Татьяна Абалова
Подработка на том свете

– Да мы… – уши бородача сделались пунцовыми.

– Всё-всё, мы уходим! – хиппи, поднимаясь со скамьи, миролюбиво поднял руки. – День волнительный, мы Лидию поминали, вот и не удержались.

Бородач одним махом осушил кружку, парнишка к своей так и не притронулся. Через мгновение троица покинула стол. Проходя мимо нас, каждый из них склонил голову перед Ви и с интересом взглянул на меня. Байкер ответил на внимание привычной ухмылкой.

Хиппи ненароком погладил повариху по заду, отчего тут же схлопотал полотенцем по хребту.

– Сто лет в обед, а все туда же, – зло процедила она.

– Познакомьтесь, – произнес Ви, когда мы, наконец, остались одни. Повариха приветливо ему улыбнулась. – Это Маша Обухова – лучшая стряпуха со времен первой мировой войны, а это… – он сделал паузу, чтобы зардевшаяся от смущения Мария – женщина средних лет и той милой сердцу женской красоты, про которую говорят «спелая», перевела взгляд на меня, – …наша Красная шапочка.

– Какая же она ладная! – неожиданно тонким голоском пропела повариха. До этого выговаривала посетителям так, словно в трубу трубила. – Кожей белая, очами ясная!

– Красивая? – подыграл ей Ви. Мне захотелось залезть под стол, чтобы спрятаться от ощупывающего взгляда Марии.

– Очень. Волосы мягкие, словно шелк, так и хочется потрогать. Глазоньки большие да цветом под лесной орех, бровки темные, губки пухлые, носик уточкой.

Я неосознанно схватилась за нос. Никакой он у меня не уточкой. Прямой и аккуратный. Совсем немного курносый.

Ви, глядя на меня, улыбался, а Мария продолжала плести словесные кружева – моему спутнику в удовольствие.

– Только как бы наши хозяева за такую ладу не перессорились, – с сомнением покачала она головой.

– Вот и Маша меня в расчет не берет, – пожаловался мне байкер, сделав нарочито несчастное лицо. – Не верит, что меня можно любить.

– Так вы опять сами отступитесь. Откажетесь с братьями соперничать, – по-детски простодушно произнесла она. – Не раз проверено.

– На ком? – не удержалась я. – На ком не раз проверено?

Повариха смутилась. Видимо, сболтнула лишнее.

Глава 5

В помещении повисла напряженная тишина. Ви, жалея растерявшуюся Марию, перетянул внимание на себя. Кажется, я слишком напирала.

– Понимаешь, Шапочка, ты здесь не первая молодая и красивая женщина. А там, где появляются наследницы Евы, всегда просыпается соблазн любить их.

– Ты имеешь в виду, я не первая живая женщина, которая должна лечь в постель по прихоти хозяев? – не удержалась я от уточнений. Вот же! И здесь харрасмент!

– Зачем же по прихоти? – Мария раскраснелась. Веснушки на ее круглом лице сделались еще ярче. – По любви. Никто принуждать не будет. У наших господ все только по любви и согласию.

– Мария! – Ви сделал серьезное лицо. – Займись-ка лучше своими делами. Принеси нам… что там у тебя сегодня наготовлено?

– Ушица, перченые колбаски, взвар ягодный. Каравай пшеничный и крендельки соленые. Все, как вы любите.

Мой желудок откликнулся бурчанием. Я отложила размышления о царящих в «Приюте» нравах на потом.

– Надеюсь, еда настоящая, а не призрачная, – прошептала я, когда Мария отошла к очагу. Запахи запахами, но вдруг и они иллюзия?

– Уморить тебя голодом? – Ви задрал брови. – Кто тогда работать будет?

– А где вы берете продукты? Привозите или у вас ведется натуральное хозяйство? – задавала я вопросы с умыслом. Если провизию закупают, то должна быть связь с городом. Ну не на автобусе же Чистильщика их перевозят? Вот еще один страшный тип, о котором следовало бы подумать. Интересно, а он живой или мертвый?

– Зачем тебе знать? – Ви смотрел с подозрением.

– А может, вы заставляете души в саду-огороде работать? Мария, как я поняла, сто лет как мертва, а почему-то до сих пор стоит у плиты. Рабовладельческим строем попахивает.

