Таисия Альбертовна Цой
Вселенные. Сборник рассказов
Вселенная № три. Или «Ангел славянских небес»
Она лежала посреди поля, раскинув в стороны руки и смотрела в небо. Изредка отмахиваясь от надоедливых июльских мошек, норовящих залезть в глаза, рассматривала куцые полоски белёсых облаков.
– Н-да. Не густо на сегодня… – Ася лениво перевернулась на живот, уместив подбородок на сгибе локтя. - Нот, нам не пора ещё?
Рожь всколыхнулась под недовольным вздохом Нота. Ну, как всколыхнулась… Всколыхнулась, если бы Нот дышал.
– Ася. У нас нет пока заданий. Смирись.
– Бесчувственный ты… Как кусок металла…
– Ася, я и есть металл. Я твой ньёрд, если ты не забыла.
– Тут на земле своё имя забыть можно от скуки, не то что про свой ньёрд… – недовольно проворчала Ася в ответ своему скоростному болиду. Если бы Нот умел дышать, он обязательно бы снова горестно вздохнул.
Ася была лучшей на курсе пилотов института Звёздного Неба. На выпускных экзаменах, когда каждый будущий выпускник должен был выбрать себе болид, ей предоставили право быть первой из всех 15 человек. А она что? Знаете, что она тогда сказала комиссии?! Гордо вздёрнув подбородок, Ася заявила, что пойдёт первой, но выбирать будет не она, а они. Болиды то есть.
Комиссия была готова её по-тихому удавить под столом и спрятать бездыханное тело под стульями. Но старый ректор, бывший военный, не носивший ничего, кроме форменного мундира, увешанного боевыми наградами, вдруг засмеялся.
Ректора боялись все студенты, преподаватели и сама комиссия. Ректор был стар, но не дряхл. У него была боевая травма, отчего тот хромал, припадая на левую ногу. Но при этом, пятерых грабителей в имперскую темницу приволок как нашкодивших щенков.
– Пытались меня ограбить, – пожав плечами, ответил ректор на допросе. – А я не согласился. А они обиделись. Вон, видите, некоторые даже плачут до сих пор.
Четыре из пяти рыдали аки красны девицы, проводившие своих богатырей на войну со Змеем Горынычем. Бились в истерике и просили его, ректора то бишь, никогда к ним не подпускать. А пятый… Тот вообще разговаривать перестал.
В общем, завязали они с разбоями и грабежом. Буквально за сутки.
Члены комиссии недоумённо переглядывались, пока ректор смеялся. Лицо его добродушно покраснело, в уголках ярких глаз заискрились слезинки. Ася боялась вздохнуть, потому что не знала чего ожидать. Никто ещё за 25 лет не видел ректора смеющимся. Он и улыбаться-то не умел… А тут, смотрите-ка, ржёт сидит, аж слёзы катятся.
– Девочка моя, – отсмеявшись, вытирал он слёзы – ты не в приют с котятами пришла. Ты идёшь выбирать себе болид, который будет с тобой ближайшие 10 лет испытательного срока службы в войсках Приграничья. Ты ещё помнишь это?
– Да, господин Ректор!
– С чего ты решила, что у этих машин есть самостоятельное сознание, достаточное для того, чтобы выбирать кого-то? Почему ты считаешь, что у них есть право выбора?
Болиды были оснащены искусственным интеллектом ровно настолько, сколько требовалось для беспроблемного общения со своими пилотами. Никаких изысков в виде эмоционального фона, умственного саморазвития им не давали. Но Ася…
Она не технарь, она пилот. И, тем не менее, находила общий язык с любым из болидов. Без инструмента. Просто садилась за пульт, и говорила «привет».
А у них, у всех и каждого, была одна реакция – сами выходили из спящего режима, подгоняли «седло» под Асю, пододвигали дисплеи. Просыпались они.
Все на курсе слышали про странную девочку Асю, ангела славянских небес. Так её за глаза называли.
В тот день она вышла на периметр у корпуса, встала по центру выстроенных кругом болидов. Закрыла глаза. Комиссия, студенты, все затаили дыхание.
– Привет…
– И тебе привет, – она открыла глаза. На неё в упор смотрел чёрный хищный ньёрд. Лёгкие сплавы металлов по корпусу, последние достижения техники и программирования. Он был ястребом в этом курятнике. Ректор тихо кашлянул.
– Ася, ты уверена? – Ректор положил руку ей на плечо, пока она заворожённо рассматривала блики, играющие по бокам ньёрда.
– Ага…
– Нот не простая модель, а экспериментальная… В нём немного больше сознания, чем мне бы хотелось видеть в болидах такого рода… Он ещё ни одного пилота не принял дольше, чем на один боевой вылет.
– Меня примет.
– Ну, как скажешь… – он хмыкнул себе в усы. – Ангел славянских небес…
Ася и Нот, казалось, были созданы друг для друга. Он понимал её с полуслова, с полумысли, с одного движения бровью. А она всегда его слушала, внимательно. Ему было о чём ей рассказать. У него боевых вылетов больше, чем у неё учебных за три года на курсе. Они любили друг друга так, как могут только любить пилот свой корабль, и корабль пилота в ответ. Нот её частенько дразнил, Ася в ответ огрызалась. Но, это всё же была любовь.
