленой, сырой, солёной. На любой вкус.

– Что приобретёте сами? У вас достойный товар, на что обменяемся? – деловито осведомился Жилос. Он обвёл рукой округу, давая понять, что готов обсудить сделку.

– Дюжины две приобретём глубоких мисок, пять кувшинов и дюжину плошек. Десять бутылей вина заберём непременно. И оружие. Только то, что по тяжести не больше моего веса, – пошутил Бьюч. Он осмотрел приятелей, озадаченно почесал затылок, пожевал губами и взглянул на дувора. – Арбалеты возьмём.

– Эй, парни, зачем вам оружие? Своего мало? Уж не нас ли пришли убивать? – засмеялся Жилос. Бородач приподнял кустистые брови и с гордостью погладил свисающий на пояс пивной живот, при этом, продолжая улыбаться.

– Не волнуйся, Жилос. Вас мы прибережём на потом, – отшутился элли. Он бросал заинтересованный взгляд в сторону главной площади города.

– Порадовал, парняга, – рассмеялся дувор и хлопнул Бьюча по плечу, – отчего элли повело в сторону. – Можете пока перетащить свой товар вон туда к амбару. А мы с братьями подготовим ваши поклажи.

Жилос развернулся и ушёл. Элли перенесли мешки в указанном направлении и отправились на площадь, чтобы прогуляться вдоль рядов с различными изделиями.

На базаре было шумно. Торговцы криками зазывали за своим товаром, во всю рекламируя достоинства и качество. А уж чего тут только не было. Нестройные ряды продавцов чередовались с грудами мешков, корзин и тачанок. Лавочки с продуктами сверху прикрывались тонким слоем холщовой ткани, на случай непогоды.

Женщины-молочницы в длинных серых платьях, с повязанным льняным передником до самого подола и в забавных чепцах на голове, предлагали свои не хитрые продукты. Они выставляли напоказ молоко в небольших глиняных кувшинах. Торговали как свежим молоком, так и скисшимся. А масло в горшочках с липкой желтоватой прослойкой взбито было на совесть. Оно таяло на жаре, и торговки спешили продать его в первую очередь. Радовали взгляд и маленькие головки сыра, обёрнутые льняной тряпицей. От них шёл острый запах пряностей, творога и закваски. Уж как они варили его, было секретом, но у тех, кто звенел золотишком в мешочке, слюнки текли при покупке этого продукта. Они-то давно испробовали на вкус сырную нарезку. Иногда даже в очередь выстраивались, чтобы успеть приобрести хоть кусочек этого молочного лакомства.

Пока богачи скупали самую вкусную продукцию, между рядами со специями и травами, прогуливались представительницы прекрасного пола. Хозяйки ходили на ярмарку исключительно с корзинками из ивовых прутьев. Они искали выгоду во всём: особенно старались посетить рынок пораньше, чтобы купить специи. Те были очень дорогими, но если успеть к открытию, можно поторговаться.

А вот вдоль ряда с яблоками, ягодами и сладкими кореньями, бегали ребятишки. Они норовили что-нибудь стянуть у зазевавшихся торговцев, а те потом прогоняли их воплями и метанием огрызков в спину. Дети убегали и дразнились, на ходу сбивая зазевавшихся покупателей, которые тоже грозили им вслед и громко кричали. Шум, гам, птичьи крики, топот и свист, всё слилось в гул, подобно налетевшему шквалистому ветру, который кружил всё подряд на своем пути. В глазах рябило. Да ещё под ногами крутились тощие облезлые кошки, в надежде, что достанется кусочек чего-нибудь вкусного. Их гоняли собаки. А тех, в свою очередь, пинали прохожие.

