Татьяна Анатольевна Хрисанфова
Тростинка

– Все молодыми были. А теперь не помню я ничего. Да и не к чему тебе про холопов расспрашивать.

Милица поняла, что напрасно затеяла разговор: Прося не захотела откровенничать. Видно никто не поможет ей наладить отношения с мужем.

Глава 3

Властимир не придавал особенного значения тому, как будет складываться семейная жизнь. У жены должны быть свои заботы, пусть себе шьет, ткёт, хозяйством занимается, детей рожает. А все остальное ее не касается. Муж обеспечит всем необходимым. Мало ли у князя забот: надо дань собирать, надо охотиться, коней объезжать, холопов судить, следить за порядком в городе. Границы свои охранять. Хоть город и расположен в лесах, вдали от степей, и посады братьев выгодно защищают его, но враг вездесущ. Вдруг принесет нелегкая половцев. Надо следить, чтобы дружина не дремала, всегда наготове была.

В огромной оружейной палате по стенам были развешаны ковры, привезенные из Персии. На коврах висели старые мечи, которые в бытность свою собрал его отец. Прислонённые к стенам стояли копья, боевые топоры, на полу лежали сабли, щиты. Теперь уж мало кто мог припомнить, откуда в оружейной палате появились они. Старый князь много странствовал по свету, в молодости воинственен был, по прошествии лет путешествовал за море. Оружие было его главной страстью. Добытое в боях или купленное у заморских купцов, оно бережно хранилось в княжьих хоромах. Властимир помнил, с какой любовью отец чистил мечи, точил наконечники для стрел. В боях отец пользовался тяжелыми мечами, выкованными местными кузнецами. Но в палате на стенах висели мечи, отделанные золотом и драгоценными каменьями. На некоторых мечах оставляли непонятные для русичей письмена заморские мастера. Другие были украшены уже знакомыми – русскими узорами и клеймами. Властимир примерил к руке несколько мечей. Они были неплохие, но ни один не приглянулся князю. Властимир снял длинный меч, ножны которого были отделаны серебряными пластинами. Князь освободил его из ножен и принялся рассматривать. Посреди лезвия меча на обеих сторонах были выбиты древние руны. Властимиир размахнулся и рубанул мечом воздух. Пальцы сжали настолько удобную рукоять, что не захотелось возвращать его в хранилище. Властимир почувствовал, что теперь никогда не расстанется с этим оружием. Он запер палату и по коридору направился в опочивальню, когда его окликнула старая нянька:

– Никак ты новое оружие себе выбрал, сынок?

Властимир опустился на стоявшую у стены лавку, чтобы показать меч няньке. Она присела рядом и пристально осмотрела обнаженное лезвие. Властимир, одной рукой поддерживая меч, наклонил его над Просиными коленями. Она принялась ощупывать руками холодное лезвие. Властимир забеспокоился, что старая может пораниться, и попытался забрать оружие. Нянька предостерегающе подняла руку:

– Смотри, князь! Не простой тот меч.

Едва гнущимися пальцами Прося перебирала по лезвию, стараясь прощупать выступающие руны.

– Я видела этот меч в нашем стойбище, там, около синего моря. Он принадлежал моему отцу.

– Его выковали в твоем племени? – с интересом спросил Властимир.

– Нет, чадо! Его выковали небесные кузнецы. Мое племя платило им дань, но никто никогда не видел этих мастеров. Они выковали не один меч. Раз в несколько лет вождь племени находил на священной поляне под старым дубом меч. Вождь приносил его в стойбище, и каждый воин должен был подержать находку в своих руках. Мечи сами выбирают хозяев. Тот, кто почувствует себя избранным, и владеет мечом. Старики нашего племени говорили, что рядом с кузнецами живут вечные старцы. Они варят зелье из небесной влаги и при этом говорят слова пожелания. Каждое слово, упавшее в зелье, становилось заклинанием. Пожелания разные. Когда их становится слишком много, в чаше закипает, тогда к ней подносят меч и льют на лезвие из чаши. Никто не знает, какие пожелания выльются и будут действовать: добрые или недобрые. Те, которые попадут на него, будут сопровождать человека и сбываться в его жизни. Никак нельзя изменить предначертания. Меч, который ты держишь в руках, не подошел никому из наших. Про такие мечи говорили, что у них не может быть хозяина, они должны жить своей жизнью. А ежели кто возьмет его, изменит меч жизненный Путь того человека. Станут заклятия тяготеть над ним. Потому и не пользовался им мой отец. И твоего отца, моего господина, я предостерегла. Вот и висел он в оружейной палате. Если мечом не пользоваться, предначертанное останется при нем. Без хозяина он безвреден.