– Неужели я слышу в твоих словах мятеж? Не рано ли устраивать революцию? – Ви наклонился над столом, чтобы я не пропустила ни слова. Я тоже потянулась к нему навстречу. В его глазах плясали искорки света. – Давай начнем с того, что я не обязан раскрывать наши секреты всяким временным работникам.

– Не хочешь, не говори. Тоже мне секрет, где картошка растет, – надулась я. А себе намотала на ус, что следует подружиться со словоохотливой Марией, которая многое знает и о хозяевах, и об укладе здешней жизни. Не всегда же Ви будет следовать за мной по пятам?

Еда оказалась вкусной и сытной. На десерт повариха принесла сдобные булочки и кувшин взвара. Ви предпочел хлебнуть пива. Для этого он прошелся к барной стойке, и поколдовав у бочонка, сам наполнил бокал.

– А где бармен? – я покрутила головой. – Лидия обещала, что он сделает мне мороженое.

– Пока обходимся без него, – Ви, глотнув пива, от удовольствия закатил глаза. – Братья Кристофер взяли его с собой.

Вот так всегда. Пообещают и на попятный. Магазина нет, холодильника нет, мороженого тоже нет. Чудесное место.

Упоминание о бармене разговорчивая повариха не пропустила.

– Может так случиться, что Костик к нам больше не вернется, – она поставила рядом со мной вазочку с вареньем. – Я буду по нему скучать. Мороженое у него на самом деле получалось отменное.

– Почему не вернется? – я распрямила спину.

– Так для того хозяева и позвали, чтобы его беду уладить, – Мария смотрела на меня как на несмышленого ребенка. – Маялся он, виноватым себя перед невестой чувствовал. Поссорились из-за пустяка, вот он и выбежал из дома разгоряченный, а там телега.

– Не телега, а машина, – буркнул недовольный Ви.

Мария махнула рукой.

– Все едино. С жизнью расстался, а она, бедняжка, думает, что по ее вине Костя под колеса бросился. Слезами себя изводит.

– Маша, – оборвал ее Ви, – ты сама ругаешься, когда в твоей едальне говорят о земных делах. Сейчас-то почему тебя несет?

– Ой, молчу-молчу, – повариха прижала пухлые пальчики к губам, но ненадолго. Слова прямо-таки рвались из нее. – Я одного никак в толк не возьму, когда у вас руки дойдут до моих дел? Сколько еще ждать-то?

– Тебе с нами плохо? – рыжая бровь байкера поползла вверх.

– Нет, не плохо, – повариха опустила глаза. – Только здесь иногда так сильно прихватывает…

Она прижала ладонь к груди.

Ви поднялся и привлек к себе женщину. Постоял, раскачиваясь с ней, будто баюкая.

– Теперь легче? – через некоторое время он расцепил руки, возвращая поварихе свободу.

– Да, – она кивнула и потянулась к завязкам фартука. На ее лице опять светилась улыбка. – Пойду на могилке своей подружки Лидии посижу. Там хорошо, спокойно.

– Иди, милая, – Ви проводил ее долгим взглядом.

Не знаю почему, но сцена с поварихой меня задела. Сделалось обидно за Марию.

– Я поняла, кто вы такие. Вы эксплуататоры душ. Сто лет бедную Машу ради своей корысти удерживаете. Вкусно готовит, да?

Ви вернулся ко мне, сел на скамью. Пока он опускался, у меня живот скрутило от страха. Уж очень серьезен был байкер, от него опять веяло не человеком.

– Маша убила себя. В состоянии аффекта. Когда узнала, что муж погиб на фронте. Говорит, сильно любила, – Ви цедил рубленными фразами. Каждая из них била меня по темечку. – Жизни без него себе не представляла. Оставила двоих детей на произвол судьбы. Круглых сирот, по сути. Старая бабка все жилы из себя вытянула, пока подняла их.

– Мария до сих пор не может себя простить, – ахнула я, понимая, какая боль засела в сердце женщины.

– Вот такие грани любви, Маргарита Павловна. Нет Маше покоя и не будет. Пусть лучше здесь, чем…

– Чем в том месте, что уготовано для наложивших на себя руки?

Я ничего не знала о потусторонней судьбе самоубийц, кроме того, что в прежние времена их хоронили за оградкой кладбища. Где же твоя могила, Мария?