В дни, когда открывалась ярмарка, а случалось это два раза в году, на территории горы Катасана в городе Асаджун, где проживало племя дуворов, съезжались несколько рас. Здесь можно было повстречать людей различных рас, эльфов, хоббитов, и даже гномов, которые выходили из своих подземелий исключительно ради торговли. Эти сильные, выносливые существа приходили на базар без своих женщин не только потому, что их очень мало, а кто-то должен следить за хозяйством, но и, чтобы вести бизнес лично. Ведь у мужчин это получалось гораздо успешнее. И поэтому к базарному дню они успевали изготовить достаточно оружия и кольчуги. Именно длинная туника из мелких металлических колечек получалась у гномов лучше всего. Хотя, если разобраться, особой разницы между полами гномов и не было: ни в одежде, ни в облике. Бороды носили все представители этого народа, не исключая и женщин. Только они были гораздо симпатичнее своих мужчин, которые старались обеспечить дам всем необходимым и трудились без устали. Гномы ещё любили торговать украшениями. А в знак дружбы с элли и эльфами, всегда создавали что-то особенное, для любивших самоцветы друзей.

Помимо лавок с украшениями, торговли всевозможным оружием и доспехами.

Между рядами, словно диковинные бабочки, порхали юные девушки и предлагали маленькие букетики цветов на выбор.

Вообще, на аккуратно сколоченных сильными руками дуворов прилавках была разложена разнообразная провизия, которой не только торговали, но и обменивали на другой товар. Рыжего цвета жидкое масло с ароматной ноткой подсолнуха в горшочках обменивали на бочонок мёда. Миску толчёного каштана меняли на бутыль хлебной закваски.

А можно было просто прикупить мешок муки, которая лежала на специальных тачанках. Если к этому товару добавить яблоко и репу, что в корзинах привлекали взор округлыми боками, то получится вкусный рассыпчатый пирог. На этот случай можно приобрести кувшинчик кленового сиропа, который стоил совсем немного. И если полить свежую выпечку этим нектаром, то получится потрясающе вкусное лакомство. Густой сироп медленно стекает с ноздреватого дышащего пирога, смачивая его со всех сторон, от чего тот просто тает во рту, оставляя нежное послевкусие. Ну а если кому лень возиться с опарой, можно просто купить булочку. Их множество возвышалось горкой на блюде. Они были накрыты тонюсенькой салфеткой, но источали аромат корицы и тмина. Кисловатые на вкус пирожки с вишневой начинкой просто сочились алой влагой и пропитывали тряпицу насквозь. Когда голодный покупатель ел прямо на ходу, раскусывая выпечку, ему на язык попадались крупные, чуть запечённые вишенки, лопавшиеся во рту. Он блаженно щурился от удовольствия и не торопясь следовал дальше за покупками. Ведь там, куда он направлялся, уже не будет такого восхитительного аромата.

На соседнем ряду расположились торговцы морепродуктами. Рыба связками лежала в деревянных ящиках. Острый запах моря, соли и влаги, не всем был по нраву. Многие покупатели морщили носы и спешили пройти мимо. Зато мясо быков, овец, зайцев, особенно ценилось в ту пору.

Так что, товары поражали своим изобилием. Суп из побегов и вершков дикого щавеля продавали в специальных горшках с закрытым горлышком. А засахаренные ягоды раскладывали по широким низким баночкам. Наставлено столько этих банок и горшков на прилавках, что не сразу разглядишь нужный товар. На то и был расчёт хитрых торговцев, чтобы скупали всё подряд, на что упадёт взгляд и хватит монет оплатить покупку. Из-за этого часто возникали споры, даже драки. Кто-то испортил товар и не захотел его оплатить. Разгневанный продавец выскакивал из-за прилавка и гнался за нарушителем. Тот нёсся, сметая всё на своём пути. И его непременно ловили, после чего случался самосуд, и провинившегося молотили кулаками, повалив на мостовую.

Конечно же, в столь многолюдном местечке громко торговались до хрипоты в голосе. И в большинстве случаев, покупатель уходил ни с чем из-за упрямства торгаша. Покупатель назло несговорчивому купцу уходил на противоположную сторону, где на отдельных столах были разложены куски кожи и просмолённые лоскуты, для натирания сапог.