– Я не верю в твои россказни нянька! – Властимир поднялся на ноги.

– Подожди, – удержала Прося князя, – наши старцы иногда видели вещие сны. В снах они увидели, что можно брать руду из маленькой горы возле моря и ковать мечи. Во снах к ним пришло значение рун. Если я не забыла, то скажу тебе, что вижу: руны эти два кузнеца оставили на нем. Разные они.

Но, даже приглядевшись к рунам, Властимир не мог уловить разницу. Ему казалось, что руны одинаковы и по высоте, и по ширине. Нянька покачала головой, осуждая недальновидность князя. Руны шли от основания вниз и заканчивались с обеих сторон одинаково большими, по отношению к другим, знаками.

– Так что это означает? – вскинул голову Властимир.

– А значит это, что у обладателя меча жизнь будет неровная. Нянька перевернула лезвие обратной стороной. И снова непослушные пальцы щупали лезвие. – А здесь – дети.

– Дети?

– Да… Трое… Сыновья. Вот эта большая руна одна на двоих. Для отца и старшего сына. Рука няньки дотянулась до конца лезвия, потом снова стала ощупывать уже более мелкие руны.

– Другие руны говорят о предательстве, о полоне говорят! – Прося резко отдернула руку. Князь с удивлением смотрел на старуху:

– Сколько лет ты у нас, а я не знал, что ты ворожея! Может, предскажешь, что же сулит мне меч?

– Нет, сынок, не колдую я. А руны те помню еще из далекой страны, откуда совсем юной привез меня твой отец. Много воды утекло с тех пор, а вот не забыла я. Она тяжело вздохнула и поднялась с лавки.

– Так все изменится, говоришь? – остановил ее Властимир.

– Увидишь!

– А ежели не верю я?

– Не надо было тебе меч в руки брать! Смирись, сынок. Начертанное на мечах моего племени, никому не удавалось изменить. Теперь меч будет прокладывать твою дорогу. Покорись. Путь тот пока неизвестен. Руны нельзя подкупить, нельзя договориться с ними. Кому-то они устилают путь муравой мягкой, пушистой. Непокорным прибавляют камешков острых на пути. Властимир поднялся. От нянькиных слов веяло непонятным холодком, но вернуть меч в оружейную князь и не подумал. Ладонь, непроизвольно, сжимала нагретую сталь. Молодое его сердце безоглядно стремилось жить, стремилось вкусить блага мира, стремилось познать, что там впереди? Свой Путь Властимир проложит сам, будет жить так, как захочет. Никто и ничто не помешает ему! Предательство?! В своих дружинниках князь уверен, как в самом себе. Не один раз спасал его Андрей от острых пик половцев. А если бы Млад не кинулся наперерез всаднику, занесшему меч над его головой…

Властимир не верил, что ПУТЬ может зависеть от одного неосторожного прикосновения. Он молод, полон сил. Властимир будет воевать, будет расширять свой город. От торговли с заморскими купцами пополнится казна, значит, в город прибудет много народа. Он возведет красивые храмы, добудет много добра в битвах. И судьба сама покориться! Сама будет преподносить князю чудеса на блюде золотом!

Глава 4

По степи пронесся свежий ветерок, разгоняя застоявшуюся духоту. Птицы примолкли в ожидании. Суслики поспешили ближе к норкам, боясь намокнуть. Ветерок окреп и погнал по небу бледно-серые тучки, заставив их пролиться ласковым дождичком. Под его напором приникли к земле травы. Резко запахло полынью. Тучки, освободившись от влаги, поторопились восвояси. От одного края горизонта до другого раскинулась яркая радуга, лениво выглянуло солнце.