– Ноооооот, мне скуууушно… – Ася расстроенно потянулась среди колосков, утомлённо зевнула.
– А я тебе говорил, давай ещё погоняем этих планетников по облакам, перед тем как их на атомы развеять. А ты – «да нееет, давай сразу в лоб им закатаем с прицельного!» и ну, шмалять! А я тебя предупреждал, что на твоём периметре их уже и так не осталось. Впору не посевы от планетников защищать, а планетников от тебя!
– Ой, всё. Слуууушай… – Ася хитро прищурилась. Нот всеми своими закрылками почуял приближающуюся задницу. – Давай на соседний сектор сгоняем, а? Развлечёмся?!
– Ася. Ты в курсе, что это противозаконно? Категорически запрещается вести боевые действия на секторе, закреплённом за другим истребителем институтом правления! – Если бы у ньёрда были пальцы, он обязательно указательным пальцем проткнул воздух в наставительном жесте.
– Не гунди, поехали! – Ася уже взбегала по ступеням трапа, предусмотрительно поданного Нотом.
– А ты знаешь, сколько ты просидишь в изоляционной камере, если тебя поймают?!
– Во-первых, не поймают. Во-вторых, не тебя, а нас.
– А я что? Я бездушный болид, ни интеллекта, ни разума. Это всё ты, куда пилот ведёт, туда лечу. – Нот деланно «пожал плечами», приостановив и вновь запустив выдвижение крыльев из-под обшивки.
– Говнюк ты, а не болид. – Ася включала по одному тумблеры. Нравился ей этот звук мягких щелчков.
– А ты помнишь, что этот сектор закреплён за племянником ректора?!
– Да помню я, помню! – Ася запустила бесшумный реактор внутреннего обмена.
– Он тебя с дерьмом сожрёт… А меня на шабашки пустят…
– Нот. Ты жуткий зануда. Племянник этот просто позорище какое-то, ни таланта, ни навыков. Ему ни в жисть меня не поймать. Позлить его это прям сами боги велели!
– Сама говнючка. Немиз хороший пилот.
– Нот, щас как обижусь, разведёмся к гхырам собачьим… – Ася ухмыльнулась.
– Да перестань, лучше тебя, конечно, нет. А Немиз и вправду фуфел бескрылый… Ладно. Как обычно? План номер тридцать два?
– А почему не девятнадцать?
– Да Ася, пожалей мальчика. После прошлой недели, когда мы девятнадцатым планом три раза его сектор на уши поставили, он же на транквилизаторы сел.
– Ну, ладно, зоозащитник оленей и прочего рогатого скота… Так и быть.
Вселенная № четыре. Или «Детёныш»
Он шёл по выжженной земле, мягко прикладывая резиновую подошву высоких ботинок к сухой поверхности. В правой руке он держал старый добрый плазменный. Тот фигачил от всей души, оставляя от мишени лишь дымящиеся ботинки. Это в лучшем случае.
Вдали громыхнул взрыв. Лениво, без охоты, Ник присел за первыми попавшимися руинами. Вернее, сначала он до них неспешно продефилировал, а затем уже за ними присел. Буднично вынул из-за пазухи помятую, а кое-где даже покусанную, армейскую флягу с НЗ*.
(*Неприкосновенный Запас)
НЗ ценилось выше жизни в этом мире. За эту флягу с качественным пойлом можно было купить пару неплохих наложниц, один шикарный местный болид для передвижения по поверхности планеты, или один ещё более шикарный (чем болид) бластер.
Но, местные наложницы здесь были на человеческий вкус не совсем привлекательными… Чаще, даже устрашающими… Синенькие такие, высокие, со щупальцами во все стороны и с огромными глазами мутно-чёрного. Тоже во все стороны. Бррр… А на щупальцах ещё и пальцы. Все пять. Ей-Богу ужас.
На болиде перемещаться нет смысла – собьют. Даже учитывая начавшийся период затишья, когда даже перепалки внутри лагеря между своими были веселее, чем боевые действия на поле боя с противником. Вышли, навешали друг другу слегка, разошлись. Ещё в спину можно плюнуть. Те в ответ только отмахнутся, да лениво зададут средним пальцем вектор направления. Куда идти тебе следует, то бишь. У них, у этих дикарей, средний палец что-то навроде нашего указательного. А вот направление его вверх перпендикулярно поверхности планеты уже считалось оскорблением. Поскольку считалось, что всякое нечестивое, когда отмирает или выходит, то, расщепляясь на атомы, взлетает вверх. Говно всякое, в общем. Ну, да. Вы у них туалеты видели?! Не внутрь планеты отходники, а длинные перфорированные трубы, изолированные наглухо от запаха, влаги и не совсем влаги, устремляющиеся строго вверх. В среднем длина этих отхожих труб достигала метров 700. А дальше всё, что летело наверх, подхватывалось атмосферой планеты, и постепенно расплывалось в разные стороны.