Чуть дальше – выделки из шкурок кроликов соперничали с мехом лисицы. Шелка в рулонах не шли ни в какое сравнение с остальной тканью, местами сеченой и поеденной молью. Лён предпочитали немногие, зато шерсть пользовалась большим спросом. Из неё шили коврики на стены, штаны и туники, тёплые стёганые одеяла, детские вещи, подушки на табуреты и многое другой.

А если пройти чуть вперёд и свернуть за угол, предстанет взору совсем иная картина. На одном прилавке расставлены склянки и колбы с лекарством. Мази невыносимо воняли, зато раны после такой растирки затягивались на глазах. Сушёные травы пучками, истёртые в порошки, и даже свежие для отваров, лежали на столике рядочками – выбирай что, пожелаешь.

На особых витринах, имеющих углубления с высокими бортами, стояли рядами кувшины, в которые загодя разлили вино и тёмный эль, горькое пиво и бродивший квас. Можно было оплатить маленькую порцию напитка и прямо на месте утолить жажду. Что непременно делали завсегдатаи. Им не было никакого интереса выбирать доску для разделки мяса. А таковых имелось великое множество на четвёртом ряду от входа. Деревянные лопатки, глубокие ложки и ножи, привлекали внимание только самых хозяйственных посетителей или содержателей харчевни.

На базарную площадь эти товары крестьяне волокли на спинах на рассвете. Они раскладывали на столах для торговли с особой тщательностью всю провизию, а уже вечером собирали и тащили назад в свои временные палатки.

Дуворы очень рьяно следили за чистотой и порядком на улицах и базарной площади. Поэтому, каждый раз, как только солнце опускалось за горизонт, а базарный день завершал свой очередной этап, дворники наводили чистоту. Они мели дворы широкими тяжелыми метёлками, собирали объедки и огрызки в корзины. Да, и счищали раздавленный подгнивший товар с мостовой, чтобы надоедливые насекомые не устраивали лакомых пиршеств. Над головами прохожих и без того кружили прожорливые птицы, и хватали налету любое лакомство, после чего чинно усаживались на крыше домов и наедались до отвала. А про рой мошкары и говорить нечего, они противно жужжали у лица, жалили, и откладывали личинки прямо на ходу, – после чего рана чесалась, опухала и гноилась. И если вовремя не смазать мазью, место покроется кровавой коркой, которая лопается и нарывает.

Элли созерцали бойкую торговлю и споры, которые оглашали площадь, совсем недолго. Старший мужчина их маленького отряда пробирался среди галдящей толпы. Его спутники свернули к прилавку с украшениями. В тот момент прозвучал удар молота по металлу, объявляя тем самым начало состязаний. Мужчины ринулись вперёд.

Ирим по обыкновению, мечтательно смотрел по сторонам, не интересуясь силовыми турнирами, и ясно дело, не успел среагировать на поспешность собратьев. От того, что верный дружок Бьюч ухватил его под локоть и дёрнул, парень не удержался и споткнулся о булыжник на мостовой. Пролетев немного вперёд, Ирим уткнулся во что-то мягкое. Это что-то, разглядывающее тонкий витой браслетик, резко развернулось. И… Их взгляды схлестнулись. Браслетик выпал из рук и звякнул о дорожку. Не важно. Яркая бирюза взгляда Ирима поразила орехового цвета негу глаз незнакомки. Она не растерялась и треснула парнишку кулаком по лбу. Подбоченилась девица, отставив одну ногу в сторону, и с интересом оглядела неуклюжего парня.

«Дуворка. Красавица! – подумал Ирим. – Мы не встречались ранее?»

«Надо же, какой необычный элли, совсем непохож на остальных, – размышляла девушка. – Вроде где-то я его уже видела».

Но тут в их молчаливый диалог вмешались, завершив поединок.

– Ирим, ну где ты опять затерялся? – подскочил Бьюч. Друг снова ухватил Ирима за руку и увёл за собой. – Пойдём скорее, я хочу принять участие в конкурсе стрелков. Как думаешь, я же меткий?

Парень уйти-то ушёл, но перед его взором так и стоял насмешливый взгляд девчонки. Эти глаза, пока элли отдалялся, прожигали ему спину. Задумчивым взором незнакомка проводила чужака за поворот. Девушка была ошеломлена. Среди всех мужчин их племени, не набралось бы и десятка, чтобы затмить этого юношу.

