Недружелюбная
Проверка началась
29
Красный – цвет страсти, а также цвет помады этой знойной брюнетки, что отсасывала ему, пока он звездой лежал на огромной кровати в своей квартире. Девушка явно старше его, правильнее было бы назвать её женщиной, но этот факт делал её только горячее. Ян смотрел, как она работает ртом: губы похожи на резиновые, явно накачанные, на них тут и там надувались пузырьки слюны. Эякуляция произошла в её огромный жадный рот, и девушка этому не противилась. Напротив, она всячески делала вид, что ей нравится: урчала и чмокала.
Теперь, когда накопленное желание было растрачено, он иначе смотрел на всё происходящее. Возможно, он повёл бы себя спокойнее, если бы женщина сама встала, оделась и покинула его жилище. Но она решила положить голову ему на ногу и изобразить сытую кошку. Яну стало противно видеть на члене красные следы помады. Это он должен метить женщин, а не наоборот.
– Ты куда? – заискивающе спросила брюнетка.
– В душ. Давай так: я выйду, а тебя здесь уже не будет.
– Что значит… не будет? А как же я? Дай мне тоже помыться!
– Иди умойся и собирайся, – он едва заметно пошатнулся, но всё-таки снова взял бутылку виски со стола и сделал глоток. Брюнетка умылась, и, вопреки его словам, шагнула в душевую. Ян смотрел на это, прислонившись к стене.
– Ты меня не поняла? – уточнил он наигранно вежливым голосом.
– Ты меня в жопу драл, а потом по-обычному, мне надо помыться! – возразила она.
Терпение Яна лопнуло, когда она взяла его мочалку и выдавила на неё гель для душа. Он выдернул её из душевой и швырнул в коридор. Она поскользнулась и оказалась у стены, голая и помятая, не перестающая визжать.
– Ну ты и ублюдок! – девушка попыталась встать, но руки разъезжались в стороны. Ян поднял её, а затем толкнул в сторону двери. Следом полетела её одежда. Старая знакомая Яна, которой он позвонил почти в полночь и позвал к себе в гости, теперь одевалась в спешке, не прекращая материться и бросать на парня недобрые взгляды. Его это забавляло, и он продолжал отпивать понемногу из бутылки, сидя на танкетке. Когда дверь за ней закрылась, он отставил бутылку в сторону и какое-то время просто находился без движения. Опустил голову, закрыл глаза, попытался прислушаться к своим мыслям. Зря он вспомнил про эту шлюху-риэлторшу, которая вешалась на него ещё пять лет назад. Зря воспользовался тем, что она готова ради него на всё. Зря.
Незаметно для самого себя он задремал, но ненадолго. Очнулся Ян уже через полчаса, ещё не понимая, сколько прошло времени. Его посетило странное чувство нацеленности. Раньше такого никогда не случалось, но вдруг это знак? Именно сейчас? Ян рванул к телефону, оставленному рядом с кроватью в спальне, непослушными пальцами сделал пару нажатий и отыскал в списке контактов одно лишь имя – Женя. Он до сих пор не переименовал её. Вызов…
Все обвинения с неё сняли. Они виделись в зале суда, но едва он сделал шаг по направлению к Саше, она как ошпаренная кинулась прочь. Её адвокат сказал, что Харанжевич не желает никаких разговоров и просит, чтобы её оставили в покое. Доктор Дитрих пытался образумить Яна и убедить его: суд – не лучшее место для выяснения такого рода отношений. Но в те минуты Ланде не мог позволить себе ждать, и даже пытался догнать Сашу на лестнице. Путь ему тогда преградил Нейтан, позволив Саше и её адвокату скрыться за углом. Ян тогда принял друга Харанжевич за её телохранителя.
Суд приговорил Анну к году исправительных работ. Мари повезло только потому, что Саша открыто заявила, что не требует для неё никакого наказания. После этих слов Троицкая стыдливо опустила голову: эта благосклонность её недавней жертвы стала ударом для остатков совести. Возможно, Саша сжалилась над ней, когда узнала, что у Мари был выкидыш.
«Абонент недоступен. Оставьте сообщение или перезвоните позднее». Чего ещё он ожидал в три часа ночи? Ян нащупал в кармане джинс ключи от автомобиля и вдруг захотел уехать куда-то далеко. В такое место, где он смог бы ещё раз ощутить её запах. Возможно, постельное бельё в его загородном доме впитало этот аромат, и если Ян сделает вдох, то Она поплывёт по его венам, вновь проникнет в его голову, окружит колючей проволокой сердце. Но есть путь намного короче, самый верный путь – сразу к ней.