Ви поднялся.

– Гость идет. Займись им, – бросил он мне на прощание и покинул помещение.

В дверь позвонили.

Я заполошно подхватилась и понеслась. Мне уже поставили в пример Лидию, ожидая от меня того же качества обслуживания. Но я сама из тех, кто уж если взялся за работу, то сделает ее хорошо.

На пороге стоял серенький человек. Растерянный и поникший. Он ткнул указательным пальцем в мостик очков, заставляя их вернуться на переносицу, но тяжелая металлическая оправа тут же сползла вниз.

– Здравствуйте! – он шаркнул ножкой, словно вытер ее о коврик, которого не существовало. Я только сейчас обратила внимание, что на каменном пороге вырезаны слова приветствия. – Я туда попал?

Вопрос поставил меня в тупик, но я быстро нашлась.

– Если ищете Последний приют, то да, вы на месте.

Мужчина пригладил тонкие волосы, но вечно дующий здесь ветер незамедлительно поднял их дыбом. Посетитель сделался похожим на взъерошенного воробья.

– Мы рады приветствовать вас, – добавила я и отступила в сторону, чтобы пропустить гостя.

Зайдя за стойку, вывела в журнале регистрации цифру 79, на этот раз более уверенно владея пером, и передала «гроссбух» новому постояльцу.

– Заполните, пожалуйста, графы, – произнесла я, ставя перед ним еще один прибор с чернильницей и ручкой.

– Я почему-то не захватил с собой документы, – похлопывая себя по карманам, промямлил «серый» человек. Я видела его именно таким, серым. То ли мышиный цвет волос настроил так мое восприятие, то ли мятый кургузый пиджачок.

– Мы поверим вам на слово, – с улыбкой успокоила я. – Только, пожалуйста, пишите о себе правду.

Мужчина осторожно обмакнул перо в чернильницу и, снова поправив очки, склонился над книгой.

– Что значит «причина смерти»? – он поднял на меня глаза.

Я оглянулась на лестницу. Ну почему Ви оставил меня одну именно сейчас?

– Каким образом вы покинули этот свет? – мягко спросила я, видя, как дрожит ручка в его пальцах.

– Что значит, я его покинул?

Через мгновение мужчина некрасиво сморщился. Он понял смысл слов и собрался плакать.

– Вы не помните?

– Нет, – он бросил ручку и торопливо снял запотевшие очки. Достав из кармана такой же мятый платок, начал нервно натирать стекла. – Я увидел яркий свет и пошел к нему. Не мог не пойти. Оказалось, это светили автобусные фары. Я сел, и он привез сюда. Водитель сказал, что меня здесь ждут.

– Все верно, мы вас ждали, – я не знала, что делать. Как регистрировать душу, которая не помнит факт смерти? – Вы только, пожалуйста, не волнуйтесь. Можете сесть на диван и выпить воды, – я заметила, что на одном из столиков стоит графин и пара стаканов. – Мы позже все запишем, когда… вы придете в себя.

– Да-да, – он огляделся и направился туда, куда я указала рукой.

Ви, где же ты?

Мне ничего не оставалось делать, как наблюдать за новым постояльцем. Он глотнул воды и, продолжая держать в руках стакан, опустился в кресло. Обвел растерянным взглядом помещение.

– Это отель?

– Да, гостиница «Последний приют».

– Хорошо, – произнес человек и потянулся к столу, чтобы поставить стакан.

Его внимание привлекли разбросанные печатные издания. Мужчина выбрал газету и углубился в чтение.

– Тут обо мне, – он поднял на меня растерянный взгляд. – И фото есть. Вот. «Гражданин Самарцев С. похитил дневную выручку мебельного кооператива и скрылся в неизвестном направлении». А что мне было делать, если Лилечке срочно требовались лекарства?

– Лилечка ваша дочь? – я подошла ближе и взглянула на фото мужчины в разделе «Разыскивается». А потом и на дату выпуска газеты. Девяностые.

– Нет, младшая сестра. Денег нет, а лекарство дорогое. И в аптеке не купишь. Надобно с рук.

Рот мужчины неожиданно раскрылся в изумлении.

– Я вспомнил, – прошептал он. – Меня столкнули с лестничного проема какого-то заброшенного дома, куда завели якобы за лекарством.