«Какая осанка, какая стать! Он царственно держал спину, будто бы в его крови текли тёплые струи родовитого класса».

Кирма развернулась, позабыв, зачем пришла. Она собралась было идти, когда гном напомнил о браслете, который девчонка собиралась приобрести до столкновения. Дуворка отрицательно качнула головой, и ещё раз взглянула в сторону, где происходили состязания.

«Лучше уйти! – решила для себя девушка».

Хотя Кирма знала себе цену, но её действительно потрясла случайная встреча. Она уже видела эти глаза, только очень давно, будто в другой жизни, а они наяву преследуют её. Только долго размышлять об этом не удалось, впереди предстояло много дел. Ведь она – дочь вождя «Горных яков», следовательно, помощница и отрада своего отца Пуотса. Он хоть и грубил, но любил дочь одному ему известной любовью.

Вместе с матерью Жионой, девчонка вела учёт всей провизии, которую дуворы обменивали на другой товар. Кирма спешила в первый амбар, ведь так долго отсутствовала, бродя по базару, а ей ещё хотелось посетить пляски у костра под тягучие напевы крестьян и звуки волынки.

С наступлением ярмарочных дней, город охватывали не только суматоха и гвалт, но и веселье. Развлечения приходились на вторую половину дня, когда товар частично распродан и выменян, а состязания выиграны. Тогда уже можно было вина выпить или эля и потанцевать; или же послушать различные легенды о древних войнах, заклинаниях шаманов и тайных книгах, о знатных прародителях и умении читать мысли и слушать природу – да обо всём, что происходило на континенте. За столами или на свежих срубах, любили посудачить и о жизни вообще.

Глава 3

Пока Бьюч метко стрелял из лука и зарабатывал золотое колечко, чтобы вставить в ухо, Ирим мечтал. Он желал ещё раз увидеть ту красавицу, которую толкнул, и получил совсем неромантичную затрещину. Парень ждал, что она придёт посмотреть на турнир, и всюду искал её глазами. Но как оказалось, напрасно. Девчонка так и не пришла, и бедному элли ничего не оставалось, как просто вспоминать её образ, сидя на примятой траве, привалившись спиной к одному из амбаров. Он вытянул и скрестил длинные ноги, и лениво покусывал травинку, устремив задумчивый взор прямо перед собой.

Она, как, в общем-то, и все дуворы, была маленького роста и плотного телосложения. Длинные рыжие волосы девушка заплетала в две толстые косы. Её орехового цвета глаза, обрамлённые тёмно-рыжими ресницами, смотрели прямо и нагло. Хотя, было известно, как прямолинеен этот народ.

Ирим видел перед собой взор прекрасной девушки. Напористость, храбрость и сила – читались во взгляде дуворки. Ирим хмыкнул, когда вспомнил, как нахмурила она широкие рыжие брови, и от этого пролегала между ними морщинка, а рот упрямо сжался в одну прямую линию, когда девица приготовилась к бою с тем, кто смел её потревожить.

«Воинственная дева и опрятная!»

В короткой куртке без подкладки, но с меховой опушкой по краю капюшона, девчонка выглядела гораздо взрослее, чем была на самом деле. Крепкие бедра обтягивали чёрные шерстяные штаны, заправленные внутрь меховых сапог до колен, на подошве из древесины. За спиной висел арбалет, а на поясе, касаясь ноги, свисали ножны с наточенным клинком.

«Дитя гор! – подумал Ирим».

– Друг, ну как я тебе?

Парень очнулся от раздумий и посмотрел на подбежавшего приятеля.

– Великолепно! – похвалил Ирим. Хотя не следил он за турниром, и даже не знал, кто на самом деле выиграл.

– Пойдём, сейчас Моджин будет бороться за поцелуй красавицы Ашимы, – позвал Бьюч.

– Что он будет делать? – не вникая в смысл слов Бьюча, переспросил элли. Он откинул покусанную травинку в сторону и нехотя поднялся на ноги, стряхнув с себя соринки.