Хищный «Мерседес» двигался по Невскому проспекту. Ян ещё различал сигналы светофора: зелёный цвет его успокаивал, а красный напоминал огромные губы последней любовницы, отчего опять становилось мерзко. По тротуарам, несмотря на поздний час, прогуливались люди, но Ян ощущал себя единственным человеком на главной улице города. Кого он встретит сейчас на своём пути – неважно. Главное – найти её. У него был адрес: любитель пончиков поделился, хоть и просил не делать глупостей. И плевать, что она должна спать в это время. Если не сейчас, то никогда, ведь Ян трус, он признался в этом самому себе. И без алкоголя он не осмелится к ней прийти.
Набережная Фонтанки. Вот этот самый дом, вот наверняка те самые окна, сквозь которые она смотрит на ставший враждебным для неё город. Люди обвиняли её ещё до приговора, смеялись, называли дешёвой шлюхой и любительницей простых денег. Её страницы завалили гневными комментариями ещё до того, как Сашу лишили доступа к интернету до решения суда.
Палец не с первого раза попал по кнопкам домофона, но Ян всё же набрал случайный номер, чтобы любым способом открыть подъездную дверь. В двух квартирах ночного гостя проигнорировали, в третьей – решили впустить, не задавая лишних вопросов. Он быстро взлетел на нужный этаж, дважды споткнувшись на лестнице.
– Саша! – Ян постучал в ту самую дверь, номер которой подсказал ему следак. Внутри раздался какой-то еле различимый шум, наверное, это она проснулась. – Саша, пожалуйста, открой! Я не могу больше делать вид, что ничего не случилось и я забыл тебя!
Какие-то голоса донеслись и из-за соседних дверей. Вся лестничная клетка стояла на ушах, но ему было плевать: Ян ещё не добился того, за чем пришёл, а значит, никуда не уйдёт. Наконец, дверь квартиры, где жила Саша, распахнулась – резко, едва не ударив Яна по лицу.
– Что?! – на парня из полумрака шагнул высокий афроамериканец, и, судя по выражению его лица, он не был рад видеть ночного визитёра.
– Я пришёл к Саше, – твёрдо сказал Ян, хотя внутри него рушились хлипкие надежды. Это никакой не телохранитель. Этот негр, как успел подумать Ян, явно не похож на подружку или сестричку, с которой Саша могла бы делить комнату. Скорее всего, она делит с ним постель.
– Как пришёл, так и уйдёшь.
За спиной обнажённого по пояс парня мелькнула какая-то фигура. Ян наконец осознал, что он тут лишний. Саша больше не одна, а может быть, и никогда не была одна. Он пришёл сюда, чтобы бессмысленно сотрясать воздух и смешить соседей этой колоритной пары. Мысль на мгновение отрезвила его, заставила развернуться и уйти. Он старался не думать о том, что только что в его жизни произошёл самый позорный случай из всех, которые только можно вообразить.
Снова за руль, снова – на проспект. Заряда здравомыслия хватило лишь на то, чтобы вылететь из подъезда, но не на то, чтобы воздержаться от поездки. Осознание, что он совершил непоправимую ошибку, гнало его всё дальше от этой проклятой набережной. Радиус пространства, которое для него ассоциировалось с Сашей, рос: скоро весь город будет для него местом, связанным с ней. Почему она таскала его по самым известным адресам, чтобы теперь он вспоминал это каждый раз, когда оказывается там?
Вдруг Ян понял, что проезжает мимо того места, где подхватил Сашу, когда шёл дождь. Она тогда выбежала из кучки людей у входа в «Зингер» и нырнула в салон его авто, и в тот момент он был готов сразу уткнуться в её шею и сделать вдох, как наркозависимый. Нога вдавила педаль газа в пол, двигатель взвыл. Люди на улице обернулись на источник громкого звука. Автомобиль не успел выйти на максимальную скорость: под колёса ему вдруг кинулась собака, похожая на дьявольского выродка худая сука. Она испуганно вытаращилась на чёрную, как она сама, иномарку, и в глазах её отразился свет фар. Ян выкрутил руль и вылетел на встречку, пройдя в нескольких сантиметрах от бампера корейской бюджетной машинки. Удар. Гул. Чей-то крик на другой стороне дороги. Собака не пострадала и поспешила скрыться за углом.