Самарцев потрогал затылок и посмотрел на пальцы. Крови не было. Но я уже и без него знала, что ничего колотого, резанного или рубленного не увижу. Дом бережет психику своего администратора.

Гость опять потянулся за стаканом. Пил неаккуратно, вода стекала по подбородку на воротник и съехавший набок галстук.

– Вы готовы зарегистрироваться? – напомнила я через некоторое время, когда мужчина вышел из оцепенения.

– Да-да, – сказал он и направился к стойке. Обмакнул перо в чернильницу. – Вы не знаете, что стало с моей Лилечкой? Она выздоровела? О ней позаботились?

– Нет, простите, – я покачала головой.

– А кто может мне ответить? – Степан недоуменно посмотрел на меня. Я прочла его имя – «воробышек» успел его вписать в журнал. Как и дату своей смерти.

– Мы все выясним и позаботимся о вас, – Ви вырос за спиной Самарцева. Его ладони легли на плечи новенького. Я выдохнула с облегчением.

– А о сестре? – Степан уже не выглядел таким потерянным. – Мне обязательно нужно объяснить ей, почему я не пришел. Как вы думаете, она… жива?

– Жива, – глаза байкера лучились добром.

– А можно мне увидеть ее? – Степан положил ручку и вытер вспотевшие ладони о брюки. – Перед тем, как… покину этот мир? Я ведь знаю уже, что умер. Но я не могу уйти, пока не поговорю с Лилечкой. Душа не на месте, понимаете?

– Понимаем, – кивнула я.

– Ох уж эти грани любви, – шепнул мне Ви, обнимая воробышка.

После того, как лупа подтвердила правдивость слов Степана, Ви увел его к лестнице.

«Я простодыра, – было написано в графе «Причина смерти». – Меня всегда было легко обмануть. И на этот раз я доверился не тем. Я неудачник и вор. Я не только совершил преступление, но и не помог сестре. Мне нет прощения».

Я захлопнула журнал, вышла из-за стойки и в изнеможении опустилась на один из диванов. На сердце лежал камень. Мне самой сейчас срочно требовался Ви. Если я буду так близко принимать беды постояльцев, то не доживу и до конца временной подработки.

Голос Марии я услышала еще до того, как она появилась на пороге. Она пела. Что-то похожее на деревенские страдания, когда как-то по-особенному тянутся гласные.

– Мой миленок не прише-о-о-о-л…

Растрепавшиеся косы, в руках красивый венок из крупных розовых цветов, похожих на розы. «Пионы», – догадалась я.

Увидев меня, повариха поменяла песню на задорную. Подошла ко мне, разведя руки и притопывая ногами.

– У ха-ха, у ха-ха,

Чем я, девочка, плоха,

На мне юбка новая,

Сама я чернобровая!

Венок оказался на моей голове. Запахло летом и свежестью.

– Ох, до чего ж ты красивая, Шапочка! – Мария наклонилась и крепко обняла меня. – Кому же ты такая достанешься? Ви, я вижу, глаз на тебя положил…

– Да что вы все время меня кому-то сватаете? – возмутилась я, выбираясь из кольца ее рук.

– Так срок любви пришел, – пропела она. И понизив голос, добавила. – От нее не уйти.

– Как на кладбище? – попыталась я увести разговор в сторону. – Все спокойненько?

– Благостно, – Мария вздохнула и села рядом. – Там, дальше, есть грот. Местами совсем разрушенный. Но я хожу в него. Трогаю скульптуры, рассматриваю их. Чудные! И все печальные. Сходим как-нибудь вместе?

– Обязательно, – я потрогала венок на голове, но Маша остановила меня, не разрешила снять.

– Брошка Лидии, – она ткнула пальцем в приколотую к свитеру вещицу.

– Теперь моя, – я мягко улыбнулась поварихе. Здесь, вне кухни, без фартука и косынки, она казалась такой молодой. Живой. – Вы случайно не знаете, почему администратор должен носить ее?

Я сделала вид, что мне не объяснили значения броши. Хотела проверить слова Ви и Лидии. Поймала же я несоответствие объяснений фактам.

– Это чтобы ты не убежала.

Простодушие – главная черта стряпухи, это я уже поняла.