– Как что? Пить эль. Кто больше выпьет, тот и победитель, – пояснил приятель, увлекая Ирима за собой.

Парни рассмеялись.

– Боюсь, что как только кто-то выиграет, ему будет уже не до поцелуев, и Ашима останется ни с чем, – пошутил Ирим. Он медленно переставлял ноги и озирался по сторонам.

– Нет, приятель, скорее выйдет иначе – как только победитель будет готов, Ашима быстренько его заграбастает себе. Утром бедолага проснётся, а уже женат.

Элли снова засмеялись.

– Подожди, раньше она вроде награждала другое состязание? – спросил Ирим. – Или я путаю?

– Всё верно, – подтвердил Бьюч. – Видимо пользы никакой не было в поиске жениха, и Ашима решила поменять тактику. Всё, хватит шутить, пойдём вон туда.

Позднее, страстный Моджин так и не выиграл долгожданный поцелуй Ашимы, потому что выпил две кружки эля и пустился в пляс. В то время счастливый соперник допивал пятую порцию тёмного бодрящего напитка.

– А теперь пойдём туда, – Бьюч снова потянул за руку друга, уже направляясь в другую сторону.

– На ринге будет гладиаторский бой между гномом Лиссом и хоббитом Кношем. Наши парни уже там, – вещал Бьюч. Его глаза светились азартом, а длинные гибкие пальцы подрагивали в предвкушении необычайно жестоких зрелищ.

– Пойдём, – покорно согласился Ирим. Его-то как раз не прельщали такого рода развлечения. Элли был более романтичен, и раним, чем его приятель.

Молодые люди подошли ближе к арене, где разносились крики и улюлюканье, в ожидании бойцов. Зрители с нетерпением предвкушали начало боя и гудели как улей, подбадривая бойцов.

Кто-то из зрителей стоял с кружкой эля в руках. Двое гоблинов держали кувшинчики с вином. Хоббиты курили длинные трубки, до половины набитые пахучим табаком. А были и такие, кто пересчитывал золотые монеты и рассовывал их по карманам. Делалось это для того, чтобы позднее провести время за игрой в кости. Это такие маленькие кубики, которые специально вырезали из костей животных и делали точки на каждой стороне. Потом эти мелкие отверстия заполняли капельками кипящей смолы, либо кровью животных.

Так вот некоторые азартные игроки заранее делали ставки на бойцов, кто выиграет схватку в два этапа в рукопашном бою. А после они напивались от досады, что проиграли что-то из своего имущества или накопленного состояния.

И пока под смачные удары, шлепки, брызги крови и слюни, шёл бой, в стороне от состязаний собралась группа более романтичных посетителей базара. Образуя круг, в центре которого все желающие могли прочесть стихи или рассказать историю из жизни, прижимали ладошки к груди восторженные почитатели поэзии. Ирим поспешил присоединиться к слушателям. Бьючу ничего не оставалось, как последовать за другом. Ведь его романтичная натура заведёт опять в какой-нибудь закуток, дабы помечтать – и ищи его потом по всему городу.

Поэтический вечер был в самом разгаре, и в этот момент свой первый рассказ решила озвучить рыбачка. Она так проникновенно пересказала историю, которая произошла с её мужем, что некоторые собравшиеся прослезились. Женщина тоже плакала, вспоминая пережитое, после которого они вместе с мужем изложили в стихах совместные переживания.

Кидало лодку на волну и штормом уносило в море.

– Прости, любимая моя, что причиняю горе, –

Шептал рыбак и зажимал свой медный крест в ладони.

Его бросало и трясло. Убившись головою,

На миг сознанье потерял. Носился ветер, воя.

Она стояла у окна, и рук не отнимая,

От замирания в груди, смотря в окно, шептала:

«Спаси же, Господи, его. Вернётся пусть живой.

Прощу за всё, не запрещу. Свои грехи не скрою.

Всё расскажу как на духу я в храме пред тобою.

Спаси его, спаси, молю. Я верю, ведь живой.