В кибитке откинули полог, впуская свежую прохладу. Хан Бадух, развалясь, возлежал на шелковых подушках. Его толстый живот обтягивал вышитый шелковый халат, подпоясанный плетеным шнурком. Правой рукой, унизанной перстнями, Бадух ласкал грудь молодой жены. Ханша щурила и без того узкие глаза, показывая, какое блаженство она испытывает от прикосновения жирной руки своего старого мужа. Одной рукой она поднесла хану кубок с крепким питьем. Хан ласково посмотрел на жену и, взяв из ее рук кубок, мелкими глотками отпил из него. В это время в дверях кибитки тихо возник молодой воин. Он украдкой бросил взгляд на полуобнаженную молодую ханшу и тут же опустился на колени перед Бадухом. Его голова, увенчанная лисьей шапкой, уткнулась в пол кибитки. Хан повелительно взмахнул рукой, и воин поднялся на ноги.

– Я слушаю тебя, – хан продолжал лениво потягивать питье.

По узким губам воина скользнула хитрая улыбка.

– Хозяин города, до которого один день пути, уехал на пир к своему брату… – вкрадчиво промолвил воин.

Хан не проявлял никакого интереса к речам воина.

– Город – богатый, деревни около него – многолюдные. Там нас ждет большая добыча. Многие русичи уехали с князем, – распалялся воин, бросив украдчивый взгляд в сторону ханши.

Жирное лицо хана покраснело, в глазах отразилась жадность. Воин отлично понимал происходящее смятение в душе хозяина. Тому очень хотелось новой добычи, но не хотелось оставлять молодую жену одну. Он недавно привез ее из дальнего стойбища и не успел еще полностью насладиться. Прикрыв глаза, Бадух размышлял.

– Я знаю обходной путь, – вкрадчиво продолжал воин, – по балкам можно близко подобраться к лесу. А из лесу легко напасть на город, – половец опять замолчал.

Хан беспокойно заерзал на подушках.

Пришедший настойчиво продолжил свою речь:

– Я видел дальние ворота, их охраняют вечно пьяные стражники….

Наконец, жадность победила в душе хана, и он взмахнул рукой, удаляя воина. Тут же в кибитку вбежал слуга и Бадух велел собирать воинов в поход. К вечеру следующего дня большой отряд половцев атаковал деревню во владениях Радомира. Пользуясь проверенным приемом, половцы неожиданно налетели на деревню. С криками и гиканьем, наводящими холод в душах смердов и холопов, половцы ворвались в спящую деревню. Жители, не ожидавшие появления врага, выскакивали из своих изб, пытаясь укрыться от неприятельских стрел и копий. Простоволосые женщины с плачем метались по улице, руками укрывая детей на своей груди. Воины в островерхих лисьих шапках арканами ловили безоружных людей и тащили их в общую толпу на полянке. Они скакали по деревенской улице, на ходу поджигая соломенные крыши, врывались в избы, унося все, что попадало под руку, выгоняли скотину из загонов.

Из толпы раздетых людей слышались проклятия и вой женщин. Испуганные дети вопили и жались к ногам матерей. Наконец, устав от грабежа и опьянев от пролитой крови, воины столпились около плененных. Хан Бадух, подъехав к толпе, разглядывал мужчин и женщин.

Скоро наступят холода, и надо будет откочевывать к южному морю на зимовку. Перед дальним походом надо было запастись скотом, выносливыми лошадьми и рабами, чтобы можно было продать их на невольничьем рынке в городе Изюме. Хан был доволен. Эти высокие мужчины с могучими плечами ценились на восточных рынках. Из женщин можно будет выбрать рабынь для себя и для воинов. Хан подъехал поближе, чтобы в рассветных сумерках отобрать лучшую добычу. Он протянул руку и пощупал плечо кряжистого немолодого мужчины. Тот выпрямился и плюнул в лицо толстого хана. Тут же двое воинов скрутили мужчину за руки и повалили его на землю. Третий, достав плетеный из конских волос кнут, стал жестоко стегать провинившегося. Бадух махнул рукой вниз, обрекая на смерть своего обидчика. Воины тут же оттащили мужчину в сторону и, взмахом клинка, закончили его земной путь. Толпа притихла от неожиданности. Завыли женщины в толпе. Одна из них бросилась к бездыханному телу. Воины пиками отгородили пленных, не давая подойти к убитому. Плетьми и копьями понукая людей, половцы построили их по двое и двинулись в путь. Опустевшая деревня догорала, безмолвно провожая своих недавних жителей.