В итоге когда ты подлетаешь к Первомайке (это название негласное, чисто человеческое), вид тебе открывается весьма… своеобразный… Учитывая цвет отходов жизнедеятельности первомайцев, ярко-алый (теперь ясно почему Первомайка?!). Летишь, сам себе весь такой приятный, и тут на поверхность обзорного стекла фигачит кровянистый сгусток объёмом литров пять.
Первопроходцы прям в своих креслах умирали от панической атаки, думая, что произошла разгерметизация и у них голова взорвалась на части.
В общем, полный тухляк тут сейчас. Финансирование администраций планет с обеих сторон прекратилось пару месяцев назад. А без денег какая может быть война? Правильно – хреновая война. Пинали друг друга в редких стычках скорее по инерции, после трёх лет непрекращающейся войны. Не поделили планетку. Как дети малые.
Ник сидел и попивал драгоценный НЗ, не теряя головы даже в условиях вялотекущего конфликта. Стреляли скорее ради развлечения, нежели дабы подстрелить противника. Его они видеть не могли, слишком хороша маскировка длинным плащом в цвет поверхности планеты. Напоминает наши песчаные дюны… И нет ни фига, так же как и у нас в пустынях. Ну и на кой, спрашивается, нам сдалась эта чёртова планета, где нет ни хрена, и у чьей атмосферы круглый световой год месячные?! Нет, ну не дебилы?
Ник откинулся на обрывок стены, некогда бывшей частью одноэтажного здания. Закрыл глаза. Подумал о родной планете. Улыбнулся.
И вдруг мысли прервались чьим-то скулежом. Нееее, подумал Ник, не открывая глаз. Быть не может такого.
Звук, напоминающий плач щенка, повторился.
– Да нууу… – Бросил Ник в воздух и открыл одни глаз. Осмотрел окрестности в зоне видимости. Установил с какой стороны идёт «сигнал». – Надо проверить, похоже… Вдруг дети.
Дети у первомайцев общались именно такими звуками – слово маленькой собачке на лапу наступили и стоят себе. Гадкий звук. Но, дети же…
Ник встал из укрытия, расслабленно потянулся, зевнул. Хлебнул из фляги, спрятал её в полах плаща. Вальяжной походкой пошёл на звук. В углу бывших когда-то целыми стен явно кто-то шевелился, не боясь спалить своё местонахождение. Звуки имели привкус отчаяния и бессилия. Но, это не было человеком или военным противником. Другие интонации, чужие герцы.
На вкус совсем как… Божечки мои.
Его взору предстал маленький птенец акуры. Акура – местное животное, довольно редкое. Не то, чтобы если увидишь акуру, то будет тебе удача, скорее наоборот. Животное оно злобное, едкое. Плюётся едкой плазмой, в смысле. Да и постебать сожителей по планете не прочь. Разумная тварь, с юмором. Может пародировать человеческий смех на разные голоса. Огребёшься где-нибудь в канаве, споткнувшись по пьяной лавочке, эта зараза уже тут как тут. Крылья полутораметровые распахнула и ржёт сидит. Твоим голосом же.
Выглядит акура как земная серая неясыть, с одним только отличием – цвет у неё тёмно-красный с синеватыми отливами, цвет венозной крови. А ещё размерами чуток больше. Раза в два всего. Вот такие вот шутки планетарной природы. Дичь страшная, короче, а не животное.
Ну, и разговаривает она своеобразно всё-таки. Как собака лает. А птенцы вот пищат так, словно на шпица мейн-кун сел.
Щенок раскинул крылья в разные стороны, растопырил перья и, смотря на Ника своими огромными бусинами-глазами исподлобья, протяжно завыл. Ник умилился – надо же, как похоже на вой койота с Земли, как родной.
– Ну, и что мне с тобой делать, мелочь? – Ник присел неподалёку, снова вынул флягу. Вопрос был скорее риторическим. Здесь птенца, то есть щенка… Животное. Здесь животное оставлять было нельзя… Жалко же. Забрать с собой, выходить и выпустить дружеским пенделем недели через полторы – успеет оклематься.
Мелочь заинтересовалась запахом, исходившим от горлышка. Нюх у акуры был тоже собачий. Птенец… Щенок… Детёныш подковылял поближе, опираясь на красные крылья, как на костыли. Вытянул шею и заскулил, распахнув клюв.
– Клянчишь, зараза?! – В очередной раз умилился Ник. Протянул детёнышу флягу и капнул в клюв. Детёныш сглотнул. Сел. Провернул голову на 360. Распахнул крылья и встал.
– Закоротило… – Констатировал факт парень. – Рановато тебе такое крепкое ещё… Ладно. Нам пора, чудовище. – Ник сгрёб в охапку контуженое животное, аккуратно сложив крылья. Перо ему повредишь – никогда не отрастёт. Ещё и всю жизнь потом за тобой таскаться будет, как игуана, но из чувства мести и в кружку с чаем мелко гадить. Это из-за одного-то пера…
– Назову тебя Тушёнка. А будешь меня бесить – съем. Ясно?! – Детёныш в ответ моргнул правым глазом. – Ну, вот и договорились. Пошли домой, надо тебя осмотреть…