Его люблю, его я жду, и дети наши тоже.

Спаси его, спаси, молю. Ты помоги нам, Боже».

А ветер лодку подгонял и накрывал волною.

Тут течь, там щель – не выгрести рукою.

Уткнулся нос и обломился, и в темени не разобрать как, что.

Бок лодки накренился, есть миг и кувырок.

Уже рассвет, и мирно море задремлет в тишине.

Она ревёт, случилось горе. Душа горит в огне.

Он не вернулся. Его убило.

– Любимый мой, ну, где же ты?

Вдруг стук. Порог. Дверь отворилась.

Скрип петель. Он ввалился.

Как из метели, вмиг поседевший и больной,

Ползёт с пробитой головой. Живой!

Она упала на колени, сначала Богу поклоняясь.

Потом вскочила, побежала – упала, в счастье растворяясь.

Итог таков – когда мы любим, по морю босиком пройдём.

Мы, много испытав, осилим. Невзгоды все переживём!

Закончив повествование, морячка поклонилась, а слушатели дружно захлопали в ладоши. Рыбачка вышла из круга и, утирая слёзы рукавом, встала в сторонке. В центр теперь заступил гном, слегка подтянул штаны, и без того державшиеся подтяжками из тонких переплетенных полос кожи, и погладил бороду. Мужчина важно осмотрел всех, хихикнул и пояснил, что стих сочинил сам, когда ухаживал за своей любимой девушкой. Однако выбор изменил и в жёны взял другую женщину, у которой борода короче, но гуще. Только стих в памяти и остался, и им непременно нужно поделиться с благодарными слушателями.

Средь далёких комет,

Где сливается небо,

По далёкой звезде

Я тебя отыщу.

Знаю, ты где-то там,

Где кончается лето.

И туда, за мечтою,

Я тоже пойду.

Как живём?

Никому нет секрета при этом.

И когда угасает наш путь —

Суть теряем, оставляем ответы.

Главного только, увы, не вернуть.

Средь далёких комет,

Где нет горя, нет смеха,

Промелькнёт луч надежды

Сквозь тучи.

За звездой, что на небе,

Где не видно запрета,

Путь далёкой кометы

Осветил предначертанный путь.

Так живу, среди вето,

Где так мало мне света,

Без тебя, без любви,

Молинту.

Ты прости.

Отыскать не сумел я,

Глаз твоих света.

И остался

С Айссинту.

Закончив чтение, гном величаво поклонился и, перебирая коротенькими ножками, куда-то поспешил.

А рассказ уже начал хоббит, излагая свою встречу с горным козлом посреди лесной тропинки. Бьюч зевал и осматривал толпу, а Ирим собрался слушать дальше, скрестив руки на груди.

Через некоторое время подошли соплеменники и позвали устраиваться на ночлег. Бьюч обрадовался такой перспективе и поволок за собой Ирима.

Таким образом, элли провели четвёртый день базара. Когда солнце скрылось за очертаниями горы, парни вышли за ворота городка, и, обойдя палатки крестьян, с их пожитками и товарами, углубились в чащу. Выбрав пригорок чуть дальше за молодыми деревцами Олиствы, они разместились на ночлег под открытым небом. В городе было несколько приличных таверн с уютными комнатками и мягкими постелями, но элли на чужой территории предпочитали спокойно разместиться поодаль. Тем более, священная Олиства служила своего рода границей между двумя племенами, живущими на одной горе. А именно, между дуворами, что обитали на вершине, и элли, ютившимися у подножия. Племенам досталась широкая полоса чудесного целебного леса, чтобы ни у тех, ни у других, не было ни обид, ни жалоб.

Наступившее утро следующего дня было пасмурным. Элли вернулись на базар, собрали свои приобретения, мирно попрощались со всеми знакомыми и отправились в путь. Они торопились обратно к подножию горы, где их ждали родные, к привычной жизни и занятиям.