Жадность не давала покоя хану Бадуху. Безнаказанное нападение на деревню вызвало желание грабить еще и еще. Отряд половцев уже второй день передвигался по лесу. Опасаясь, погони, они кружили в лесу, словно хитрые лисы, путая следы. С такой добычей отряд передвигался медленно, да и трудно было скрыть следы многих ног и копыт. Но разведка хана доносила, что погоня за ними не выслана. Город не давал покоя Бадуху. Он был окружен толстой бревенчатой стеной. С двух сторон в ней были прорублены ворота. Весь день ворота были открыты, впуская и выпуская приезжих и пеших путников. Немногочисленная охрана стояла по обеим сторонам от ворот. Несколько стражников прохаживались по городской стене. И все же, используя прием неожиданного нападения, можно было проникнуть в город. Вряд ли по приезде князя будет такая возможность.

И Бадух решился на нападение.

Половцы неожиданно появились из лесной чащи. Они с жуткими воплями мчались на город. Дозорные на стене заметили их и криками привлекли внимание стражи внизу. Но пока стража пыталась закрыть тяжелые, дубовые ворота, окованные железом, половцы достигли цели и перебили стражников. Темным потоком растекались они по улицам, рассыпая вокруг нескончаемое море стрел. Находящиеся на улице люди не успевали укрыться в домах, настигнутые вражьим копьем или саблей. Кто-то уже спохватился, и на головы врагов посыпались горшки, камни, засвистели стрелы. Половцы прямо на конях врывались в боярские хоромы, вламывались в дома горожан, загребая в переметные сумы все, что попадало под руки. Вытаскивали за косы молоденьких девушек на улицу, выгоняли ревущую скотину. Так же неожиданно они покинули город, ведя перед собой новых рабов и угнанных овец, лошадей, коров. Теперь надо было спешить в степь, ближе к своим. Богатая добыча замедляла продвижение, и по-этому приходилось делать вынужденные остановки в пути. К вечеру выбившиеся из сил пленные валились на землю, и Бадух решил сделать привал. Лагерь разбили на лесной опушке. К пленным приставили усиленную охрану, раздали немного сухих лепешек и воды из лесного ручейка.

Среди пленников выделялась своей нежной красотой русоволосая девушка. Было видно, что она не холопка, а дочь богатых родителей. Девушка обособленно сидела с краю и ни с кем не вела бесед. Предложенную лепешку она отдала ребенку, выпив лишь глоток воды. Русоволосая красавица сидела, бездумно глядя в сгущающиеся сумерки. Молодой воин, явно приближенный хана, бросал на пленницу огненные взгляды, но она не замечала его. С наступлением темноты, воин с поклоном обратился к хану. Тот сидел на кошме у костра, глядя в огонь.

– Выдели мне мою добычу сейчас, – попросил воин.

Бадух хмуро глянул на него. Но воин не отошел и стоял, опустив голову.

– Чего ты хочешь?

– Ту девушку, с длинными светлыми косами, с бледным лицом.

