Светлана Медофф
Зимовье зверей. Вегетарианская история
Овечки не увидели,
Как их собрат сбежал.
А Тузик – так тем более.
Он у плетня подпрыгивал,
Достать пытаясь Кошечку,
И лаял, и визжал.
Баран летел без устали
И лишь тогда опомнился,
Когда почти что врезался
В Гуся и Петуха.
«Ах, как я рад, ребятушки,
Что вы мне сразу встретились!
Бежал, как бе-безумный я
Подальше от греха».
«А что, погоня гонится? –
Петух захлопал крыльями,
Потом взлетел на дерево, —
Всё чисто. Кукарек».
«Меня в команду избранных
Берёте? Я хозяйственный! –
Баран изрёк, – нам следует
Подумать про ночлег».
Под ветками еловыми,
Густым плющом увитыми
(Сплелись они и свесились
Почти что до земли,
Образовав естественный
Шалаш, природой созданный,
Как будто по заказу им),
Они приют нашли.
Баран всё хорохорился:
«Вы спите, я за сторожа.
Я буду вам защитником,
В обиду вас не дам.
Рога, копыта острые
Сразят любого хищника.
Не зря мне овцы верили,
Дерусь я, как Ван Дамм».
И так бубнил до полночи.
Лишь небо зарумянилось,
Петух, прочистив горлышко,
Привычно завопил:
«Кука́реку, кука́реку,
Пою я – слышно за реку,
Спокойно спит компания,
Сплочённый коллектив».
Часть четвертая. Свинья
Что нет барана, бабушка
Лишь утром обнаружила.
Вечор вернулась затемно,
Когда уже весь скот
Лёг спать, и только Кошечка
Гуляет и охотится
На крыс, мышей прожорливых,
Что в погреб лезут. Вот —
Барана нет. В истерике
Старуха к Деду бросилась:
«Старик, проснись, ты вечером
Барана закрывал?
Он возвращался с пастбища?»
Дед – как не слышит. Пальцами
Она ему нос стиснула,
Но ртом он задышал.
Тогда она из ковшика
Воды студёной вылила
Да прямо на головушку.
Дед сразу же вскочил
И крикнул: «Да ты сбрендила!
Сама до ночи шоркалась,
Барана проворонила.
Чёрт, майку намочил!»
И тут же чёртик маленький
Из-за подушки вынырнул,
Дед крикнул: «Сгинь, нечистая!»
Решила баба – ей.
«Кто, это я нечистая?» —
И по лбу деда ковшиком!
С кровати Кошка спрыгнула,
В окошко и – к Свинье:
«Ты в курсе, что тут деется,
Мясопродукт изнеженный?
Удрала в лес вся братия.
Мясник сейчас придёт».
«И что?» – Хавронья хрюкнула.
«Тебя зарежут к празднику.
Сбежишь или останешься?
Пришёл и твой черёд».
«А как бежать? Поймают же!»
«Ой, все вы мягкотелые!»
«Но ведь ворота заперты», —
Хавронью била дрожь.
«Да нет, старуха в панике
Все двери настежь бросила.
Пока они там ссорятся,
Спокойно удерёшь».
Мясник (Толстой по прозвищу)
Пил чай с коврижкой маковой.
«Что ж так глаза слипаются?
Наверно, переел.
В глазах темнеет, мамочка.
Видать, опять давление,
Сегодня не работаю.
Лежу. Я заболел».
Но это просто облако
К селу подкралось серое,
Тягучим воздух сделался –
Аж тягостно дышать.
Как одеяло ватное,
Накрыла туча озеро,
Поля, дома и головы —
Всем захотелось спать.
А из окна чердачного
На мир смотрела Кошечка:
Как разом пыль дорожную
Дождь пригвоздил к земле,
И по ручьям, по лужицам
В конце безлюдной улицы
Свинья трусила, брызгая
Грязюкой по спине.
А бабка с дедкой ссорились
И ничего не видели,
Словами нехорошими
Безжалостно топча
Друг друга. Дед не выдержал,
Достал бутылку мутного,
Схватил краюшку хлебушка
И в хлев к свинье помчал.
«Вот где мне понимание,
А там сплошная ненависть,
Гангрена, а не женщина», –
Сказал он в пустоту.
Бутыль, качнувшись, выронил
И стал сползать по стеночке:
«Лоханка, вилы, щёточка –
Нет, всё на месте тут,
А где ж моя Хаврошечка?
Где, где моя красавица?»
Потом из хлева выглянул:
«Мааать!» – завопил в окно.
«Стаканчик, – Баба вылезла, –
Я не подам, проваливай!
Ты не парализованный.
Ой, бел, как полотно!» –
Закончила испуганно.
«Моя подруга верная, –
Дед прошептал потерянно, –
Ты где, любовь моя?»
«Я здесь, лежи, не двигайся, –
Ему жена ответила, –
Я сбегаю за доктором.
А где наша свинья?»
«Вот именно, что нетути,
Свели, украли нелюди, –
Дед выл, как по покойнику, –
Дождь все следы замыл».
«Пойдём-ка в дом, мой бедненький,
Приляжешь, успокоишься,
А я к Толстому сбегаю,
Чтоб он не приходил».
«Опять? Я, значит, при смерти,
Ты – к этому охальнику,
К убийце окаянному
Уходишь от меня.
И так всю жизнь! – актёрствовал
Старик по Станиславскому, –
А если кто любил меня,
Так разве что свинья».
А дедова любимица,
С дороги вся чумазая,
Лужайку заприметила
С высокою травой,
Туда-сюда побегала
И снова стала розовой,
Как будто в бане вымылась.
«Эх, где мой чан с ботвой», –
Вздохнула и накинулась
На россыпь диких яблочек.
Наевшись, тут же бухнулась
И, прежде чем уснуть,
Подумала: «Фантастика!
Сама себе не верю я!
Сменять жильё с удобствами
На дикую тайгу!
Да что со мной? Безумие?
Чума, желтуха, бешенство?
Игру на выживание
В кошмарном сне смотрю?
Проснусь – и всё по-прежнему:
Хлеб, самогон и дедушка,
С которым мы приветствуем
Вечернюю зарю».
Без задних ног храпящую
На травке свежевымытой
По звуку обнаружили
Свинью Баран и Гусь.
И, почесав о яблоню
Рога свои роскошные,
Баран проблеял: «Вечером
Здесь будет Бык, клянусь!»