Спустя несколько минут к месту аварии прилетел «Лексус». Он встал на аварийке в нескольких метрах от покорёженной машины Яна, вокруг которой толпились люди. Из «Лексуса» выскочил доктор Дитрих в непривычной для него одежде: джинсах и наизнанку надетой рубахе. С ним была его жена Карина, худая шатенка лет сорока с острыми скулами. Он женился на ней всего два года назад, чему предшествовали почти пять лет одинокой жизни после развода с первой супругой.
– Господи! – вскрикнула она, как только подошла поближе к «Мерседесу». Карина знала, что Ян по-своему дорог её мужу, но не имела понятия, насколько.
Иван с супругой жили на Лиговском. Им позвонили с телефона Яна: очевидцы достали его через разбитое окно и нашли номер некоего «Доктора» в списке контактов. Когда поздней ночью мужа Карины вырвали из сна и попросили срочно приехать на Невский, она без раздумий причесала волосы, оделась и села в машину, чтобы сопровождать его. Дитрих обогнул кузов авто и обнаружил, что водитель цел: он просто висел на руле и что-то бормотал себе под нос. При ближайшем рассмотрении оказалось, что он ещё и в сознании. Если бы на пассажирском сидении находился человек, он бы не выжил от удара о столб.
– Что ты устроил? – с отеческой болью в голосе спросил Дитрих. – Твою же… Ян! Да посмотри ты, наконец, на меня! Что с тобой?
– Вань, иди спать, – безучастно произнёс Ян. – Я тоже посплю.
– Вставай! – взревел доктор, но перед тем, как вытащить парня из машины, ещё раз убедился, что тот себе ничего не повредил.
Карина не находила себе места. Она осмотрела толпу зевак, разглядела вдали мигалки скорой помощи. Наконец женщина отвернулась от дороги и поняла, где именно произошло ДТП.
– Пресвятая Дева Мария! Заступница! – прошептала она, глядя на католический крест, коим было увенчано здание базилики.
– Я тебя в наркушку упеку! – ругался Дитрих, усаживая Яна в свой автомобиль. – Вот я сейчас не шучу! Слышишь? Не шучу?
30
Глупо было ждать от Саши, что она окажется просветом на страшном чёрном небе, лучом солнца, пробившим тучи. Ян напоминал себе, что он никогда не станет частью новой жизни Саши. Возможно, поступи он когда-то иначе, Женя постепенно стала бы Александрой, раскрылась ему и он бы не оттолкнул её.
Он пытался радоваться за человека, который вряд ли сможет быстро оправиться от почти двух месяцев мерзких обсуждений, а порой и травли. За человека, который больше не сможет зарабатывать тем, чем он зарабатывал (и теперь Яну было плевать, правильно ли поступала Саша раньше).
За то, что он натворил, Яну стало совестно уже на следующий день. Больше всего он стыдился появляться перед доктором Дитрихом. Перед человеком, который тянул дело его отца, не падал духом и при этом пытался ещё и вернуть к жизни самого Яна. Опомнившись, Ланде дал себе слово, что будет рядом с Иваном до тех пор, пока всё не вернётся на круги своя. Пока люди вновь не станут доверять им. Пока не удастся убедить их дать команде специалистов второй шанс.
Красный курсор на квартальном календаре опускался всё ниже и ниже, оставляя позади дни и недели. Год подходил к концу. Ланде старался стать максимально полезным для Дитриха. Тот в свою очередь понял, что загрузить парня работой – лучший выход для всех, и никогда не отказывал ему, если тот напрашивался что-либо сделать.
Пришедшая зима напоминала скорее застывшую позднюю осень. Снега в первые недели декабря не было. Лишь двадцатого числа утром и вечером один за другим прошли мелкие снегопады, а днём позже Петербург накрыло: огромные белые хлопья устремились с неба на каменный город. В один из дней Ян, входя в клинику, поднял голову и увидел, что монтажники развешивают под потолком гирлянды. Отец Дитриха был католиком, а сам Иван отмечал Рождество скорее по унаследованной привычке. Ему нравился этот праздник, это приятное ощущение тепла и единения с близкими – и он решил поделиться настроением с коллективом, Только Ян, когда заезжал по делам, выглядел чужеродно на фоне бодрых и увлечённых людей.