Хан согласно кивнул головой. Воин тихо удалился. Девушка, по имени Любава, сидела на земле и явно не понимала происходящего вокруг. Она была боярского рода, и был у нее суженый. Он служил в княжьей дружине и теперь находился с князем Радомиром далеко от родного города. Любава была уверенна, что за нее привезут выкуп, рано или поздно. Или, вскорости, возвратится князь с дружиною и освободит не только ее, но и всех, кого полонили сегодня. Ведь иначе и быть не может. Любава не заметила приблизившегося воина. От неожиданного прикосновения она вздрогнула. Тот схватил девушку за руку и тянул к себе. При этом он тыкал пальцем в ее сторону и в свою грудь. Любава не понимала, чего хочет этот молодой половчанин? Она оглядывалась в поисках помощи, но люди отводили от нее глаза. Воину надоело объяснять, что хозяин подарил ему эту добычу и он, сильно дернув девушку за руку, потащил упирающуюся жертву подальше в лес. Сидящие женщины, молча, вытирали навернувшиеся слезы, ведь их могла ожидать та же участь. Мужчины опускали глаза, полыхавшие ненавистью, да сжимали кулаки в бессильной злобе. Ни у кого из них в руках не было никакого оружия, а охрана не спускала глаз с пленников. Из леса послышались приглушенные крики и стоны. Через некоторое время все затихло. Ночь покрыла лес, выпустив на небо светлый месяц и мерцающие звезды. Они молча созерцали свернувшихся на голой остывшей земле несчастных и их бесстрастных стражников. Воины дремали, опершись на древки пик. Никто не поднял головы, когда молодой половец швырнул на землю свою жертву. Любава так и осталась лежать на голой земле, свернувшись комочком. Высоко вверху мигнула звезда, мигнула и ринулась вниз, словно не вынесла переживаний несчастной девушки.

Ранним утром, не успело еще взойти солнце, часовые будили полонян, пинками поднимая заспавшихся. Люди просыпались, поднимались на ноги и становились по двое. Воины гортанными окриками подгоняли их, подозрительно оглядывая: не убежала ли какая из жертв. Не обнаружив вчерашней девушки, половцы загалдели, размахивая руками. Некоторые из них кинулись в лес, пытаясь найти беглянку. Вскоре из леса послышались гортанные призывы молодого воина. Он обнаружил девушку. Та висела на молоденьком дубе, накинув на его ветку веревку из разорванной нижней рубахи. Оставшиеся лоскуты, свисавшие с пояса девушки, были испачканы кровью. Половец отсек мечом ветку и девушка, словно пушинка, медленно опустилась на землю. Концом меча половец подхватил лоскут на теле девушки и прикрыл маленькую грудь.

Глава 5

На берегу озера заливалась свирель. В звуках ее слышалось, как поют по утрам соловьи в березовой роще, как ручеек несет свои прозрачные воды. Заливалась она весенним жаворонком в голубой небесной вышине, журчала чистым родником по мелким камушкам, шептала прибрежными камышами под легким утренним ветерком. Сидящий на земле паренек так увлекся, что не заметил, как легкая девичья рука тронула его за плечо. Обернулся, и лицо его расплылось в улыбке.

– А, это ты, Стеша… А я вот свирель новую вырезал, хочешь, и тебе смастерю?

Девушка засмеялась:

– Ты же знаешь, что не люблю я твою дудку.

– Поди, гусли веселей играют, – завистливо произнес парень.

– Веселей, а уж гусляр-то как пригож, – улыбалась девушка.

– Тебе гусляр приглянулся? – насупился парень.

– Отчего не должен он мне нравиться? – поддразнивала его девушка.

– Потому что мне ты люба. Рано или поздно моей женой будешь!

– Ой, Василько, ты для меня, как брат: мать нас одна молоком кормила, как можно думать об этом?

– Она только мне родная, а тебе – нет, значит можно, – не сдавался парень.

– Забудь ты об этом. Время придет, полюбишь еще кого-то. Ты в деревне парень не последний. Видела, как девки на тебя смотрят. А пока вот лепешку возьми. Мамо испекла, вкусная, ржаная. Девушка вытащила из-за пазухи лепешку и протянула ее парню. Парень стал молча есть, запивая водой из озера.

– Коровы не забредут в лес? – забеспокоилась девушка, поглядывая на отбившихся от стада коров.

Василь равнодушно щёлкнул плетеным кнутом, и коровы нехотя повернули назад.

Стеша заторопилась:

– Ладно, побегу я, а ты лучше приглядывай тут.