Ирим услышит высказывания женатых собратьев, что нужно жениться. Мать будет журить, мол, пора остепениться и не пропадать всё время в лесу. Отец выскажется, что следует приступить к работе и стать его помощником. А вождь начнёт грозить, что поставит у столба позора, если элли не станет обучаться ремеслу. И никто из них не попытался глубже заглянуть в его душу, понять и принять таким, какой он есть. А быть может, в чём-то помочь.

Обратная дорога заняла чуть дольше времени, потому что было приобретено больше, чем задумывалось вначале. Ноша оказалась тяжела и неудобна, поэтому мужчины всю дорогу молчали, а переговаривались, останавливаясь для очередного привала.

Промелькнуло несколько дней. Их путь домой оказался спокойным, и когда спуск преодолели, Бьюч занялся делами. Необходимо было рассортировать провизию, вино, специи; смазать и складировать оружие; и много чего другого переделать, обычного и привычного, в его повседневной жизни.

Ирим заглянул к матери. Она занималась приготовлением пищи, но немного отвлеклась и поговорила с сыном о ярмарке. Тот узнал новости клана и ушёл. Его путь лежал в лес. Там было его убежище, приют для одинокого тоскливого сердца.

Парень был весел при остальных соплеменниках, шутил, подкалывал друзей, разыгрывал их. Часто вместо эля подливал в кувшин речной водицы с плавающими мальками. Порой писал эллийке записку о страстной любви от имени другого парня и подкладывал признание обоим. Те выясняли, что к чему. Много различных проделок на счету юного элли. Сам он, когда понимал, что его вычислили, скрывался на поляне. Парень целыми днями без дела лежал в траве. Он мечтал о вольной жизни, без обязательств и обещаний, чтобы не ссориться и не спорить, а тихо и мирно существовать дальше среди листвы, ветра, воздуха. Ему хотелось раствориться в природе и проявиться росой на траве, одуванчиком по ветру, молнией, что прорезает тёмное небо. Тесно ему среди собратьев. В душе он вольный, как ветер. И заложив руки за голову, Ирим спокойно разглядывал проплывающие причудливой формы облака, и сочинял рассказы и истории. Понимая язык цветов, элли подолгу сидел на лугу и болтал с ними. То расскажет грустную выдуманную историю пурпурной лилии, то пошутит с белым нарциссом. Часами ругался с зайцем, а потом прыгал по веткам – у него особенно ловко это получалось, будто летал среди деревьев. А, напрыгавшись, садился в тени раскидистого дерева и сочинял шутливые песни.

Ой, трунь-трынь, я лихой.

Ой, трынь-трунь, с головой

Окунусь в озеро.

Ой, трунь-трынь, дурень я.

На базаре плясал.

По деревьям скакал.

А на озере том,

Увидал и пропал.

Трунь-трунь-трунь,

Не беда.

Трунь-трунь-трунь,

Что в глаза,

Трунь-трунь-трунь,

Смотрела.

Трунь-трунь-трунь,

За собой позвала.

Ой, трунь-трынь, я лихой.

Ой, трынь-трунь, и немой.

Ой, трунь-трынь, на реке

Повстречался я с той.

Чудо русалка плыла,

За собой позвала.

Я нырнул с головой.

Ой, трынь-трунь, я живой.

Трунь-трунь-трунь,

Не беда.

Трунь-трунь-трунь,

Что в глаза,

Трунь-трунь-трунь,

Смотрела.

Трунь-трунь-трунь,

За собой позвала.

Выплыть я не сумел,

Так в реке и шумел.

Ой, трынь-трунь, не живой.

Ой, трунь-трынь, с головой

Нахлебался воды.

Меня вынула ты

Из зелёной тины.

Подарил я цветы.

И повел за собой,

Будешь мне ты женой.

Трунь-трунь-трунь,

Не беда.

Трунь-трунь-трунь,

Что в глаза,

Трунь-трунь-трунь,

Смотрела.

Трунь-трунь-трунь,

За собой позвала.

Комфортно Ириму среди живой природы, но не среди безликой массы соплеменников, которые только и делают, что укоряют и пытаются укротить его вольный нрав.

«Не понимаю, почему? За что недолюбливают меня в общине?»