На стойках регистрации появились ёлочки в горшках, а в кабинете самого Ивана – искусственная ель с игрушками, которые сделали дети сотрудников. И когда в один из дней Дитрих застал Яна рассматривающим бумажных ангелочков, он понял, что самое сложное позади. В тот декабрьский вечер они решили посидеть и поговорить в спокойной обстановке. Наверное, это был первый день за последнее время, когда у них появилась такая возможность.
– Даша, у меня ещё что-то есть по графику? Нет? Прекрасно. Не засиживайся допоздна! – сказал Дитрих новой секретарше и запер дверь изнутри. Сразу после этого он торопливо подошёл к шкафу и извлёк оттуда коньяк.
– Дитрих, ты берёшь взятки пойлом? – впервые за долгое время засмеялся Ян.
– Да ну тебя! – отмахнулся тот, доставая ещё и фужеры. – Мне её принесли ещё две недели назад, но я вспомнил про неё только сейчас. А ещё у меня есть шоколад. И почему врачам дарят только горький? Я вот, например, с детства люблю молочный.
Они разговаривали почти два часа. Ян сидел на подоконнике, глядя на горящие в здании напротив окна, а док расслаблялся в своём кресле.
– Где твоя пассионарность, сынок? – плавающим голосом спросил Дитрих, крутясь на стуле. – Ты четвёртый месяц живёшь какой-то не своей жизнью.
Подвыпивший Иван Дитрих напоминал скорее доктора Айболита с плохого рисунка на стене коридора в советской поликлинике, а не руководителя частной клиники.
– Док, не знаю.
– Когда ты безоговорочно верил Маше, можно было понять, почему ты кинулся на ту девчонку с обвинениями. Но сейчас ты увидел ситуацию под нужным углом. Только сейчас можно сделать окончательные выводы. И не нужно стыдиться того, что ты наломал дров.
Ян помолчал несколько секунд, а потом изрёк:
– Док, мне врали многие, но Саша… она единственная, кто делал это, не желая мне при этом зла.
– Я же говорил тебе, для разговора нужно аккуратно выбирать время. В идеале тебе стоило выждать неделю-другую, а потом позвонить.
– Чтобы казалось, что я наплевал на неё?
– Думаю, она знает, что ты не наплевал. Но успокоившись, она бы охотнее тебя слушала. Негативным эмоциям нужно дать время утихнуть, а ты этого не сделал.
Главврач опустил фужер на стол и попытался встать, но смог сделать это не сразу: штанина зацепилась за какой-то болтик. Со второй попытки док всё-таки поднялся и начал… делать наклоны влево-вправо. Ян смотрел на это с таким удивлением, как если бы книги на стеллаже начали менять местоположение сами по себе.
– Вот теперь хорошо! – сказал Дитрих, но обратно в кресло плюхаться не спешил. Он встал рядом с Яном и тоже уставился в окно.
– О чём думаешь, док?
– Когда мне было семнадцать и я закончил школу, мои родители настояли, чтобы я пошёл в медицинский. Но мне хотелось строить самолёты! В детстве у меня из игрушек-то были одни только самолётики. Ослушаться родителей было страшно, поэтому я стал врачом. Прошло много лет. Родители умерли. Отец восемь лет назад, а мать в прошлом году, как ты помнишь. И сейчас я осознаю, что я на своём месте. Тогда, в семнадцать, я видел работу врача слишком скучной и неблагодарной. Но с годами моё мнение поменялось. Всё, что я сказал на похоронах твоего отца, было чистейшей правдой. Это я к тому, что иногда сторониться чего-либо – нормально, но это не значит, что со временем мы не поменяем своего мнения.
– У тебя был большой путь, целые десятилетия. А в моём случае всё произошло так быстро, что я не успевал принимать решения.
– Суть не в этом. А в том, что бог направляет нас в нужное русло. Если человек отказался от разговора сейчас – значит, ещё не пришло время ему понять важные слова, вдуматься в них. Значит, он может прийти к этому разговору позже, когда захочет узнать, что именно ему собирались сказать.
– Док, первый раз вижу, что ты рассуждаешь на философские темы и говоришь о боге.