Она, подхватив подол юбки, быстро пошла по узкой тропинке, ведущей в лес. Парень, щелкая кнутом, заспешил в окрестные кусты, и оттуда послышались его грозные окрики. Девушка легкими шагами, словно и не шла, а плыла по тропинке, напевая только что слышанную мелодию свирели. На душе ее было светло и чисто. Она любила, любила первой любовью. И хоть один раз ее любимый принадлежал ей. Она знала, что князь женился на молодой боярышне, но душа ее была полна надежд. Душа верила, что он вернется. Конечно, так не бывает, чтобы князь полюбил холопку. И мать об этом говорила ей. Мать многое видит вперед. Вот увидела, что он приведет в дом жену. Но девушка и без того понимала, что никогда не будет жить в хоромах. А вот жить в сердце князя… Она верила, что князь никогда не сможет полюбить Милицу. Он должен любить ее! Иначе не может быть.

Глава 6

Князь Радомир с дружиною и домочадцами возвращался восвояси. Рядом с ним ехал брат Борил. Не близок путь до родного дома, потому и не спешили князья в дороге. Князь Василь распрощался с ними, поехал совсем в другую сторону. Повозка с женами и детьми уехала вперед, а князья, неспешно, вели свои разговоры. Борил рассказывал, какую дань нынче собрал. Князья сами ездили по своим уделам, собирая дань, как прежде делал их отец. Сетовал Борил, что владения его лежат совсем в глухом углу. Мало купцов заезжает туда, а уж про заморских, и думать не приходится. Приходится Евдокии заморские товары в других городах покупать. А это ведь дороже! Вот у брата Властимира, владения выгодно расположены. Речка рядом. Так и валят купцы в его город. Радомир бросил подозрительный взгляд на брата:

– Ужель завидуешь ты нашему молодшему? Так отец повелел. Слово отцово нерушимо.

– Нет зависти у меня к брату, но отец мог бы поделить иначе владения, чтобы не жил я на задворках, – поспешил оправдаться братец.

Борил замолчал, переживая, что и без того много сболтнул такого, что душу давно тяготило. Радомир же не особенно вникал в разговоры брата. Его душа томилась в предчувствиях. Чем ближе подъезжали к дому, тем муторнее было на душе. Ведь оставшаяся дружина, не могла дать отпора половцам, ежели те придут к стенам города большим войском. Братья попрощались у развилки дорог.

Борил, едва отъехал старший брат, поспешил догнать возок своей жены Евдокии. Он наклонился к ней и произнес:

– Радомир защищает младшего братца. Ни о каком переделе не может и речи быть. А уж с Василем и говорить не стоит. Тихоня этакий. Все бы им с Раиной книги заморские почитывать, про новую веру. Надо самому думать, как с младшим-то обойтись. Отдал бы несколько своих деревень, что ближе к речке стоят, уж я бы построил пристань, да залучал купцов к себе. То-то текли бы денежки в казну. А то все ему – Властимиру!

– Не говори, – поддержала его жена, – ты для них так и не стал родным, особняком от тебя эти трое держатся. А у тебя другая кровь.

– Подожди, посмотрим, чья кровь сильнее, – зло пообещал Борил.

Евдокия смотрела на мужа с одобрением. Уж ей не знать ли, что жадный муженек рано или поздно осуществит свои планы. Бурлит в нем кровь инородная за все обиды, что братья в детстве причинили, за то, что отец младшего выделил… Да мало ли злости накопил он за прошедшие годы. И она жила в нем, затаясь до поры до времени.

Радомир подъезжал к деревеньке, разграбленной половцами. Предчувствия не обманули его. Навстречу выходили старики да немощные старухи. Они валились в придорожную пыль, перед копытами княжьего коня, моля о защите, стеная о постигшем их горе. Половцы увели много молодых, пожгли посевы, как теперь зимовать? Где приют найти? Ведь хаты тоже большей частью сгорели. Не лучшая картина ожидала его и у стен города. Собравшиеся горожане с плачем встречали своего князя на площади. Проехав по улице, Радомир видел и сгоревшие дома, и поваленные ограды полисадов, и женщин, оплакивающих своих мужей. На площади простоволосая, растрепанная женщина упала перед ним ниц. Рыдания мешали ей говорить. Радомир с трудом признал боярыню Настасью. Одежда на ней висела грязными лохмотьями, волосы, свалявшимися куделями, загораживали грязное лицо. Руки, некогда тонкие и белые, были теперь чернее ночи, в потеках не смытой сажи. Радомир слез с лошади и поднял боярыню на ноги.