– Они не отпустят меня? – я уже представила, что бегу по лесу, но вдруг натыкаюсь на стеклянную стену, не позволяющую выбраться дальше автобусной остановки. Или за мной гонится толпа привидений и возвращает в дом под белы рученьки.

– Нет, – Мария взялась переплетать косу. – Они будут знать, где ты находишься. Всегда будут знать. Куда бы ты ни спряталась.

– Понятно, – я вздохнула. Вот так новость! Выходит, на меня насадили «жучок»? Следить, значит, будут? – Еще я хотела бы понять, почему не сразу увидела всех обитателей дома, а только после того, как на меня надели брошь? Я запомнила вас, Мария, вы стояла совсем близко к стойке администратора.

– Я подслушивала, – хихикнула повариха. Ее щечки залились румянцем.

– Ну так почему я не видела всех вас с самого начала?

– Просто дом к тебе присматривался. А когда новая хозяйка пришлась ему по душе, показал своих обитателей, – Маша ловко заколола косу на затылке. Сняв с шеи платок, встряхнула его и повязала на голове. – Как говорят господа, он сам понимает, когда новый работник готов принять его естество. А еще говорят, хозяйка и Ви вдыхают в него жизнь. Без вас дом начинает хиреть, а мы болеть. Потому-то вам нельзя надолго из него отлучаться.

Ах, так из дома отлучаться все-таки можно, главное, вовремя вернуться! Я едва не подпрыгнула на диване от негодования. Ох уж этот Ви! Пусть он не врет, но основательно не договаривает. Упомянул, что дом живой, но не рассказал, что разумный.

Я осторожно огляделась.

– Теперь буду чувствовать себя не в своей тарелке. Жучок на кофте, следящий дом. Как жить под постоянным наблюдением? Только не говорите, что я со временем привыкну. Уже наслышана.

– Давай, Шапочка, на «ты». Непривычная я, чтобы барышни мне выкали. Да и годами мы недалеко друг от друга ушли. Я всего-то на сто лет тебя старше. А вопросы «как да почему» не задавай. Все пустое. Главное, что ты жива.

– Нет, я все-таки спрошу. Еще один вопрос. Чтобы я мертвую Лидию с порога увидела, тоже дом захотел? Одних он показывает, а других нет? А вдруг сейчас рядом со мной еще кто-то стоит, а я ни сном, ни духом? – я боязливо обернулась.

Мария рассмеялась.

– Нет здесь больше никого. Только Ви на лестнице застыл.

– Подслушивает?! – я вскочила с места.

– Нет. В раздумьях, – успокоила меня повариха. Я выдохнула и села назад. – А вот про Лидию я тебе так скажу. Она думала, что жива, пока Ви не поцеловал ее в лоб. Она была как тот солдат, которого смертельно ранили, но он продолжал бежать в атаку, не зная, что ему пришел конец. Я сама такое видела, когда попросила Радиса показать, как погиб мой Вася.

История мужа Марии натолкнула меня на мысль, что я тоже смогу выяснить, как умерла моя мама. В ее смерти я была уверена, иначе она обязательно вернулась бы за мной.

Глава 6

Повариха оказалась весьма ценным кадром. Она многое знала и могла объяснить. Поэтому я вновь вернулась к вопросу о Лидии. Момент поцелуя старушки намертво запечатлелся в моей памяти. Я тогда впервые поняла, что байкер не человек. И Лидия после его объятий слишком резко изменилась. Ее губы побелели, а очки, с которыми она не расставалась, сделались ненужными. Она даже не стала собирать растрепавшиеся волосы, хотя до этого тщательно прихорашивалась и красила губы.

– А как с помощью Ви можно узнать, умер ты или нет? Нет, с ним самим все понятно, а вот как догадалась Лидия?

– Поцелуй Ви живых опаляет жаром, а мертвые ничего не чувствуют, – повариха нашла пятно от травы на юбке и поскребла его ногтем. – Лидия сразу смекнула, что жизни в ней больше нет. Я как-то рассказывала ей, что можно по поцелую Ви узнать, на том ты свете или еще на этом.

– А тебе откуда известно? – я сощурила глаза. Ох уж этот Ви. Понятно, почему ему не нужна женщина. Он поцелуями недостающие эмоции добирает. – Тоже рыжий детина целовал?