– А что? Знаешь, я всегда верил в бога, но не был особо религиозным. Моя жена, Карина, она католичка, как и мой отец. И вот она меня стала брать с собой на службы. Вернее, как-то раз она просто предложила, а я не стал отказываться. Я думаю, иногда человек может что-то попросить у бога, например, сил. Даже если ты не знаешь ни одной молитвы – вот как я! – нужно просто проговаривать про себя то, что ты хочешь сказать. Завтра мы с женой идём в базилику, потому что будет сочельник. У католиков наступает Рождество. Просто сходи и посмотри, как это красиво, отдохни душой. Можешь считать, что мы тебя приглашаем. Так, сынок, нам с тобой, наверное, можно вызвать такси…
31
В этом году ярмарку оформили в стиле альпийской деревушки: однотипные ларьки-домики с декоративными заборчиками, перекинутые над проходами флажки и гирлянды, живые ёлки и коробки в блестящей плёнке под ними. Ветра не было, шумное место наполняли ароматы глинтвейна и имбирной выпечки. Торговец у огромного самовара продавал иван-чай и калачи, в паре метров от него усатый тучный мужчина жарил сосиски, раздавая их на пластиковых тарелках с варёным горошком и кетчупом.
Саша наконец нашла несколько палаток с ёлочными игрушками от разных фабрик и мастеров. Перед ней лежали деревянные фигурки животных, керамические детки и ангелочки, стеклянные шары с рождественскими и бытовыми мотивами, а также изящные вещички из стекла. На одном из прилавков, прячась за металлическими оленями, сидел смуглый кудрявый мальчик в полушубке, вырезанный из дерева. Саша улыбнулась – сколько бы ни стоило это чудо, нужно купить игрушку для Нейтана. Даже если он не успеет вернуться к Новому году и предпочтёт отметить Рождество у себя на родине. Заплатив ещё за несколько игрушек, баночку мёда и килограмм пряников в сахарной глазури, Саша пешком отправилась домой.
Она встречала людей с полными пакетами продуктов и коробками, в которых наверняка прятались подарки. Пару раз видела мужчин с ёлками, которые они закинули себе на плечи и теперь несли в квартиры, где жёны и дети давно разыскали в кладовках мешки с украшениями. Нейтан всегда покупал ёлку в двадцатых числах декабря, перед католическим Рождеством. К Новому году она осыпа́лась, и они меняли её, чтобы праздничное настроение не пропадало. На этот раз некому было так рано приволочь домой хвойное деревце.
На перекрёстке Саша заметила целую семью, говорящую по-польски: наверняка католики, которые направляются в один из соборов на мессу. Девушке захотелось развернуться и пойти за ними, чтобы их порыв передался ей и оживил после долгих недель пустоты и испытаний, из которых она смогла выбраться, но потеряла всё, благодаря чему выживала в этом городе. Блога больше не было, и Саша подрабатывала, помогая немногочисленным клиентам вести аккаунты в социальных сетях. Деньги стремительно кончались, но она не осмеливалась сказать об этом Нейтану. Из-за Саши ему пришлось пройти через многое, что отразилось в том числе на его карьере врача. Работу он не потерял, но коллеги теперь относились к нему с опаской: не доверяли и лишний раз спрашивали, зачем ему та или иная информация. Пятнадцатого декабря он улетел в США – временно, чтобы навестить близких. Но Саша боялась, что на самом деле он отправился в Нью-Йорк, чтобы найти работу там. Если это так, она рисковала остаться в большом городе совсем одна, ведь Таня и Илья приезжали редко.
Саша понимала, что скоро не сможет выживать в Питере без блогерских доходов и нужных связей. Куда она поедет, когда денег совсем не останется? На малую родину, где у неё никого нет? Дом родителей сгорел двадцать лет назад – в тот день в огне погибли и они. Землю, на которой остались лишь тлеющие брёвна, получил в собственность брат отца и вскоре продал. Жить ей негде, куда бы она ни подалась. От мрачных мыслей Сашу отвлёк промоутер, раздающий листовки с рекламой нового магазина мармелада и драже.
Впервые за многие годы Саша осознала, насколько сильно хочет быть причастной к какому-то грандиозному и тёплому событию, насколько сильно хочет идти с близкими ей людьми куда-то, где им будут рады, где будет светло, тепло, а всё плохое забудется. И она даже позавидовала тем, у кого есть вера: они уже были объединены праздником.
Как мало всё-таки значит физическая близость. Со сколькими из мужчин она была в шаге от этой самой близости, со сколькими она достигла её – но в итоге Саша одна идёт в пустую трёхкомнатную квартиру, чтобы провести там очередной бестолковый вечер. Весь декабрь она просидела дома, иногда пыталась искать праздничные комедии, но внимание рассеивалось ещё в начале просмотра и спустя несколько минут Саша понимала, что упустила важные части сюжета. Киносеанс шёл коту под хвост. На экране люди улыбались и обнимали друг друга, а ей всё это было недоступно. Ей до сих пор было тяжело даже просто поддерживать разговор.