– До-че-нь-ка, доченька, – рыдала боярыня.

Князь стал трясти ее за плечи. Сквозь толпу протискивался молодой, высокий воин из дружины князя. Он бросился к боярыне, видимо сразу признав ее. Женщина все так же рыдала, не в силах вымолвить ни слова. Из толпы вышел холоп и поклонился князю.

– Молви, – разрешил князь.

– Госпожа это моя. Половцы увели у нее дочь.

Боярыня, подтверждая слова слуги, согласно закивала головой.

Лицо молодого воина побелело. Он кинулся в ноги князю:

– Отпусти меня, княже, это же Любава моя. Отобью я ее.

Лицо Радомира мрачнело с каждым сказанным словом. Он хмуро глянул на своего дружинника:

– Один не одолеешь! Отряд их, говорят, велик. Надо посылать за братьями. Пусть явятся со дружинами на помощь.

Были посланы гонцы ко всем трем братьям.

Властимир c женою сидели за трапезой, когда дядька Назарий потревожил его:

– Беда, князюшка! Гонец от князя Радомира прискакал. Вести его к тебе?

– Да побыстрее! – велел Властимир.

Пригибаясь в низкой двери, в трапезную вошел весь запыленный с дороги гонец. Пот струился по его рябому лицу. Он в нерешительности остановился у порога, ожидая разрешения говорить.

Властимир махнул рукой, приглашая его сесть на лавку. Но гонец не стал садиться, а сразу стал говорить:

– Послал меня, князь, брат твой за помощью! Половцы напали на его владения. Много угнали людей да награбили много, скот у смердов угнали! Хочет князь проучить их. Да одному не под силу. Говорят, что ворогов тех несметно на город налетело. Вот и прислал князь просить подсобить ему. За другими братьями тоже послано.

Властимир, не думая ни минуты, уже звал дядьку, уже велел сзывать дружину, велел седлать коней да в дорогу отправляться, не мешкая.

Милица тревожно следила за сборами мужа. Она боялась за князя, но и останавливать его тоже боялась. Украдкой смахивала она не прошеные слезы, предательски набегавшие на глаза. Провожать мужа она вышла на крыльцо.

Князь, взлетел на своего боевого коня. Конь тот был черным, как смоль, а грива и длинный хвост, были пегие. Приближаться к нему, кроме конюха и князя, никто никогда не решался. Злой был конь. Фиолетовые глаза так и сверкали неудержимым огнем. Зато и предан был, в бою направо и налево кидался он на врага, стараясь укусить за шею да за плечи. Не раз выносил он раненого хозяина. Не подпускал к себе ни чужих, ни своих. Бил он мощными коваными копытами без разбора, кто бы ни приблизился. И лишь когда добегал до своего стана, останавливался около хозяйской палатки. И только старый княжий слуга, дядька Назарий мог снять князя с огромной черной спины его. Властимир потрепал по холке коня, тот признавая хозяина, согласно кивал головой

– Ну что, Уголек, в поход! – Властимир дернул удила и впереди дружины выехал из города.

Собравшиеся братья держали совет, где теперь могут быть половцы. Дорог много, а вот по какой они передвигаются в данный момент? Стража показывала, что нападал враг из леса, и ушли они в лес. Это было не характерно для половцев, хоть и нападали они внезапно, а уходили обычно в степи, где им были знакомы все балки и тропинки.

Решено было отправить отряд в лес.