– Нет, зачем? – пожала плечами Мария. – Я мертвая уже давно. Просто видела, как удивилась женщина, которая совсем недавно была живой. Она спросила Ви, почему его поцелуи ее больше не греют, а он заплакал… – повариха перестала тереть пятно и скосила на меня глаза. Она явно прикусила себе язык, потому как вдруг засобиралась. – Ой, что-то засиделись мы, а мне пора!

– Постой, мы еще не договорили. Что за женщина? – я поймала Машу за руку, чтобы вернуть, но та вытащила пальцы из моего захвата.

– Не могу, Шапочка, работы много. Скоро братья заявятся, а у меня ничего не приготовлено.

И убежала.

Я осталась на месте. Мне было о чем подумать.

В этом доме умер администратор. Это очевидно. Кто еще мог чувствовать горячие поцелуи Ви, а потом обнаружить, что они сделались холодными? Только живой человек. А кроме Ви и администратора живых в доме никого нет. И Маша сорвалась слишком уж поспешно.

Додумать до конца важную мысль мне не дали, на лестнице послышались шаги. Чтобы занять себя, я зашла за стойку. Убрала чернильницу на место и спрятала в ящик стола журнал регистрации.

Появившийся Ви, как и говорила повариха, пребывал в глубокой задумчивости. Вот еще одна странная особенность Марии – она знала, что делает здоровяк, хотя тот не находился в поле зрения. Неужели призраки могут видеть через стены?

– Как несчастный Самарцев? – поинтересовалась я. – Успокоился?

– Он нарушил десятую заповедь «Не пожелай ничего чужого», и стремление помочь сестре никак его не оправдывает, – Ви, так и не взглянув на меня, постучал по стойке пальцами. Недовольно. – Покой не то, что будет ему даровано. А вот сестру жалко.

– Но вы найдете способ уладить его проблему? Ты же обещал, что позаботишься о нем.

– Мы заботимся о каждой неприкаянной душе. Они не должны бродить среди людей. Как только оборвутся нити, удерживающие призрака на Земле, он отправится дальше.

– В Рай или Ад?

– Как решит суд, – коротко ответил Ви. Он не был в настроении объяснять.

Я вышла из-за стойки и встала рядом с ним.

– Поцелуй меня, пожалуйста, – потрепала я его за рукав.

Я хотела на себе испытать действие поцелуя Ви. Хоть и была уверена, что жива (о чем твердили все вокруг), но червь сомнения все же точил меня изнутри. Я должна была увериться.

Ви нахмурился и, повернувшись, взглянул, наконец, на меня. Я видела, как его брови взлетели вверх, но вовсе не потому, что я удивила своим вопросом. Он с жадностью и необъяснимой нежностью разглядывал меня.

– Ты невероятно красивая, – выдохнул он и притянул к себе. Так быстро, что я не успела объяснить, почему хочу поцелуя в лоб. Я получила то, что просила, и поняла, что жива. Ох как жива. Его поцелуй в губы был горячим. Жар разлился по моему телу и вызвал острое желание жить, любить и рожать детей.

Особенно любить. Я вцепилась в Ви, запустила пальцы в его волосы, принуждая не обрывать поцелуй. Лишь когда начала задыхаться, позволила себе оторваться от его губ.

– Что мы творим? – прошептала я, плавясь от близости горячего мужского тела и ощущения всепоглощающего счастья.

– Это все пионы, – улыбнулся мне Ви.

– Пионы? – не поняла я, и непроизвольно облизала губы. Новый жаркий поцелуй заставил бесстыдно обхватить ногами бедра Ви. Я чувствовала его напряжение, и оно мне понравилось. Я хотела, чтобы меня раздели здесь и сейчас, я жаждала, чтобы меня довели до безумия. Я была на грани этого безумия. Нельзя целовать Ви. Нельзя, если хочешь остаться самой собой, а не превратиться в одержимую сексом распутницу. Ви – это чистый секс.

– У тебя на голове венок из пионов. Это мои любимые цветы, – Ви говорил мне в губы. – Ты безумно красива сейчас.

– Я просто безумна, – я потянулась за новым поцелуем, но Ви нежно отстранил меня от себя и пересадил на стойку.