Молча, не доставая наушники, она медленно шла мимо сверкающих огоньками и неоновыми буквами витрин, ростовых фигур Санты и Деда Мороза – второй пока ещё встречался чаще. И Саша вовсе не воспринимала эту атмосферу как чуждую, нет: она понимала, что город делает всё для того, чтобы затянуть каждого в сладостное ожидание праздника. Но она не могла поддаться ему в такой момент. Подойдя к своему дому, Саша взглянула в окна пустой квартиры. Девушке не хотелось подниматься на этаж. Она подозревала, что только хлопка двери за спиной не хватает, чтобы начать плакать. Вдруг в её спальне дёрнулась занавеска. Это точно не сквозняк, скорее так бывает, когда кто-то выглядывает в окно и резко отстраняется от него, понимая, что разоблачил себя. Саша замерла и почувствовала разливающуюся по телу тревогу. Показаться ей не могло, а значит, кто-то проник в квартиру и теперь находился внутри. Девушка перебрала в голове все возможные варианты.
Нейтан – отметается. Он в США и вернётся в лучшем случае прямо под Новый год, а в худшем – в начале января.
Таня – может быть. Но они с Ильей хотели полететь в Ригу в конце декабря, разве нет?
Хозяин квартиры – нет. Он предупреждал о визитах и умел пользоваться выключателями.
Воры?
Саша поднялась и первым делом решила проверить, заперта ли входная дверь. Та оказалась открытой. Внутри, как и ожидалось, царила кромешная тьма, но гораздо сильнее пугала именно тишина. Девушка обернулась на соседнюю дверь: если что, придётся стучаться и просить о помощи.
– Таня? Это ты? – Саша шагнула в прихожую и замерла в испуге. На стене коридора появилось пятно слабого жёлтого света, который падал туда из открытой двери в её – Сашину – спальню. Девушка разулась и аккуратно двинулась к своей комнате. Осторожно заглянув в неё, она увидела наряженную живую ёлку в кадке, стоящую у окна. Источником света оказались намотанные на неё гирлянды в виде звёздочек. На краю кровати сидел Нейтан. Он явно что-то прятал за спиной, так как уже слышал, что Саша идёт к нему.
– Нейтан! – Саша с объятиями кинулась к другу и едва не повалила его на пол. – Я не ждала тебя раньше начала января!
– Я подумал, что ты не должна отмечать праздники одна, – смеялся он.
– У меня тут подарок для тебя… Я не успела упаковать его в коробку. Смотри! – Саша достала из бумажной сумки игрушку в виде темнокожего мальчугана и вложила в огромные ладони друга. Он долго рассматривал подарок, и ему казалось, что автор этой вещицы мастерил её, глядя на детское фото Джонсона. Он увидел в ней самого себя: смешного и нелепого, лицо его скрыто за пушистым шарфом, а чёрные кудряшки вьются из-под шапки.
– Его как будто делали на заказ, – улыбнулся он.
– Я думала, ты решил остаться в Штатах.
– Саш, пока ты не оправишься от случившегося, я тебя не оставлю! Даже не думай об этом! Тебе хоть становится легче?
– Да, с каждым днём, – Саша опять промолчала о своём сложном финансовом положении. – На всё смотрю иначе. Я ходила по краю пропасти, и вот справедливый итог. Моя вина в случившемся есть, однажды это должно было произойти. Надо думать, как жить дальше.
– Ты злишься на него до сих пор?
– Не думаю. В суде, как ты помнишь, он пытался что-то мне сказать, но я не была готова к разговору. Всё, чего мне тогда хотелось – чтобы эти люди просто исчезли, вся шайка. А потом я посмотрела со стороны на эту историю. И если бы я была на его месте, меня бы никто не смог переубедить, я бы тоже упрямо шла вперёд с обвинениями. Но раз уж момент для разговора упущен, так и быть, я всё забуду.
– У тебя получится, – Нейтан взял её руки в свои.
– Да, получится.
– Так, я совсем забыл, у меня тоже есть подарок для тебя! Но его ты откроешь позже, а пока пошли со мной!
– Куда? – Саша ещё не успела снять верхнюю одежду, а её снова потянули на улицу.