Василь и его дружина поедут по степной дороге. Радомир же, с малою дружиною, будет охранять город. За это время враги могли уйти далеко и даже соединиться со своими соплеменниками, но зная коварство половцев, можно было ждать повторного нападения. С отрядом Властимира уходил и молодой воин Радомира по имени Юрий. Любава была его невестой, он рвался отбить ее у врага. Выезжали из ворот ранним прохладным утром. Начинающаяся осень позолотила листву на деревьях, проредила их, и теперь можно было видеть далеко впереди. Следы многих коней все еще видны были на лесных тропинках. Эти следы петляли по лесу, выводили из него на проселочные дороги, потом опять петляли в лес. На третий день, следы вывели дружину на небольшую поляну на краю леса. Властимир отправил воинов осмотреть окрестности. Держа наготове оружие, дружинники углубились в лес. Через несколько минут из пожухлых кустов донесся тревожный призывающий крик. Властимир и несколько воинов бросились на зов. Первым к обнаженному девичьему телу подбежал Юрий. Он мгновенно узнал в обезображенном трупе свою невесту. Подойдя поближе, он поднял холодное тело на руки и накрыл его своим плащом.

Никто не услышал от него ни горестного слова, ни тяжелого упрека; ни звука не проронил воин. Тут же, вырубив кусты, молча рыл мечом могилу для своей невесты. От помощи он отказался, и теперь воины смотрели на своего друга, сочувствуя и переживая вместе с ним. Юрий уложил в могилу, завернутое в плащ тело и все присутствующие бросили по горсти земли. Двое воинов выкопали недалеко молодую березку и посадили в изголовье могилы. На Юрия, как будто нашло озарение. Не произнеся ни слова он покинул поляну и вскочив на коня направился по дороге из леса. Властимир, поняв, что воин найдет врага по наитию, велел отряду следовать за ним. И вскоре весь отряд выехал из леса. Воин не оглядываясь, словно не понимая, что он делает упрямо скакал вперед. Скакали весь день, почти не останавливаясь на отдых. К вечеру, обессиленные, уставшие воины валились с коней, так и не обнаружив врага. Разжигали костры и навешивали котелки на палки. Вскоре запахло упревшим варевом. Хлебали из одного котелка несколько человек. Неспешно текла беседа. Потом раскинув плащи, валились тут же на землю, мгновенно засыпая и чутко слыша все степные звуки. Но вокруг было спокойно. Стрекотали цикады, тихо шелестела трава под юркими телами ласок, выползших на охоту, пищали пойманные мыши, да вдали слышался вой одинокого волка, призывающего стаю.

Утренняя заря, окрасила степь бледно-розовым туманом. Восток окрасился оранжево-красным горизонтом.

– Ветер будет сильный, не иначе, – разминая члены со сна, – произнес пожилой усатый воин, разглядывая горизонт. Трапезничали вчерашними остатками и снова вскакивали на коней. Казалось, что степи не будет конца. Копыта лошадей топтали привядшую траву, сухие соцветия репьев цеплялись к одежде к конским ногам, но привычные люди не замечали их. Степь, то стелилась прямая, словно столешница, то вдруг дыбилась небольшими холмами, то глубокие овраги пересекали ее, и надо было или объезжать их или спускаться в их глубины, поднимаясь потом по неровным склонам. К концу третьего дня дружина спустилась в огромную балку, объехать которую оказалось пустой тратой времени. Найдя более пологое место, спускались вниз, располагаясь в заросшей низине. По дну балки бежала проворная мелкая речушка.

Выслали дозор и расположились на отдых. Не успели дружинники напиться холодной воды, как показался отряд, отправленный в дозор.

Властимиру сообщили, что видели вдали несколько вражьих воинов, наверное тоже дозор. Заметили они дружинников или нет, трудно было определить. Дружинники были укрыты небольшим холмом. Оставалось только надеяться, что враг не подозревает о преследовании.

Глава 7

В стане Бадуха готовились к отдыху.

Пленных собрали в плотный круг, и они, тесно прижимаясь друг к другу, кто сидя, кто лежа, засыпали с невеселыми, тревожными мыслями. Каждый думал о предстоящей неволе, о далекой чужой стране, куда вели их эти узкоглазые воины. Отчаяние и непонимание читалось на лицах.