– Мы сейчас оба безумны, – он стащил с моей головы венок и поднес к лицу. Закрыв глаза, вдохнул аромат цветов. – Гвоздика, мед, жасмин, сирень и даже лимон, – прошептал он. – В них вся ты…

Я сердцем почувствовала, что эти слова говорились не мне. Ви сейчас был с другой женщиной. Может быть, с той самой, чей поцелуй однажды сделался холодным.

– Ви, посмотри на меня, – попросила я, прикасаясь к его плечу. Я еще не остыла, но понимала, что продолжения не будет. Своей просьбой поцеловать я разбудила вулкан, который молчал долгие годы.

Байкер поднял на меня больные глаза.

– Прости, Шапочка, но мы не должны, – он отбросил венок в сторону. Тот со стойки скатился на пол. – Ни к чему хорошему это не приведет.

– Я понимаю, – кивнула я. – Помоги слезть, здесь высоко.

Ви подхватил меня под мышки и легко опустил на пол.

– Откуда у тебя пионы? – спросил он. – Они цветут весной, а сейчас за окном август.

– Мария принесла, – я поправила задравшийся свитер. Проверила, на месте ли брошка. – Ви, скажи, как такое может быть? Почему пионы распустились в конце лета? Здесь какое-то аномальное место?

Конечно же, место было аномальным, я даже не сомневалась, но хотелось подробностей. Сразу вспомнился цветущий сад в сказке «Снежная королева». Герда, попав к волшебнице, очнулась только тогда, когда за забором наступила зима.

– Время, – Ви растянул на пальцах резинку и связал непокорные кудри в небрежный пучок. – Здесь для каждого оно течет по-своему. У нас с тобой лето, а у Марии весна.

Он прятал глаза.

– Какое сегодня число там, в моем мире? – меня кольнуло плохое предчувствие. Если для каждого время течет по-разному, значит, и у меня с ним свой счет.

– Для Марии или для тебя? – не сразу понял Ви. – Для души числа нет.

– Для меня, конечно.

– Уже четвертое августа.

– Я не сплю четыре дня?! – невероятное известие моментально отрезвило меня. Я забежала за стойку и схватила упавший венок. С пионами еще не все ясно, они нужны мне в качестве доказательства, когда я буду пытать Марию.

– Ты куда? – встревоженно спросил Ви, когда я потрусила к лестнице.

– Пойду посплю, – бросила я, прежде чем исчезнуть за поворотом. Чертов дом. Совсем заморочил голову. Как тут уследить за временем?

Еще один сюрприз ждал меня в комнате.

Она имела обжитой вид. Мои вещи были разложены по полкам, занавески утратили унылый вид, а на столе стояла ваза с розами. Моими любимыми цветами. Их аромат пьянил. Кто же здесь хозяйничал без меня?

Я кинулась к чемодану и, убедившись, что неизвестный доброхот не тронул документы, достала из потайного отделения рамочку с фотографией мамы. Я дорожила единственным снимком, оставшимся у меня после ее ухода. Отец остальные порезал и спалил.

«Ты не нужна ей! – кричал он мне, когда я пыталась вырвать из его рук уцелевшие фотографии. Тогда он впервые напился, как свинья. – Я тоже не нужен. У нее теперь другой муж и будут другие дети». Я ему не поверила. Мама не могла. Она любила меня.

Погладив улыбающееся лицо мамы, сунула портрет в ящик прикроватной тумбочки. Для себя решила, что запрещу кому-либо входить в мою комнату. У меня должно быть личное пространство. Я сама буду наводить здесь уют.

Хотя следовало воздать должное, неизвестный помощник угадал с цветом занавесок. Я ненавижу темные шторы наподобие тех, что висели у Лидии, или занавески в легкомысленный цветочек, какие видела в едальне Марии. Мне по нраву легкие, чисто белые, чтобы комната смотрелась светлой. Я открыла балконную дверь и впустила прохладный воздух.

Быстро раздевшись и приняв душ (это после четырех-то дней пребывания неизвестно где), переоделась в пижаму и забралась под одеяло. Хорошо было бы поставить будильник, чтобы не проспать до сорока лет, но мой телефон по-прежнему показывал 0:00.

– Спящая красавица, просни-и-ись.

Я открыла глаза. На моей постели сидел улыбающийся байкер. Он сменил рубашку и причесался. Кажется, даже побрился. Я протерла глаза.

– Сколько я проспала?

– Три дня.

И почему меня это известие нисколько не удивило?

– Итого прошла неделя, – я чувствовала себя бодрой, но голодной, о чем тут же сообщила. – Есть хочу.

Если так пойдет дальше, то скоро моя временная подработка закончится.

Ви поднялся.

– Спускайся, мы тебя ждем.

– Кто мы?

– Новые гости. Думаешь, кто-то вместо тебя будет работать за стойкой? Не выйдет. Марш вниз. Хватит того, что я все три дня дежурил у двери.

Заботливая Мария накормила меня. Я только открывала рот, чтобы поговорить с ней о пионах, вид которых так взволновал Ви, что едва не превратил нас в любовников, но повариха ловко избегала расспросов.

– А вот еще попробуй расстегайчика с зайчатиной. Сама силки в лесу ставила. Ешь-ешь, потом поговорим. Тебя люди заждались. Им тоже с местом нужно определиться.

М-да, плохой я администратор.

Очередь состояла всего из двух душ. Интересно, и кому Ви три дня открывал двери?

Записывая очередные номера, я поклялась себе, что больше не буду читать писанину израненных судьбой людей. Так можно раньше времени поседеть. Обращаться за «успокоительным» к Ви тоже не хотелось. Однажды попробовав его горячий поцелуй, я боялась подсесть на иглу удовольствия. Да, я сделалась чувственным наркоманом, и мои мысли все время возвращались к нему. Байкер тоже старался рядом не крутиться, но хочешь-не хочешь, мы с ним сталкивались. Я хоть и отводила глаза, но успела еще не раз оценить его мужественный вид, красивые губы и крепкий зад.

– Признавайся, где взяла пионы, и как они связаны с Ви? – дня через два я все-таки приперла Марию к стенке.

Она изъявила желание сходить на могилку Лидии, но в моей власти было открывать или закрывать двери. Пущать или не пущать, как сказала бы повариха.

– О чем ты? – Маша вытаращила глаза, но вспыхнувшие ярко веснушки выдали ее. – Какие такие пионы?

Я подвела Марию к стойке и, выдвинув нижний ящик стола, куда перенесла венок, потрясла увядшими цветами перед конопатым носом.

– Ах, эти, – она отвела глаза в сторону. – В гроте нашла. Сама удивилась, что цветут. Никогда не цвели, и на тебе. А о Ви знать ничего не знаю!

Повариха плотно сжала губы.

– Врешь! Знаешь! – продолжала напирать я, чутко уловив, что вопреки словам Ви, у поварихи тоже лето. – Поэтому и подстроила все!

– Что я подстроила? – глаза Марии сделались лисьими. – Что-то было между вами, да? Целовались? Или большее допустили? Сладко было с Ви? Признавайся!

Я задохнулась от такой наглости. Подстроила каверзу, а теперь жаждет подробностей.

– Маша, прекрати! Еще услышит кто и подумает невесть что.

Но повариху невозможно было остановить.

– То-то, я погляжу, не смотрите друг на друга, отворачиваетесь. А у тебя так и вовсе щеки пылать начинают, стоит Ви появиться.

– Все, иди на могилку своей подруги, – я направилась к двери и повернула ключ в замке. – Не могу больше с тобой в эти дурацкие игры играть.

– Да мы вроде только начали? – она проплыла мимо меня с хитрой улыбкой.

Я скрипнула зубами. Сводница.

Со стороны лестницы послышался грохот. Бежал кто-то большой и тяжелый. Я ни минуты не сомневалась, кто это.

– Цирк возвращается, – радостно возвестил появившийся Ви.

– Какой еще цирк? – я едва успела поймать упавшую челюсть. Что за ерунда здесь творится?

– Цирк братьев Кристофер!

Мы вместе вылетели на улицу. Откуда-то со стороны леса, но не с той тропки, откуда я пришла, а от границы с холмами, появилась вереница крытых фур. По мере приближения машин на каждой из них я разглядела яркую рекламу. Надо же! А я не поверила Ви. К нам на самом деле приехал «Цирк братьев Кристофер».

– А где сами братья? – я вытянула шею, пытаясь рассмотреть среди муравейника вывалившихся из автомобилей людей тех самых долгожданных хозяев гостиницы.

Подскочившая к Ви девица в трико с блестками повисла на его могучей шее. Услышав мой вопрос, она повернула ко мне размалеванное гримом личико.